bannerbanner
Горячее сердце Арктики
Горячее сердце Арктики

Полная версия

Горячее сердце Арктики

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 6

Позади нас никого нет.

Машину вдруг сносит немного вправо. Шины недовольно буксуют. Я тянусь к ремню безопасности, но тут же отвлекаюсь.

– Твою мать, – ругается Майк, убирая телефон и выруливая обратно на дорогу. – Ответь ей, пожалуйста, Ань, что я не в городе до понедельника. И напиши спасибо.

– Хорошо.

Обхватив телефон сразу двумя ладонями, печатаю вежливый ответ.

– Это ведь Левкович? – хмурюсь.

– Ага.

– Вы… что… общаетесь? – шокировано спрашиваю.

Майк с иронией на меня смотрит:

– Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то предосудительное.

– Вам виднее, – пожимаю плечами. —Это не мое дело.

– Настя взяла на себя роль заводилы в моем фан-клубе.

– «Моем фан-клубе», – передразниваю. – Авдеев, ну откуда столько самомнения?

– Это все женщины…

– Угу.

Скашиваю на него свой взгляд, и вдруг тепло становится. На душе спокойно – ласково… Полный штиль.

Мы справились. Со всем справились: с детской влюбленностью, с непониманиями, с обидами. Я смогла забыть некрасивый, казалось бы, несвойственный Майку поступок. Передо мной он ни в чем не виноват, Настя тоже его простила. Вон, в фанатки к нему навязалась.

Прищуриваюсь. Улыбка до ушей.

У нас впервые получается ехать в машине и не ругаться. Меня больше не бьет током, его – тоже. И бабочки, которые так любили кружиться вокруг нас двоих, высохли…

Это значит все не зря?..

– Кстати, – вспоминаю. – А что с твоим отцом? Он узнал про универ, да?

– Я сам сказал про свое отчисление, – он активно разминает шею, двигая головой.

– И как он отреагировал? Сильно ругался? У тебя сейчас будут проблемы?

– Мне завтра двадцать один, Ань. Я давно не ориентируюсь на мнение отца и живу так, как мне в данный момент легче. Так как я могу.

– И как сейчас ты можешь? – интересуюсь.

– Сейчас… я переезжаю.

– Ого!..

– Да, уже нашел квартиру в новой высотке на набережной. Видела ее?..

– Шутишь? Ох, как мне там нравится, – восторженно качаю головой.

– Да, двухуровневая трешка с утеплённым балконом, с ремонтом и паркингом.

– Молчи, пожалуйста, – весело улыбаюсь. – Я завидую тебе страшно. И тому, что один будешь жить. Я бы тоже хотела. У меня соревнования скоро. Первые. Ты ведь помнишь, как я мечтала в них участвовать? А я не знаю, как из дома слинять.

– Да… Беда!

– А тут со своим «двухуровневым» счастьем.

– Так переезжай со мной, – легко зовет и, посмотрев на меня, неожиданно хмурится. – А ты почему не пристегнута? Аня, твою мать!..

В дверь что-то прилетает.

– Блин, я забыла, – тянусь к ремню, но в лобовое вдруг летит мелкий камень, а затем еще один.

Снова и снова.

Сначала я думаю, что это град, но потом понимаю – все гораздо хуже: это с гор стекает грязь, вместе с камнями и ветками.

– А-а, – вскрикиваю, когда нас подбрасывает.

– Блядь, – Авдеев нависает над рулем, чтобы рассмотреть дорогу, но это бесполезно, потому что мы оказываемся в едином грязевом потоке. По крыше что-то лупит. – Держись, Ань!.. Надо проскочить, иначе нас завалит.

Мы словно по кочкам едем. Качает. Надеюсь, хоть встречки не будет?..

Сначала я пытаюсь вырвать ремень из стойки двери, а потом понимаю, что не успею, хватаюсь за ручку и замираю от страха. Трясет страшно, голова несколько раз ударяется о потолок. Когда держаться больше нет сил, плачу от боли, а мужская рука пригвождает меня к спинке кресла и до тех пор, пока автомобиль окончательно не останавливается, служит моим ремнем безопасности, зафиксировав тем самым туловище.

Страхует даже в такой ситуации.

Протяжно всхлипываю и смотрю на заляпанные грязью стекла, по которым в нескольких местах расползлись жуткие трещины.

Я обхватываю мужское запястье и кое-как отдираю его от своей груди.

– Спасибо тебе, – шепчу, пытаясь в одиночку перемолоть внутри шок от случившегося.

Мы одновременно смотрим друг на друга.

Зачем-то сближаемся.

Наши пальцы неуклюже переплетаются. Адреналин бьет по глазам.

Это не вспышка, нет.

Точно, нет…

Наоборот – будто во всей бесконечной вселенной свет погас.

Я собираюсь вести себя из ряд вон плохо, мои пальцы плавно устремляются к широким плечам и зависают. Я все это уже проходила. В тринадцать, потом в четырнадцать. Не хочу. Убираю руки.

Мрак.

Боль.

И вдруг софиты – еще больше сближаемся – скорее всего, безотчетливо. Глупо.

– Все хорошо, – согревает дыханием. – Выплыли.

Ярко-красные, чуть обветренные губы Авдеева прислоняются к моему рту и тут же подчиняют его себе. Я дышу, дышу, дышу. Невыносимо громко.

Боже-е.

Зачем?.. Зачем он все портит?..

Легкий поцелуй углубляется со скоростью перемещения из зоны защиты в зону нападения и становится невыносимо требовательным и бесстыдным.

Победным!

Проклятый центральный нападающий!.. Бью его в грудь!..

Отлетает, чертыхается и лбом прислоняется к рулю.

Я больше не дышу, теперь дышит Авдеев. Громыхая на весь салон.

В окно стучат. Подозреваю, это ребята. Надо выйти, узнать, как Ярослав справился с такой дорогой.

Кончиками пальцев едва касаюсь губ, чтобы они стали наконец-то чувствительными. Облизать их не могу – слишком стыдно.

Заче-ем?..

– Что… что это было? – перевожу полный отчаяния взгляд на Майка.

Он снова невозмутим. Накидывает капюшон на голову и уверенно произносит:

– Антишоковая терапия. Не парься…

– Антишок… Что? Такая бывает?.. – черт возьми, я парюсь!

– Как видишь, – зло усмехается.

– Не знала…

– Обращайся, – небрежно бросает напоследок и выходит из машины.

Глава 13. Аня

Чтобы доехать до территории отеля, я пересаживаюсь в «Форд».

На Майка не смотрю, он тоже не горит желанием обмениваться взглядами или словами.

Страшно переживаю. Слава богу, с машинами все в порядке. «Танк» пострадал больше: трещины на стеклах, мелкие вмятины. Масштаб проблемы будет ясен после того, как Авдеев съездит на мойку.

Рядом с нами останавливаются местные. Они рассказывают, что пусть такое и часто бывает, нам безусловно повезло – дорогу завалило мелкими камнями и грязью, крупных веток или стволов деревьев нет. Мы отделались малой кровью. Не без тряски, конечно, преодолеваем этот опасный участок и еще около часа проводим на ресепшен.

Папа снова нас удивил.

У нас апартаменты на всех!.. Просторное шале в скандинавском стиле с внушительным теплым бассейном на веранде и кухней. Спален предостаточно, но Яичкина тащит свою сумку в комнату, которую выбрал Авдеев, поэтому я позволяю Ярославу закатить мой чемодан туда, где остановился он.

После созвона с родителями переодеваемся и выдвигаемся на ужин, где рассаживаемся по парам. Ресторан вот-вот закроется. Я ем молча, потому что хочу обдумать антишоковую терапию от Майка Авдеева. Ярослав несколько раз пытается завести разговор. Сначала за ужином, потом по дороге в шале, но я отвисаю только когда мы закрываем дверь в нашу комнату.

Потому что шок от поцелуя Авдеева сменяется новым потрясением. Мне придется ночевать с Загорским.

Ярик ведет себя естественно, помогает разобрать чемодан и любезно закидывает его на верхнюю полку. Голоса, доносящиеся из комнаты напротив, стараюсь пропускать мимо ушей.

Я аккуратно расставляю косметику в ванной и стыдливо смотрю на свое отражение в зеркале на стене. Отвернувшись, переодеваю шелковую пижамку – просторные брюки и короткий топ на бретелях с рюшами. Распускаю забранные наверх волосы и раскидываю их по плечам. Они красиво ложатся облаком пшеничного цвета.

– Идешь, Ань? – зовет Тайга.

– Да…

– Стой. У меня тахикардия, – сообщает он, когда я выключаю свет в ванной. Берется за сердце, а зеленые, внимательные глаза устремляются вниз и сверлят мой аккуратный пупок.

– Ты сейчас привыкнешь, – смеюсь.

– Выпьешь вина?.. Здесь есть немного.

– Давай, но только немного. Буквально пару глотков, Яр. Я не очень люблю…

– Не переживай, – перебивает. – Я не хочу тебя напоить.

– Вот еще, – легко произношу. – Даже не думала об этом.

Вру. Думала пять секунд назад.

Наша комната представляет собой помещение, по форме напоминающее ломанный по углам квадрат. В центре двухспальная кровать, у окна – зона для отдыха с креслами и журнальным столиком.

– Расскажи, как твоя родственница? – спрашиваю, падая в кресло. – Она еще живет у вас в доме?..

– Вроде живет.

Подает мне бокал и озадаченно почесывает затылок.

– Ты что, даже не замечаешь ее?

– Не-а. Это… гостья отца, а у меня с ним давние терки. Мы не общаемся.

– Это после смерти мамы? – осторожно интересуюсь.

Ярик усмехается и, упав на кровать, вытягивает ноги, запакованные в тесные джинсы.

– Началось еще до того, как мама заболела. Потом отношения совсем испортились.

– Ты его не любишь? – округляю глаза. – Ну… отца.

Для меня такое просто немыслимо. Мой папа – человек, которого я бесконечно люблю, уважаю и боюсь разочаровать.

– Я просто не думаю об этом, Анют.

– Если тебе захочется поговорить об этом, я всегда тебя выслушаю.

– Спасибо.

Взгляд падает на электронные часы, встроенные в приставку от телевизора.

23.50

– Я сейчас приду, – смешанно улыбаюсь и тянусь за легкой, полупрозрачной накидкой. – Нужно родителям позвонить.

– Так поздно?..

– Они… волнуются. Очень.

Со сжатым в руке телефоном выскакиваю в коридор.

«Выйди». «Пожалуйста». Печатаю Майку, а сама быстро направляюсь на кухню. Яркий свет не зажигаю, слишком уж нравится, как смотрится бассейн с видом на горы. Даже в темноте выглядит величественно. Жду не дождусь, когда утро настанет.

Любуюсь сквозь стекло, установленное в двери.

– Звала? – лениво спрашивает Арктика, приближаясь.

Обернувшись, замечаю, что он в одном тонком спортивном трико. В руке держит футболку. На массаже был?..

– Оденься… Пожалуйста.

Обхватив трясущиеся плечи руками, наблюдаю, как идеальный рельефный торс исчезает под белой хлопковой тканью. Кстати, это майка. Плечи, предплечья – остаются открытыми.

– С днем рождения, – улыбаюсь, наклоняясь за пакетом, который предусмотрительно здесь оставила. – Я желаю тебе счастья, Майк. Большого, человеческого счастья.

– Будто не увидимся, – ворчит он.

– Увидимся, конечно. И завтра еще отметим, но я хотела сегодня. По традиции… Помнишь?..

Он не сдерживает улыбки и принимает от меня подарок. Наши пальцы соприкасаются всего на мгновение. Раз… И тишина.

Полная, тотальная тишина в моем теле.

Мне все показалось – ликую.

Спокойно становится, плечи больше не дрожат.

– Что это?

– Маленький презент для моего друга детства. Открывай скорее, – выдохнув, ослепительно улыбаюсь. – Мое новое увлечение.

– А ты натура увлекающаяся…

– Не шути так, – сварливо прошу.

– Прости, Анюта, – Авдеев серьезно смотрит мне в глаза. – Обидеть не хотел.

Киваю понимающе. Это какая-то коварная головоломка.

Мы все время не желаем причинять друг другу боль и обиду, но так получается… Обижаемся на ровном месте. И бывает очень больно. Замкнутый круг.

– Ва-а-а-у! – с восторгом произносит Майк. – Я под впечатлением.

Широкой, загорелой ладонью ведет по «ледяной» картине. Вдоль и затем поперек. Я вдруг вспоминаю, как он держал меня там, в машине, чтобы я не ушиблась.

– Смотри… как на Байкале получилось, – продолжаю тараторить и упираюсь бедрами в столешницу. – С трещинами и сколами. Ты всегда скучаешь, когда долго не видишь лед, и я решила, что пора сделать тебе свой. Персональный лед Авдеева. Потому что ты звезда и я тобой сильно горжусь.

– У меня слов нет!!!

Серо-голубые глаза ярко-ярко блестят. Уголки его губ разъезжаются, обнажая белоснежные зубы. Голливудская улыбка ему к лицу. Авдеев красавчик. Вита с него глаз не спускает.

– Тебе правда понравилось?

– Правда, я польщен, – убирает подарок в пакет, отставляет его и смотрит на меня.

Молчим оба.

Я стараюсь не вспоминать о поцелуе, но сдаю себя сама – обрисовываю губы кончиком языка.

– У вас уже… был секс? – спрашивает Майк, приподнимая брови, и кивает в сторону наших спален.

Так, будто бы имеет какое-то право знать.

– Ты серьезно, блин? – потираю лоб.

– Просто спросил. Мне интересно.

– Никогда бы не стала с тобой о таком разговаривать!..

– Ясно дело, – вздыхает и грустно улыбается. – Ладно, Андрюш. Я спать пошел. Еще раз спасибо за подарок. Ты лучшая девочка на свете.

– Не за что.

– И… надеюсь, у Загорского есть презервативы?..

– Я тебя убью, Авдеев… – смеюсь на грани отчаяния.

– Я бы одолжил, только они ему большие будут, – весело подмигивает, напоминая о «икс-икс-эль» в своей сумке.

– При-ду-рок!..

Медленно идем по коридору рука об руку, а потом каждый делает шаг к своей двери. Из гостиной доносится пиликанье.

00.00

– С днем рождения, еще раз, – резко оборачиваюсь и, обхватив горячие плечи, коротко целую колючую щеку.

Импульсивно? Да, блин!..

Не знаю, зачем я это сделала? Логикой не объяснить. Надо… чувствовать.

– Будь счастлив, – еще тише прошу и поправляю спавшую с плеча накидку.

– Главное, ты будь!.. – отвечает Авдеев и дожидается, пока я скроюсь за дверью.

*

Дорогие мои, я рада видеть новых читателей!

На моем канале в Телеграм всегда много фото и видео визуализаций, а еще я делаю спойлеры на главы. Иногда оч горячие))) Буду рада. Для того, чтобы найти канал, можно набрать в поиске "Лина Коваль. Автор"или @linakoval23

Глава 14. Аня

Стук закрывающейся за мной двери, срабатывает как спусковой крючок, а скрежет другой, за которой в данный момент наверняка исчезает Майк Авдеев, вызывает внутри стойкое, неподдельное разочарование.

Будто крепкая нить навсегда… разорвалась.

Хлясь.

И нет ее…

Только сейчас понимаю, насколько эта самая едва осязаемая, но такая крепкая нить детской любви была путеводной для меня. В голову бьет осознание полной автономии и свободы.

В мои восемнадцать я хочу без опасений смотреть вперед и пробовать. Пробовать новое. Все, что не запрещено законами моей страны и комплексом хорошей девочки.

– Иди ко мне, – зовет Тайга и приглашающе похлопывает по свободной половине кровати. – Если не боишься.

Зеленые, внимательные глаза излучают интерес и совсем немного – легкую иронию. Я, пожалуй, испытываю те же эмоции. Здесь мы совпадаем. Это важно – совпадать. Быть на одной волне, на равных.

Мужчина от природы сильнее. Тем более хоккеист. Долгие годы тренировок – это сильное, накаченное тело, каменные мышцы и жесткая хватка. Но в моем окружении нет таких парней, которые могли бы использовать против девушки грубую силу.

Таких я вычеркнула.

Земля не может без Солнца, но ведь Солнце в силах сжечь ее, бедную, за одну секунду. Превратить органическую оболочку, включая обитателей, в тлеющий пепел. И если бы наша зеленая планета умела думать, я уверена – это была бы первая и последняя мысль, с которой она засыпала.

Это сложно. Немыслимо сложно. Довериться и дать возможность согревать себя тому, кто может уничтожить. Глупость, на которую способна только женщина без мозгов.

– Боишься, Ань?..

– А мне нужно тебя бояться? – спрашиваю задиристо.

– Нет, конечно. Я тебя насиловать не собираюсь, но надеюсь, что ты позволишь чуть больше, чем обычно. У нас две ночи впереди… Я весь – предвкушение.

Оставив накидку на кресле, опускаюсь на покрывало. В комнате зажжен неяркий свет. Обстановка интимная, но не так, чтобы очень. В самый раз.

– Мне кажется, нам рано, Ярик… – выпаливаю и закусываю нижнюю губу от стеснения.

– Почему ты так считаешь?

– Мы недостаточно друг друга знаем.

– Я тебя знаю так, как не знаю никого, Анют.

– М. Думаю, ты преувеличиваешь.

– Да я клянусь тебе, – говорит он, проталкивая руку мне под голову, а второй накрывая мою талию. При этом не перестает говорить веселым тоном. – Мы с Авдеевым, когда были на сборах, пол-Сочи пешком протоптали, потому что искали для Анечки инжирное варенье.

Тихонько смеюсь.

– Я люблю, но…

– Но только чтобы инжир был в банке целиком, – произносит возмущенным тоном. – Мне Авдеев весь мозг вынес этим твоим вареньем. На улице сорок градусов в тени, а ему по рынкам и палаткам шарахаться приспичило.

– Он привез мне десять банок, и мама раздала их соседям и нашей домработнице, – вспоминаю.

– Ну вот, я ведь говорил! Не стоило и стараться!..

С нотками легкой ностальгии и грусти улыбаюсь.

Может, и не стоило?..

– А в Москве?..

– Что в Москве?

– Мы на поезд опоздали! Из-за тебя, Андреева!

– Не помню такого.

– А ты и не вспомнишь, потому что не знаешь. Кто б тебе такое рассказал? Мы с игры ехали, и тебе приспичило забрать какую-то шмотку из столичного магазина.

– Да! Это было бирюзовое платье. У нас в Ленск привозят только устаревшие коллекции, а я хотела из новой. Эй, – вдруг вспоминаю. – В свое оправдание могу сказать, что думала – вам будет по пути.

– Торговый центр был в Химках, – мрачно выдает.

Я смеюсь.

– А как вас тренер отпустил?

– А кто его спрашивал? Авдееву, если в голову что-то взбредет, пиши пропало. На такси потом поезд догоняли, а он еще три месяца мне тот долг отдавал.

– Дураки! – тоже возмущаюсь. – Я бы и без платья прожила.

– Что и требовалось доказать. Вы, женщины, только мозг выносите!

– Эй, – толкаю его вбок. – Ты что, бессмертный?

– Бессмертный у нас Алтай. Я – Загорский. Не забывай, детка, – отвечает Ярослав нагло и тянется губами к моему лицу.

Задержав дыхание, сглатываю слюну и закрываю глаза. Поцелуй не обжигает, он… греет. Своей теплотой, обезоруживающей лаской и трогательной осторожностью.

Вкусно, но не приторно.

Сладко, но без всплеска инсулина в крови.

Волнительно, но не так чтобы дыхание застопорилось.

Я чувствую все. То, как наши языки соприкасаются. Как они неуклюже сталкиваются, будто бы здороваются. Как я случайно кусаю его верхнюю губу, но Ярослав не дает мне остановиться.

Поцелуи Авдеева и Загорского отличаются только тем, что с Ярославом я могу воссоздать весь процесс по минутам. Могу написать учебное пособие со стрелочками. Это не вспышка и не мгла. Я в силах целоваться и жить дальше.

Что, в общем-то, и делаю, потому что мой телефон неожиданно напоминает о себе.

– Прости, – извиняюсь, приподнимаясь.

Чувство собственной важности неудовлетворенно фонит. Номер незнакомый.

– Анечка.

– Да…

– Это Роза… Цветкова, моя девочка. Как вы там отдыхаете?.. Мой любимый внук хорошо себя ведет, не обижает тебя?

– Нет, что вы?.. У нас все хорошо. – мотаю головой.

Лежать в объятиях Загорского становится чем-то невыносимо кощунственным. Подтянувшись, спрыгиваю с постели и отхожу к окну. За ним пугающая неизвестностью чернота. От нее становится еще горше.

– Ну и хорошо, птенцы. Отдыхайте. Вы молодые, вся жизнь впереди, – слабым голосом произносит.

– У вас что-то случилось? – обеспокоенно интересуюсь.

– Да, вот в гости к дочке приехала. Я ведь, пока Мишенька был в Америке, у него в комнате обитала. Вещи вот потеряла. Может, и выкинул? Куда ему мое старье?..

– Зачем ему что-то выкидывать? Сейчас все найдем.

– Таблетки у меня там. Сердце что-то на ночь глядя закололо, а я свою аптечку дома оставила, котелок совсем не варит.

– Он… в душе, я сейчас все узнаю и сразу вам перезвоню. Подождете?

– Отчего же не подождать, милая?

– Сейчас.

Бросив телефон в кресло, игнорирую накидку и пулей вылетаю в коридор. Кожу на животе обдает холодом. В комнатах гораздо теплее, чем здесь.

Не знаю, что именно влияет на меня больше: реакция на поцелуи Ярика или беспокойство за Розу, но я врываюсь в комнату Яичкиной и Авдеева без стука, и тут же каменею. Застаю их в крайне откровенной позе: полуобнаженный Майк лежит на кровати, а Вита… В общем, ее лица не видно из-за волос. И то, чем она занимается, тоже не видно, но я, черт возьми, догадываюсь.

Она делает ему минет.

Сознание мутнеет, а стыд мохнатой лапой ударяет в лицо. Тело сотрясает.

Именно в этот момент, Майк достигает пика удовольствия и, трудно, чуть хрипло дыша, повелительно накрывает темную макушку ладонью. Вита поднимает голову и ровно за секунду до того, как замечает меня, я вижу член, фонтанирующий белесыми полосами, которые остаются у массажистки на лице.

Зажимаю рот рукой.

– Аня!..

– Простите, – шепчу, закрывая за собой дверь.

– Блядь, – слышится из-за нее.

Я несусь в ванную комнату, прилегающую к гостиной и кухне. Под шелковой пижамой – мириады мурашек. Щелкаю выключателем, затем замком и едва успеваю снять крышку с унитаза, на которой наклеена надпись «ДЕЗИНФИЦИРОВАНО».

Оседаю на пол.

Меня тут же выворачивает от накрывших чувств, ржавым гвоздем вспарывающих девичью душу. Наживую и без анестезии. Я думала, мне полегчало, но нет. Снова заражение крови.

Голова кружится, а желудок будто выжимают с двух сторон.

Мне плохо.

Плохо…

От природы сильный вестибулярный аппарат, который многочасовые тренировки на пилоне только укрепили, и тот – машет мне ручкой. И да. Ни разу в жизни меня не укачивало в машине или при резком подъеме в горы. Я даже ротавирусной инфекцией не болела.

Меня тошнит второй раз в жизни.

И это не физика, тело тут ни при чём. Это голова – чистая психология.

– Открой мне, Ань, – слышу громкий голос Авдеева за дверью, в которую совсем неделикатно стучит.

Встав с пола, вытираю салфеткой лицо и врубаю воду. Настраиваю, чтобы она была теплой. Неуверенно смотрю на вибрирующую ручку.

– Аня…

– Да пошел ты, – разбито шепчу, переводя затравленный взгляд в зеркало. – Ты мне противен.

Глава 15. Аня

Безумно холодно и одиноко становится. Одиночество до костей принизывает. Между тем за стенкой происходит какая-то мышиная возня, к которой я прислушиваюсь и тут же вздрагиваю.

– Она ненормальная, – доносится из коридора громкий голос Виты. Судя по интонации, она в бешенстве и не готова это скрывать. – Твоя подружка просто конченная, Авдеев.

Сука.

– Сама такая, беззадая, – ворчу под нос и обнимаю себя руками. – Помылась хоть, надеюсь?.. Или с закрытыми глазами там верещишь?..

Как мне теперь развидеть ее лицо в следах, оставленных им?..

Как с этим жить?..

Как?..

Опустив подбородок, я продолжаю изучать свое отражение. Цвет лица выравнивается, скулы краснеют от негодования и стыда. Главное, больше не тошнит.

– Вита, твою мать, – гремит Авдеев. – Прекрати.

– Просто идиотка малолетняя. Ее стучаться не учили?.. Она из леса вышла?

– Вита, мне не нравится, как ты говоришь об Ане.

– Зато сосешь что надо, Вита, – добавляю и снова шмыгаю носом. – Просто говорить – не твой конек, Яичкина.

Почувствовав неприятный запах изо рта, склоняюсь над раковиной и вскрываю упаковку с одноразовой щеткой и маленьким тюбиком зубной пасты.

– Анют, – слышу спокойный голос Загорского. – Открой мне, малыш. Что у вас случилось? Нормально же все было.

Бросив взгляд на дверь, вижу, что ручка вот-вот выпадет.

– Выйди, расскажи мне все, Анют?

Да я со стыда сгорю, если буду пересказывать.

Помимо всего, там внутри есть еще какое-то чувство. Оно такое объемное и тяжелое, что грудную клетку больно сдавливает. Я пытаюсь как-то с ним справиться, но пока не получается.

Задыхаюсь.

– Она залетела к нам, когда мы с моим парнем занимались сексом, – жалуется Вита.

Горько усмехнувшись, принимаюсь ожесточенно чистить зубы.

Они. Занимались. Сексом.

Шар становится еще больше. Снова мутит.

– Ненормальная дура, – Яичкина продолжает.

– Вита, блядь. Я тебя попросил… Или в комнату.

– Ты будешь дальше ее выгораживать, да? Может, хватит, Миш? Детство кончилось, вам вовсе не обязательно это все продолжать. Вы друг другу никто. Зачем ты с ней носишься?

Шар в груди лопается.

Захлебываюсь эмоциями, горло кровью наливается. Ненависть, растерянность, потерянность…

– Вита! Еще слово и мы с тобой тоже друг другу больше никто. Ясно тебе?.. – отвечает массажистке Арктика.

– Да пошел ты, Авдеев. Как вы меня достали, малолетки!..

Черт.

Щетка валится из рук. Всхлипнув, отправляю ее в мусорное ведро.

– Что ты сделал с Аней? – Ярик злится.

– Я – ничего, и ты… видимо, тоже ничего, раз она ко мне пришла.

– Ты сволочь. Ей позвонил кто-то из твоих…

Я резко вспоминаю о Розе. У старушки что-то с сердцем, а я тут из-за минета Яичкиной страдаю.

Мамочки! Я ведь совсем забыла.

На страницу:
4 из 6