
Полная версия
Ваше Сиятельство 12 (+иллюстрации)
– Вы, Александр Петрович, неправильного обо мне мнения. Я готовить умею и люблю, – она открыла холодильный шкафчик. – Могу предложить на завтрак яичницу. Или омлет. Ах, вот здесь еще что: кусочек засохшего сыра. Значит, омлет с тертым сыром. Такое устроит его сиятельство?
– Отлично, приступайте, ваша милость, – я присел на табурет и принялся выкладывать из очень тяжелого пакета все те прелести, которые мы отняли у Сладкого Хариса. – Не терпится спросить, Наталья Петровна, вам удалось заглянуть в меня достаточно глубоко? Заглянуть, туда, куда вы так старательно пытались влезть много раз.
– Мне готовить завтрак или отвечать? – она повернулась, держа в левой руке картонную коробку с яйцами.
– Разве это сложно совмещать? Хотя бы главное скажи: чудовище я или нет? И на самом ли деле я люблю Ольгу? Ведь сама понимаешь, в ментале нельзя сфальшивить, – я разложил на столе эйхосы – их было три, достал блокнот с записями и два запечатанных сургучом конверта. Оружие доставать не стал – с ним пусть разбирается Элиз и Бабский.
– Если я буду говорить, то не смогу готовить завтрак. Но хорошо, – она подошла к краю стола, поставила на него картонную коробку с надписью «Teddy Farm Products» и сказала: – Ты – не чудовище. Ты – демон. Не знаю даже, лучше это или хуже. В самом деле демон! Ты – не человек, Саш! Я думала, Элизабет так называет тебя в шутку. Теперь знаю, что нет. И сама она, наверное, тоже не человек, после того, что твоя любовница сделала вчера, у меня до сих пор холодок на сердце, хотя я за свою не столь длинную жизнь успела увидеть немало смертей и редкой жути. Вчера я промолчала, но мне хотелось орать. Сначала на весь клуб господина Флетчера. Потом на всю улицу. Люди не бывают такими как ты и она! Но ней я говорить не хочу. А вот о тебе очень даже интересно. Откуда в тебе это все? Ольга… Бедная Ольга! Она тебя не боится? Или она всего этого не понимает?
– Послушай, дорогая, дай ручку! – я потянулся к ее ладони.
– Нет! – она отдернула ее.
– Наташ, ты же менталист, черт возьми! – я улыбнулся ей самой доброй своей улыбкой.
– А, давай без чертей? – она улыбнулась в ответ, как-то очень ехидненько.
– Так вот, ты – менталист. Очень хороший менталист. И поэтому должна хорошо понимать, что если так строго разграничивать, то ты тоже не человек. Или, скажем, не совсем человек. Впрочем, как и Бабский. И как твой муж – Рыков, и другие из Коллегии. В каждом из нас ментальное тело заметно отличается от ментальной конструкции обычного человека. Но эта грань настолько размыта, что трудно сказать, где обычный человек становится человеком необычным. Я – просто хороший маг. Я не демон хотя бы потому, что у меня меньше энергетических тел, взамен мои тела сильнее и универсальнее. Уверен, ты никогда в жизни не сталкивалась с настоящими демонами, раз говоришь такую ерунду. Твои выводы, если они, конечно, серьезные не могут быть верны. Вот и все. На этом поставим точку в определении моей принадлежности!
– Если говорить о Коллегии, то ты будто объединил в себе их всех. Ты не просто маг, – Бондарева оперлась на край стола, чуть наклонившись надо мной.
– Ой, да ладно тебе. Я же сказал: я – просто маг, сильный маг. Но если надо, утру нос всей Верховной Коллегии. Только этого не надо, правда? Главное мне скажи: веришь теперь, что к Ольге у меня отношение искреннее? Я на самом деле ее люблю, – я поднял взгляд к баронессе.
– Пора заняться завтраком, – она взяла картонную коробку и направилась к плите.
– Наташ! – окликнул я ее. – Я, кажется, спросил. Мне небезразлично как ты меня воспринимаешь!
– Да, ты ее любишь. Ты всех любишь! Любвеобильный такой! Только что обнимался здесь с Артемидой! – баронесса загремела сковородой. – Сразу набросился на нее, как только отпустил меня.
– Тебя это злит? – бросив на стол эйхос я встал, подошел к Бондаревой и властно повернул ее к себе.
– Да, злит! Я так не привыкла! Мне это… – она не смогла договорить – я закрыл ей рот поцелуем, и в этот раз Наталья Петровна была куда более терпима к моим вольностям. Даже когда сжал ладонями ее ягодицы и жутко возбудился, она уже не пыталась вырваться.
Мы бы простояли так намного дольше, если бы на кухню не вошел Бабский: как всегда веселый, держа на плече полотенце и роняя капли влаги с мокрых волос.
– Яичницу или омлет? – краснея и отталкивая меня, спросила Бондарева и тут же пояснила: – Других продуктов нет – вечера же никто не позаботился.
– Кстати, Леш, сходи. Тут напротив лавка «Holiday Every Day». И еще есть какая-то за углом, – попросил я.
– Ах, да, я понимаю, вы тут очень заняты. Конечно, Сэм, как преданный слуга, решит все проблемы молодой четы Гилфордов, – посмеиваясь он назвал нас той вымышленной фамилией, которую Бондарева использовала при прохождении пограничного контроля. – Еще будут какие-то приказы, пожелания?
– Купи хороших шоколадных конфет, – попросила баронесса. – Лучше наших, с карибских поставок.
Едва Бабский удалился на кухню зашла Элизабет, что вызвало почему-то у Бондаревой смех.
***
Войдя в полутемную комнату, Гера присела за стол, стянула бархатистую ткань с хрустальной сферы. Око Нексимы тут же ожило – золотистые блики заметались по стенам, словно огненные птицы, яркими искрами мелькнули на лице богини. Этой непростой вещице было множество тысячелетий. Быть может даже сотни тысячелетий. Величайшая не помнила в точности, как артефакт попал к ней, и кем из древних мастеров он был сделан.
Протянув руки к хрустальному шару и неотрывно глядя в его глубины, богиня снова задавалась вопросом, на который никак не удавалось получить ответ – уж слишком хорошо постарались маги герцога Уэйна.
– Ключ Кайрен Туам… Где Ключ Кайрен Туам?! Где?! Где Ключ?! – вопрошала богиня, собирая все внимание и ожидая, что в мерцающих глубинах хрусталя появится хоть какая-то внятная подсказка. Однако светящийся шар по-прежнему был глух к ее вопросам. Око Нексимы выручало богиню много раз, но не теперь.
Оставалась лишь надежда на Гермеса. Крылатый бог очень задолжал ей. Только за последние годы Величайшая десятки раз помогала ему, решала проблемы Вестника с Перуном. Теперь пришла пора ему отдавать долги, а значит он должен был известись, но помочь ей. Гера знала, что он старается: день и ночь пытается добыть для нее необходимые сведения, нарушая небесные законы сует свой нос, куда не следовало бы богам. Если не справится Гермес, то был в запасе еще один непростой ход, но для этого снова бы пришлось обращаться к Посейдону, а Величайшая этого очень не хотела.
Не хотела она так же того, чтобы Держатель Вод узнал, что она носит под сердцем его ребенка. Это пока удавалось скрывать от него и от Перуна. Но такое не могло длиться слишком долго. И одну глупость Гера уже допустила: когда была на эмоциях, проболталась о ребенке перед Астерием. Теперь очень сожалела об этом, и утешала себя лишь тем, что Астерий не болтлив и ему мало дело до произошедшего. Из-за этих причин Гера начала торопить события: Ключ Кайрен Туам ей нужен был поскорее. Вернее, не столько ей, сколько все тому же несносному хитрецу Астерию, которого в некоторые минуты Величайшей хотелось жестоко убить! Надо признать, случались и другие минуты, когда Гера сожалела, что Астерий не стал ее мужчиной и вряд ли теперь когда-нибудь станет. Величайшая была достаточно умна, чтобы не строит несбыточных планов на великого мага и понимала, что ей никакими силами его не удержать, поэтому для ее целей следует выбирать мужчин проще, покладистее.
Накрыв хрустальную сферу, она с улыбкой глянула на стражниц – двух гарпий, сидевших на мраморных пьедесталах. Они походили на мраморные статуи: такие же белые и неподвижные, как камень под ними. Неподвижные до того момента, пока здесь не появится незваный гость. Такое случалось очень редко, но бывало. Например, семь лет назад слугам пришлось мыть пол и стены от крови и собирать осколки костей одной из нимф – дурочка ошиблась дверью.
Пройдя через короткий коридор с мозаичными стенами, Гера оказалась в небольшом зале, который был продолжением ее сокровищницы. Помимо редчайших предметов из золота, серебра, редких металлов и камней, которые прости не встречались на земле, здесь были вещицы с виду, не выделявшиеся особой красотой. Как например эти три камня, черных с красноватыми прожилками и глубокими трещинами. Один чуть побольше, два других поменьше – размером с гусиное яйцо. Назывались они «Карханс Насли Бонг». Как перевел с древнего языка Астерий: «Камни Нового Бога». Пока их имелось у Геры три, но скоро должен был появиться четвертый. Как минимум еще один находился в Хранилище Знаний. Его должен будет добыть для нее Астерий – все, к сожалению, вертелось вокруг него. Неплохо было бы получить все семь Камней – именно столько по древним свидетельствам существует из на земле. Величайшая рассчитывала на это, потому как число мужчин, интересных ей было никак не меньше семи. И на каждого из них хотелось потратить по такому Камню.
Мужчин Величайшая выбирала не только по внешней привлекательности для нее, но исходя из понимания, насколько сильны будут в них будущие божественные энергии; насколько они будут соответствовать ее требованиям и будущим задачам в новом для них мире.
Взяв с полки один «Кархан Насли Бонг», тот, что продолговатый и покрупнее, Величайшая подумала, как только Астерий исполнит договор, все для нее станет другим. Наконец настанет время, о котором она давно мечтала. Придет новый справедливый мир, в нем законы будет издавать она – и никто другой без ее особого позволения. Мир, в котором, вовсе не женщина вынуждена подчиняться мужчине, но станет ровно наоборот: мужчины-боги будут сидеть у ее ног, в ожидании ее милости или повеления.
Сжимая Камень в руке, Гера чувствовал тепло, исходящее из его глубин, за которым стояла огромная сила. Ее мысли перенеслись к последнему из определенных ей мужчин – к Майклу Милтону. Поначалу, Величайшая не была уверена, что он подходит для ее целей, но с каждым днем наблюдения за ним, ее мнение менялось. Теперь ей казалось, что именно барон Милтон может стать самым желанным из ее будущих мужчин, хотя до недавнего времени среди всех остальных она выделяла графа Оршанского. Последний был на удивление хорош в постели – никакого сравнение со скучным и ленивым Аполлоном. Ведь права Афродита: земные мужчины дарят куда больше радости и силы ощущений, чем зазнавшиеся небесные ленивцы.
Из коридора донеслись голоса служанок, и Гера догадалась, что они пытаются остановить кого-то спешащего к ней. Положив Камень на место, она направилась в обратный путь. Прошла через свои спальни и остановилась в зале приемов.
– Впустите! – властно сказала она.
Дверь распахнулась, на пороге появился Гермес.
– Что в этот раз?! – в нетерпении спросила Величайшая.
– В этот раз получилось! – лицо крылатого бога засияло.
– Ключ Кайрен Туам?! – спросила она.
– Да! – выдохнул Гермес.
Величайшая подбежала к нему, обняла со всей божественной силой.
Этот день радовал ее! Очень радовал. Остатки вчерашнего мрачного настроения, нахлынувшего под вечер, растворились без следа.
Она даже была готова прямо сейчас поспешить к Астерию.
Глава 6. Труды и искушения
Наш завтрак затянулся почти до полудня. Отчасти виной тому Бабский. Его, видите ли, не удовлетворили продукты, купленные в «Holiday Every Day», и он отправился в другую лавку – она находилась где-то под Curlock Tower. Все это время мы со штабс-капитаном разбирали записи в блокноте используя ключ шифрования графа Варшавского. Хотя записей в пухлой книжице было много, подавляющая их часть оказалась совершенно пустой, устаревшей много дней назад. Если бы моя рука дотянулась, я бы отвесил крепкую затрещину тому мудаку-агенту нашей Службы Внешних Слежений, который подсунул нам эту галиматью, не позаботившись ее предварительно почисть, хотя бы вырвать потерявшие актуальность страницы. Ничего, вернусь в Москву – будет что сказать императорскому конфиденту. Нет, я не стукач, но когда из-за чьей-то лени приходится терять время и делать при этом дурную работу, то такое без реакции оставлять нельзя.
Работала над интерпретацией записей в основном Бондарева, я же поглядывал на скучавшую, которая сидела напротив меня. Иногда я трогал ее голую коленку, и тогда чеширская кошечка тут же оживала, в ее серых глазах мелькали озорные искры. Мне даже хотелось оставить Наталью Петровну здесь одну, возиться с трудами нашей агентуры, самому уединиться с англичанкой для более приятных исследований.
Наверное, это было бы несправедливым, невежливым по отношению к госпоже Бондаревой, но, с другой стороны, то, что сейчас делала штабс-капитан имело мало смысла: ведь Гера сказала, что информация в ячейке будет большей частью ложная. При этом мы все равно должны были отработать полученную информацию для полноты картины. И еще потому, что боги тоже могут заблуждаться. Даже если данные Службы Внешних Слежений неверны, то нам будет полезным иметь представление, как и в чем нас пытаются ввести в заблуждение.
– Я вскрываю конверты? – спросила Бондарева, сделав несколько пометок на листке и отложив блокнот.
– Вскрывай, – согласится я.
– Сразу могу сказать: здесь деньги, – Наташа положила ладонь на конверт лежавший слева. – А здесь последняя информация по данным о цели, – второй рукой она накрыла другой конверт. – И кажется мне, эта информация близка к истине. Величайшая могла не знать об этом информационном дополнении – его положили в ячейку в день нашего прилета.
– Наташ, но вы же тут с Бабским менталисты – информационная составляющая висит на вас. А я… Я здесь просто любуюсь красивыми женщинами и между делом принимаю решения. Ах, да, еще курю иногда. Дамы, позволите? – я потянулся к коробочке с «Никольскими».
– Откройте пошире окно, корнет, – с недовольством проговорила Бондарева. Ей так нравилось упоминать мое звание, подчеркивая, что она в этом вопросе выше меня.
– Есть, ваша милость! – встав, я для потехи щелкнул каблуками. Хотя я много шутил, дальнейшими планами по нашей операции, был я озабочен не меньше Бондаревой, только, думая над ними, не делал столь серьезное лицо.
Пока я наполнял кухню сырым воздухом британской столицы, Наташа вскрыла оба конверта, уронив на стол кусочки сургуча, бросив поверх несколько крупных купюр. Деньги дополняли содержимое ячейки вовсе не по причине нашей финансовой необеспеченности, а прилагались как бы на всякий случай – ход таких операций редко идет по плану, что уже многократно доказал вчерашний день.
Наташа открыла второй конверт и пока я прикуривал и пускал клубы табачного дыма, водила пальцем по строкам извлеченного листка. Сверялась с шифр-ключом. Хлопнула дверь, послышались шаги на лестнице. Элизабет тут же встрепенулась, вопросительно глянула на меня.
– Бабский, – коротко пояснил я, чувствуя приближение поручика.
Он зашел с двумя тяжелыми пакетами и тут же начал что-то нести насчет английских коров – я даже не сразу понял, что это шутка.
– Здесь указание на место нашей цели. По мнению информаторов вероятность, что Ключ и Таблички Панди в данной точке близка к 100%, – с возбуждением выдохнула Бондарева, не обращая внимание на Бабского. – Датируется пятнадцатым июня, то есть вчерашним днем. Причем время сообщения 23:17. И на данном этапе в истинность этих сведений я верю. Поручик, немедленно сюда карту! – снова раскомандовалась Наталья Петровна.
– Есть! – как-то так вышло, что Бабский тоже щелкнул каблуками, спешно освободившись от сумок с продуктами.
– Элиз, прелесть моя, разберись, пожалуйста, с пакетами, – попросил я. – А то видишь, как наши менталисты заняты.
– Я могу попробовать что-то приготовить, – отозвалась англичанка. – Готовила иногда себе, когда училась в колледже. И для Теодора, кстати готовила несколько раз.
– Только не делай это так, как для Теодора. Знаю же, ты мечтала его отравить! – чуть не поперхнувшись табачным дымом, напомнил я.
Теперь все были при деле: я курил; Элизабет думала, что она может приготовить из разложенных возле плиты продуктов; Бабский с Бондаревой пытались разложить карту Лондона на обеденном столе. Когда я затушил окурок, наши менталисты, посовещались, соединили руки, образуя замкнутый контур, начали сканировать город. Метод этот довольно эффективен, когда карта является образом реального городского пространства. Я сам пользовался подобным приемом сотни раз, правда справлялся с этим сам, без сторонней подпитки. Энергетика, что у Натальи Петровны, что у Бабского оставляла желать лучшего. Впрочем, это не их вина – это вина современных магических школ данного мира.
– Помочь? – полюбопытствовал я, любуясь раскрасневшимся от напряжения личиком Наташи.
– Кое-что проступает… И очень похоже, что последняя запись в конверте указывает на верное направление, – не открывая глаз, сказала штабс-капитан. – Ну, помоги, если так хочешь, – добавила она, отпуская левую руку Алексея Давыдовича.
– Правую тоже отпусти, – сказал я, давая понять Бабскому, что не собираюсь делать треугольник, а намерен занять его место.
Когда мы с Наташей сплели пальцы, она попросила:
– Только медленно. Я пока не могу к тебе привыкнуть.
– Очень медленно и не на всю глубину. Буду нежен как с девочкой, – пообещал я.
Элизабет прыснула смехом, роняя на стол картошку.
– Дурацкая шуточка, корнет! – сердито глядя на меня, штабс-капитан до боли сжала пальцы.
– Да успокойся ты. Шутка как шутка. У Алексея Давыдовича шутки не лучше. Все, поехали: ты сканируешь; я – просто батарейка, – я закрыл глаза и расслабил руки, давая больше свободы баронессе для манипуляций над картой.
Бондарева успокоилась, сосредотачиваясь, после недавнего опыта, с явной настороженностью готовясь принять мою энергию. Я не стал мучить баронессу – пустил поток, не перегружая ее каналы. Прошло минут десять прежде, чем она произнесла:
– В общем, подтверждаю то, что в конверте – истина. Ясно вижу цель на Whipps Cross. Это замок… Да… справа от дороги не доезжая прудов. Там очень серьезная охрана. Не менее десятка магов высокого уровня.
– Howard Stein's Castle? – поглядывая на карту, произнес Бабский.
Я открыл глаза, выискивая это место на плане британской столицы. Помня слова Геры, я понимал, что это скорее всего ловушка, устроенная менталистами герцога Уэйна для наших менталистов, которые будут сканировать по проекции, как это сейчас делала Бондарева. Однако, полностью исключить, что Наташа была права нельзя. Все это очень сложная игра, в которой якобы ложная цель на самом деле может быть целью настоящей. И по-хорошему самым лучшим способом найти истину было бы мое внетелесное путешествие в этот замок на Уиппс Кросс.
Такое, как я делал это с помощью Родерика, когда наведывался в гости к Гере. Только кто в этот раз может заменить Родерика? Точно не Бабский. Наташа? Очень спорный вопрос. И он даже не в доверии, но в том, что она – прекрасный менталист, но у нее нет тех необходимых навыков, которые были у Родерика. И второе: дело в том, что она – именно прекрасный менталист. Пока меня не будет в теле, значительная часть меня для нее будет открытой книгой, ведь ментальная проекция меня останется на какое-то время на физическом теле графа Елецкого. Есть там много такого, чего я очень не хотел бы показывать ей. Например, все свое прошлое. Хотя я показал ей сегодня кусочек себя, это было очень дозированным, щадящим. Если Наташа увидит больше, она просто сойдет с ума. Родерику это не угрожало, потому что он не менталист и не может смотреть так глубоко, а вот госпожа Бондарева может туда влезть. Эффект будет такой, как случайному человеку оказаться в полной темноте внутри трансформаторной будки – высоковольтный ток может несчастного не пощадить.
– Наташ, ты когда-нибудь частично выходила из своего тела? – полюбопытствовал я. И улыбнулся, предвкушая ответ.
***
Возвращаясь из Багряного дворца графиня нарушила, наверное, с десяток правил. На Казанском мосту, гневно сигналя, за ней даже увязался синий «Буцефал», но Елецкая потянула бронзовый рычажок, давая своему стальному зверю больше силы. Стрелка указателя скорости поползла вправо, быстро достигла отметки «130», и «Буцефал» затерялся где-то позади.
Елена Викторовна снова подумала о Саше. В этот раз ее мысли были иными: она представила, что Сын, если бы был сейчас с ней рядом, непременно, бы поругал за такую сумасшедшую езду. Саша!.. Ведь он же совсем, совсем, взрослый! И это надо как-то признать… Но как это признать?! Боги, у него в любовницах императрица! У него странные, необъяснимые отношения с самими богами. Да он сам почти как бог! Но он ее сын! Елецкая подумала, что она очень-очень не хочет думать о нем как-то по-другому, кроме как о Своем Саше. И любая женщина, которая появляется рядом с ним будет вызывать в ней нервную реакцию и не очень приятные мысли. Исключение составляет лишь Ольга Ковалевская. Неизвестно почему так, но Ольгу графиня Елецкая приняла сразу и хотела видеть с сыном ее и только ее.
Сворачивая по Центральной через Резники, Елена Владимировна вспомнила вчерашнее послание от Ольги и сразу на сердце стало легче. Она подумала, что как только вернется домой, то первое, что сделает – это наговорит сообщение Оле и заглянет в зал богов, чтобы помолиться Артемиде. Неожиданно запищал эйхос. Елецкая сбавила ход, перестраиваясь вправо и ища место, чтобы остановиться – сообщение могло быть важным, а за рулем она никогда не пользовалась эйхосом.
Остановиться получилось лишь ближе к скверу Южных Механиков. Там графиня припарковалась у цветочной лавки и включала эйхос. На крошечном экранчике тут же высветилась желтая строка: «Евклид».
– Боги, ну за что? – Елена Викторовна слабо улыбнулась, помедлила, глядя в окно на солидного мужчину, бегущего через улицу с огромным букетом роз.
Потом нажала боковую пластину. Из прибора задался чуть искаженный голос Евстафьева: «Леночка, прелесть моя! Весь вечер, весь вечер был в мыслях о тебе! Мне так приятно, что вчера между нами произошло. Ты можешь сказать, что ничего не было и ты даже выставила меня за дверь, но для меня… Для меня все было! Были твои манящие глаза, твои губы, твое теплое дыхание! Как мне его последнее время не хватает!..»
Елецкая нажала на паузу и уронив голову на мягкий подголовник, подумала: «Почему же ничего не было… Было. Было какое-то безумие…». Ведь вчера он ее действительно раздразнил, что ей пришлось помучить себя дилдо. И хотя она представляла Майкла, Евклид тоже мелькнул в ее нескромных фантазиях несколько раз. А потом появилась Гера. Какой позор!
Графиня густо покраснела, нервно открыла сумочку и достала коробочку «Госпожа Аллои». Продолжила она слушать барона лишь после того, как прикурила: «Леночка! Я сегодня почти не спал. Не мог уснуть, потому что, закрываю глаза, а перед ними ты. Ходил после полуночи по террасе, вспоминал, как мы целовались с тобой за кустами сирени, а в это время Петр ходил рядом. И Саша твой там же бегал с моей Талией. Боги, какие это были времена! Как я хочу их и тебя! Давай встретимся сегодня, Лен! Я очень тебя прошу, приезжай ко мне на ужин! Хочешь я на колени встану!» – раздался какой-то шорох, потом звон разбитой посудины. И снова голос барона: «Лен, любимая моя, я стою на коленях. Уронил китайскую вазу, ту, что из Цзянси с золотыми утками. Даже смешно. Лен, я прошу тебя! И очень жду ответа!».
– Какой же ты нудный, Евклид! – отозвалась Елецкая. – Нудный, но все равно милый.
Ей даже захотелось побаловать его. И если бы не мысли о Майкле, то Елецкая согласилась бы – поехала к нему на ужин. А там… Нет, там, скорее всего без всяких продолжений. Хотя она могла бы не устоять.
Как знающая себе цену женщина, Елена Владимировна решила сразу не отвечать. Неторопливо докурила длинную сигарету и повела новенький, красно-бронзовый «Енисей-8» к дому.
Когда графиня зашла, у дверей гостиной стоял дворецкий, и парень из охраны, имя которого она не знала. Денис, смеясь через слово, рассказывал им двоим какой-то анекдот про поляков.
– Здравия вам, ваше сиятельство! – приветствовал ее молодой коренастый охранник.
– Все смеетесь? – графиня строга глянула на них и столь же строго известила: – Император скончался час назад. Я только что из дворца.
Все замолчали. Тот молоденький охранник полушепотом произнес:
– Извините, ваше сиятельство…
Елецкая не ответила, направилась было к лестнице, но вдруг передумала и свернула направо, к залу богов. Войдя, она плотно закрыла тяжелую дверь, хотя здесь было душно, от пламени, горевшего в чашах на треногах, исходил жар. Оставив сумочку на табурете, графиня прошла вперед, бросила взгляд на статую Перуна. Высеченная из темно-желтого алтайского мрамора, она возвышалась почти до свода, и была в зале самой большой. Не потому, что Елецкие особо почитали верховного бога, но потому, что так было положено тысячелетним указом.
Опустившись перед ним на колени, графиня сложила руки на груди и подумала, что к вечеру надо будет отправить Антона Максимовича в храм на Казанскую площадь – пусть принесет дары на жертвенник и молитву за душу Филофея. Она праведная дворянка и теперь это ее первый долг.