Безумный художник

Она усмехнулась. И от ее усмешки по телу пробежали мурашки. Огонь в его глазах резко вспыхнул, и так же быстро погас. Он вынужден был отступить и вновь вернуться на место.

На первом месте его новая задумка. К ней все было готово. Более того, Виктор заранее прикупил крупный по формату холст! Намного больше ранних. И в предвкушении работы, в мозгу его бушевала страсть и вожделение. Он аккуратно разложил кисти на табуретке рядом с собой. На грязной табуретке, потрепанной жизнью и пережившей разлившиеся по его неосторожности краски. Она была невысокая, но до того грязная, что сидеть на ней категорически не следовало. Сам же он работал стоя. Первоначальным действием, конечно же, шел набросок. Карандаши также были приготовлены, ждали своего часа. Уши его уловили звук ее шагов по коридору, затем он увидел и ее. Увы, голой она не была. Софья оделась в нижнее белье, красивое, черное, с кружевами на лифе. Она подошла к месту, где обычно позировала и спросила:

– Ну что, как мне лучше встать?

– Так?! По-моему, мы договаривались не об этом, – Виктор едва удержался от того, чтобы посмотреть на жену с нескрываемой негодованием. Такие перепады эмоций случались с ним редко, но имели место быть. Дабы избежать негативных последствий, он научился их сдерживать.

Софья ничуть не смутилась, скорее разозлилась.

– Я не могу. Тем более я не сказала, что буду полностью голой. Нарисуй вначале так. Если картину купят – то я, может, сниму верх. Рисуй, – приказала она.

В словах ее была логика. Виктору было обидно, что его вкусы не учлись, но с ней был в некоторой степени согласен. Скрипя зубами, он взял в руки карандаш. Вспомнилась старая поговорка: «великие дела начинаются с малого». Больно было признавать его согласия с ней. Такой уж он был человек. Необходимо было получить все и сразу. Его расстраивали неудачи, но при этом победы готов был праздновать с салютом.

Он вытянул вперед правую руку, измеряя примерные пропорции жены и соотнося их с холстом.

– Лицо будет видно?

– Ни в коем случае.

Жаль. Лицо бы люди оценили, – подумал он, но вслух ничего не сказал. Она сидела перед ним прямо, сложив руки на коленях, словно фотографировалась на паспорт. Ужас, да и только! В работе должна быть подвижность, динамика. Так зрителю будет интереснее разглядывать детали, и он не пройдет мимо, как зачастую происходит с музейными экспонатами. Ох, даже в портрете присутствует подвижность! Только там она выражается во взгляде и наклоне головы. Кому понравится смотреть скучное позирование?

Виктор сунул карандаш за ухо и подошел к ней. Взял ее правую руку в свою, и, отчего-то сравнивая себя с мальчиком, который лепит из пластилина, положил руку на талию. Точно также сделал и с другой. Затем приказал ей выпрямить спину. Она повиновалась ему без единого слова. Теперь было лучше, но все же недостаточно хорошо. Для себя он решил: писать будет по подбородок и полностью до пола. Как и подобает картине, вместе со стулом, с полом и фоном. Фоном не абстрактным, а именно таким, какой у них в квартире. Для большей эффектности он попросил, как приказал, раздвинуть ей ноги. Тут она помедлила, с сомнением глядя на него снизу вверх. Не для этого ли она надела белье? Чтобы одновременно откровенно сидеть, но при этом ничего не было видно. Подозревал, что именно для этого. Кому захочется покупать картину, на которой будет изображена не раскрепощенная, легкая, открытая и красивая девушка, а сжатая, застенчивая, сгорбившаяся и прикрывающая и без того закрытое тело. Какую картину с большей вероятностью купят? – ответ очевиден. К огромному счастью, она приняла ту желанную позу. Виктор поведал ей, как именно хочет сделать. Пообещал, что не будет сильно трепетать над схожестью, и самое главное, без лица. На этот счет Виктор свои планы чуть изменил.

– Я решил, что напишу тебя с лицом. Не переживай, я изменю его форму и прическу, черты же все сделаю размытыми. Ты не против?

Софья была не против. Только сейчас Виктор понял всю силу ее выдержки. Ведь ей придется слепо довериться ему и сидеть в этой позе несколько дней, само собой, с перерывами. Он примерно оценил, сколько часов уйдет на эту картину, беря в расчёт, что писать он будет часа четыре за день. Как раз – дня три-четыре.

С чистым сердцем Виктор приступил к работе. Лучи солнца приятно били в окно и падали на холст. Они ничуть не мешали его работе. Легкими линиями твердого карандаша наметил он окончание ее головы и конец каждой ступни. Затем принялся едва заметно прорисовывать основные черты. Клячка всегда находилась у него под рукой, но она ему, за весь этап наброска, понадобилась один раз. Рука уверенно прорисовала голову, как и обещал, он изменил форму. В жизни ее лицо напоминало овал, он же сделал его более суженным к низу и расширяющимся к верху. Скулы точно также, провел на их месте жирную линию, чтобы в дальнейшем не забыть четко прорисовать их красками. Форму глаз и брови он решил сделать как у нее в реальности, но изменить их цвет. Так он делал только с лицом, телу же придал абсолютную схожесть с натурой. Долго ее рисовал, обращая внимание на каждую деталь, каждую выпирающую мышцу. Особенно они виднелись на икрах и бедрах с внутренней стороны. Примерно на середине карандаш его затупился. Не смел это терпеть, ведь от наброска зависит дальнейшая работа. Многие ошибочно полагают, что краской легко что-то исправить, но не для него. Он объявил Софье пятиминутный перерыв, а сам в это время стоял у мусорного ведра с карандашом в левой руке и перочинным ножом в правой. Он вернулся с совершенно отточенным карандашом. Софья, завидев его, приняла прежнюю позу.

Спустя тридцать минут набросок, со всеми его нюансами, был завершен. Работал он не быстро, но и не медленно. Наслаждался ее процессом и был уверен, что картина обещает получиться. Более того не просто получиться, а получиться хорошей. Конечно, у него, как у художника, были и неудачные картины. Другим они, надо предполагать, нравились, но не ему. На их продажу уходило чуть больше времени, но суть в том: ни одну плохую работу он не оставлял у себя. Его личная коллекция собственных картин насчитывала не более десяти серьезных, крупных произведений. И наверняка более тысячи изрисованных листов и блокнотов. Вчерашний портрет стал одним из немногих. Что говорить, но и ему самому он очень нравился. В какой-то степени Виктор был благодарен жене, что она не позволила ему его продать. Иначе душа его наполнилась бы тяжестью. Портреты – один на миллион. Каждый раз один и тот же человек получаются по-разному. А если художник работает красками! Они непредсказуемы: задумался, и черная капля потекла вниз, по лицу к одежде. Поэтому Виктор и не позволял себе целиком уйти в мысли. Зато, какой результат… о, результат!

Виктор начал покрывать холст маслом с левого верхнего угла. Там, где шла деревянная стена и начиналась черная ткань. Специальная ткань, с определенными складками, служившая отличным фоном практически для всего. Начинал с того угла для того, чтобы не марать тыльную сторону ладони. Тщательно прорисовал фон, не заходя на голову. Виктор работал как принтер, слева направо и сверху вниз. Сейчас он закончил левую часть верха, далее сконцентрирует внимание на части лица. Он шел от задачи к задаче и процесс при этом приносил ему удовольствие своей красотой. Хоть сейчас на продажу! Начал с уха. Не боялся, что он по своему контрасту мог не вписываться в суть картины. Главным элементом, центром композиции была вся Софья целиком. Поэтому следовало уделять одинаковое время как лицу, так и телу в равной мере. Поза получилась совсем не расслабленной, скорее наоборот жесткой, вызывающей: «мол, смотрите, вот она я!» Виктор этого и добивался. Перейдя с лица на шею, он стал уставать. Рука дрожала, и это сказывалось на нанесении краски, конкретнее в ее неравномерности и даже пятнах. Да и Софья тоже не отличалась от него. Он заметил, что поза начала меняться. В один момент ноги чуть сомкнулись. Он закрыл на это глаза, поскольку пока они были неважны. Затем поменялся наклон головы и тогда Виктор сдался:

– Все. На сегодня хватит. Ты, наверное, устала.

Софья поднялась со стула и, прикрывая зад правой рукой, а грудь левой, она вышла с комнаты. Глаза его сами собой закатились, но не от раздражения, скорее от любви. Видимо, не понимала, что так и так видел ее всю. Но пусть, уязвленным себя не чувствовал. Сейчас она переоденется, – решил он, – и придет оценивать мое творение. Он взглянул на груды вещей, которые оставил подле себя. – Пока же следует навести здесь порядок. Первоначально он помыл кисти, полностью избавил их от масла. Сложил краски в отдельный чемоданчик в углу, табурет поставил там же. Мольберт с незаконченной работой придвинул к стене, и его рабочая комната преобразилась.

К тому моменту пришла жена. Теперь в мешковатой домашней футболке и пижамных штанах. Надо признать, что и в этом наряде она не утратила своей красоты. Она подошла к картине и минуту смотрела, ничего не говорила. От глаз Виктора не укрылось ее смущение. Прикинул, что взгляд ее упал на ноги, в то место, где должен быть пучок волос. Это пока она так смотрит, а вот потом, когда я уже сделаю все в цвете – ее реакция будет другой.

– Тебе нравится? Похоже? Может, что-то исправить? – поинтересовался он.

Поза, – Виктор точно прочитал ее мысли. Ей не нравилась поза. Слишком открытая, слишком вульгарная, совсем не похожая на манеру Софьи. Само собой, скромной она не была, любила открытую одежду, но все в меру. То, что выходило за рамки этих мер – вызывало ее недовольство. Картина стала тем самым. Он понимал, она не сможет долго смотреть на «такую» себя. На портреты – пожалуйста! Хоть над кроватью повесить последний, и каждое утро созерцать его красоту и перед сном восхищаться им. Но этот для восхищения не подойдет, скорее для глубокого рассмотрения. Немудрено, что у некоторых это вызовет отвращение, что захочется зажмурить глаза, отвернуться и больше никогда не видеть ничего подобного. Тем не менее, у большинства нет. Даже тиражи эротических журналов вдвое превосходят тиражи детских журналов, тех же «непоседа» и девичьи «топ модель».

– Мне нравится. Рисуй дальше, хорошо получается, – только и сказала Софья.

Он ее послушал.

Глава 4

Шедевр

Как он и предполагал, рисование длилось не быстро. Около недели она ежедневно по три часа позировала ему. Виктор был уверен, что теперь она привыкла и ей не составляет труда принимать такое положение каждый раз. Стыд ушел, не о чем было и говорить. Когда он писал промежность, ему, понятное дело, необходимо было сравнивать картину с оригиналом, после каждого нанесения масла переводить взгляд, проверять, там ли он нарисовал тень, подходящий ли намешал цвет. И она видела, куда он смотрит. Зрачки направлены вниз – сразу понятно! Мазок за мазком он близился к завершению. Ему ничуть не надоело это однообразие, наоборот, изо дня в день он просыпался в приподнятом настроении. Уже начал подумывать, как они будут праздновать завершение картины. Много существовало вариантов, и Виктор не уставал думать об этом. Вероятно, празднование произойдет уже после продажи. Как премия на работе или новогодний праздник. Намеревался сделать Софье подарок за все пройденные мучения. Тот же ресторан, пусть банально, зато классика. Классика, как известно, не выйдет из моды никогда.

Последним этапом работы стала подпись в нижнем правом углу, подчеркивающая его авторство. Имя печатными буквами, а внизу завивающиеся линии, подчеркивающие буквы и чем-то напоминающие линии в росписи Елизаветы 1 Английской. Виктор мог с гордостью сказать, что самая большая работа за всю его жизнь была завершена. Она также в связи со своим объемом являлась и самой сложной. Виктор не был бы так радостно взволнован, если бы она ему не нравилась. На самом деле он видел в работе пределы Божества, настолько, что жаль было расставаться с ней. Ну почему она достанется какому-то далекому человеку, вместо того чтобы придавать Виктору сил и спокойствие ежедневно. Не мог он этого сделать. Рисовать только для себя, никому не отдавая свои произведения – означало утонуть в бедности и погрязнуть в одиночестве. Кому захочется писать только для себя? Каждому творческому человеку необходимы зрители. Виктор не был тем человеком, которого легко подкупить лестью, но все же чувствовал некую удовлетворенность, когда покупатели говорили ему комплименты. Без этого никак, в этом и заключалась приятность жизни. До конца этого дня картина простоит в мастерской, завтра он выставит ее на продажу. Преждевременно был уверен, что ее купят сразу. Как предчувствие, разве что оно таковым не являлось. Он знал, просто знал: так и произойдет. Чувство это нельзя было объяснить ничем, ведь оно не шло в предписание законов физики и всего людского существования.

– Вот она! – едва ли не крикнул Виктор и тут же осекся. – Моя любимая картина, что думаешь? Полагаю, она лучше предыдущей.

На этот раз Софья не стала переодеваться, подошла к нему, в чем была.

– Будешь вставлять ее в раму? Думаю, ей подойдет.

– Вряд ли продаются такого размера рамы. А если они и есть, то дорогие. Так оставлю.

Эта картина, по своему обыкновению, по своей задумке и тому, с чего вдруг Виктору пришла такая идея, перевернула их маленький семейный мир. Поменяла мировоззрение, в какой-то степени даже изменила характер Софьи. Помнится, еще в первый день – день наброска, сразу после слов: «на сегодня хватит», убежала переодеваться в другую комнату. Нынче же она не торопилась сменить одежду, вела себя более открыто, как бы кто ни понимал значения этих слов. Виктору пришлись по вкусу ее изменения, и он чувствовал, что его новая страсть несет в себе одни положительные моменты. Он и сам стал другим. Прежде рисовал каждый день, но сегодня и в ближайшие дни был не намерен приниматься за работу. Он устал, рука едва ли не висела без движения вдоль тела. Давала о себе знать и спина, потому что ему приходилось много раз менять положение. То наклоняться к самому низу, то запрокидывать голову вверх, то сутулиться, прописывая мелкие элементы. Необходим был отпуск, за время которого он наберется сил и подумает над следующими работами. Как писатели тратят время на придумывание сюжета, также и ему с картинами.

Софья еще немного постояла над работой, как бы созерцая ее. Нетрудно было догадаться, на какую именно часть тела она смотрит. Конечно, ибо смысл картины в этом и заключался. Она не из тех людей, которым нравится такое. Виктор ее не понимал, но вкусам не препятствовал. Его же счастье, что она имела терпение находиться в извращенной позе несколько дней.

Вечер этого же дня они проверили в своей компании. Не в ресторане, как думал Виктор. У него и в мыслях не было, что случится именно то, что случилось. Ничего за гранью здравого смысла и того, что обычно не обсуждают в школе. Софья пила вино, проглатывала бокалы один за другим. Виктор поклясться мог – не знал, что на нее нашло. Она не пела после второго бокала, как многие женщины. На нее нашло другое, присущее лишь отдельным личностям. Что-то вроде депрессии, ностальгии по былым временам. Виктор смотрел на нее, как смотрел обычно, но в душе радовался, что все быстро закончилось. Они улеглись в постель на час раньше. Не было интимной близости, они оба уснули сразу. Даже Виктору не пришлось мучиться, считая вымышленные звезды или представляя прыгающих через забор баранов. Он был измучен не меньше, чем Софья. Завтра, да и послезавтра тоже, предстоял трудный день.

Глава 5

Гости

Прогнозы его сбылись. Просто не могли не сбыться. Только позавтракав, он принялся заниматься делом, которое ненавидел больше всего – выставлять картину на продажу. Это всегда отнимало кучу времени и сил. Необходимо было подобрать нужный ракурс, чтобы тени не падали на холст, ничего не отсвечивало, и сделать минимум пять снимков. Затем среди них выбрать лучший, если такого не имеется, начать все заново. Имеется, считай, повезло. Виктору повезло. Теперь его любимая картина висела на доске объявлений в интернете. Из своего предыдущего опыта был готов к предложениям о покупке уже через несколько часов.

Кроме этого, имелись и другие дела. И это были не домашние заботы, по типу того, чтобы прибраться в квартире или помыть посуду. С этим у них никогда не было проблем, ведь оба привыкли поддерживать чистоту всегда. К ним в гости на обед нагрянули старые друзья. Они не виделись месяц, а по ощущениям всю жизнь. Это ж надо! Погода была прекрасная. Солнце высоко стояло в небе, предвещая яркий переливающийся всеми оттенками закат. Виктор ловил на себе дневной луч солнца, сидя за столом кухни, в то время как напротив расположился Александр со своей супругой Марией. Что может быть лучше, чем дружить семейными парами. Софья удобно облокотилась о спинку стула, слушая звон посуды и смех гостей. У гостей, в отличие от них, были двое славных деток. Девочка уже подросла и готовилась к поступлению в первый класс. И мальчик, только недавно пошедший в детский сад. Как бы Виктору ни было от этого тошно, зависть иногда давала о себе знать. Ему доводилось видеть их, когда наставала его и Софьи очередь идти в гости к ним. Не без угрызений коварных чувств он понимал, насколько прекрасные у них дети, не стыдящиеся поцеловать родителей на прощание. Виктор всегда был рад провести с ними время.

– Как продвигается твой творческий бизнес? – дружелюбно спросила Мария, отпивая чай из кружки.

– Хорошо, – сказал он, а сам вспомнил ту картину. Софья, перед прибытием друзей попросила ее убрать куда-нибудь подальше, или хотя бы перевернуть, чтобы не видеть, что на ней нарисовано. Незнакомый бы человек и не подумал бы, что на нем изображена Софья, а вот они догадаются, если увидят. Виктор послушался ее. Конечно, не убрал, считал, что некуда было убрать, поэтому – второй вариант. Тем не менее, они легко могли увидеть эту картину в интернете. И все же, Софья хотя бы избежит неловких вопросов по этому поводу.

– Какая была последняя работа? – Александр явно интересовался его творчеством, искренне питал страсть узнать об этом больше, ибо его самого с искусством мало что связывало. Был другой склад ума, и кроме как смотреть и восхищаться каждой работой, даже если она и нарисована неумелой рукой ребенка, он не мог.

– Портрет Софьи, – Виктор намеренно умолчал о последней работе. Незачем им знать о его теперешних планах. Он не стал украдкой поглядывать на Софью, это странно смотрелось бы в глазах друга, да и она ничем не выдала себя. Виктор чувствовал себя так, словно совершил ужасную глупость, точно от того, ложь он скажет или правду, зависит вердикт судьи. Не понимал, чем это обусловлено, но вскоре чувство пропало. Он забыл, что испытывал его уже через минуту. Так уж устроена человеческая память.

– Этот портрет стал моим любимым, – вдруг сказала Софья. – Мы решили оставить его у себя.

– Это правильно, – Мария протянула руку к середине стола и взяла оттуда шоколадную конфету. – Ни к чему все продавать, так у вас не останется своего. Не будет чем любоваться. – Она развернула конфету из фантика с ужасным хрустом, которой прошелся по всей кухне и неприятно отразился в ушах. Как некоторым было неприятно слушать звуки пенопласта о стекло, или как ногти скрежещут по чему-то металлическому, так и Виктор еле удержался от того, чтобы скривиться.

– Мне, – задумчиво произнес Александр, – было бы интересно посмотреть.

– Да, я бы тоже с удовольствием взглянула.

Виктор внутри себя преисполнился. Пока картину не купили, была отличная возможность полюбоваться ей. Поднявшись из-за стола, он кивнул гостям в сторону коридора. Улыбки не было на его лице, но глаза всем видом выдавали его хорошее настроение. Они чуть прищурились, образуя морщины по бокам и внизу. Это говорило о том, что в прошествии многих, очень многих лет он будет тем единственным веселым стариком, умеющим понять шутки молодого поколения и поддерживать с людьми добрые отношения без малейшей злобы.

Он провел гостей в свой кабинет, предварительно попросив не трогать картины руками, только смотреть. Софья в свою очередь осталась на кухне. Виктор провел рукой по воздуху, как бы указывая на картины. Среди всех особенно выделялся как раз-таки портрет. Само собой, он перекрывал собой часть других его картин, оттого и бросал на себя восторженные взгляды зрителей. Будто бы заставлял смотреть на себя, созерцать часами. Реакция его друзей была такой, какая бывает и у других людей, когда им действительно что-то нравится. После увиденного послышались удивленные вздохи и комплименты, которые Виктору приходилось слышать из раза в раз, но в измененной формулировке. И все же ему стало приятно, потому что иначе никак.

– Это прекрасно! – воскликнула наконец Мария. Мало прошло времени, с момента первого взгляда на портрет. Невозможно было до конца понять смысл, увидеть, даже не детали, а основные элементы. Можно было уловить лишь красоту образа, чего, конечно, было недостаточно для ценителя. Для любителя же, или случайного прохожего – в самый раз. Вот и им было в самый раз.

– Не передать словами, насколько хорошо и похоже. Я так в жизни не нарисую, да и кто-то другой тоже не нарисует так, как это умеешь делать ты, – сказал Александр, почесывая затылок.

– Спасибо, ты всегда меня поддерживал, – Виктор улыбнулся.

Мария подошла поближе, присела на корточки, силясь разглядеть каждый мазок, найти неровность и места, где дрогнула рука. Виктор опасался, как бы она не задела его жирными от еды руками. Что ж, не о чем ему было переживать. Мария не притронулась к нему, а спустя несколько секунд отошла на пару шагов подальше. И оказалась права. Картины следует смотреть издалека, особенно сильно детализированные и особенно портреты.

– А это что за холст? Тот большой. Еще одна картина?

Александр, сам о том не догадываясь, указал на картину обнаженной Софьи. Самого изображения не видел, только обратную сторону. Этого было достаточно, чтобы в полной мере вообразить размеры данного полотна.

– Пока нет. Только планируется.

– Не представляю, что можно нарисовать в таком масштабе! Талант ты Виктор.

– Вот уж о чем не стоит волноваться, это о моих идеях на будущие картины. У меня все продумано на несколько картин вперед.

Старый друг улыбнулся в ответ.

Они не стали надолго задерживаться в кабинете, оставляя Софью в обществе самой себя на кухне. Они больше ни о чем не говорили, Александр и Мария лишь быстро оглядели остальные его картины. Большинство они уже видели, единицы были новыми. Уже на кухне они расселись, как сидели до этого. Софья смотрела на них из-под бровей, но не злобно.

– Правда чудесный портрет? – спросила она и тут же сама ответила на свой вопрос. – Иначе и быть не может.

Дальнейшее время они разговаривали обо всем на свете, иногда прерывали разговоры смехом. Благодаря этому Александр подавился чаем и долго не мог откашляться. Битье по спине мало чем помогло. Ушли они в два часа дня, оставив после себя радостное настроение и положительный настрой на этот вечер. Потом их приезд забудется, и Виктор погрузиться в монотонность бытия, иногда прерываемую вспышками грусти, когда рисунок вышел неудачным, или вспышками внезапного оптимизма, когда получилось именно так, как он представлял в голове. Но за всем этим стояла и продажа картины полуобнаженной Софьи, а это наверняка гарантировало одновременно хорошее настроение и тоску, ведь больше ему никогда не удастся посмотреть на нее.

Глава 6

Бесконечные раздумья

Картину Софьи купили. И не просто человек, а мужчина. Софья, по всей вероятности, сама догадывалась, что так произойдет, но все же Виктор предпочел не говорить подробностей про покупателя. Он оказался из другого города и тем же вечером картина, без каких-либо излишеств была упакована и отправлена. Виктор не чувствовал себя богатым, несмотря на те большие деньги, которые он получил. Как он себе говорил ранее, настал долгожданный отдых. В это время он занимался тем, что когда-то любил, но не хватало времени. Он начал читать книги, а по вечерам гулять. Однако мысли его то и дело возвращались к одному.

Ему не давали покоя откровенные картины знаменитых художников. Чем неизвестней картина, тем она откровеннее. Некоторые – единицы, не найдешь в музеях. Разве что существовали бы в самом дальнем коридоре, отдельная комната с возрастной категорией. Скажем «брошенная кукла», кто о ней слышал? Но даже если слышали, раньше эталоном красоты считались полные женщины. Нынче это неприемлемо. Жена его подходила под все современные критерия внешности. Нет в ее теле изъяна. Его грубой фантазии и зоркому взгляду художника недостаточно было тела в нижнем белье. В нижнем белье была видна талия, бедра, мышцы на икрах, ключицы, тонкие кисти рук и длинные пальцы. В обнаженной женщине было главным не это. Грудь! Область паха! Промежность! Все это необходимо Виктору для удовлетворения духовных ценностей. Не из тех он людей, кто питается лишь физическим наслаждением, как самим с собой, так и с женщиной. Для счастья нужна была духовная пища – картины. Картины Софьи, ее тела без лица. От шеи и до бедер.