Орден Белобога

напросился с нами в дорогу. Но я думаю, что…

Она осеклась, увидев, как Баюн, важно распушив хвост, поклонился еще раз главному волхву и

направился к Ладе и ее друзьям.

– Быть того не может, – прошептала девушка, испытывая одновременно и замешательство и

радость. – Ведагор разрешил ему остаться?

– Это будет замена нашему коловерши? – с опаской глядя на волшебное создание, спросила Зима.

– Не опасно ли это…

– Приветствую вас, друзья Ладушки, – пропел Баюн, подходя к ним и заглядывая каждому в

глаза.

Кот держался по-хозяйски, хоть и пытался старательно изображать скромность.

– Главный волхв дал мне позволение остаться и украсить вашу жизнь в этом дремучем лесу.

Ответом ему было молчание. Ребята с растерянностью и опаской глядели на пушистого духа.

Лада вдруг поняла, что им всем должно быть еще тяжелее было здесь – вдали от дома да с

лесом, наводненным существами Нави. И тут она со своим опасным даром…

– Баюн, – осторожно заметила Лада, – я рада, и друзья мои рады тебе, но ведь ты не будешь… Не

будешь слишком сильно колдовать?

Кот муркнул, наклонил голову и встопорщил усы. Не глядя на Ладу, оценивающе окинул

взглядом остальных. Скромности, пусть и напускной, в его поведении заметно убавилось.

– Я постараюсь, – проговорил он, – но разве можно удержать такую колдовскую силу?..

С этими словами он отправился осматривать деревню, оставив ребят удивленно смотреть себе

вслед.

– Кажется, с ним будет еще веселее, чем с коловерши, – тихо заметил Световид.

***

Дни потекли гораздо веселее после Ладиного возвращения в школу. Ей было так хорошо оттого, что рядом друзья и Лесьяр, что она чуть реже грустила о разлуке с Нерославом и Властой. Хоть

она и опасалась, что знакомые места будут напоминать ей о них. Поначалу так и было: горло

каждый раз словно перехватывала невидимая рука, как только девушка видела что-то, что

напоминало о ребятах. Вот здесь, у костра, Нерослав играл на жалейке. Вот там, за избой, их

застал Зорян, а здесь, перед самым лесом, Власта облегчила Ладину боль от раскрытых врат

Нави…

Но постепенно, незаметно, эти места наполнялись для Лады новыми воспоминаниями, и боль

становилась не такой острой. Да и надо сказать, что грустить было особо некогда: волхвов по-прежнему было мало, и учеников нагружали не только уроками, но и помощью в подготовке к

ним. Лада поняла, что многое забылось, хоть она и поднаторела за этот месяц в искусстве

смешивания трав да настоек – Годислав чаще хвалил ее и чаще обращался за помощью. А вот

искусство чертога Макоши по-прежнему не давалось ей – что отмечал Збигень, который теперь

взялся вести оба чертога. Правда, с Навью теперь проходили почти все уроки, так как волхвы

опасались, что рано или поздно чернобожники начнут открытую войну, и хотели подготовить

своих молодых преемников как можно лучше.

Ганна, морщась и откровенно страдая от приземленности таких уроков, показывала, как можно

попросить помощи у Нави, чтоб предсказания были точнее. Она постоянно повторяла, что это

низко и не достойно великого чертога Семаргла, но ее мало кто слушал. Лада заметила, что

после той роковой ночи, ученики потеплели и стали больше ценить волхва-провидицу. В конце

концов, она тогда спасла многих, и если б не ее собранность и мастерство, пострадало бы

гораздо больше ребят. На слова ведуньи теперь мало кто обижался, да и она сама стала

спокойней.

Баюн прижился очень быстро, хоть многие ученики и испугались поначалу – у каждого в

закромах была история о том, как волшебный кот завел дальнего родственника в топи, да и

погубил там своими волшебными сказками-колыбельными… Да и Лада оказалась права —

соседство с духами Нави, которые словно кольцом окружали лес, наложило свой отпечаток почти

на всех. Однако Баюн вел себя примерно: никого не околдовывал, рассказывал ученикам по

вечерам у костра страшные истории и был так вежлив по сравнению со сгинувшим коловерши, что вскоре чаша весов перевесила в его пользу. Лада выдохнула – ведь, несмотря на то, что

коту было дано разрешение Ведагора, она все равно чувствовала себя в ответе за него. Но

ребята и правда быстро привязались к Баюну, а тот – хоть и выказывал дружеское

расположение почти ко всем – особо выделял Ладу, которую так и считал своей не то хозяйкой,

не то подругой. Чаще всего он спал у нее в избе, изредка выходя ночами на охоту. Лада

догадывалась, что Ведагор все же оставил кота на каких-то условиях, потому что иногда видела

их беседующими вдвоем. Впрочем, возможно дело было не в этом, ведь девушке и самой

нравилось разговаривать с котом. Баюн был хитер, мудр и каким-то неведомым способом мог

успокоить Ладу. Она знала, что доверять созданию Нави – плохая затея, о чем ей постоянно

напоминала Бажена, но поделать ничего не могла, или не хотела. Быть может, действовало

колдовство Баюна, а может, Ладе он просто нравился, но после бесед с ним ей часто

становилось легче.

Лесьяр остался в школе – Лада знала, что они с Ведагором должны были отправиться в посад, где ожидалась встреча Совета чертогов. Все мало-мальски важные волхвы из чертогов, а также

те, кого негласно считали главными в каждом из чертогов, должны были съехаться в посад, чтоб

решить, что делать дальше. Колдуны молчали об этом, но ребята догадывались, что там же

должен появиться и Гордиян.

– Но как он это сделает? – в который раз спрашивала Бажена. – Просто заявится и все?

– А почему нет? – отвечала ей Зима. – Он ничего страшного не сделал…

– Ты, верно, шутишь??

– Ну это нам было страшно, и да, было несколько человек, которых использовали, как источники

сил, но за это ему полагается легкое наказание, – пожимала плечами Зима. – Наплетет с три

короба, что, мол, сами согласились. Благо у него припевал хватает, чтоб подтвердить эту ложь.

Но по сути, он не делал ничего запрещенного. Жертвоприношения используют многие, а уж для

чернобожников это святое дело. Возрождать чертог тоже вроде не запрещено.

– Но все же понимают, что это ужасно, что нужно это прекратить, – горячилась Бажена.

– Вопрос – прекратят ли, – качала головой в ответ спокойная Зима, – ты не думаешь, что кто-то

может и поддержать Гордияна? Не всех ведь устраивает то положение, что сейчас в мире

колдунов царит.

Бажена покраснела, и пока она не разразилась гневной речью, Лада быстро вставила:

– Я думаю, ему хватит наглости явиться, но он далеко не дурак, и соломки наверняка подстелил.

А это значит, он сильнее, чем прежде и заручился хоть какой-то поддержкой…

Они часто обсуждали это – настолько часто, что вскоре Лада стала уставать от этих разговоров.

Толку от них было мало, а настроение портилось на весь день. Она стала ловить себя на том, что

избегает общества даже близких друзей. Иногда было чувство, что и кругом все могут говорить

только об этом – она слышала обрывки разговоров учеников и волхвов. Да и на занятиях

учителя все чаще предостерегали, пугали, призывали осторожничать.

Ладе больше нравилось колдовать, а не говорить – она посвящала этому почти все время. Она

училась так жадно, словно это были ее последние месяцы в школе. Девушка заучивала агмы

Ганны, помогала Годиславу, изо всех сил старалась постичь науку стихийников, а еще постоянно

просила друзей соединять силу. Как ни странно, на ее призыв чаще отзывался Ворон – хотя

именно его Лада не призывала. Она старалась поменьше встречаться с парнем, коль уж

выдалась такая возможность. Ей казалось, что он тоже подустал от ее компании, и наверняка его

задание от Ведагора в школе не имело силы, но он иногда оказывался рядом. И тогда предлагал

ей поколдовать сообща. Поначалу она отвергала его предложения, но когда ни Зима, ни Бажена, ни Световид не выказали особого рвения (им хватало тех заданий, что давали волхвы), вынуждена была иногда соглашаться. Ворон чем-то напоминал Зоряна – он также бесцеремонно

мог захватить главенство и повести Ладин внутренний взор, куда ему надо. Но при этом он

всегда осторожничал, и у Лады то и дело в голове всплывали его слова о ее дикости…

Она хотела поговорить с кем-то из волхвов о том, что тогда случилось в избе, когда она

ощущала силу на кончиках пальцев. Ей хотелось честного взгляда со стороны. Но никак не могла

решиться. А еще решить с кем. Ведагор был страшно занят – так, что порой Лесьяр подменял

его на занятиях. С дедушкой Лада говорить не хотела – он бы сказал, что она устала, вышла из

себя. С Ганной тоже было странно откровенничать, а вот Годислав или Збигень отлично подошли

бы на роль советчиков. Она, конечно, пробовала обсудить это с друзьями, но Световид

рассеянно пожимал плечами, а Бажена с Зимой говорили, что всему виной была ее усталость и

печаль. Однако Лада раньше никогда не слышала, чтоб люди в печали творили такие вещи —

только что стихийники могли бы разнести все в пух и прах.

Она даже думала поговорить с Огнеславой которая, видимо, не очень обрадовалась

возвращению девушки. Она, конечно, поприветствовала ее, вежливо спросила, как дела и как

себя чувствует Лесьяр, подивилась коту, рассказала, что ее сила не восстановилась полностью, но ей это не мешает, но… Подругами они точно не были, и Лада чувствовала это в каждом

взгляде стихийницы, обращенном к ней. Последней каплей стали слова Огнеславы, случайно

подслушанные Ладой.

Как-то раз в школе был банный день, а после ребята любили собираться в избах, петь песни, болтать и гадать. На поляне снаружи не оставалось ни души – всем хотелось сохранить тепло

бани надолго. Зато в избах было шумно и весело до ночи. И вот как-то раз Лада, склонившись

над гаданием – они с Зимой и Световидом гадали на самодельных рунах – краем уха услышала

свое имя. Они втроем сидели на полу – все лавки были заняты, но Лада использовала заклятие, дающее тепло, и холодно ребятам не было. Зима и провидец то и дело отвлекались на разговор

друг с другом, и потому вряд ли прислушивались к болтовне вокруг. Лада обернулась, но

говорившего не увидела, однако голос узнала.

– Не понимаю, отчего ты ее не жалуешь, – весело проговорил Звяга.

Бажена рассказала, что Звяга и Огнеслава очень уж подружились за это время, и Лада была

уверена, что сейчас услышит голос стихийницы. Так и вышло.

– Лада не так проста, как тебе кажется, – с улыбкой в голосе сказала девушка.

Лада вытянула шею и позади ребят, гурьбой сидевших за столом, увидала огненно-рыжие пряди.

Ну точно Огнеслава.

– Колдунья как колдунья, – отмахнулся Звяга, – а как помогала нам тогда с дозорами, прежде чем

уехать! Да и тебя выхаживала, забыла что ли?

– Ну меня, положим, не только она выхаживала, – резко ответила стихийница, улыбки в ее голосе

больше не было, – другие тоже много помогали.

– Да только ты при виде них так не морщишь свой милый носик, – проговорил парень и хохотнул.

На мгновение воцарилась тишина, и Лада вернулась к рунам. Настроение чуть испортилось, но с

другой стороны – она не была удивлена… Зима со Светом тихонько смеялись, склонив головы

друг к другу. Лада печально улыбнулась – она была рада за их нежную дружбу, но это попадало

в ее собственную боль.

– Ворон, кстати, о ней без умолку болтает после возвращения, – Лада вновь различила голос

Звяги.

Затем последовал смешок Огнеславы:

– Тогда я могу лишь пожалеть его! Лада та еще недотрога. Бедный Ворон.

Дальше Лада слушать не стала, ей вдруг сделалось ужасно противно, словно она увидела

червяка или клубок змей. Она сказала Зиме, что ей надо на воздух, и действительно вышла в

сени. Плотно закрыв за собой дверь – негоже морозить других – она привалилась спиной к

стене.

Обида жаркой волной затопила душу. Было ясно, что Огнеслава сердится из-за чернобожника —

когда-то он был ей мил. Но Лада-то в чем виновата… Последняя надежда на то, что она может

обратиться к стихийнице за помощью, растворилась как дым. Даже видеть сейчас Огнеславу ей

не хотелось, тем паче разговаривать с ней.

Позже, когда все разошлись по избам, и рядом с Ладой сладко заснул Баюн, она шепотом

пересказала эту беседу Бажене. Та внимательно выслушала подругу, но отвечать не торопилась.

И Ладе вдруг стало ужасно грустно. Еще не услышав ответа Бажены, она предвидела его.

Подруга вздохнула и проговорила:

– Верно, тебе ужасно неприятно, Лада, и некрасиво за спиной болтать, только…

– Только что? – Лада в темноте села на лавке и развернулась к подруге.

Кот беспокойно заерзал, но не проснулся. Соседки девушек тоже потихоньку перешептывались, и

в избе не было полной тишины.

– Ну отчасти можно понять и Огнеславу. Ты права, я полагаю, в том, что, она всегда ревновала

Нерослава к тебе. В ней говорит обида. К тому же, ты и правда немного, немного…

Лада не верила своим ушам и, не дав Бажене договорить, жарко зашептала:.

– Ты всерьез? Ты на ее стороне?

– Нет, что ты, – испугалась Бажена, тоже садясь на лавку, – я просто хочу сказать, что ничего

совсем страшного она не сказала, да и двигала ей обида. Да, поступила глупо, но вообще

Огнеслава не злая, ты же знаешь это сама. Помнишь, как она учила нас? И как ей досталось той

ночью? Да и этот месяц ничего дурного мы от нее не видели.

– Верно, ведь все дурное она приберегла для меня, – резко проговорила Лада, обиженно глядя на

подругу. – Я всегда знала, что она не любила меня, еще с первого дня, когда обвинила в том, что

я жульничаю. Не понимаю только, почему ты не хочешь меня поддержать. Что до моей…

недоступности, разве я когда-то была холодна с тобой? Или с Зимой? Да даже с Огнеславой я

была мила! Уж прости, что сразу верить чернобожнику, слушая каждый день своей жизни до

этого, что они зло во плоти, я не смогла.

Голос Лады стал громче шепота, и тихие разговоры в избе разом прекратились. Бажена

испуганно смотрела на нее в темноте, не в силах вымолвить ни слова. Раньше они ни разу не

ругались, и Лада тоже не знала, что еще сказать. Она медленно выдохнула и буркнула:

– Ладно. Давай не будем спорить. Спать пора. Завтра в лес идти. Доброй ночи.

Не дожидаясь ответа от подруги, страшась, что та продолжит спорить (хоть это и не было

похоже на Бажену), она отвернулась от нее, укрылась и закрыла глаза. Пытаясь уснуть, Лада

поглаживала шерстку кота и злилась на себя – вот ведь мелочь какая, почему они ухитрились

поссориться?.. Только склок с друзьями сейчас не хватает.

***

За деревьями мелькнул рыжий пушистый хвост, и Нерослав печально улыбнулся воспоминанию.

Такой же заснеженный лес, такой же рыжий плут и Лада… В груди кольнуло, но тут же

отпустило. Юноша мельком взглянул на дядю, и постарался принять спокойный и равнодушный

вид. Привычку прятать свои мысли за маской Гордиян воспитал в нем твердо.

Но Гордиян смотрел вперед, и сам явно о чем-то думал. Нерослав без нужды не говорил с дядей, но и расслабляться было нельзя – юноша знал, чем это чревато. А еще знал дядину привычку

огорошить именно в тот миг, когда ты от него ничего дурного и не ждешь.

Они ехали без магии всего ничего, и, как догадывался Нерослав, должны были скоро прибыть на

место. Однако вот, что именно дядя задумал для него, Нерослав не знал. И от этого тревога

снедала его – он страшился того самого, о чем они говорили с Властой. Чтоб немного отвлечь

себя, юноша достал травник – книгу с рецептами зелий – и принялся не спеша читать. Конем он

не правил – по крайне мере, не с помощью поводьев. Вновь мельком подумав о Ладе, он

попытался сосредоточиться на рецептах.

Дядя, оглянувшись, насмешливо произнес:

– С каких времён ты зелейником сделался? Доложили мне, что ты снытью увлекся. Что ж летом

будет? Всю округу без травинки оставишь?

– Так ее в округе и без меня не много, – пожал плечами Нерослав, – а Златославу передай, что за

мной можно уж не доглядывать. Пусть делами занимается, у него вон – целый терем

чернобожников, а Навь открыть толком никто не может.

Юноша чувствовал, что отдохнул, и потому отвечал спокойно. Он знал, что Гордияну нравится

его дерзость, и дядя не рассердится. Главное – меру знать. А Нерослав знал её лучше всех.

Только вот в последнее время из-за постоянной усталости он жил словно сквозь пелену тумана, и чаще отмалчивался на подобные уколы. Сегодня же, пусть и на словах, ему захотелось

ответить.

Гордиян хохотнул и поощрительно кивнул:

– Непременно передам ему.

Дальше ехали молча. Нерослав не беспокоился о вопросах дяди. Если не мельтешить и не

оправдываться, он дознаваться не станет. Мало ли что там племянник придумывает – Нерослав

всегда любил зелья. А еще знал, что если уж Гордиян в чем его заподозрит, скрыть что-либо

будет сложно. Потому переживать он лишний раз не переживал. Они с Властой укрыли комнату

как могли, вряд ли Гордиян знал наверняка про то, что племянник устраивал там склад зелий да

заклятий против чернобожников.

Когда до гор оставалось всего ничего, Гордиян увел их с прямой дороги в лес. Спешился, знаком

велел племяннику сделать то же самое и обронил:

– Мы приехали. Тут неподалеку небольшое село колдунов. Большей частью провидцы, но есть и

стихийники и зелейники. Они не выезжают отсюда, и к себе мало кого пускают.

– Хочешь их перетянуть? – Сразу же догадался Нерослав.

Только так он мог объяснить весь тот длинный путь, который они проделали. Кроме того, раз

дядя поехал сам, значит и колдуны сильные. Иначе бы послал кого-то другого.

– Хочу. Только с ними хитрость нужна. Из-за того, что они отшельниками живут, они немного

диковаты. И в знаки верят.

– Как же знак им подать? – спросил Нерослав, догадываясь, куда клонит дядя.

И не ошибся.

– Знак не нужен. Сплети морок.

Нерослав покачал головой:

– Колдуны морок различат. Какой в этом толк?

– Так вот постарайся создать такой, чтоб не различили, – равнодушно проговорил Гордиян, пожимая плечами.

Нерослав ругнулся про себя. Такой морок потребует сил почти в два раза больше, а это явно не

последнее испытание на сегодня… В пути Гордиян был настолько любезен, что сам занялся

колдовством, благодаря которому они покрыли большую часть пути в несколько раз быстрее. Да

и странно было ехать в такую даль ради одного знака. Не таким колдуном был дядя, чтоб на

самотек пускать, он точно захочет убедиться, что колдуны примкнут к чертогу.

Все это настораживало – что же еще он приготовил для племянника?

Юноша посмотрел на солнце, которое слепило глаза, отражаясь в мириадах снежинок и лениво

уползая за горы. Гордиян все рассчитал – страхи всегда просыпаются вместе с темнотой… И

времени для колдовства как раз достаточно. Глянув на закатное светило напоследок, Нерослав

расчистил бревно, лежащее неподалеку от лошадей, подложил попону и уселся, устраиваясь

поудобнее – работа предстояла долгая.

Пока он молча колдовал, мысли его мельтешили, толкались в голове. Морок – не самое страшное, что можно придумать, Гордиян мог выдумать, что похуже. Да, Нерослав не хотел вредить никому

– уж тем более, приводить чародеев в чертог дяди. И тем более – силой и запугиванием. Но он

знал, что Гордиян не сможет оценить, насколько страшен кошмар, а значит Нерослав может

сделать его мягче. А если откажется – ему и самому несдобровать, и Гордиян сплетет что-то

настолько жуткое, что некому будет пополнять чертог… Эту дядину черту он выучил наизусть.

Когда юноша был еще ребенком, но уже перестал бояться наказаний, Нави и нечисти, это было

излюбленным средством – сделать плохо другому. Или причинить боль Власте. Гордиян всегда

давал выбор, но если Нерослав отказывался делать зло, а сестры под рукой не было, дядя

исполнял задание племянника за него, но делал это до того страшно, что Нерослав выучил: лучше он сделает все, что скажет Гордиян, но зато сможет хоть как-то смягчить колдовство.

Вот и сейчас он приготовил первый слой морока – самую его суть. Она была страшна, но не

слишком. Нерослав – благодаря Световиду – знал одного древнего предсказателя, и попытался

сделать так, чтоб в мороке он говорил с чародеями, призывая тех обратиться к Чернобогу.

Приятного мало, но и жути не так много.

Дальше следовал слой страха, боли, и тьмы – это был фон для кошмара. Здесь Нерослав сильно

не старался, все равно темнота после заката скроет детали. А вот над третьим, последним слоем, он работал больше всего. Нужно было скрыть от чародеев, что это морок. Это было очень

непросто, требовало много сил и тонкой работы. Нерослав был хорошим учеником, но такое

колдовство он создавал лишь раз, и тогда надо было обмануть нескольких чародеев, а не целое

село…

Солнце давно село, Гордиян создал несколько светящихся шаров и искоса наблюдал за

племянником. Наконец Нерослав – бледный, продрогший – поднялся. Затекли руки, ныла спина.

Он взял собственные нити судьбы, и это тоже подточило силы.

– Готово, – устало выдохнул он.

Он поймал себя на мысли, что был бы доволен своей работой и мастерством, если б не страшная

суть колдовства…

– Вижу, – кивнул дядя, внимательно оглядывая чары. – Все же ты тратишь свои силы зря, Нерослав. Только посмотри, какие у тебя невероятные способности. Только представь, что мы с

тобой сможем с ними сотворить…

Гордиян смотрел на племянника со странным выражением. Нерославу почудилась в дядином

взоре грусть. Но он слишком устал и хотел побыстрее отделаться от морока, который продолжал

высасывать силы. Конечно, некоторое время после он еще потянет соки из молодого

чернобожника, но чем быстрей он отправит его в деревню, тем быстрее кошмар закончится, и

освободит Нерослава. Поэтому он не стал отвечать Гордияну и проговорил:

– Я подойду поближе.

И не дожидаясь ответа, пошел по направлению к деревне. Осторожно направив морок на село

колдунов, юноша, не глядя, что из всего этого выйдет, развернулся и пошел обратно к дяде. Он

хотел только сесть, только отдохнуть немного от колдовства и чар. Сейчас он ненавидел

ведьмовство, Гордияна и себя заодно – верный признак усталости. Но стоило ему тяжело

опуститься на бревно, как Гордиян мягко произнес:

– Это не единственное твоё задание.

Нерослав вздохнул и поднял взгляд – ни следа грусти на лице Гордияна не осталось. Только

ледяное спокойствие и уверенность, что юноша не ослушается. А еще блеск в глазах, которого

Нерослав всегда страшился. Было в нем что-то жуткое, что-то дикое – так злодеям нравится

мучить и причинять боль жертве… Нерославу стало не по себе. Что он придумал?

– Подними старое кладбище. К северу от села есть деревенька с обычными жителями.

– Зачем? – вырвалось у Нерослава.

– Так нужно, – пожал плечами Гордиян, – чем больше страха, тем лучше. Людям нужно думать, что им не хватает заклинателей Нави. Меньше слов, Нерослав, я все продумал. Поторапливайся, ведь морок скоро начнет действовать.

Юноша молча смотрел на свои руки, оглушенный, растерянный. Поднять кладбище. Если забыть, что это потребует много сил, и придется просить подмоги у Нави, упыри – это смерть. А уберечь

жителей он не сможет. А если попытается, дядя позаботится о том, чтоб жертвы были… Ему

казалось, что его загнали в тупик. Думать не получалось, казалось, выхода нет. Он подрагивал

то ли от холода, то ли от отчаяния. В попытке согреться, засунул руки в карманы и нащупал

какой-то мешочек. Что это? Вроде все его травы в суме… И вдруг его осенило: жар-цвет! Тот, что

дала ему Лада на прощание. При воспоминании о девушке стало чуть легче дышать. Неясная

мысль промелькнула в голове, но он не смог ее поймать. Нужно время.

– Мне нужен отдых, хотя бы несколько мгновений, – хрипло произнес он и добавил, пытаясь

сделать голос покорным:

– А затем я все исполню…

Гордиян глянул на племянника, но спорить не стал. Равнодушно пожал плечами, и принялся

расчищать место, чтоб отдохнуть перед дорогой.

***

Морок действовал. Это Нерослав понял точно: сказывалась его связь с собственным

чародейством. Словно легкая щекотка и малоприятное чувство, будто утекают силы из

невидимой раны… А потом он услышал крики. Отдаленные, нечеткие, смазанные ветром и