Блуждающий во лжи

– Шеф, там дамочка к вам ломится. Отказывается от помощи и требует только вас. – Николас умеет поднять и без того хреновое настроение.

– По вопросу? – парень смутился и виновато опустил голову.

– Не говорит, шеф. Сказала, это дело только для нашего начальника, а мы… остолопы… – я усмехаюсь и хлопаю детектива по плечу.

– Что есть, того не отнять. Если опять пришли жаловаться на то, что пенсию теперь переводят на карточку и за это нужно обязательно посадить работодателя в тюрьму – пойдешь за обедом для всего участка. – хохочу, вспоминая недавний скандал какой-то старушки, которая также “требовала только начальника”.

У входа в мой кабинет действительно стоит взволнованная пожилая женщина. Её трясёт, а, завидя меня, она и вовсе начинает рыдать. Я прошу её успокоиться, хлопаю по плечу и предлагаю пройти в кабинет.

– Там мой муж, понимаете? На кресте! – она всё еще содрогается в рыданиях и я не сразу понимаю, о каком кресте идет речь. В её голубых глазах плещется волнение и страх, и я не могу смотреть на нее без сочувствия.

– Вы о мужчине, которого нашли сегодня утром? – я усаживаю её на диван и прохожу за свой стол. Он, как обычно, завален бумагами. Детективы оставляют их у меня на столе, когда закрывают дела, чтобы я просмотрел их и заполнил бумаги, полагающиеся комиссару.

– Да, господин полицейский, это он. Мой дорогой Джо… – старушка практически задыхается в слезах. Я встаю, чтобы налить ей воды. Так просто? Мы еще даже не опознали труп, а уже пришли родственники жертвы.

– Можете звать меня Адам, госпожа. Расскажите мне подробнее, как ваш муж пропал, при каких обстоятельствах? – подаю ей стакан воды и сажусь рядом, на потрепанный диван у окна. За стеклом льёт дождь, и капли, тарабанящие по нему, умиротворяют. Дрожащими руками, она оставляет пустой стакан на кофейном столике и продолжает, уже более спокойно.

– Ох, Джо… Понимаете, у него диагностировали деменцию на прошлой неделе. Я подозревала, что что-то не так, когда старый дурак звал меня именем своей школьной любви, но.. – старушка посмеивается, но глаза быстро наполняются слезами. Я аккуратно поглаживаю её плечо, в знак поддержки. Не тороплю. Времени никогда не бывает много, но я не бесчувственный сухарь, чтобы заставлять пожилую женщину говорить сухо и по фактам о её муже – возможно, висящем на кресте, что она видела в утренних новостях после его наверняка изнурительных поисков.

– Она быстро прогрессировала! Зараза эта. Его уволили, но он все рвался на работу. Всю жизнь как проклятый пахал, а на старости лет в охранники пошел. Хорошая работа, напрягаться не надо было. Кости то уже не те. – она снова посмеивается и смахивает слезу тканевым платком в цветочек. – Вещи там какие-то оставил. Рвался каждый день забрать, да мне уж не удержать его было. Сына попросила его отвезти да забрать, что он там забыл. Выдали им коробки с хламом каким-то, запчасти непонятные, кабеля, да не пойму то я теперь, что это. Пока сын в машину грузил эти две коробки злосчастные, делся куда-то Джо. – её голос надрывается и она прикрывает рот платком, в попытке взять себя в руки. Получается, хоть и не сразу. – Как сквозь землю провалился, дубина старая! Сынок все искал его, успокоиться никак не мог, себя винил. Да и я вся испереживалась, дома ждала, как на иголках. А потом как увидела… в новостях… на кресте этом треклятом! – ее голос хрипнет, и я не могу сдержать сочувствия к этой старушке, поглаживая ее по спине и приобнимая.

Проходит около десяти минут, прежде чем она успокаивается. Я наливаю еще один стакан воды и протягиваю горюющей по мужу женщине.

– Как ваше имя, госпожа?

– Ох, сынок, запамятовала. Жослин. – она улыбается мне теплой старушечьей улыбкой. – Я и сама, видишь, с памятью уже не в ладах. – я улыбаюсь ей в ответ, мотая головой.

– Госпожа Жослин, я могу вас попросить предоставить нам что-то из вещей вашего мужа? Мы проведем сравнительный анализ ДНК, чтобы подтвердить, что найденное нами утром тело принадлежит именно ему. И если ваш сын не будет против, у него тоже возьмут материал для анализа. Он с вами проживает?

– Конечно-конечно! Мы всё сделаем. – она кивает самой себе. – Да Джошуа это, я как увидела его волосы вьющиеся, да щетину эту, что он никогда не сбривает, сразу поняла, что он это. Ооох, что же стряслось с ним, дурак старый! Одну меня оставил, треклятая деменция.

Жослин уже не плакала, просто причитала, как любая старушка её возраста. Я проводил её до парковки, где отправил с одним из своих детективов домой. Он вернется вместе с одеждой старика, и материалом их сына, а там и посмотрим, их ли это вообще старик. Не совсем по протоколу, она даже фото с собой для сравнения не взяла, но в такие времена живем – всё может быть. Проверить лишним не будет. Да и старушку это, наверняка, успокоит.

Джошуа… Святой Джесуа тоже стариком был на этом кресте сраном распят. Совпадение, или старика Джо выследили? Черт, надо было про вероисповедание у Жослин спросить. Может, и убили, потому что не верующий был.

Я пробежался пальцами по клавишам своего ноутбука и залез в поисковик, чтобы найти легенды о Святом Джесуа. Первая же статья на религиозном сайте выдала:

“Непросто приходилось первым людям жить на Земле. Почва была неплодородной, а скот не в каждой деревне могли растить. Верили первые люди в Господа нашего, создателя. Молитвы ему читали, да жрецы особые, что голос Его слышали, прорицали: покуда неверующий на земле вашей существует, не будет она плодородной. Верили коуэлы – Джесуа был тем, о ком жрецы молву разносили. Неверующий. Презирающий веру и Господа. И принесли коуэлы его в жертву создателю.

Но лгали жрецы. Не слышали они голоса Господня. Душою черны были. Невинного, на крест повесили. Умирать оставили. Но Господь услышал тихий шепот Джесуа, что был громче грома – “Раз ты есть, Господь мой, создатель, для чего Ты Меня оставил?” И тогда, ответил ему Господь – “Твоя погибель, сын мой, будет стоить им тысячи дней разгневанного неба. Покроются их земли водою, что не испить. И подарят им эти мучения – человечность. А ты, сын мой, станешь Святым.”

И через тысячу дней, что плакало небо, вышло первое солнце. И почва стала плодородной. А Джесуа, был Святой. ”.

– Черт… – мой голос и звук скрола мышки, нарушили умиротворяющую тишину кабинета.

На сайте были фотографии с письменами на древнекоуэльском. В догадке и предвкушении, я нашел в своей галерее фото креста, сегодняшнее, из парка. На нем были те же символы, что и на этих письменах. Я набрал номер бестии.

– Соскучился? – блядство, её игривый голос из трубки звучал еще сексуальнее. Если я сегодня не потрахаюсь или, хотя бы, не подрочу, у меня чердак поедет. Я прочистил горло, избавившись от фантазий пацана в пубертате, который овладевал моим разумом при мыслях об этой женщине.

– Надпись на кресте. Она на древнекоуэльском.

– Ага, знаю. Её уже расшифровывают. Что-то еще, детектив? – я передразнил ее про себя и снова прочистил горло. Быстро эти тараканы из ФБР работают.

– Ко мне только что женщина заходила, утверждает, что жена нашей жертвы. Я запросил материалы для анализа ДНК. Мой детектив завезет сразу вам в лабораторию.

– Ага. Умница, детектив. С нетерпением ждем. – в очередной раз, я прочистил глотку.

– И еще… Сколько вам столов понадобится в нашем отделении полиции?

– Один. Тот, что в вашем кабинете. Мои люди будут продолжать работу в ФБР, в нормальных условиях и в хороших лабораториях, а я, присоединюсь к вам. – я закатил глаза от “предвкушения” – И, детектив. – она сделала короткую паузу, показавшуюся мне вечностью. – Пососите, что ли, леденцы от кашля. Ваше першащее горло меня беспокоит, я не хочу заразиться от вас этой простудой, или чем вы там… больны.

И повесила трубку. Могу поклясться, она улыбалась.

Леденец пососать… Я откинулся на своем кресле, запрокинув голову с оскалом на лице. Из меня вырвался неконтролируемый смешок.

– Пососи леденец, детектив. – передразниваю её, усмехнувшись, и отдаю должное за подобный сарказм. Эта заноза в заднице встанет мне поперек горла костью, от которой я задохнусь и сдохну, как драный пес. Мне начинает нравится это сотрудничество с федералами. С одной конкретной, ненормальной и видимо, такой же недотраханной как я, бестией.

Я набрал Мадсу.

– Звонок от тебя, в будний день… Мужик, пугаешь. – я смеюсь, пропуская волосы сквозь пальцы и взъерошиваю их.

– Тебе разве не доложили еще, о святом Джесуа на кресте в центральном парке? – разваливаюсь на диване и прикрываю глаза, потирая их пальцами. Чувство, будто из меня все соки высосали.

– Я только с самолета, еду в Бюро. Новости даже не открывал, 16 сраных часов в небе с плоской задницей. – он тяжело вздыхает. – Всё так плохо?

– Если не считать того, что из трупа старика сделали скульптуру Святого, президент требует посадить ублюдка за решетку уже завтра, а меня приставили к Одетте Лаверье, – всё как обычно.

– Лаверье?! – он почти кричит в трубку и мне приходится отстранить телефон от уха. – Блять, мужик… Сочувствую.

– Всё так плохо?

– Если не считать того, что она злобная сука, вечно трахающая мозги, и ты в полной жопе, – всё как обычно. – я посмеиваюсь, сам не понимая, от безысходности или потому, что испытываю от этого факта странное удовольствие.

– Кто бы мог подумать, выглядит, как ангел. – закатываю глаза.

– Ты с ней не разговаривал, что ли? – друг моего сарказма не понял.

– Ну… она сказала, что у меня классный член. – издаю смешок и потираю вспотевшую ладонь о ткань брюк.

– ЧТО БЛЯТЬ?! – кажется, я оглох. Держу пари, водитель такси, с которым он сейчас едет, оглох тоже. – Мы сегодня идем в бар и это, блять, не обсуждается.

Он отключается, не дождавшись моего ответа и я посмеиваюсь. По всей видимости, это фишка всех агентов ФБР. Через минуту, телефон издает звук пришедшего сообщения и я открываю геолокацию бара, в котором мы с Мадсом встречаемся вечером, после работы.

Место приличное, мне пришлось заехать домой и переодеться в более подходящие брюки и рубашку, верхние пуговицы которой я не стал застегивать. Добравшись на такси, я сунул на чай водителю пару лишних купюр и направился к заведению. Бар был в старом здании театра. Колонны, балконы, хрустальные люстры и красный свет прожекторов создавали атмосферу античности, схлопнувшейся с современностью в невероятном тандеме. Танцпол был небольшим и сейчас – пустовал. Немудрено, на часах было всего десять вечера. Внутри, меня уже ждал Мадс.

– Что за пидорская рубашка, узкоглазый? – друг встречает меня объятиями и похлопывает по спине, когда мы садимся за барную стойку.

– Ты охуел, таракан? Это итальянский шелк. – я протестую на это нелестное высказывание о моем тонком вкусе, но смеюсь.

– Я так и сказал. – Мадс пожимает плечами и подмигивает мне, мы заказываем виски и решаем пока остаться здесь.

– Тебе адрес магазина скинуть? – усмехаюсь.

– Естественно. – уже смеюсь с него и достаю телефон, чтобы сделать это прямо сейчас.

Мы познакомились с Мадсом лет семь назад, когда нам обоим еще было по двадцать пять – зеленые и наивные, мы раскрыли первое в нашей практике, дело о серийном убийце. Это было тяжело, как морально, так и физически. Эта тварь на ножках, не заслуживающая жить и сдохнувшая на электрическом стуле, насиловал детей, оставляя на их телах по 50, а то и 80 ножевых ранений. На такое способен только самый настоящий монстр. Первые, и самые зверские на моей памяти по сей день, убийства. Именно это дело стало решающим в моей, и в карьере Мадса. Он стал аналитиком профиля личности в ФБР, а я, остался в полиции, сначала в отделе по борьбе с серийными преступлениями, а после, тут – в кресле комиссара полиции. Спасибо старику Ричарду. Удружил, посадив на свое место и свалив в отставку.

– Если ты думал, что я просто по тебе скучал.. – Мадс щелкнул пальцами и мотнул головой, задумавшись на секунду. – ну, это само собой, ладно. – ткнув в меня пальцем, сощурился. – Но сначала, я требую подробности обстоятельств, при которых это отродье Сатаны оценило твой член!

Его лицо выражает нечто среднее, между удивлением и отвращением от озвученного, я хохочу, направляясь подальше от барной стойки со стаканом виски в руке. Мы устраиваемся в более тихой части бара, на полукруглых диванах, заказываем закусок и целую бутылку виски с ведром льда. Отсюда хорошо видно практически весь первый этаж, а лестница на второй, виднеется недалеко от нас.

– Да нечего рассказывать. Она приперла меня к стене, сжала мои яйца в руке, а когда член встал, ощупала и его тоже. А потом, прошептала мне в губы, что он классный. – я смачиваю горло янтарной жидкостью, что обжигает глотку и откидываюсь на спину, удобно располагаясь на диване.

– Блять, что? Мы об одной и той же женщине говорим?

– Кудрявая блондинка с голубыми глазами.

– Мелкая такая, да? – Мадс сидя пытается выставить рукой ее рост, попадая, разве что, в карлика.

– Небольшого роста. – поправляю его, соглашаясь. – А ты её чего так не взлюбил?

Мадс осушает стакан и наливает себе еще.

– Её весь отдел терпеть не может. Выскочка. – ухмыляясь, он делает еще глоток. – Сначала все мужики по ней слюни пускали, ну ты понимаешь, но у нее флирт – это стиль общения. Хрен поймешь, серьезно ты ей нравишься, или она так играется. А как на общие дела с ней ставить начали, все агенты, с кем я знаком, держатся после них подальше от этой Одетты. – её имя он протягивает в пренебрежении и с закатанными глазами.

– Ты с ней работал? – делаю глоток виски, Мадс совсем не спешит отвечать.

Флирт – стиль общения? Кто бы мог подумать… Усмехаюсь тому, что посмел решить, будто я ей действительно настолько понравился, раз она так агрессивно подкатывает.

– Не доводилось, слава святому Джесуа. Мне хватило рассказов коллег.

– А мне вот, придется… – прячу за стаканом улыбку и делаю глоток.

Мадс протягивает смачное “хуево” и осушает свой бокал полностью, требуя от меня всех подробностей взаимодействий с “этим отродьем Сатаны”. И, я делюсь ими, рассказывая и об Одетте, и о найденном в парке теле, о котором Мадс и без того уже слышал от начальства.

– Сука, так и знал что зря в этом Ресборге на день задержался. Прилетел бы как положено, назначили бы меня, а не эту выскочку.

– Там что? Серийник? – не хотел ему говорить, что в таком случае я скорее бы расстроился.

– Да какой там. Висяк. – Мадс осушает стакан.

– Без улик, или…?

– Куплено, конечно. Тело отсюда. Как там очутилось – хрен его знает. Улики были, но полиция Ресборга “потеряла”. Новых не взять, а у мужика еще и конечностей не хватает. Ну пиздец?

– Полный.

К концу его тирады, бутылка виски практически пустеет. Друг идет к бармену за еще одной, хотя мы могли бы просто попросить официанта, танцпол уже заполнен людьми и мне приходится протискиваться через них, чтобы добраться до уборных. Тут буквально повышена влажность из-за пота танцующих тел и их уже нетрезвого, дыхания. Трель в кармане мешает спокойно отлить.

– Слушаю, Ник. – прижимаю телефон к уху, чтобы застегнуть ширинку и ремень брюк.

– Шеф, вы просили сравнить заявления о пропавших с вашим фото с места преступления. Думаю, я нашел похожего мужчину. Джошуа Росатти, он пропал несколько дней назад, жена и сын заявили, но я не нашел у нас отчета о поисках.

– А жену как зовут?

– Жослин Росатти, шеф.

– Принял. Спасибо, Николас, хорошо поработал.

Я завершаю звонок, Ник сегодня на ночном дежурстве и кажется правда нашел имя жертвы. Нужно ждать сравнительный анализ ДНК от федералов, чтобы убедиться. Я уже мою руки, когда все мысли сводятся в одну, потому что вижу в отражении зеркала Одетту Лаверье. В чертовски сексуальном черном платье, открывающем умопомрачительный вид на её груди и, еле прикрывающем её задницу. Оно делает ноги этой женщины длинными и еще более привлекательными, чем они уже есть. Её волосы, кудрями струятся по спине, а лицо обрамляет пара непослушных прядей. У меня перехватывает дыхание и я оглядываюсь в непонимании.

– Это мужской туалет. – её голос, эхом отскакивает от стен и мешается с еле слышной музыкой из зала.

– Тогда что ты тут делаешь? – я отвожу от нее взгляд и мою руки еще раз, в попытке привести себя в чувства.

– В женском очередь, длиною в жизнь. – она закатывает глаза и подходит ближе, касаясь своим бедром моей ноги. Наклоняется, чтобы необходимое количество мыльной пены выдавилось на ладонь, и отодвигает меня от раковины, подставляя руки под струю воды. Я откашливаюсь и отрываю бумажное полотенце, чтобы высушить руки.

– Сосали?

– Чего? – я смотрю на нее, не в состоянии соображать.

– Леденцы от кашля.

– Я не болен.

– Для здорового человека, вы слишком часто прочищаете своё горло, детектив. – она касается моего лба мокрой ладонью и хмурится. Я столбенею. – И правда, температуры нет.

Высушив руки, она бесцеремонно достает из кармана моих брюк пачку сигарет и прикуривает одну зажигалкой, которую находит внутри самой пачки.

– Будете?

Я, завороженный, беру из ее пальцев протянутую сигарету, испачканную красной помадой ее губ, затягиваюсь, и возвращаю женщине. Она ведьма? Что это вообще за нахрен? Я не могу пошевелится, почти не моргаю и чувствую, что сейчас задохнусь.

– Вы достаточно пьяны, Адам?

– Достаточно… для чего? – мой голос предательски хрипит.

Она выдыхает сигаретный дым мне в лицо, тушит сигарету о камень столешницы раковины и касается пальцами моей груди. Я упираюсь в эту преграду руками. Одетта проводит ногтями по открытому участку моей кожи, задевая и пресс, скрытый рубашкой. Я смотрю в её стеклянные голубые глаза, что она не отводит ни на секунду, и слышу лязг пряжки своего ремня. Её улыбка выглядит хищно, а пухлые, красные губы лишь усиливают это ощущение опасности. Я выдыхаю полустон, прикрываю глаза и вжимаюсь в раковину сильнее, когда она запускает руку в мои боксеры и сжимает член, который стоит с той самой секунды, как я увидел её. Притягивает к себе моё лицо пальцами, сжимающими мои скулы, не встречая сопротивления моего тела и проводит языком по моим губам. Я издаю стон, от стимуляции внизу и ее острого языка тут, на моих губах, в которые она врывается жадным поцелуем. Не в силах больше держать себя в руках, я осторожно притягиваю её к своему телу за талию, но она тут же отстраняется, улыбаясь той же хищной улыбкой. Резинка боксеров шлепает меня по животу, а её удаляющиеся шаги оглушают меня звуком шпилек, ударяющихся о кафель. Я слышу музыку, доносящуюся из зала, когда она захлопывает дверь уборной, не произнося ни слова.

– Блять… – шумно выдыхаю, взъерошивая волосы рукой и провожу ею по лицу, гипнотизируя дверь в этот чертов сортир. Каким образом, блять, это единственный бар в Девнесте, чтоли? Какого хера она тут забыла и какого хера творит? Ненормальная, и я этому даже не сопротивляюсь потому что, сука, нравится как она меня изводит.

Я хлопаю дверью кабинки, и ударяюсь о нее затылком, прикрывая глаза. Выдыхаю. Все мое тело горит, а желудок сжимается и скручивает, и это далеко-о не вина выпитого мной алкоголя. Все мысли. Сводятся. К одной.

– Блять!

Расстегиваю ширинку, спускаю боксеры и дрочу в гребаном сортире, потому что я уже не натянутая струна, я сраный извергающийся вулкан, в который она кинула взрывчатку. Ладонь мокрая и я чувствую себя подростком. Опять. Только теперь, я дрочу не на порно журналы под подушкой, а на женщину, которую даже не знаю, потому что она сраная ведьма или гребаный демон из Ада, мне насрать. Но если она сделает это еще раз, я пошлю к черту свое воспитание и уважение к женщинам. И трахну её на месте.

– Черт…

Облокачиваюсь рукой о стену сбоку и передвигаю ногами поближе к унитазу. Какое же блядство, мать твою. Сердце бьет чечетку и приходится опереться о стену напротив. Роняю голову прямо на руку и издаю едва слышный стон. Тело содрогается в экстазе, и я слышу, как капли моего позора, мешаются с водой в унитазе.

– Сука. – взъерошиваю волосы и облокачиваюсь спиной о стену кабинки.

И, наконец, чувствую облегчение, что мое тело теперь – принадлежит мне. Как с этой женщиной, блять, работать?

Я мою руки, стираю салфетками размазанную по своему лицу её красную помаду и, привожу в порядок одежду. Мадс ахуеет.

Не нахожу друга у нашего столика, видимо, он занимается чем повеселее. Зато, нахожу глазами бестию. Её тяжело не заметить в толпе, она выделяется в ней ярким пятном даже в черном платье. Расслабленная, танцующая, и с закрытым ртом, она действительно походит на ангела.

Ангела смерти.

Моей.

Я слишком надолго забыл о том, что в этом мире есть не только преступники, но и женщины, которых хочется добиваться и трахать. Какая она, Одетта Лаверье? Злобная, флиртующая со всеми сука, какой окрестил работающий в её отделе Мадс? Или, бесцеремонная, развратная бестия, какой она предстала передо мной в первый же день знакомства?

Может, это всё маска, за которой прячется совсем другая, настоящая Одетта? Но какая она – настоящая?

Её кожа светится под софитами, а в глазах озорной блеск, который видно даже издалека. Я разваливаюсь на диване и ловлю взгляд её голубых глаз. Она улыбается, отчего у меня перехватывает дыхание и ускоряется пульс. Сколько она выпила? И с кем она вообще, в этом баре?

– Где ты шлялся? – Мадс падает рядом, явно не терявший времени и, выпивший еще как минимум, пару стаканов виски. Я, как назло, протрезвел.

– А ты где? – посмеиваюсь, глядя на друга, у которого уже заплетается язык. Он блаженно улыбается.

– А тебе скажи-и-и.

Не удивлюсь, если и он где-то в этом баре оставил свой биоматериал. А, судя по его роже, так оно и было. Мы просидели в заведении еще несколько часов и бутылок виски на двоих, прежде чем разъехались по домам, но Одетту, я больше не видел, как не стал и Мадсу сообщать о том, что она со мной сотворила в грязном сортире этого бара. Он мне плешь потом за это проест.

Прошло несколько дней, прежде чем мы вновь встретились с ней. Она попросила меня подъехать в Бюро, её люди нашли пару зацепок.

2

“Я видел ангела в куске мрамора. И резал камень, пока не освободил его.”

Микеланджело Буонарроти

Гомон людских голосов эхом разносится в стенах церкви Благословенного, в молитве:

– “Господи мой, живущий на небесах!

Пусть имя твоё спасенье несет, тем, кто верует

И погибель тому, чья душа отказывается от веры.

Воля твоя – неоспорима.

Имя твоё – благословение наше.

Веди, своею рукою,

В мир лучший и праведный.”

Мужчины и женщины, старики, и дети, – хором кончают священнодействие.

– “Омэн.”

Внутри церкви светло. Витражные окна отбрасывают разноцветные тени от слепящего утреннего солнца на покрытый коврами пол, а худощавый Священник с поседевшей бородой, стоя у алтаря, призывает людей к новой молитве.

Маленький мальчик, на вид лет семи, соединяет ладошки, касаясь ими своего лба, губы его, шевелятся подобно всем в этой церкви, но он, бормочет вовсе не заученную наизусть молитву. Искренне веря, он просит у Господа спокойствия в их доме. Просит, чтобы папа был добр к нему, и к его маме. Просит, чтобы Господь помог отцу не искушаться напитками, от которых он становится плохим и обижает их двоих. Мальчик молит Господа о том, чтобы он прекратил его страдания.

Я выезжаю по шоссе из своего дома, бестия вызвала в Бюро.

Дорога ведет через небольшой лес, окутанный золотистыми лучами солнца. Девнест, наконец, не льет слезы по окончанию лета, – город любезно предоставляет возможность насладиться теплыми днями осени. Из-под колес летят сухие листья деревьев, – они кружат в воздухе, подбираясь к обочине, и порывами ветра несутся дальше по шоссе. Дорожный знак указывает не ехать больше 40, вот я и плетусь, наслаждаясь тишиной, солнцем и этим золотом вокруг.

К Бюро я подъезжаю ровно в 12 утра, набираю бестии.

– Детектив. – её голос звучит вымотанно и тихо.

– Я на парковке. Встретите?

– Ждите у главного входа в здание.

Она выходит в пиздецки короткой кожаной юбке, высоких сапогах на шпильке и коротком легком свитере под цвет её алых губ. Я чувствую себя непривлекательным на её фоне, в своих темных джинсах и свитере поло.

– Вы ели? – её вопрос сбивает меня с толку, это проявление заботы, или намек на то, что в морге стоит вонь, к которой я давным давно привык, но она намекает, что выверну свой завтрак обратно?

– Да.

– Славно. Тогда ограничимся фотографиями.

Мы входим в просторный кабинет Одетты, светлый, совсем не похожий на кабинет главы отдела. Она обставляла его самостоятельно? Если да, то у этой женщины еще и вкус – превосходный. Плюс за плюсом, когда будут те её минусы, о которых так распылялся Мадс? Или, она сменила тактику, увидев, что с ней никто не хочет работать?