Пути Основ

А еще дальше лежала Южная Граница. Цепь высоких гор, отделяющая заселенный людьми мир от неизвестности. Во всяком случае, так любили говорить. Яран рассказал, что и за горами Границы живут люди, причем живут очень давно. Через редких торговцев и путешественников доходили лишь смутные и противоречивые слухи о живущих за Границей, да иногда – замысловатые и вызывающие еле ощутимую неприязнь предметы быта и безделушки. Говорили, что «потусторонники» не чтят Основ, не ведут родословных и не моются. Кое-кто из путешественников рассказывал, что обитатели мира за Границей носят вместо шапок собачьи головы, а ради своего оружия продают демонам души. Так или нет – Яран не знал этого, но у них были какие-то свои короли и губернаторы, а значит, с ними можно было договориться.

– Но если мы хотим договариваться, зачем тащим с собой такую груду оружия? – Штерн недоверчиво посмотрел в умные глаза собеседника.

– Вспоминая слова старого друга: «доброе слово – это хорошо, но доброе слово и боекостюм – еще лучше», – техник поправил самодельные очки. – Потому у нас с собой пара десятков БК и арсенал, достаточный, чтобы привести к покорности крупный город. Впрочем, если я достаточно знаю привычки нынешнего Первого Капитана, милиты не пустят в ход и половины этого.

– Почему?

– Куратор не любит грубую силу и прямые наскоки. Несмотря на то, что Четвертый имеет одну из самых сильных и заслуженных групп штурмовиков, за последние годы Полк завершил несколько сложных контрактов, даже не выходя из лагеря. «Один человек в нужном месте», – любит говорить капитан.

– Вир Яран, я прошу прощения, но откуда вы все это знаете? – юноша был одновременно радостно взволнован открывающимися горизонтами и огорошен количеством новых, не укладывающихся в известный ему мир вещей.

Техник достал из кармана спецовки тряпочку и аккуратно протер старые очки. На его лице застыло отрешенное и задумчивое выражение.

– Я служу Полку больше лет, чем ты живешь на свете, молодой человек. Намного больше. Ты вряд ли можешь себе представить, в каких удивительных местах и событиях мы успели побывать.

– Вы так долго вместе с бойцами, знаете все мелочи и особенности, вам не приходила мысль самому стать милитом?

– Скромные техники для работы полковой машины нужны не меньше, чем бравые вояки. А я хорошо умею именно строить, а не ломать. К тому же, – мужчина пристально посмотрел в глаза Штерна, – я не хочу убивать людей.

Юноша даже обиделся.

– Я пришел в Полк, чтобы изменить мир к лучшему, принести людям хоть немного справедливости, а не во́йны!

– Но ты говоришь о Боевом полке, организации, несущей войну всем остальным, разве не так?

– И единственной, способной изменить это!

Яран стал очень серьезен и даже как-то постарел.

– Молодой человек, как бы ни были благородны твои помыслы, тебе еще очень долго придется подчиняться желаниям других. Но даже тогда, когда – Основы в помощь – ты сможешь принять настоящее решение – будешь ли ты готов ради счастья хороших людей лишать жизни плохих?

– Если так будет нужно – то да, готов. Но я не бездумный убийца! Я знаю ценность жизни!

– Знаешь ли? Или ты знаешь лишь слова, которые с младенчества тебе говорили взрослые? Понимаешь ли ты по-настоящему, что несет с собой один кусочек металла, пущенный нажатием твоего пальца? Видел ли ты, как в твоем прицеле исчезают чьи-то годы, мысли и мечты? Чтобы не вернуться. Никогда.

Штерн попытался вспомнить тот вечер в сеттле, человека в безликом шлеме, мысли, промелькнувшие насквозь, когда он спустил курок – и не смог. Осталось лишь одно, сплавленное в единое целое воспоминание ярости, страха, боли. Юноша чувствовал, что тогда произошло что-то очень важное, но не мог понять, что. Это было так далеко, в той, мирной жизни…

Штерн потупил глаза.

– Нет, я не знаю. Я думал, что понимаю, но…

Техник взглянул на звезды.

– Знай, что ответственность за каждое слово и дело, которое ты принес и принесешь в мир, еще найдет тебя. И помоги тебе Основы, потому что забыть это уже невозможно.

В небольшой лощине, уютно оживляемой журчащим ручьем, перед закатом собрались несколько человек. Разные по виду и поведению, все были похожи в одном – внешне безразличные, они ловили и запоминали каждую мельчайшую особенность окружающих метров и минут. Некоторые негромко переговаривались, двое в запыленной и выгоревшей одежде дремали, привалившись спинами друг к другу. Один, в пылевой маске, закрывающей большую часть лица, беспокойно ерзал чуть в стороне. То и дело нервно поправляя маску, он незаметно старался рассмотреть остальных.

На склоне предупредительно зашуршали камешки, и в неровный круг ожидающих людей вошел Куратор.

– Ну что ж, коллеги, начнем. У нас минут двадцать-двадцать пять, пока по колонне идет смена караулов. Край, как обычно, первый.

Один из дремавших ранее мужчин выпрямился и откашлялся.

– Внешнее охранение не заметило с прошлого доклада серьезных изменений. Природных опасностей замечено не было. Еще несколько дальних контактов со скаутами Тринадцатого, но они не представляют угрозы. Скорее стараются напомнить, что это их сфера интересов, и они в курсе событий. Местные приграничники стараются держаться подальше и не идут на контакт. Кстати, – лейтенант немного замялся, – два раза вычислили наши наблюдательные посты. Очень глазастые. Было бы хорошо перенять опыт.

При этих словах он покосился на беспокойного человека в маске. Куратор кивнул, непонятно к кому обращаясь.

– Теперь дальняя разведка. Льюис?

Другой лейтенант, немного моложе остальных, коротко ответил:

– По официальным каналам Полка наладить прочную связь с местными не получилось. Они либо вообще не готовы сотрудничать, либо отсылают к Тринадцатому. Правда, как Край сказал, враждовать они тоже не настроены.

– Сырые материалы сделал?

– Имена, даты, краткое описание, – Льюис передал Куратору несколько исписанных листов.

Тот аккуратно убрал их в планшет на поясе.

– Через два дня обработаю, напишу рекомендации. Найди меня в составе колонны. Пиккола?

Третий из присутствующих встал:

– Личный состав спокоен. Общий настрой нормальный, конфликты в пределах нормы. «Свежачки» привыкли, нагрузку тянут. Но…

Куратор поморщился.

– Знаю, но все равно докладывай по форме.

– Произошла непредвиденная ситуация. Один из новобранцев добрался до оружия, стащил пистолет и попытался сбежать. Застрелен на виду у всей колонны.

– Полковник уже назначил инструктору, проворонившему оружие, две недели без жалования. Твоему человеку, работавшему по новобранцам, объявляю выговор. Оба хороши. Для остальных новобранцев начать тренировки с боевым оружием с завтрашнего дня, увеличить общую нагрузку. Попытайся выцарапать у штурмовиков пару работающих БК для тренировок. Сходи к полковнику, если придется.

– Принял, командир, – глава внутренней разведки сел, стараясь не запачкать брюки песком.

Самое интересное для себя Куратор оставил напоследок. Поиски следов, ведущих к Серебряной Арке, становились все сложнее, но и азарт возрастал.

– Все, кроме Робера, свободны.

Лейтенанты разошлись, с интересом поглядывая на остающихся. Но секретность есть секретность. Подслушивать командира никому и в голову не пришло.

– Итак, что по спецоперации?

Один из двоих оставшихся, по одежде неотличимый от приграничника, сидевшего рядом, приподнял голову и виновато посмотрел в глаза капитану.

– Шеф, мы все еще не нашли его. Он как призрак – здесь видели, тут был, с тем разговаривал. Но где он и кто он – никому неизвестно, только догадки. Пока есть только один человек, который знает хоть немного больше, чем слухи, – лейтенант кивнул на незнакомца в маске. – Он из местных. Сам нашел нас несколько недель назад. Я сначала думал, что это обычный наемник, но как только он узнал, что мы разыскиваем Химмельхерца, исчез и появился только вчера. Заявил, что хочет видеть командира. По-моему, у него есть новости.

Робер протянул начальнику несколько листков пергамента. Куратор знал, что в них будут не только отчеты по неудавшимся поискам, но и все, что удалось разузнать про самого́ нового осведомителя. Капитан спокойным и нейтральным голосом обратился к приграничнику:

– Пожалуйста, сними маску и представься.

Неудовольствие, неприятие и вопрос отразились в глазах человека.

– Скрывать свою личность сейчас уже не имеет смысла, – добавил Первый Капитан. Незнакомец неохотно стянул маску и открыл моложавое, но узкое и изможденное лицо. Милиты Полка не страдали излишним ожирением, но этот человек был похож на нечто среднее между щепкой и копченой рыбой. С последней его особенно роднили большие, немного навыкате глаза и сильный загар. Человек с беспокойством оглядел офицеров, но за показной неуверенностью и нервозностью Куратору почудилась сила и смутная опасность. Своей интуиции он доверял, а потому отнесся к приграничнику максимально серьезно.

– Я Макс, – коротко представился информатор. – Юхан Химмельхерц ушел за горы.

Несмотря на странное вступление, Куратор не стал прерывать его, и лишь вопросительно поднял бровь.

– Его знали. Многие. Он ходил со своими коробочками годы. Между почтовыми постами. Торговал рухлядью, собирал новости. Расспрашивали о прошлом – рассказывал много баек. Нигде не задерживался надолго. Не имел близких друзей. Появлялся, как только что-то происходило. Через горы дошли слухи, что за Границей неспокойно, он исчез. Никто не удивился. Никто не искал. Кроме вас.

Когда Макс открывал рот, создавалось впечатление, что говорящий ненавидит слова.

– Как давно он исчез? – Куратор старался не выдавать заинтересованность.

– Четыре года назад. Плюс-минус три месяца.

Капитан помрачнел. Они очень сильно отставали от цели. За такое время человек мог оказаться где угодно. Но с чего-то нужно было начинать.

– Откуда ты знаешь, что он ушел сам, да еще и именно за Границу?

Макс пожал узкими плечами.

– Я искал. Я узнал.

– Полезно, нечего сказать, – саркастически заметил Робер.

Куратор остановил его движением ладони.

– Почему он ушел?

– События. Химмель любил события. В загорных землях стало жарко – ушел туда.

– Жарко? – Куратор невольно перенял манеру собеседника строить предложения.

– Не знаю. Не был там. Не искал об этом. Какая-то война.

«Ну замечательно, – подумал про себя Первый Капитан. – Интересно, насколько это входило в планы губернатора Перекрестка, когда он собирал экспедицию? И что скажет полковник Джейкобс, кода узнает, что мы шагаем прямо под пули, выпущенные неизвестно кем неизвестно в кого? И почему, Благие Основы, я первый раз об этом слышу?».

Последний вопрос, правда, в несколько другой форме, он задал приграничнику.

– Новости сюда приносили торговцы. Наши и загорцев. С тех пор загорских нет. Из наших вернулось двое. Не были дальше торгового двора. Только сплетни. Предупредили больше не ходить, пока загорские не разберутся, – приграничник, похоже, начал утомляться количеством сказанного.

– Ну а сами местные не любят разносить слухи, – ненадолго встрял Робер. – Вот оно дальше никуда и не пошло.

– Ясно, – подытожил Куратор.

Новости добавили целую кучу новых задач и проблем, но к этому он уже привык.

– Ты сможешь описать Юхана внешне? Или видел его сам?

Приграничник немного помедлил.

– Видел. Он не выделяется.

Капитан понял, что тот имеет в виду. Особых примет нет. Плохо.

– Пойдешь с нами? – Куратор предлагал сотрудничество, но вопрос был с подвохом. Ответ мог многое сказать о само́м информаторе.

Большие глаза встретились с твердым взглядом Куратора и легко проглотили его. В холодной глубине шевельнулось едва заметное удовлетворение. Голос выразил волнение, но разведчик почувствовал его поддельность. Человек ждал этого вопроса.

– Патент союзника Полка. И милит-право на убийство.

Взгляд Робера метнулся к информатору, затем к капитану. Незнакомец просил многого. Куратор ответил одним словом.

– Заслужи.

Уже более двух недель экспедиция Четвертого Полка двигалась без происшествий. Раскинутые Куратором сети наблюдателей изредка подрагивали от ненавязчивых прикосновений любопытствующих людей, но и только. Так что ударившая в них жирным шмелем новость о том, что на пути колонны собирается войско, даже как-то воодушевила уставших от рутины милитов. Хотя дальняя разведка сработала как полагалось, времени на подготовку оказалось немного – неизвестные приближались на удивление быстро.

Полковник Джейкобс невозмутимо покачивался в стременах, оглядывая окрестности. Едва получив новость о контакте, он оставил свое место в голове колонны и направился в центр пыльной вереницы людей и лошадей. Не слезая с седла, немедленно затребовал себе все доступные карты местности и углубился в их изучение. Сбоку от него, на командной повозке, обшитой полосами стали и увенчанной оленьими рожками антенны, по-турецки уселся Первый Капитан. Немного времени спустя дежурный лейтенант связи подпрыгнул в своем тесном закутке и принялся быстро записывать принятый сигнал. Едва отложив карандаш, он передал листок капитану. Мельком взглянув, тот вручил его полковнику.

– Они выдвинулись. Строятся в боевые порядки.

Полковник холодно, будто личного врага, осмотрел донесение.

– Неудивительно. Если хотят напасть, то удобнее места не будет до самого перевала. А на нем им уже не развернуться.

Колонна Четвертого Полка постепенно втягивалась в узкую предгорную долину. Пологие холмы, по верхушкам заросшие густым кустарником, могли легко скрыть на себе небольшую армию и при этом не требовали мастерства скалолаза для передвижения.

– Ты успел выяснить, кто они и что им от нас нужно? – полковник водил линейкой и карандашом по карте так уверенно, будто сидел за столом в своем кабинете.

– Это не приграничники. Их необычно много, и они настроены необычно враждебно. Тяжелого оружия не замечено. Организация низкая. – Куратор помедлил. – Источники говорят, что это люди из-за гор. И если так, то это первый случай конфликта двух сторон Границы за последние лет триста.

– Везучие мы, – Джейкобс даже не поднял головы, продолжая вглядываться в переплетение нарисованных линий.

Его размышления прервал гонец, повторивший то же, что и связист. Полковник с видимым удовольствием размял пальцы и достал бинокль.

– Я скажу тебе, капитан, чего они хотят. Попробовать нашу силу. Никто из тех, кто сегодня поднимет против нас оружие, не знает о Боевых полках ничего, кроме легенд.

Командир Полка повысил голос, обращаясь ко всем офицерам вокруг.

– Наша задача – не уничтожить врага, а точно и слаженно отработать оборону. Потому – раненых не добивать, бегущих не преследовать. Движение колонны возобновить при первой возможности. Мы должны создать полное впечатление, что такие вещи для нас обыкновенны, привычны, и мы знаем, что с ними делать. Что, собственно, так и есть. За работу, милиты.

Первые боевые кличи раздались даже раньше, чем первые выстрелы. Едва последний ряд арьергарда вошел в тень холмов, на ничего не подозревающую колонну посыпались пули, стрелы и камни. Но еще до того, как нападающие закончили недружный первый залп, порядки на поле боя кардинально изменились. Люди и лошади на дороге дружно остановилась. Минуту назад выглядевшие беспечными путешественники исчезли за повозками и большими деревянными щитами, которые они сорвали со стен и крыш своих передвижных убежищ. Упряжки быстро перестроились в два ряда, так, чтобы с одного бока лошадь прикрывала соседняя повозка, а с другой – ее пассажиры, поднявшие щиты наизготовку. Последние стрелы залпа еще продолжали падать, когда в воинственные крики нападающих вклинились глухие и низкие хлопки тяжелых снайперских винтовок. По сравнению с громом падающих на щиты и крыши метательных снарядов они казались совсем не страшными, но с каждым выстрелом победный клич в холмах сменялся стоном боли. Минута за минутой становилось все яснее, что перестрелка складывается не в пользу атакующих. Тогда люди в холмах сделали очевидный выбор. Каждый, кто мог держать в руках оружие, ринулся веред, чтобы схватиться с попавшими в засаду чужестранцами лицом к лицу. И как только все атакующие высыпали из-за деревьев и с воплями понеслись вниз по склонам, у бойцов Полка ненадолго перехватило дыхание. На каждого из полутора сотен членов экспедиции приходилось по три, а то и четыре противника. Казалось, целый город сейчас бежит на них, одержимый жаждой убийства. Атакующие были одеты в грубо, но прочно сшитую одежду из растительных тканей, на груди, плечах и животе обшитую множеством пластинок из металла, дерева или дубленой кожи. Их высокие островерхие шлемы и большие овальные щиты легко остановили бы когти животного или стрелу, но вот удержать пулю способны не были. Обнаженные мускулистые руки сжимали больше орудия охоты, чем войны. Редкие примитивные ружья куда чаще перемежались длинными луками и железными копьями. И все же даже простое копье или топор, направленные сильной рукой, легко способны оборвать жизнь. Так думали люди, широкими прыжками сокращающие расстояние до стены щитов. Так же думали и те, кто укрылся за ней.

Едва последние атакующие вышли из-под прикрытия деревьев и кустов, колонна внезапно замолчала. Смутно надеясь, что пришельцы напуганы их атакой и собираются бежать, люди в высоких шлемах все громче подбадривали друг друга воинственными кличами. За пятнадцать метров до повозок крики нападающих слились в единое оглушительное «Аааааааа!», и затем стена щитов ответила единым залпом. Каждый милит, каждый техник, повар или слуга, которому доверили носить оружие, разрядил его в упор. Результат был опустошительным. Тяжелые, медленные пули пистолетов и ружей рвали людей на куски. Едва ослепленные, оглушенные и окровавленные нападающие подняли головы, щиты в нескольких местах колонны упали на землю, и в проходы стремительно прыгнули высокие железные фигуры. Безликие, с ног до головы закованные в броню, с боевыми ножами и щитами в хищно скрюченных перчатках, они странно напоминали самих людей из-за гор, только неизмеримо более могучих, как будто боги войны спустились на поле боя, чтобы наказать своих нерадивых почитателей. Стальные пальцы вырывали их щиты из рук и руки из плеч, удары ножей вбивали пластинки брони сквозь мышцы и кости глубоко в сердца людей. Нападающим просто нечем было их остановить. Менее чем за минуту погибло тридцать человек. Это была бойня. Боевые кличи сменились криками панического ужаса. Пестро одетая толпа людей дрогнула и побежала. Опьяненные кровью штурмовики еще несколько секунд собирали среди бегущих смертельную жатву, но, подчинившись громкому приказу, не торопясь и с видимым неудовольствием отошли к рядам повозок. Как большие хищные кошки, они пристально смотрели в спины убегающих людей, постепенно отпуская возбуждение короткой схватки. Бой окончился меньше чем за двадцать минут.

Они выжили в первом бою. Новички один за другим стряхивали напряжение и возвращались к жизни. Некоторые, как оставленные куклы, неподвижно привалились к повозкам. Другие смеялись и прыгали, не заботясь о том, что подумают о них. Штерн разжал на карабине трясущиеся руки. Он до последнего вглядывался в удаляющиеся спины врагов. Лишь когда последний скрылся за холмом, он снял палец со спускового крючка. Он чувствовал себя усталым и вымотанным, хотя прошло всего несколько минут. Преодолев себя, юноша оглянулся на инструктора, ожидая приказов. Тот меланхолично разглядывал радостно прыгающих новобранцев и молчал. Почувствовав взгляд Штерна, он оглянулся и легонько похлопал ладонью по воздуху. Поняв жест отбоя, Штерн сполз вниз, позволив чувствам захлестнуть себя. Его тотчас накрыло: он заново переживал давящее ожидание, непривычное ощущение приклада на плече, напряжение, сосредоточившееся в одной подушечке указательного пальца. Крики людей, почему-то желающих убить его, хотя Штерн не сделал им ничего плохого, и инстинкт выживания, требующий сделать хоть что-нибудь. Но инструктор пообещал лично вышвырнуть за щиты того, кто откроет огонь без приказа, и Штерн ждал команды как освобождения. Снова вспомнилась внутренняя борьба между могучим желанием жить и осознанием, что тот неясный силуэт в узкой рамке прицела тоже принадлежит человеку. Штерн нажал крючок раньше, чем понял, что прозвучал приказ. Он не знал, попал ли хоть во что-то, и не хотел знать. Он спускал курок снова и снова не для того, чтобы убить врага. С каждой пулей будто улетали вдаль его сомнения и страх. И когда они кончились, Штерн остался один. Он смутно помнил секунды звенящей ясности и холодного разума, но теперь, в мире полном жизни, это чувство казалось все более далеким и невозможным, и юноша быстро убедил себя, что ему пригрезилось.

Стивен Джейкобс неторопливо шагал вдоль собирающейся в путь колонны. Ему всегда казалось, что с высоты своих собственных, а не ног коня или стола, земля начинает выглядеть проще и понятней. Под ботинками позвякивали гильзы, похрустывали щепки деревянных щитов.

Он контролировал этот бой. Неожиданностей не случилось. Потери были минимальны – несколько раненых лошадей и людей, да один неудачливый слуга замешкался в поисках укрытия и нашел свою пулю. Экспедиция была в полном порядке и готова отправиться в путь.

Своего заместителя он нашел в конце вереницы упряжек, внимательно рассматривающего тело одного из нападавших.

– Как насчет пленных, капитан? Остался ли с нами кто-то, способный говорить?

Куратор обернулся, стараясь скрыть озадаченное выражение лица.

– Ни одного, полковник. Вообще ни одного. Даже тяжело раненные решили потратить остатки сил на то, чтобы оказаться подальше вместо того чтобы спасти свою жизнь в наших зеленых палатках. Но вот это, – капитан кивнул на лежащее тело, – совсем странно. Его подстрелил в ногу кто-то из рекрутов. Его обыскали, связали руки и оставили в покое. И пока за ним не смотрели, этот человек перегрыз себе вены зубами и истек кровью.

Даже видавший виды полковник удивленно поднял брови.

– Да уж, вот это решимость. Похоже, – после секундного раздумья добавил он, – есть только два варианта. Либо у людей из-за гор такие странные обычаи – нападать на незнакомых людей и потом не сдаваться в плен, либо…

– …либо слава Четвертого дотянулась дальше, чем его руки. – закончил за него Куратор.

Глава 5

Начальнику разведки Полка.

Химмельхерц очень странный. Я проанализировал все его известные перемещения и контакты – в них нет никакой системы. Такое ощущение, что он просто бродил по Приграничью и разговаривал с людьми. Торговал, заводил знакомства. Но все отмечают, что он любил поговорить по душам. Он был странствующим торговцем, так что это никого не удивляло. Вот только когда из-за Границы пришли первые вести о войне, Химмельхерц тут же собрал вещи и исчез. Видели его направляющимся по Дороге на юг. Обычные торговцы так не делают. Готов спорить на месячное жалование – он знал и понял больше, чем остальные.

Лейтенант Робер.

Ответ: Продолжать поиски. Когда вернемся домой, будешь моим заместителем.

Куратор.

Чем дальше к Границе, тем более неприветливой становилась земля. Из сурово-щедрой кормилицы она постепенно превращалась в злую мачеху, прижиться на которой могли лишь сухие, колючие кустарники да редкие древесные гиганты, когда-то давно на последних усилиях пробившиеся корнями к глубинным водным горизонтам, и с тех пор независимо и гордо встречающие любую опасность. Полоса безводной земли не была широкой – взгляды членов экспедиции все больше заполняли горы Границы. Она не бросалась в глаза острыми неприступными вершинами, не манила голубыми зеркалами кристально чистых озер, не пугала каменными когтями скал. Границе достаточно было просто быть. Она оставалась на заднем плане, но всем было понятно, кто именно главенствует здесь. Издали горная цепь походила на спину невообразимо огромного, древнего, тронутого сединой нетающих снегов зверя, прилегшего отдохнуть послеобеденным сном в пару миллиардов лет. Когда много дней спустя экспедиция наконец вступила на первые камни горных склонов, впечатление разительно изменилось. Теперь каждая вершина, заслоняющая небо слева или справа, казалась правителем собственной горной страны, положившим могучие руки на подлокотники каменного трона. Необъятных размеров, безмолвные, грозные, они состязались со своими соседями в твердости немигающих взглядов, совершенно не обращая внимания на песчинки людей у своих ног. Ветры времени унесут песчинки, как и другие вслед за ними. А горные цари останутся, все так же вечно и бессмысленно отстаивая свое превосходство, пока, спустя бессчетные эры, безжалостные солнце, вода и ветер наконец не положат их гордые головы к ногам матери-земли.

Штерн и Диез как обычно шли в конце колонны. Многое в них изменилось со дня, когда ворота лагеря захлопнулись за ними. Тренировки, которые на пыльной площадке казались невыполнимыми, теперь вспоминались с ностальгией. Они учились, в буквальном смысле, на ходу, ведь останавливаться для них никто не собирался, а редкие часы настоящего отдыха ценились до секунды. Тренировки были суровыми, и не все удавалось с первого раза, но новички редко просили пощады. Новобранцы понимали, что теперь от этих умений зависит их будущая жизнь и снова и снова выкладывали последние силы. Теперь, когда за спиной остался их первый бой, молодые люди будто перешли некую черту. Кто-то впервые осознал, что это уже не игра, и, несмотря на юношеское ощущение неуязвимости, понял, что смерть совсем близко, на расстоянии выстрела. Кто-то сохранил в памяти тугую отдачу приклада, адреналин боя, эйфорию победы и желал пережить это снова. Кто-то вспоминал падающее в прицеле тело и раз за разом пытался понять, почему где-то за сердцем поселилось колючее чувство неправильности? Их тугие веревки мышц уже вплотную подступили к загорелой коже, а локти по остроте не уступали боевому оружию, но молодые люди стали лишь крепче. Они учились подчиняться приказам, действовать единой группой, находить и вести цель. Впервые примерили к плечу длинные винтовки снайперов, попытались спрятаться от инструктора в тенях и незаметно проникнуть в заданный квадрат. Пару раз даже влезли в запыленный, покрытый вмятинами боевой костюм. Штерн ясно помнил момент, когда он впервые почувствовал тяжесть брони на плечах. Помнил, как побежали мурашки по коже, когда закрепленный на запястье боевой нож лязгнул сталью в пазах креплений. Помнил разочарование, пришедшее вместо ощущения мощи и непобедимости, когда он понял, что костюм не слушается его движений.