Прыжок в неизвестность

Вовка сидел за одной партой с Осей. Приходя в класс, он имел привычку говорить: «Ку-ку». Однажды Осю осенило: «Ребята, это же не Вовка, это Кука!»

У Оси с Вовкой были очень добрые отношения, но чрезмерная аккуратность Вовки немного забавляла Осю. На одной из перемен ребята, собравшись в кружок, начали в шутку рассуждать, кто кем будет.

– Я знаю, кем станет Кука, – всем стало ясно, что Ося сейчас что-то учудит.

– Что ты, Фая, еще придумал? – смеясь, спросил Вовка.

– Вы же знаете, что Кука любит порядок. Так вот, он станет дворником, будет ходить все время с метлой и с бляхой на груди.

Как-то раз Гарик принес в школу что-то, похожее на гранату. Ося, вся жизнь которого прошла в военных гарнизонах, сразу определил, что это был взрывпакет. Он предупредил Гарика, что это не страшно, ничего, кроме грохота, не произойдет, но все равно надо быть осторожным. Куда там! Не успел он это сказать, как полыхнуло пламя и так грохнуло, что друзья мгновенно очутились на последнем этаже школы в мужском туалете, надеясь там спрятаться. Однако Мефодий, учитель химии, их нашел и привел к директору. Наказание было суровое – исключить из школы на три дня, а прежде чем вернуться, подстричься налысо.

Эти три дня, проведенные дома, Ося запомнил надолго. Он всегда очень внимательно слушал папу, хотя далеко не всегда выполнял его наставления. Сейчас он с волнением ждал реакции папы на этот случай.

– Я тебе удивляюсь, Ося, – свой разговор папа, как всегда, начал очень спокойно. – Для нас с мамой не секрет, что ты – этакий сорвиголова, всегда что-то придумаешь, но зачем вам нужен был этот взрывпакет, а тем более приносить его в школу?

– Папа, я о нем узнал только в конце уроков, когда Гарик показал его мне.

– Чего же сразу не остановил Гарика? Ты же очень хорошо знаешь условия обращения с такими предметами.

– Да в том-то и дело, что я показал Гарику, как им пользоваться, и мы хотели взорвать его во дворе школы, когда уже там никого не будет. Что дальше произошло, ни Гарик, ни я не поняли. От взрыва он ожег себе руку да так растерялся, что даже сам не понял, что сделал.

– Ося, в жизни всякое может происходить. Иногда довольно легко можно понять, чем восхищаться, а что ненавидеть. В том, что у вас с Гариком произошло, не было ничего сложного. Вам изначально было все понятно, но вы пренебрегли элементарной безопасностью. Не сомневаюсь, что и ему, и тебе это будет хорошим уроком.

– Конечно, папа, – Ося подумал, что на этом разговор закончился, но папа продолжал.

– Гораздо сложнее, когда что-то непонятно. Очень часто крайне сложно распределять такие явления по полочкам, или как бы их фильтровать через условное сито. Ну, например, как фильтруют крупицы золота. Помнишь, как у Джека Лондона?

– Да, я помню, как они в Клондайке это делали, – оживился Ося.

– Породу иной раз фильтровать гораздо легче, чем какие-то события или явления – настойчиво продолжал довольный папа, видя, что Осю он уже увлек. – Здесь голова нужна, знать много надо.

– Конечно, папа, я это понимаю и хотел бы разбираться во всей технике так же, как ты.

– Сынок, жизнь так устроена, что тебе, чтобы добиться чего-то, надо будет знать гораздо больше, чем другим. К тебе всегда будут повышенные требования.

Ося привык доверять словам папы. Поверил и на этот раз, но никак не мог понять, почему к нему должны быть более строгие требования. Задумался, но не спросил.

Ограничение свободы каждому человеку дается нелегко. Ося не исключение, он еле мог дождаться окончания своего заточения. Еще долго вся школа говорила об этих двух лысых «подрывниках».

Учителем труда был Степан Артамонович. Этот простой пятидесятилетний рабочий, имеющий опыт руководства бригадами, но не имеющий не только какого-либо специального образования, но даже аттестата о среднем образовании, сделал для школы много полезного. Так, летом с его помощью была оборудована механическая мастерская с двумя токарными станками, одним фрезерным, одним сверлильным, точилом и столярным участком. С началом учебного года на уроках труда ребята сами достраивали это помещение непосредственно для себя.

Между ними и Степаном Артамоновичем сложились добрые отношения, а свое участие в завершении строительства такой прекрасной мастерской притягивало их к нему как магнит. Более того, Степан Артамонович стал для них своим парнем. Сам он немного картавил, вместо буквы «ф» говорил «хф», всех называл по кличкам, а для ребят был просто Артамоном.

Задачу, что кому делать, он ставил очень просто.

– Ты, Хфая, будешь хфаски точить, – это было задание для Оси.

– Кука, – теперь очередь дошла до Вовки, – возьмешь втулки от Хфаи, просверлишь отверстие, но сначала его надо будет разметить.

– Хфаткул, заберешь у Куки втулки и расхфрезеруешь его отверстие.

Ленька Фаткулин получил эскиз и специальную фрезу.

В Киеве активно строился новый микрорайон Чоколовка, и в один из дней к школе подали автобус – вместо работы в мастерской Степан Артамонович повез 8-й класс на Чоколовку убирать мусор у одной из новостроек. Дорога проходила вдоль тыльной стороны железнодорожного вокзала. Чего там только не было! Среди старых, давно заброшенных паровозов стояли действующие, пыхтящие паром. Масса непонятно каких построек, целые ряды угольных терриконов. Аккуратность этих терриконов невольно бросалась в глаза. Это были черные пирамиды с прямоугольными основаниями и усеченными вершинами, ребра и линии вершин которых были выложены углем, окрашенным в белый цвет.

– Видите белый уголь, – Степан Артамонович указал на терриконы, – это чтобы никто ничего не украл.

– Тебе, Артамон, лишь бы что-то украсть, – тут же парировал его Ленька под общий хохот и ребят, и самого Артамона. Он никогда на ребят не обижался

В сентябре 1960 года начался последний учебный год, с завершением которого должен был окончиться период 10-летнего школьного образования. Согласно установленному порядку каждый класс один раз в месяц должен был выпускать стенгазету. Поскольку Ося и его ребята были уже самые старшие в школе, то первый выпуск стенгазеты поручили им. По традиции в этих газетах не было ничего интересного, и никому, кроме руководства школы, они не были нужны. Раз поручили, то надо было выполнять, но никому не хотелось этим заниматься. Тогда Ося предложил свою идею.

– Газету назовем «Сопли и вопли» и начнем с того, что Кука на метле, как на ракете, взлетит над Землей и будет не только наблюдать за порядком, но и управлять им.

Идея всем понравилась, создали редколлегию, которая стала оставаться после уроков и втайне от учителей готовить газету.

4 октября рано утром Ося и Алик пришли в школу, когда там еще никого не было, и вывесили газету. На всех переменах к газете невозможно было подойти из-за неисчислимой толпы желающих ее прочесть. Сюда пробивались даже ученики младших классов, которых из-за их малого роста старшие пропускали вперед. Это был колоссальный успех, а газета стала символом 10-го класса.

Однако была и другая реакция. Завуч школы Иван Григорьевич, придя в класс, ошарашил всех.

– Что ж это получается? Сегодня весь мир отмечает третью годовщину запуска советскими учеными первого искусственного спутника Земли, а вы так издеваетесь над этим.

Ребятам стало нехорошо. Ничего себе как он повернул. Никто об этом даже не думал, но факт оставался фактом – произошло реальное совпадение. Все ожидали каких-то последствий, но, к счастью, на этом все закончилось.

Этой же осенью семья Оси въехала в новую кооперативную квартиру на Госпитальной улице, а если точнее, то в Госпитальном переулке. Дом стоял на самой вершине Черепановой горы, восточная часть которой была срезана, обеспечивая плавный подъем строящемуся Печерскому бульвару. Совсем рядом, в конце Госпитальной улицы, находился старый военный госпиталь, построенный еще в XVIII веке, стиль которого соответствовал той эпохе. С другой, западной стороны дома были видны трибуны стадиона им. Хрущева и даже часть футбольного поля.

Все это время мама Оси не могла нарадоваться собственной квартире. До этого у них своего жилья никогда не было. Двенадцать лет они мотались по военным гарнизонам Сибири и Дальнего Востока, а вернувшись в Киев, прожили два года в ожидании этого счастливого момента. Цветы, которые всегда украшали дом, стали как бы символом их уюта.

Комфортность домашней атмосферы Ося ощущал всю свою жизнь. Он знал, что для решения любой проблемы всегда сможет получить дома хороший совет. Родители были для него и опорой, и защитой, и их радовало, что Ося всегда находил какие-то нестандартные решения. Правда, они немного беспокоились, чтобы эти решения не переходили невидимые границы, хорошо понятные и известные им, но о которых Ося мог и не знать.

Завершались последние месяцы учебы в школе, и дома неоднократно обсуждалось, что делать. Выбора было два: либо поступить в институт и продолжать учебу, либо угроза армии на 3 года.

Весна 1961 года уверенно вступала в свои права. В марте снега уже практически не было, и долгожданное тепло не только грело землю, но и поднимало настроение. В апреле дожди почти прекратились, и грязь, размытая мартовскими водами на строящемся Печерском бульваре, полностью засохла. Город радостно встречал весну свежей зеленью садов, парков и свечками каштанов Крещатика, вот-вот готовых раскрыться, чтобы в очередной раз украсить своей изумительной красотой наступающие майские праздники.

В один из таких апрельских дней дома у Оси состоялся последний семейный совет.

– Ося, тебе осталось учиться совсем немного. Кем бы ты хотел быть? – папа начал разговор издалека.

– Не знаю, папа. Знаю, что хотел бы иметь дело с техникой, но какое, пока еще себе даже не представляю.

– Я понимаю, что вопрос риторический. Ведь мы, наверное, раз сто всё это обсуждали. Мы с мамой не сомневались, что ты захочешь быть технарем, а не гуманитарием, и понимаем, что пока тебе еще трудно сделать выбор. Не исключено, что тебе придется жить отдельно от нас, и мы не совсем уверены, что ты понимаешь суть предстоящих трудностей.

Ося хорошо понимал, куда папа клонит. Он помнил, как долго мама, доктор с 15-летним стажем, не могла устроиться на работу в Киеве, куда они вернулись, приехав с Дальнего Востока. Помнил и причину, она одна – национальность. Антисемитизм в Советском Союзе цвел пышным цветом. Украина в этой области отличалась особым цинизмом. Киевским евреям поступить в институт у себя дома, в Киеве, было практически невозможно. За свои семнадцать лет Осе очень часто приходилось ощущать на себе издевательства, злобу и насмешки со стороны сверстников, хотя вряд ли он представлял размах этого отвратительного явления. Зато это, да и многое другое, очень хорошо знали и понимали его родители и хотели как-то защитить своего сына.

– Папа, я уже не мальчик и все хорошо понимаю, – Ося был уверен, что хорошо понял намек папы.

– Понимаешь, сынок, антисемитизм – это одна только проблема. Да, она очень серьезная, но есть и другая. Двуличная у нас страна, далеко не всё, что говорят, надо принимать на веру. Более того, надо понимать, что и с кем можно говорить, а еще лучше – контролировать свои слова и действия. Однако все это не значит, что не надо отстаивать свое мнение. Надо, да еще как надо. Кстати, с этим у тебя все в порядке. Другое дело – надо знать границы, переход которых может создать для тебя проблемы. Правда, если захотят, то придраться могут к чему угодно. Реакция вашего завуча на выпущенную вами газету – характерный пример.

– Папа, я все это хорошо понимаю. Кстати, есть анекдот на эту тему.

«Встречаются два друга. Один говорит другому, что может придраться к чему угодно. Другой, сомневаясь, говорит: придерись-ка к телеграфному столбу. Нет проблем, отвечает друг и обращается к столбу: «Стоишь, окопался, провода развесил, Америку подслушиваешь. Марш в кутузку».

Оба рассмеялись.

– Сынок, – уже серьезно продолжал папа, – за то, что другому может сойти с рук, с тебя как с еврея спросят вдвойне, так что анализируй и фильтруй.

Тут к разговору подключилась мама. До этого она сидела на диване, стоящем немного в стороне, а сейчас подсела к ним за стол.

– Давайте обсудим, куда пойти учиться. Ты понимаешь, Ося, что тебе нельзя поступать в Киеве?

– Как не понять, все ясно.

– У одного нашего врача племянник поступил в институт в Брянске. Он уже отучился почти год и очень доволен. Брянский институт транспортного машиностроения, или БИТМ – так называется этот институт. Он чисто технический, и это то, что тебе надо, репутация у него неплохая, да и от дома недалеко, всего одна ночь на поезде.

Ося надолго запомнил это разговор, определивший его дальнейшую судьбу.

Поступление в институт

На вокзал поехали втроем. Осю провожали папа и Данька. Трамвай 30-го маршрута, сделав круг на привокзальной площади, остановился прямо перед входом на вокзал.

Величественный вид киевского вокзала своей красотой всегда поражал Осю. Здесь ему нравилось всё. Огромный зал, из которого был прямой выход на перрон первого пути. Комфортные боковые залы ожидания. Широкие и чистые подземные переходы, пол которых выложен шероховатой плиткой, а стены украшены красочными плитками с украинским орнаментом. Осю душила тоска. Это все останется, а его уже здесь не будет. Ну почему такая несправедливость?!

За несколько минут до полуночи поезд плавно тронулся с места. Фигуры папы и Даньки, такие родные, исчезли. Поезд проехал Соломинку, Байковское кладбище, Днепр, Дарницу, а Ося никак не мог прийти в себя. Он понимал необходимость отъезда, но внутри него все рвалось на части. Ну почему он должен покинуть город, к которому стремился столько лет? Почему город гнал его от себя? Почему он должен оставить своих самых близких и родных людей?

Постепенно суматоха плацкартного вагона начала отвлекать Осю от грустных мыслей. Он обратил внимание на двух ребят, парня и девушку, немного старше, чем он. Глядя на них, Ося предположил, что они евреи. Раз так, то не исключено, что они такие же гонимые, как и он.

Утром поезд прибыл в Брянск на 3-й путь. Выход в город был через подземный переход, но какая это была нелепая пародия на киевский. На полу местами были проложены доски, чтобы пассажиры не шли по воде. Видно, сливная канализация не работала, и легче было положить доски, чем ее починить. Облупленные стены, кем-то грязно размалеванные, наводили тоску. «Приехал!» – с тоской подумал Ося.

БИТМ был не совсем в Брянске, а в Бежице, которая когда-то была самостоятельным городом, а после стала его новым районом. Добраться туда можно было на автобусе, стоянка которого была в отдаленном месте привокзальной площади. Пока Ося нашел его, знакомая молодая пара уже ждала автобус. «Все понятно, – решил про себя Ося, – поступать будем вместе».

Еще один момент удивил Осю. Подав документы в приемную комиссию, Ося, как иногородний, получил направление в общежитие. Однако сразу попасть туда он не смог. Сначала надо было сходить в баню и предъявить талон о ее посещении, только потом можно было получить желаемое место в общежитии.

Списки с новыми первокурсниками были вывешены в холле института напротив его входа. Баллы, которые набрал Ося, вселяли в него надежду, что все будет в порядке. Однако надежда – это одно, а уверенность – совсем другое. Добраться до списка было нелегко. Толпа жаждущих увидеть в них свою фамилию не уменьшалась. Когда Ося увидел три желанных слова «Соломонов Осип Моисеевич», ему стало неимоверно легко, на мгновение он даже перестал понимать происходящее, слова «поступил, поступил, поступил…» непрерывно молоточком стучали у него в голове. Опомнившись, он отошел в сторонку, чтобы успокоиться.

«К нам грузин поступил», – воскликнул кто-то на радостях, что сам поступил.

Это потом Ося узнает, что «грузин» – это высокая, симпатичная, очень приятная и доброжелательная девочка Нина Гогоберидзе, отец которой был директором Людиновского вагоностроительного завода.

Среди поступивших Ося увидел знакомую еще с киевского поезда пару. Как потом он узнал, парня звали Толя, а девочку Ася.

Решив один вопрос – поступление, надо было решать второй – где жить. Если абитуриенты могли жить в общежитии, то для первокурсников места были ограничены. Ося в списки на общежитие не попал.

Еще сдавая вступительные экзамены, Ося приметил одного парня, фигура которого сразу же бросилась ему в глаза. «Голова» – мгновенно пронеслась мысль. Парень был небольшого роста, скромного телосложения, но с «чужой» головой. Видно, когда его рожали, в природе произошел какой-то сбой и он ошибочно получил голову штангиста-тяжеловеса. Его квадратная нижняя челюсть, напоминающая какой-то молот, придавала ему довольно суровый вид.

Узнав фамилию парня, Ося понял, что он тоже еврей, а значит, такой же гонимый, как и он сам. Познакомились. Парня звали Сеня.

– Нет, ты не Сеня, – смеясь, сказал ему Ося, – ты Борода. Я уверен, что такой славной бороды ни у кого в Союзе больше нет.

У Сени с юмором было немного не того, и слова «славной бороды» он воспринял как комплимент.

У каждого из нас есть какие-то отличительные черты лица, но если они особо выдающиеся, то это бросается в глаза. У Оси был еврейский нос увеличенного размера, что, естественно, выделяло его среди других. Сеня решил отыграться.

– Ну, если я Борода, то ты Нос.

Так, не успели они подружиться, как обзавелись кличками, которые будут их сопровождать очень и очень долго.

Старший брат Сени, Моня, уже два года учился в БИТМ, а сейчас настала Сенина очередь. Сам Сеня был из Молдавии, из города Бельцы. Когда он услышал, что Ося не знает такого города, одновременно удивился и возмутился.

– Извини, Сеня, – придав себе якобы смущенный вид, ответил ему Ося, – Кишинев знаю, такие городишки, как Париж, Лондон и даже Берлин, знаю, а вот о славном городе Бельцы почему-то раньше слышать не доводилось.

Сеня, не поняв сразу иронии, возгордился, но, видя Осины смеющиеся глаза, стушевался. Сеня приехал не один. Его сопровождала тетя, которая, пока он сдавал экзамены, искала комнату для жилья.

Он тоже поступил и, уже имея где жить, предложил Осе разделить с ним эту комнату. Ося этому очень обрадовался. Сам он просто не знал, где и как искать жилье, и кроме того считал, что жить вдвоем веселее, чем одному.

В Киев Ося возвращался в отличном настроении. Он впервые в жизни самостоятельно принял столько серьезных решений. Самое главное – ему еще только 17 лет, а он уже студент такого серьезного машиностроительного института. Сам определил себе место проживания и сам выбрал себе друга. Он представлял, с каким интересом его будут слушать дома, когда он все это подробно расскажет. Его прельщало ожидание новой студенческой жизни, которая должна будет перед ним открыться через три недели, но не покидало чувство тревоги от ее неизвестности.

Раиса и Алихморт

Поздним вечером 28 августа 1961 года Ося второй раз покидал дом. Как и раньше, его провожали папа и Данька. Он ехал в уже известное, но все же неизвестное место его новой жизни. Грустно? Да. Интересно? Да. Хочется и не хочется одновременно. Так со всей этой гаммой противоречивых чувств Ося прибыл в Бежицу.

Сеня был уже там, он приехал на один день раньше и на этот раз без тети. Дом, где им предстояло жить, находился минутах в пяти-семи от самого института на улице III Интернационала. Это был небольшой частный дом. Участок вокруг него был тоже небольшой. Он вмещал только сарай, будку для собаки Альфы и обычный деревенский туалет. Последний раз Ося пользовался таким туалетом в далеком 1954 году, когда они жили на Дальнем Востоке. В доме были 4 комнаты и кухня. Конечно, никакого водопровода, ни канализации там не было. Зато его украшала большая русская печь, один вид которой вместе с ее ухватами просто завораживал.

Это была еврейская семья, хозяйкой которой была Раиса, энергичная, всё успевающая женщина. Она нигде не работала, но свое домашнее хозяйство вела исправно. Ее муж был вечно в отъездах. Работал он каким-то заготовителем и мотался по всей Брянской области. Что, где и как он заготавливал, было непонятно. Отношения между ними были своеобразные. Он был намного старше ее, и она называла его то просто дед, то Алихморт. Почему Алихморт, что это – имя или кличка, ни Ося, ни Сеня не понимали, но тем не менее тоже стали к нему так обращаться. Алихморт был человеком добрым, мягким, но решительным, как Ося потом понял. Самое интересное, что он был человеком верующим и по субботам, если не был в отъездах, ходил, как он очень тихо иногда говорил, в синагогу. Что это за синагога, да и как она могла быть в этой антирелигиозной и антисемитской стране, Осе было непонятно.

По всей вероятности, зарабатывал Алихморт немного, и, чтобы сводить концы с концами, Раиса сдавала любые свободные места студентам. Ося с Сеней жили в одной малюсенькой комнате, где могли разместиться только две кровати и небольшой столик между ними. Личные вещи они держали либо в чемодане под кроватью, либо на гвоздиках, прибитых к стенкам. Раиса подготовила еще одно место в общей комнате и просила Сеню подобрать ей какого-нибудь студента. Так появился Толя. Они с Сеней были в одной группе. Если Сеня и Ося были одногодки, то Толя был старше их аж на 6 лет. Он четыре года прослужил на флоте, весной демобилизовался, но все еще ходил в тельняшке, подпоясавшись морским ремнем. Такое жилье стоило им по 10 рублей в месяц, что существенно сокращало скудный бюджет каждого.

Основное время они проводили в институте, а вернувшись домой, учились, лежа на кроватях.

Именно в этом, 1961 году, когда они поступили в институт, правительство страны начало проводить эксперименты с высшим образованием. Некоторые институты, в том числе БИТМ, попали под эти жернова.

Весь первый курс был разделен на два потока. В одном были люди, уже имеющие какой-то стаж работы. Поэтому срок их учебы составлял четыре года десять месяцев. В другом, Осином, большинство представляло собой вчерашних школьников, не имеющих никакого опыта работы. Их учеба должна была продолжаться пять лет и шесть месяцев. Срок был увеличен за счет растянутого периода обучения в первые полтора года, когда студенты должны были одновременно учиться и работать. И в том и в другом потоке было по 6 групп, каждая из которых имела отдельное инженерное направление, определяющее будущую специальность студента. Ося выбрал «Технологию машиностроения. Металлорежущие станки и инструменты», а Сема и Толя – «Технологию сварочного производства». Были еще три направления, готовившие инженеров литейщиков, вагоностроителей и турбинистов.

Бежица была одним из промышленных центров Брянска. В одном конце города был крупнейший машиностроительный завод – БМЗ. В другом, ему противоположном, находились два завода, причем на одной площадке. Сталелитейный завод – БСЗ и автомобильный завод —БАЗ, выпускающий для армии автомобильные тягачи и мощные трактора «БАЗ». Раньше это был один завод, но позже, когда потребности армии в тягачах начали резко расти, их разделили.

БАЗ

Студентов Осиного потока распределили по этим трем заводам. Группа Оси, «технологи», попала на БАЗ, а группу Сени и Толи, «сварщиков», направили на БМЗ, где были все виды сварки, известные в то время.

Работая на заводе в три смены, студенты должны были ежедневно учиться – то утром, то вечером, в зависимости от рабочих смен. Нелегкими были эти полтора года как для студентов, так и для института. Студенты считали это потерей времени, отвлекающей их от учебы. Руководители заводов аналогично относились к студентам. И те и другие не принимали эти правительственные эксперименты с высшим образованием.

Осю определили в механический цех сначала учеником токаря, а через три месяца, получив 1-й разряд, он стал работать самостоятельно. Если к своей учебе Ося относился серьезно, то работу на заводе считал мешающей учебе.

Учиться Осе нравилось, предметы давались ему легко, он не позволял себе пропуска ни одного занятия. Это дало результат: его вместе с Леной Петраковой выделили как лучших студентов группы. Лена как человек ему нравилась. У них было много общего. Оба хорошо знали все школьные технические предметы, обладали одинаковым уровнем культуры, имели общее мнение об экспериментах с учебой и работой. Все это привело к тому, что у них сложились добрые отношения. Лена несколько раз приглашала Осю к себе домой, чтобы обсудить тот или иной предмет. Когда Ося узнал, что ее папа директор завода, где он работает, ему, рабочему, стало немного стыдно приходить в дом директора. Конечно, он Лене ничего такого не говорил, но, входя в дом, всегда чувствовал себя напряженно. Правда, разговорившись, оба забывали, где они находятся, все напряжение как рукой снимало.

Трехсменная работа и ежедневная учеба нелегко давались Осе. Раздражение Оси от такого режима усиливалось пониманием его бессмысленности. Основные силы Ося отдавал учебе, а работе – то, что оставалось. Оставалось немного, и на качественную работу их уже не хватало. Мастер начал раздражаться, и это у них стало взаимно. Такое состояние не могло долго продолжаться, что-то должно было случиться. Так и произошло.