Полная версия
Горячее сердце Арктики
Позади нас никого нет.
Машину вдруг сносит немного вправо. Шины недовольно буксуют. Я тянусь к ремню безопасности, но тут же отвлекаюсь.
– Твою мать! – ругается Майк, убирая телефон и выруливая обратно на дорогу. – Ответь ей, пожалуйста, Ань, что я не в городе до понедельника. И напиши спасибо.
– Хорошо.
Обхватив телефон сразу двумя ладонями, печатаю вежливый ответ.
– Это ведь Левкович? – хмурюсь.
– Ага.
– Вы что… общаетесь? – шокированно спрашиваю.
Майк с иронией на меня смотрит:
– Ты так говоришь, будто в этом есть что-то предосудительное.
– Вам виднее, – пожимаю плечами. – Это не мое дело.
– Настя взяла на себя роль заводилы в моем фан-клубе.
– «Моем фан-клубе», – передразниваю. – Авдеев, ну откуда столько самомнения?
– Это все женщины…
– Угу.
Украдкой бросаю на него взгляд, и вдруг тепло становится. На душе спокойно, ласково… Полный штиль.
Мы справились. Со всем справились: с детской влюбленностью, с непониманиями, с обидами. Я смогла забыть некрасивый, казалось бы, несвойственный Майку поступок. Передо мной он ни в чем не виноват, Настя тоже его простила. Вон, в фанатки к нему записалась.
Жмурюсь. Улыбка до ушей.
У нас впервые получается ехать в машине и не ругаться. Меня больше не бьет током, его – тоже. И бабочки, которые так любили кружиться вокруг нас двоих, высохли…
Это, значит, все не зря?..
– Кстати, – вспоминаю. – А что с твоим отцом? Он узнал про универ, да?
– Я сам сказал про свое отчисление. – Майк активно разминает шею, двигая головой.
– И как он отреагировал? Сильно ругался? У тебя будут проблемы?
– Мне завтра двадцать один, Ань. Я давно не ориентируюсь на мнение отца и живу так, как мне сейчас легче. Так, как я могу.
– И как ты сейчас можешь? – интересуюсь.
– Я переезжаю.
– Ого!..
– Да, уже нашел квартиру в новой высотке на набережной. Видела ее?..
– Шутишь? Ох, как мне там нравится, – восторженно качаю головой.
– Да, двухуровневая трешка с утепленным балконом, ремонтом и паркингом.
– Молчи, пожалуйста, – весело улыбаюсь. – Я завидую тебе страшно. И тому, что один будешь жить. Я бы тоже хотела. У меня соревнования скоро. Первые. Ты ведь помнишь, как я мечтала в них участвовать? А я не знаю, как из дома слинять.
– Да… Беда!
– А тут ты со своим «двухуровневым» счастьем.
– Так переезжай со мной, – легко зовет и, посмотрев на меня, неожиданно хмурится. – А ты почему не пристегнута? Аня, твою мать!..
В дверь что-то прилетает.
– Блин, я забыла, – тянусь к ремню, но в лобовое вдруг летит мелкий камень, а затем еще один.
Снова и снова.
Сначала я думаю, что это град, но потом понимаю – все гораздо хуже: это с гор стекает грязь, вместе с камнями и ветками.
– А-а! – вскрикиваю, когда нас подбрасывает.
– Блядь, – Авдеев нависает над рулем, чтобы рассмотреть дорогу, но это бесполезно, потому что мы оказываемся в едином грязевом потоке. По крыше что-то лупит. – Держись, Ань!.. Надо проскочить, иначе нас завалит.
Мы словно по кочкам едем. Качает. Надеюсь, хоть встречки не будет?..
Сначала я пытаюсь вырвать ремень из стойки двери, а потом понимаю, что не успею, хватаюсь за ручку и замираю от страха. Трясет страшно, голова несколько раз ударяется о потолок. Когда держаться больше нет сил, плачу от боли, а мужская рука пригвождает меня к спинке кресла и до тех пор, пока автомобиль окончательно не останавливается, служит моим ремнем безопасности.
Страхует даже в такой ситуации.
Протяжно всхлипываю и смотрю на заляпанные грязью стекла, по которым в нескольких местах расползлись жуткие трещины.
Я обхватываю запястье Майка и кое-как отдираю от своей груди.
– Спасибо тебе, – шепчу, пытаясь в одиночку перемолоть внутри шок от случившегося.
Мы одновременно смотрим друг на друга.
Зачем-то сближаемся.
Наши пальцы неуклюже переплетаются. Адреналин бьет по глазам.
Это не вспышка, нет.
Точно, нет…
Наоборот – будто во всей бесконечной вселенной свет погас.
Я собираюсь вести себя из рук вон плохо, мои пальцы плавно устремляются к широким плечам и замирают. Я все это уже проходила. В тринадцать, потом в четырнадцать. Не хочу. Убираю руки.
Мрак.
Боль.
И вдруг софиты – еще больше сближаемся, скорее всего, безотчетно. Глупо.
– Все хорошо, – Майк согревает дыханием. – Выплыли.
Ярко-красные, чуть обветренные губы Авдеева прислоняются к моему рту и тут же подчиняют его себе. Я дышу, дышу, дышу. Невыносимо громко.
Боже-е.
Зачем?.. Зачем он все портит?..
Легкий поцелуй углубляется со скоростью перемещения из зоны защиты в зону нападения и становится невыносимо требовательным и бесстыдным.
Победным!
Проклятый центральный нападающий!.. Бью его в грудь!..
Отлетает, чертыхается и лбом прислоняется к рулю.
Я больше не дышу, теперь дышит Авдеев. Шумно, на весь салон.
В окно стучат. Подозреваю, это ребята. Надо выйти, узнать, как Ярослав справился с такой дорогой.
Кончиками пальцев едва касаюсь губ, чтобы они стали наконец-то чувствительными. Облизать их не могу – слишком стыдно.
Заче-ем?..
– Что… что это было? – перевожу полный отчаяния взгляд на Майка.
Он снова невозмутим. Накидывает капюшон на голову и уверенно произносит:
– Антишоковая терапия. Не парься…
– Антишок… Что? Такая бывает?.. – Черт возьми, я парюсь!
– Как видишь, – зло усмехается.
– Не знала…
– Обращайся, – небрежно бросает напоследок и выходит из машины.
Глава 13. Аня
Чтобы доехать до отеля, я пересаживаюсь в «Форд».
На Майка не смотрю, он тоже не горит желанием обмениваться взглядами или словами.
Страшно переживаю. Слава богу, с машинами все в порядке. «Танк» пострадал больше: трещины на стеклах, мелкие вмятины. Масштаб проблемы будет ясен после того, как Авдеев съездит на мойку.
Рядом с нами останавливаются местные. Они рассказывают, что, пусть такое и часто бывает, нам, безусловно, повезло: дорогу завалило мелкими камнями и грязью, крупных веток или стволов деревьев нет. Мы отделались малой кровью. Не без тряски, конечно, преодолеваем опасный участок и еще около часа проводим на ресепшен.
Папа снова нас удивил.
У нас апартаменты на всех!.. Просторное шале в скандинавском стиле с внушительным теплым бассейном на веранде и кухней. Спален предостаточно, но Яичкина тащит свою сумку в комнату, которую выбрал Авдеев, поэтому я позволяю Ярославу закатить мой чемодан туда, где остановился он.
После созвона с родителями переодеваемся и выдвигаемся на ужин, где рассаживаемся по парам. Ресторан вот-вот закроется. Я ем молча, потому что хочу обдумать антишоковую терапию от Майка Авдеева. Ярослав несколько раз пытается завести разговор. Сначала за ужином, потом по дороге в шале, но я отвисаю, только когда мы закрываем дверь в нашу комнату.
Потому что шок от поцелуя Авдеева сменяется новым потрясением. Мне придется ночевать с Загорским.
Ярик ведет себя естественно, помогает разобрать чемодан и любезно закидывает его на верхнюю полку. Голоса, доносящиеся из комнаты напротив, стараюсь пропускать мимо ушей.
Я аккуратно расставляю косметику в ванной и стыдливо смотрю на свое отражение в зеркале на стене. Отвернувшись, переодеваюсь в шелковую пижамку – просторные брюки и короткий топ на бретелях с рюшами. Распускаю забранные наверх волосы и раскидываю их по плечам. Они красиво ложатся облаком пшеничного цвета.
– Идешь, Ань? – зовет Тайга.
– Да…
– Стой. У меня тахикардия, – сообщает он, когда я выключаю свет в ванной. Берется за сердце, а зеленые внимательные глаза устремляются вниз и сверлят мой аккуратный пупок.
– Ты сейчас привыкнешь, – смеюсь.
– Выпьешь вина?.. Здесь есть немного.
– Давай, но только немного. Буквально пару глотков, Яр. Я не очень люблю…
– Не переживай, – перебивает. – Я не хочу тебя напоить.
– Вот еще, – легко произношу. – Даже не думала об этом.
Вру. Думала пять секунд назад.
Наша комната формой напоминает ломанный по углам квадрат. В центре – двухспальная кровать, у окна – зона отдыха с креслами и журнальным столиком.
– Расскажи, как твоя родственница? – спрашиваю, падая в кресло. – Она еще живет у вас в доме?
– Вроде живет.
Подает мне бокал и озадаченно почесывает затылок.
– Ты что, даже не замечаешь ее?
– Не-а. Это… гостья отца, а у меня с ним давние терки. Мы не общаемся.
– Это после смерти мамы? – осторожно интересуюсь.
Ярик усмехается и, упав на кровать, вытягивает ноги в тесных джинсах.
– Началось еще до того, как мама заболела. Потом отношения совсем испортились.
– Ты его не любишь? – округляю глаза. – Ну… отца.
Для меня такое немыслимо. Мой папа – человек, которого я бесконечно люблю, уважаю и боюсь разочаровать.
– Я просто не думаю об этом, Анют.
– Если тебе захочется поговорить об этом, я всегда тебя выслушаю.
– Спасибо.
Взгляд падает на электронные часы, встроенные в приставку от телевизора.
«23:50».
– Я сейчас приду, – неловко улыбаюсь и тянусь за легкой полупрозрачной накидкой. – Нужно родителям позвонить.
– Так поздно?..
– Они… волнуются. Очень.
Со сжатым в руке телефоном выскакиваю в коридор.
«Выйди».
«Пожалуйста».
Пишу Майку, а сама быстро иду на кухню. Свет не зажигаю, слишком уж нравится, как смотрится бассейн с видом на горы. Даже в темноте выглядит величественно. Жду не дождусь, когда утро настанет.
Любуюсь сквозь стекло в двери.
– Звала? – лениво спрашивает Арктика, приближаясь.
Обернувшись, замечаю, что он в одном тонком спортивном трико. В руке держит футболку. На массаже был?..
– Оденься… Пожалуйста.
Обхватив трясущиеся плечи руками, наблюдаю, как идеальный рельефный торс исчезает под белой хлопковой тканью. Кстати, это майка. Плечи, предплечья остаются открытыми.
– С днем рождения, – улыбаюсь, наклоняясь за пакетом, который предусмотрительно здесь оставила. – Я желаю тебе счастья, Майк. Большого человеческого счастья.
– Будто не увидимся, – ворчит он.
– Увидимся, конечно. И завтра еще отметим, но я хотела сегодня. По традиции… Помнишь?..
Он не сдерживает улыбки и принимает подарок. Наши пальцы соприкасаются всего на мгновение. Раз… И тишина.
Полная, тотальная тишина в моем теле.
«Мне все показалось!» – ликую.
Спокойно становится, плечи больше не дрожат.
– Что это?
– Маленький презент для моего друга детства. Открывай скорее, – выдохнув, ослепительно улыбаюсь. – Мое новое увлечение.
– А ты натура увлекающаяся…
– Не шути так, – сварливо прошу.
– Прости, Анюта, – Авдеев серьезно смотрит мне в глаза. – Обидеть не хотел.
Киваю понимающе. Это какая-то коварная головоломка.
Мы все время не желаем причинять друг другу боль и обиду, но так получается… Обижаемся на ровном месте. И бывает очень больно. Замкнутый круг.
– Ва-а-а-у! – с восторгом произносит Майк. – Я под впечатлением.
Широкой загорелой ладонью ведет по «ледяной» картине. Вдоль и затем поперек. Я вдруг вспоминаю, как он держал меня там, в машине, чтобы я не ушиблась.
– Смотри… как на Байкале получилось, – продолжаю тараторить и упираюсь бедрами в столешницу. – С трещинами и сколами. Ты всегда скучаешь, когда долго не видишь лед, и я решила, что пора сделать тебе свой. Персональный лед Авдеева. Потому что ты звезда и я тобой сильно горжусь.
– У меня слов нет!
Серо-голубые глаза ярко-ярко блестят. Уголки его губ разъезжаются, обнажая белоснежные зубы. Голливудская улыбка ему к лицу. Авдеев красавчик. Вита глаз с него не спускает.
– Тебе правда понравилось?
– Правда, я польщен. – Он убирает подарок в пакет, отставляет его и смотрит на меня.
Молчим оба.
Я стараюсь не вспоминать о поцелуе, но сдаю себя – обрисовываю губы кончиком языка.
– У вас уже… был секс? – спрашивает Майк, приподнимая брови, и кивает в сторону наших спален.
Так, будто бы имеет какое-то право знать.
– Ты серьезно, блин? – потираю лоб.
– Просто спросил. Мне интересно.
– Никогда бы не стала с тобой о таком разговаривать!..
– Ясное дело, – вздыхает и грустно улыбается. – Ладно, Андрюш. Я спать пошел. Еще раз спасибо за подарок. Ты лучшая девочка на свете.
– Не за что.
– И… надеюсь, у Загорского есть презервативы?..
– Я тебя убью, Авдеев… – смеюсь на грани отчаяния.
– Я бы одолжил, только они ему большие будут, – весело подмигивает, напоминая об «икс-икс-эль» в своей сумке.
– При-ду-рок!..
Медленно идем по коридору рука об руку, а потом каждый делает шаг к своей двери. Из гостиной доносится пиликанье.
«00:00».
– С днем рождения еще раз, – резко оборачиваюсь и, обхватив горячие плечи, коротко целую колючую щеку.
Импульсивно? Да, блин!..
Не знаю, зачем я это сделала? Логикой не объяснить. Надо… чувствовать.
– Будь счастлив, – еще тише прошу и поправляю спавшую с плеча накидку.
– Главное, ты будь!.. – отвечает Авдеев и дожидается, пока я скроюсь за дверью.
Глава 14. Аня
Стук закрывшейся за спиной двери срабатывает как спусковой крючок, а хлопок другой, за которой исчезает Майк Авдеев, вызывает внутри стойкое, неподдельное разочарование.
Будто крепкая нить навсегда… разорвалась.
Хлясь – и нет ее…
Только сейчас понимаю, насколько эта едва осязаемая, но такая крепкая нить детской любви была путеводной для меня. В голову бьет осознание полной автономии и свободы.
В свои восемнадцать я хочу без опасений смотреть вперед и пробовать. Пробовать новое. Все, что не запрещено законами моей страны и комплексом хорошей девочки.
– Иди ко мне, – зовет Тайга и приглашающе похлопывает по свободной половине кровати. – Если не боишься.
Внимательные глаза излучают интерес и совсем немного – легкую иронию. Я, пожалуй, испытываю те же эмоции. Здесь мы совпадаем. Это важно – совпадать. Быть на одной волне, на равных.
Мужчина от природы сильнее. Тем более хоккеист. Долгие годы тренировок – это крепкое, накачанное тело, каменные мышцы и жесткая хватка. Но в моем окружении нет таких парней, которые могли бы использовать против девушки грубую силу.
Таких я вычеркнула.
Земля не может без солнца, но ведь солнце способно сжечь ее, бедную, за одну секунду. Превратить органическую оболочку, всех обитателей, в тлеющий пепел. И если бы наша зеленая планета умела думать, я уверена, это была бы первая и последняя мысль, с которой она бы засыпала.
Это сложно. Немыслимо сложно. Довериться и дать возможность согревать себя тому, кто может уничтожить. Глупость, на которую способна только женщина без мозгов.
– Боишься, Ань?..
– А мне нужно тебя бояться? – спрашиваю задиристо.
– Нет, конечно. Я тебя насиловать не собираюсь, но надеюсь, что ты позволишь чуть больше, чем обычно. У нас две ночи впереди… Я весь – предвкушение.
Оставив накидку на кресле, опускаюсь на покрывало. В комнате зажжен неяркий свет. Обстановка интимная, но не так чтобы очень. В самый раз.
– Мне кажется, нам рано, Ярик… – выпаливаю и закусываю нижнюю губу от стеснения.
– Почему ты так считаешь?
– Мы недостаточно друг друга знаем.
– Я тебя знаю так, как не знаю никого, Анют.
– Мм. Думаю, ты преувеличиваешь.
– Да я клянусь тебе, – говорит он, проталкивая руку мне под голову, а второй накрывая мою талию. При этом не перестает говорить веселым тоном. – Мы с Авдеевым, когда были на сборах, пол-Сочи пешком протоптали, потому что искали для Анечки инжирное варенье.
Тихонько смеюсь.
– Я люблю, но…
– Но только чтобы инжир был в банке целиком, – произносит возмущенным тоном. – Мне Авдеев весь мозг вынес этим твоим вареньем. На улице сорок градусов в тени, а ему по рынкам и палаткам шарахаться приспичило.
– Он привез мне десять банок, и мама раздала их соседям и нашей домработнице, – вспоминаю.
– Ну вот, я ведь говорил! Не стоило и стараться!..
С нотками легкой ностальгии и грусти улыбаюсь.
Может, и не стоило…
– А в Москве?..
– Что в Москве?
– Мы на поезд опоздали! Из-за тебя, Андреева!
– Не помню такого.
– А ты и не вспомнишь, потому что не знаешь. Кто б тебе такое рассказал? Мы с игры ехали, а тебе приспичило забрать какую-то шмотку из столичного магазина.
– Да! Это было бирюзовое платье. К нам в Ленск привозят только устаревшие коллекции, а я хотела из новой. Эй, – вдруг вспоминаю, – в свое оправдание могу сказать, что думала, вам будет по пути.
– Торговый центр был в Химках, – мрачно выдает Ярик.
Я смеюсь.
– А как вас тренер отпустил?
– А кто его спрашивал? Авдееву если в голову что-то взбредет, пиши пропало. На такси потом поезд догоняли, а он еще три месяца мне долг отдавал.
– Дураки! – тоже возмущаюсь. – Я бы и без платья прожила.
– Что и требовалось доказать. Вы, женщины, только мозг выносите!
– Эй, – толкаю его в бок. – Ты что, бессмертный?
– Бессмертный у нас Алтай. Я – Загорский. Не забывай, детка, – отвечает Ярослав нагло и тянется губами к моему лицу.
Задержав дыхание, сглатываю слюну и закрываю глаза. Поцелуй не обжигает, он… греет. Своей теплотой, обезоруживающей лаской и трогательной осторожностью.
Вкусно, но не приторно.
Сладко, но без всплеска инсулина в крови.
Волнительно, но не так, чтобы дыхание застопорилось.
Я чувствую все. То, как наши языки соприкасаются. Как они неуклюже сталкиваются, будто бы здороваются. Как я случайно кусаю его верхнюю губу, но Ярослав не дает мне остановиться.
Поцелуи Авдеева и Загорского отличаются только тем, что с Ярославом я могу воссоздать весь процесс по минутам. Могу написать учебное пособие со стрелочками. Это не вспышка и не мгла. Я могу целоваться и жить дальше.
Что, в общем-то, и делаю, потому что мой телефон неожиданно напоминает о себе.
– Прости, – извиняюсь и приподнимаюсь.
Чувство собственной важности неудовлетворенно фонит. Номер незнакомый.
– Анечка.
– Да…
– Это Роза… Цветкова, моя девочка. Как вы там отдыхаете?.. Мой любимый внук хорошо себя ведет, не обижает тебя?
– Нет, что вы?.. У нас все хорошо, – мотаю головой.
Лежать в объятиях Загорского становится чем-то невыносимо кощунственным. Спрыгиваю с постели и отхожу к окну. За ним – пугающая неизвестностью чернота. От нее становится еще горше.
– Ну и хорошо, птенцы. Отдыхайте. Вы молодые, вся жизнь впереди, – слабым голосом произносит.
– У вас что-то случилось? – обеспокоенно интересуюсь.
– Да вот в гости к дочке приехала. Я ведь, пока Мишенька был в Америке, у него в комнате обитала. Вещи вот потеряла. Может, выкинул? Куда ему мое старье?..
– Зачем ему что-то выкидывать? Сейчас все найдем.
– Таблетки у меня там. Сердце что-то на ночь глядя закололо, а я свою аптечку дома оставила, котелок совсем не варит.
– Он… в душе, я сейчас все узнаю и сразу вам перезвоню. Подождете?
– Отчего же не подождать, милая?
– Сейчас.
Бросив телефон в кресло, игнорирую накидку и пулей вылетаю в коридор. Кожу на животе обдает холодом. В комнатах гораздо теплее, чем здесь.
Не знаю, что именно влияет на меня больше: реакция на поцелуи Ярика или беспокойство за Розу, но я врываюсь в комнату Яичкиной и Авдеева без стука и тут же каменею. Застаю их в крайне откровенной позе: Майк лежит на кровати, уже без верха, а Вита… В общем, ее лица не видно из-за волос. И то, чем она занимается, тоже не видно, но я, черт возьми, догадываюсь.
Она делает ему минет.
Сознание мутнеет, а стыд мохнатой лапой ударяет в лицо. Тело сотрясает.
Именно в этот момент Майк достигает пика удовольствия и с трудом, чуть хрипло дыша, повелительно накрывает темную макушку ладонью. Вита поднимает голову, и ровно за секунду до того, как замечает меня, я вижу член, фонтанирующий белесыми полосами, которые остаются у массажистки на лице.
Зажимаю рот рукой.
– Аня!..
– Простите, – шепчу, закрывая за собой дверь.
– Блядь, – слышится из-за нее.
Я несусь в ванную комнату, прилегающую к гостиной и кухне. Под шелковой пижамой – мириады мурашек. Щелкаю выключателем, затем замком и едва успеваю снять крышку с унитаза, на которой наклеена надпись «ДЕЗИНФИЦИРОВАНО».
Оседаю на пол.
Меня тут же выворачивает от накрывших чувств, ржавым гвоздем вспарывающих девичью душу. Наживую и без анестезии. Я думала, мне полегчало, но нет. Снова заражение крови.
Голова кружится, а желудок будто выжимают с двух сторон.
Мне плохо.
Плохо…
От природы сильный вестибулярный аппарат, который многочасовые тренировки на пилоне только укрепили, машет мне ручкой. И да. Ни разу в жизни меня не укачивало в машине или при резком подъеме в горы. Я даже ротавирусной инфекцией не болела.
Меня тошнит второй раз в жизни.
И это не физика, тело тут ни при чем. Это голова, чистая психология.
– Открой мне, Ань, – слышу громкий голос Авдеева за дверью, в которую он совсем неделикатно стучит.
Встав с пола, вытираю салфеткой лицо и врубаю воду. Настраиваю, чтобы она была теплой. Неуверенно смотрю на дергающуюся ручку.
– Аня…
– Да пошел ты, – разбито шепчу, переводя затравленный взгляд в зеркало. – Ты мне противен.
Глава 15. Аня
Безумно холодно и одиноко становится. Одиночество до костей пронизывает. А за стенкой происходит какая-то мышиная возня, к которой я прислушиваюсь и тут же вздрагиваю.
– Она ненормальная, – доносится из коридора громкий голос Виты. Судя по интонации, она в бешенстве и не готова это скрывать. – Твоя подружка просто конченая, Авдеев.
Сука.
– Сама такая, беззадая, – ворчу под нос и обнимаю себя руками. – Помылась хоть, надеюсь?.. Или с закрытыми глазами там верещишь?
Как мне теперь развидеть ее лицо в следах, оставленных им?..
Как с этим жить?..
Как?..
Опустив подбородок, продолжаю изучать свое отражение. Цвет лица выравнивается, скулы краснеют от негодования и стыда. Главное, больше не тошнит.
– Вита, твою мать, – гремит Авдеев. – Прекрати.
– Просто идиотка малолетняя. Ее стучаться не учили?.. Она из леса вышла?
– Вита, мне не нравится, как ты говоришь об Ане.
– Зато сосешь что надо, Вита, – добавляю и снова шмыгаю носом. – Просто говорить – не твой конек, Яичкина.
Почувствовав неприятный запах изо рта, склоняюсь над раковиной и вскрываю упаковку с одноразовой щеткой и маленьким тюбиком зубной пасты.
– Анют, – слышу спокойный голос Загорского. – Открой мне, малыш. Что у вас случилось? Нормально же все было.
Бросив взгляд на дверь, вижу, что ручка вот-вот выпадет.
– Выйди, расскажи мне все, Анют?
Да я со стыда сгорю, если буду пересказывать.
Помимо всего, там внутри есть еще какое-то чувство. Оно такое объемное и тяжелое, что грудную клетку больно сдавливает. Я пытаюсь как-то с ним справиться, но пока не получается.
Задыхаюсь.
– Она залетела к нам, когда мы с моим парнем занимались сексом, – жалуется Вита.
Горько усмехнувшись, принимаюсь ожесточенно чистить зубы.
Они. Занимались. Сексом.
Шар становится еще больше. Снова мутит.
– Ненормальная дура, – Яичкина продолжает.
– Вита, блядь. Я тебя попросил… Иди в комнату.
– Ты будешь и дальше ее выгораживать, да? Может, хватит, Миш? Детство кончилось, вам вовсе не обязательно все это продолжать. Вы друг другу никто. Зачем ты с ней носишься?
Шар в груди лопается.
Захлебываюсь эмоциями, горло кровью наливается. Ненависть, растерянность, потерянность…
– Вита! Еще слово – и мы с тобой тоже друг другу больше никто. Ясно тебе?.. – отвечает массажистке Арктика.
– Да пошел ты, Авдеев. Как вы меня достали, малолетки!..
Черт.
Щетка валится из рук. Всхлипнув, отправляю ее в мусорное ведро.
– Что ты сделал с Аней? – Ярик злится.
– Я – ничего, и ты… видимо, тоже ничего, раз она ко мне пришла.
– Ты сволочь. Ей позвонил кто-то из твоих…
Я резко вспоминаю о Розе. У старушки что-то с сердцем, а я тут из-за минета Яичкиной страдаю.
Мамочки! Я ведь совсем забыла.
Открывая дверь, уже начинаю рыдать. Плечи трясутся, кожу на животе не чувствую. Пытаюсь объясниться, но выходит ужасно плохо.
Я бы хотела быть гордой и вообще не показывать своей реакции на случившееся. Пока так.
– Там Розе плохо, – обращаюсь к Майку.
Он обхватывает руками мое лицо и стирает слезы большими пальцами. Смотрит на меня внимательно.
– В смысле плохо? – обеспокоенно спрашивает.
– Сердце.
– Пиздец, – его глаза мечутся.
– Давай… давай уедем, пожалуйста, Майк. Я домой хочу…
