Полная версия
Затмение сердца
Затмение сердца
Алекс Кайнес
© Алекс Кайнес, 2025
ISBN 978-5-0065-5233-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Видение затмения
Путник прерывисто дышал, смотря на черное солнце, что невыносимо пылало по краям черной дыры, из которой выходил и в то же самое время устремлялся обратно весь мир.
Эта реальность состояла из невысказанной, но прожитой многократно боли и страдания. Она застыла в виде обгоревших тел, напоминавших гротескные статуи, нанизанные на длинные колья, что устремлялись своими острыми наконечниками в сторону черного солнца, являясь его лучами. Эти жутковатые потоки тьмы отдавали и забирали жизни в бесконечном цикле, в котором и был заперт наблюдатель. Подняв в обреченном жесте свои руки, он пытался дотянуться до этой непостижимой силы, что управляла всем жизненным миропорядком. Точнее, она и была единственным, что было реально. Повседневная действительность, в свою очередь, была лишь блеклой тенью, ею отбрасываемой.
Белоснежные рукава и перчатки наблюдателя были пропитаны алой кровью, что пульсировала вокруг него и била волнами о его продрогшее от липкого страха тело. В каждой капле этого густого бульона смерти путник слышал повторяющиеся многократно голоса тех, кто уже умер или даже еще не родился. При этом, казалось, он не знал никого из обладателей этих голосов, но в то же самое время и узнавал их всех. После очередного удара накатившей волны путник оказался стоящим на четвереньках. Практически в тот же самый момент поверхность кровавого океана успокоилась. В его зеркальной темной поверхности путник узрел не только отражение бесчисленного количества жертв на пиках, чья жизнь в буквальном смысле стекла вниз в виде алой субстанции, но и отблеск глаз той, что была вне рамок этой реальности. При этом она являлась неотъемлемой частью мира, поскольку без ее милости ничего из того, что окружало путника, не существовало бы в принципе.
Подняв голову, наблюдатель, явственно ощущая, как его тело то бросает в пот, то, напротив, в жар, увидел изнанку, если можно так выразиться, программное обеспечение реальности, в которой был заперт. Она была построена в виде геометрически выверенной схемы, что пронзала все вокруг и симметричным узором замыкалась на черной фигуре на вершине черной пирамиды. У ее подножья и находился путник, беспомощно наблюдающий за тем, как его самого вновь подхватили кровавые волны, устремившиеся к самой вершине под несмолкаемый хохот черной Богини. Ее лик путник даже успел узнать, однако так же быстро в следующее мгновение и позабыть, когда ослепительный жар вырвался за пределы черного солнца, ознаменовав собой не только конец очередного цикла затмения, но и начало нового, имя которому было забвение.
Глава 2
Двадцать четыре часа до затмения – столица Метрополии Сердца: пентхаус отца Симона
После пробуждения зачастую испытываешь некоторый дискомфорт, особенно когда твои сновидения были не особенно приятны. Не стал исключением и этот раз для одного не особенно примечательного во всех отношениях юноши по имени Симон, что вальяжно растянулся на своей постели под гудящий в его мозгу будильник – программу вживленного в голову чипа-помощника. Его вибрации будто бы проникали в еще не до конца угаснувшее сновидение и становились его неотъемлемой частью. Вместе с тем они как бы вытаскивали своего хозяина из мира грез под вполне себе реальные лучи утреннего солнца, что нагло и без всякого приглашения проникло сквозь окна в комнату, падая на заспанное лицо путника. Симон, зажмурившись, перевернулся на живот, спасаясь от этого вездесущего зарева, однако уже понял, что его пробуждение состоялось. Приложив усилие, он все-таки смог послать незамысловатую, но при этом вполне осмысленную команду на чип. Симон тем самым деактивировал противный сигнал, вместе с которым на уровень подсознания автоматически отошло и тревожное сновидение. Оно, однако, постепенно забывалось и уступало место новому дню, желанному и долгожданному. Последний раз потянувшись, Симон перекатился к самому краю кровати. Встав босыми ногами на ламинированный пол, он направился в душевую под теплую струю воды, параллельно прихватив из ящичка бутылек с чистящей жидкостью, которая освежала и дезинфицировала его ротовую полость точно так же, как заводная музыка, которая сменила собой будильник в мозгу, прочищала его сознание от остатков надоедливого ночного кошмара.
Неохотно выключив уже успевшую приласкать его воду, Симон, дрожа от прохладного воздуха, выскочил наружу, прихватив с собой полотенце, которое он накинул на плечи, предварительно как следует промокнув роскошную шевелюру. Далее он направился непосредственно на кухню, где его уже поджидали ароматные фиолетовые пирожки со сладковатой начинкой из ярко-зеленого искусственного мяса. Аппетитно жуя хрустящую корочку, которая стала ярко-лиловой после того, как он подогрел их в микроволновке, юноша аккуратно присел на подоконник. Открыв створку окна, которая мягко уехала внутрь стены, Симон, вдыхая свежий воздух поздней весны, стал наблюдать за тем, как медленно, но неотвратимо рассеивается утренняя дымка над мегаполисом, за высотками которого вдалеке просвечивал, игриво поблескивая, океан.
Мысль о предстоящем мероприятии – закрытом фестивале «Затмение» – сегодня вечером на берегу океана будоражила юношу, заставляя сердце биться все быстрее под ритмичные звуки музыки в его голове.
Покончив с завтраком и закинув тарелки и кружки в посудомойку, Симон, уже находясь в коридоре, на мгновение задержался перед выходом, засмотревшись на полосу красноватого света, что падала на стену. Она внезапным образом пробудила в нем воспоминания о ночном приключении. В этом пространстве безвременья из сна яркие звезды на небе не просто согревали, как это было с утра, юного путника, но готовы были в буквальном смысле испепелить его своим жаром. При этом они явно уступали по размеру дневному светилу, хотя и сами являлись не менее ослепительными точками на черном небосводе. Тем не менее, эфемерная тьма после пробуждения рассеялась, и теперь все мысли Симона заняли размышления о светиле. Оно, с одной стороны, спасало путника от ночных кошмаров, а с другой – просто оттягивало неизбежное столкновение с ними же вновь. Находясь в подвешенном состоянии, Симон, казалось, разрывался на части между пустотой, в которой он был навеки заключен, и тем нестерпимым светом, что проглотит его за одно мгновение, расщепив на мельчайшие частицы, стоит ему только выйти за порог своего дома. Казалось, кошмары из его видений могли настигнуть его, если он не только нырнет вновь в мир снов, но и покинет апартаменты в реальном мире.
Более того, размышлял Симон: и тьма ночи, и само нестерпимо яркое пламя дня обладали своим собственным сознанием и вели между собой непрекращающуюся ни на мгновение битву. Наградой же в ней были разум и тело самого путника, который каким-то непостижимым образом был еще способен бороться и даже чего-то хотеть в этом конфликте, что развернулся как снаружи, так и внутри самого бытия страждущего ума.
Решив проверить, как именно выглядело его тело в этом пространстве неопределенности, путник, таким образом, с удивлением обнаружил, что его сущность была похожа на геометрический паттерн, состоящий из фиолетовых линий. Они формировали как само его тело, так и разум, являясь чем-то вроде сети, в которую поймали саму незримую и неощутимую сущность путника, в то время как фокус внимания был отвлечен такими абстрактными понятиями, как тьма и свет.
Был ли этот секундный миг озарения сбоем в работе чипа или же он действительно прикоснулся к чему-то сакральному?
Ответа на этот вопрос у наблюдателя не было. По крайней мере, пока, особенно учитывая то, что вся эта картина развернулась в уме путника за те краткие мгновения, когда он переступал порог своей квартиры. Шагнув навстречу новому дню, Симон уже напрочь позабыл и о своем ночном видении, и об инсайте, отмахнувшись от них, как от назойливых мух, что мешали ему наслаждаться моментом.
Глава 3
Двадцать четыре часа до затмения – тюремный корпус: точное местоположение неизвестно
Лучше бы этот сон, это самое настоящее откровение не заканчивалось никогда. Однако зловещее солнце уже предательски резало глаза, подобно бритве, будто бы сговорившись вместе со скручивающим ощущением в желудке, что било под дых эхом роковых шагов, раздававшихся в коридоре.
Вместе с недомоганием и дискомфортом в самом низу живота вновь обострилась и ноющая боль в других частях тела. Эти ощущения были не столь страшны сами по себе. Они скорее служили напоминанием о том, что же являлось их первопричиной и что готово было вторгнуться в мир пробудившейся пленницы в любой момент.
Окинув рассеянным взглядом крошечное и при этом душное помещение, в котором она находилась, путница вновь ощутила внезапный приступ клаустрофобии. Ей начало казаться, что воздуха не хватает и что давящие на ее голову бетонные стены в бурых разводах в буквальном смысле начинают безжалостно стискивать ее грудную клетку.
Ноги едва держали ее, поскольку в этом импровизированном, вертикально располагающемся гробу не было места ни чтобы присесть, ни чтобы прилечь. В какой-то момент узницу даже посетила спасительная мысль о том, что, может быть, она, наконец, умрет прямо здесь и сейчас и не будет испытывать всех этих страданий. Ее собственный организм, однако, будто бы в насмешку над ее желаниями сопротивлялся этому освободительному исходу. Он изо всех сил пытался сохранить сознание и жизнь, заставляя и без того перегруженный мозг с каждой новой секундой переживать за свою сохранность все больше и больше.
Казалось, у путницы уже начались галлюцинации из-за боли во всех внутренних органах, недосыпания и общего состояния подавленности и страха, что и вырисовывали странный геометрический лиловый узор на внутренних стенах карцера. Мозг путницы этот паттерн интерпретировал как сеть гигантской паутины, что оплетала не только это пыточное помещение, но и раскинулась далеко за его пределы. Казалось, эта сеть выходила за рамки тюрьмы, опутывая собой как целую планету, так и все пространство, включая самые отдаленные звезды вокруг нее.
Таким нехитрым образом сознание заключенной еще раз вернулось к тому сновидению, которое на короткий миг, когда ей удалось немного подремать, все же вновь захватило целиком и полностью фокус ее внимания. В этом царстве подсознания узница была заключена между двумя полюсами гигантского невидимого вселенского магнита посреди пустоты, где с одной стороны ее притягивала силы вечной тьмы, а с другой – тысячи ослепительных солнц. И определить на самом деле, что являлось чем, было крайне затруднительно, поскольку в какой-то момент свет стал настолько невыносим, что и сам превратился в кромешную тьму. В то же самое время коварная тьма стала казаться не такой уж и непроходимо темной, даже уже несколько напоминая сам свет. Его лучи на деле оказались лишь остаточным воспоминанием, что накладывалось сверху на это безусловное зло, которое только и ждало момента, чтобы навалиться всей своей массой на новую жертву.
Так путница уже напрочь позабыла как о той паутине энергии, в которой она запуталась, так и о той твари, что ее сплела. Ведь она сама непосредственно и находилась в этом самом темном уголке космоса. А потому путница даже не успела среагировать, когда эта черная дыра аннигилировала, вновь приняв форму бетонной коробки, в которой она находилась. Более того, это помещение и стало самым настоящим порталом в ад, когда двери карцера распахнулись. Оттуда к девушке, которая была не в состоянии даже закричать, уже потянулась черная рука, которая, грубо схватив ее за волосы, мощным рывком вытянула наружу. После этого железные врата чистилища с грохотом закрылись, и их насмешливо звучащее дребезжание продолжало преследовать путницу все то время, пока ее буквально волокли по коридору к месту ее очередного ни на секунду не прекращающегося истязания.
Глава 4
Двадцать три часа до затмения – Центральный Государственный Университет Метрополии Сердца
Дверь позади захлопнулась слишком громко из-за сквозняка, а потому собравшаяся аудитория тут же обратила свои любопытные взгляды в сторону вошедшего. Если быть точнее, то именно та часть, что не была в данный момент занята обработкой информации через свои чипы. Их фокус внимания в данный момент находился далеко за пределами данного помещения, хотя внешне и казалось, что они просто сидят с закрытыми глазами и медитируют.
Женщина-профессор, облокотившаяся на кафедру, посмотрела поверх очков и едва заметно понимающе улыбнулась, тем самым пригласив опоздавшего к началу занятия нерадивого студента внутрь, чем тот не преминул воспользоваться. Миновав основную сцену, Симон, проследовал по ступенькам на возвышавшийся над ней седьмой ряд парт, присев, наконец, рядом со своим другом, который был едва ли не единственной причиной, по которой Симон все еще продолжал посещать унылые залы этого казенного учреждения. Как только их взгляды встретились, на лице Симона практически моментально заиграла улыбка, которую он не мог сдержать и которая, казалось, была непосредственным отражением выражения лица его товарища. Эмоции от встречи с другом были настолько сильны, что будто бы сама их интенсивность стала искажать все пространство вокруг, вместе с тем вызывая необыкновенные ощущения и ассоциации, что волной захлестнули путника. Первые несколько секунд, казалось, ничего не происходило, однако затем стало понятно, что нечто незримое все же, вне всякого сомнения, уже случилось. Так, все началось с мельчайших частичек пыли, танцевавших в свете утреннего солнца, что проникал сквозь жалюзи. Их движения, по началу казавшиеся абсолютно хаотичными, приобрели несомненно выверенную и даже математически просчитываемую траекторию. Более того, сами они, поначалу будучи невзрачными белыми закорючками, внезапно стали переливающимися частичками света, который проникал внутрь с улицы. И не только они одни. Профессор и стены помещения стали мерцать, с каждым мгновением сияя все сильнее. Складывалось впечатление, что стыки стен, пола и потолка сейчас просто распадутся от этой вибрации. По всей видимости, однако, этой энергии для полного коллапса было недостаточно, а потому от столкновения этих сил по всем поверхностям аудитории лишь шла рябь, которая приобретала форму сверкающих нитей. Они, в свою очередь, соединяли между собой все предметы как внутри, так и снаружи университета. Эти паттерны были похожи на древние узоры на одеждах аборигенов острова за Горизонтом, историю которых Симон еще совсем недавно изучал на специальном цикле лекций. Вместе с тем окружившие его сверкающие рисунки были практически неотличимы от схем сложных цепей нейроконтуров чипов, изучение строения которых уже началось в этом семестре.
В своем промежуточном состоянии эти переливающиеся объекты принимали форму снежинок, которые заполнили собой все пространство в аудитории. Вместе с тем их присутствие отдавало приятным покалывающим холодом, что маленькими иголочками прошелся от самых пяток Симона до макушки и обратно.
Разглядывая свою ярко-желтую футболку, он наблюдал за тем, как разноцветный логотип на ней плавится, стоило только этим снежинкам коснуться его. Они превращали одежду в светлую кляксу, которая без труда готова была слиться с рисунками на футболке его соседа.
Сфокусировав свой взгляд на образе друга, вечный путник в образе Симона наблюдал за тем, как на его лице возникает все та же компьютерная схема, которая делала того похожим на изрисованного лилово-белыми татуировками дикаря. Надо было признать, что они весьма органично сочетались с его более темной фиолетовой футболкой.
Визуальные изменения тем не менее были не единственным индикаторами произошедших перемен. Окружающее пространство наполнилось тысячами новых звуков. Эти вибрации беспрепятственно проходили сквозь стены университета, превращаясь в самый настоящий вихрь смыслов, состоящий из бурлящего потока информации.
Целиком его переработать было невозможно, да и не нужно. А потому для окончания начавшейся синхронизации чипа с базой данных университета Симон привычным усилием воли сократил входящий поток до одной-единственной линии передач, которая была надежно зашифрована даже от всеведущего профессора за кафедрой. По крайней мере, так ему казалось.
– Привет, – вновь безмолвно улыбнулся Симон своему другу, как только интенсивность аудиовизуального вхождения в виртуальное пространство их сонастроенных чипов снизилась.
– И тебе, – кивнул в ответ его друг с разницей всего в несколько секунд, которые прошли после того, как Симон плюхнулся на сиденье рядом с ним. – Вижу, ты сегодня в хорошем расположении духа.
– Еще бы, – не смог скрыть своих радостных чувств Симон. – Ты угадай, кто согласился прийти на «Затмение», Эдди!
– Не имею ни малейшего понятия, – закатил глаза Эдвард.
– Кейт!
– Это было совершенно неочевидно, – с легкой иронией в голосе, которая отразилась в голове его друга, протянул он. – Надеюсь на сей раз ты найдешь в себе силы признаться ей?
– Да я уже предложил ей встречаться… Мне, видимо, надо действовать более решительно. А для этого мне понадобится моральная поддержка. Так что ты, в любом случае, пойдешь вместе со мной. Ты ведь знаешь, что Эдди и Симон – команда, и у них все всегда получается!
– В лабораторных моделированиях возможно, но вот в любовных делах… Я не так уж и уверен, что от меня будет в данном случае хоть какой-то толк…
– Ты меня не проведешь! – запротестовал Симон, используя все ту же нейропанель управления для связи, чтобы их никто больше не услышал. – Раз у тебя все получилось с Хельгой, то и мне уж точно ты сможешь принести удачу!
Эдвард, казалось, едва заметно напрягся, однако все же не стал заострять на этом свое внимание:
– Ладно, ладно! Ты и мертвого уговоришь! Приду я сегодня. Где, говоришь, будет вечеринка?
– Platopus Beach, конечно же!
– Следовало догадаться, – потянулся Эдвард, – могу представить, что там будет.
– Мы ведь можем там быть не до самого рассвета, ведь главное, чтобы… – слегка замялся Симон.
– Да, знаю, знаю я. Чтобы ты наконец сошелся с Кейт.
– Именно!
– О, Богиня.
– Да что такое? – искренне удивился Симон.
– Нет, нет, ничего. Давай-ка лучше вновь подключимся к виртуальной библиотеке, пока наша шикарная дама, – Эдвард кивнул на профессора, – не догадалась, что мы опять общаемся по закрытому каналу.
– Мне кажется, она и так знает, – неохотно согласился его друг, – просто делает вид, что не понимает.
– Тем более. Не будем лишний раз заставлять беспокоиться старушку.
– Уговорил, уговорил, и… Спасибо еще раз тебе! – вновь буквально засиял Симон.
– Пока еще не за что, – слегка устало отозвался его друг.
– Так, ладно, какая тема сегодняшнего семинара?
– Права человека. Их социальное значение и правоприменительная практика в контексте исторической ретроспективы…
Пока Эдвард озвучивал ключевые пункты, его друг на мгновение отвлекся на совершенно экстраординарное событие, которое выбивалось даже за условные границы виртуальной симуляции чипа. А заключалось оно в том, что изливающийся разноцветным потоком свет из-за жалюзи иссяк, после чего они разошлись в стороны. Но не как обычно, когда это делала профессор с помощью пульта управления, а как будто бы какая-то неведомая сила взяла и буквально подняла каждую из ламелей к самому потолку, обнажив гигантскую фигуру, ростом не менее трех метров, которая, по всей видимости, и затмила собой уличный свет.
Точно разглядеть ее слегка обалдевший Симон не успел, поскольку модуляция занятия уже практически полностью загрузилась в его мозг, унося за собой в потоке информации. Тем не менее он все же успел разглядеть вытянутую маску с приплюснутым клювом, которая венчала вершину фигуры. После этого последовал резкий толчок, который расколол на мелкие кусочки не только самого Симона, но и все пространство вокруг.
Происходящее напоминало Симону вроде бы обычную обучающую голограмму, однако на сей раз все выглядело куда более реально и ощущалась даже более настоящим, чем сама действительность. Так Симон из кабинета перенесся к подножию черной пирамиды, с вершины которой лились потоки крови, до сих пор не до конца понимая, каким образом эта проекция соотносится с темой занятия, и в то же время смутно ощущая, что он уже ее где-то видел.
– …в разные времена, – прозвучал голос Эдварда, что лился, казалось, отовсюду, смешиваясь с голосом профессора, – понятие свободы всегда означало совершенно разные вещи и явления для тех или иных народов. Наиболее любопытной теорией в ретроспективе для нас являются верования древних культур, что жили за Горизонтом и верили в то, что наш мир —адское измерение. Если угодно – тюрьма для всех мыслящих созданий. И в то же самое время она и увлекательнейшая площадка для игр. Вот только для существ совершенно иного порядка…
Симон слушал эту информацию, сам не заметив того, как ноги понесли его вперед, заставив подниматься вверх по склизким и холодным ступенькам пирамиды. Во время подъема он наблюдал, как с самой вершины этого строения то и дело падали трупы татуированных аборигенов с вырванными сердцами. Их обескровленные тела, достигая нижних уровней гигантского жертвенного алтаря, насаживались на черные колья, которыми была усеяна пропитанная кровью земля внизу.
– …однако несмотря на это знание, вожди древних племен все равно стимулировали рождаемость, поскольку свобода для них заключалась не в том, чтобы предотвратить страдание путем прекращения создания новых мыслящих существ… Но напротив! Их устремления были направлены на то, чтобы размножение не было ничем ограничено! Чтобы как можно больше существ подарили свои страдания их верховному существу! И чтобы никто не выпрыгнул из этого кровавого круговорота жизни и смерти, существовало два стража истины.
Симон чуть вздрогнул, когда прямо перед ним на лестницу приземлился огромный многоголовый монстр, распахнувший свои пасти в его направлении. Однако даже не смотря на этот жутковатый и гротескный образ чудовища, путник все равно продолжил свой подъем наверх.
– Первый страж – желание получить как можно больше. Неудержимая жажда и голод есть интенция сожрать не только других живых существ, но и весь мир. Если, конечно, получится. Что неосуществимо ни в какой форме для смертного, который не властен даже над своим собственным появлением на свет. Ему остается лишь раз за разом тешить себя иллюзией контроля хотя бы над своим телом и желаниями.
Симон, миновав это существо, вновь содрогнулся, когда прямо перед ним из ступеней пирамиды буквально проросла обнаженная демонесса, покрытая лианами с острыми шипами.
– Второй страж – это вожделение. Это жажда уже иного рода. Ее каждый стремится утолить, даже не смотря на всю ту боль, что приносят острые шипы страданий существования с первого до последнего вздоха, преследующие любое осознающее само себя существо.
Симон миновал и эту сущность, уже практически достигнув вершины. Он, однако, все же притормозил, когда в его глаза ударил нестерпимый свет, а кожу обжег сильнейший жар.
– Тем не менее даже если и эти две благородные истины не помогли человеку в том, чтобы он вырвался из порочного круга, и если новая жизнь обрела свою форму, то она неизбежно испытает страдания. Такие же, как и ее создатель, о котором он напрочь позабыл. Пробившиеся ростки сознания настигнет божественный огонь, который лишает разума и памяти. И тогда все начинается сначала уже в новой форме, но, по сути, по старой схеме вечного вспоминания и забвения.
Симон кое-как доковылял до вершины. При этом ему казалось, что последние ступеньки он проходит как в какой-то глупой игре снова и снова, идя по своим собственным, уже не раз оставленным когда-то давно следам. Наконец, когда из этого повторяющегося цикла ему удалось ускользнуть, путник в очередной раз в ужасе замер при виде фигуры, которую он не встречал уже очень и очень давно и при этом которая, казалось, всегда была прямо перед его глазами. Черная Богиня смотрела прямо в его душу, стоя посередине жертвенного алтаря, сжимая в своих руках вырванные сердца бесчисленного количества мыслящих существ.
Однако финальная жертва, что лежала перед ней, была еще жива. Глядя ей в глаза, Симон понимал, что все уже предрешено. Однако несмотря на это, он все-таки бросился к ней на помощь. Практически дойдя до нее, путешественник в самый последний момент потерял сознание, сраженный ударом Богини, которая громко смеялась над его попыткой изменить то, что уже давно свершилось.
Глава 5
Двадцать два часа до затмения – тюремный корпус: точное местоположение неизвестно