Когда ворон зовет

– Я покажу, – уверенно, но некой обреченностью в голосе произнес он, подвигая блюдце к середине стола.

Я подалась вперед, затаив дыхание, вслушиваясь в каждый шорох. Скрип дерева под столом казался слишком громким. Истина уже была где-то рядом – витала в воздухе, таилась в зыбком отражении, которое начало медленно проявляться в глубине блюдца. Из молочной пелены, из безликой серости вырисовывалось первые образы. По узкой тропинке шла, чуть пошатываясь от тяжести ведер молодая девушка. У нее были удивительные, глубокие глаза – зеленые, как весенняя чаща после дождя, какие же, как у Кощея. Коромысло безжалостно давило на ее худенькие, точеные плечи, заставляя сгибаться. Тонкие струйки холодной воды стекали по ведрам на землю. Мимо проходили широкоплечие молодцы с ухмылками на загорелых лицах. Они бросали взгляды на стройную фигуру красавицы, но ни один из них не протянул руку, ни один не откликнулся на безмолвную просьбу.

И вдруг топот копыт прервал дремоту полуденного зноя. Из-за поворота появился всадник и резко осадил коня рядом с девицей. Черные волосы вились над его высоким лбом, кожа сияла белизной, а темные, почти черные глаза затягивали своей бескрайней глубиной. Необычайная красота его казалась неземной.

– Помочь, красавица?

Не дожидаясь ответа, он спрыгнул с седла, одним движением перехватил коромысло и закинул его себе на плечи, словно оно было невесомым. Она слегка покраснела, улыбнулась смущенно, но с благодарностью. Молодец первым завел разговор, он расспрашивал ее о деревне, интересовался, каково ей живется здесь. Она с интересом поглядывала на него, когда он отворачивался, но тут же отводила глаза, если их взгляды встречались. Молодец проводил ее до самой калитки, а потом стоял возле ее дома, наблюдая, как она скрывается за дощатой дверью. Только потом он сел на коня и медленно поехал прочь.

На следующий день он пришел снова. На другой – тоже. Вскоре его появление стало неотъемлемой частью ее утра, подобно капелькам росы на траве или пению птиц. Он сопровождал ее в лесу, пока она собирала ягоды, ждал на дороге, когда она возвращалась с поля, а однажды отвез на ярмарку в город, где они вместе смеялись и пробовали мед с деревянных ложек. С каждым днем их тихая, осторожная близость становилось чем-то большим.

Но внезапно видение, словно сорвавшись с оси, изменилось. Яблоко по-прежнему неспешно вращалось в блюдце, но отражение в нем потемнело – свет исчез, как будто над миром нависла туча. Каринка, которая еще мгновение назад излучала тепло и нежность первой любви, стала тревожной и гнетущей. Та же девица, но теперь с округлым животом сидела, съежившись у печи. Ее лицо осунулось, взгляд потух. По щекам катились беззвучные слезы, а из соседней горницы доносились крики – низкий гневный мужской голос и высокий, срывающийся на всхлипы.

– Позор всему роду! Бесстыдница! – кричал отец.

– Беда на наши головы, – подавленно вторила мать. – Что же нам делать?

Они водили ее к знахарке, к старой бабке, чей дом стоял в самом конце деревни. Она давно славилась своими снадобьями, в особенности теми, что помогали скинуть плод. Родители уговаривали ее, сулили спасение от позора, угрожали, но несчастная, несмотря на слезы, боль и страх, только качала головой.

– Он вернется, – только и шептала она, сидя у окна долгими вечерами.

Но любимый не возвращался, а дни безжалостно улетали, словно пожелтевшие листья на ветру. Роды начались в разгар весенней грозы. Небольшая баня наполнилась криками и плачем. Роженица стонала, корчилась в муках, словно ломались ее кости. Она страдала весь день и ночь, потеряла счет времени. Лишь к утренним сумеркам, когда небо начало бледнеть, ребенок наконец появился на свет. Слабая улыбка всего на мгновение тронула ее обескровленные губы. Взгляд зеленых глаз вдруг померк, сделался совершенно пустым. Лицо ее посерело, грудь, покрытая холодной испариной, перестала вздыматься.

Странно, но совершенно здоровый на вид малыш не кричал, когда его грубо завернули в пеленку. Бабушка взяла его на руки брезгливо, с отвращением. Ее покрасневшие от слез лаза были налиты такой злобой, будто она едва сдерживалась, чтобы не удавить ребенка собственными руками. Меня до глубины души поразило, что она не смягчилась, заглянув в ярко-зеленые глаза – такие же, как у дочери. Горе затуманило ей разум, а боль вытеснила все остальные чувства. Новорожденный младенец смотрел вокруг так, словно осознавал безвыходность своего положения и смирился с этим.

– Видать, совсем хворый, раз молчит, – равнодушно подметила старая повитуха, отмывая руки от засохшей крови. – И седмицы не протянет.

– Тем лучше.

Они отнесли малыша в лес на съедение волкам. В одной лишь тонкой, перепачканной алой кровью пеленке оставили его на опушке среди корней и мха, и ушли, не оборачиваясь. Но прежде воззвали к богам, чтобы они покарали того, кто сотворил это с их дочерью. А судьба младенца, родной кровиночки их вовсе не тревожила.

К горлу подкатил комок от того, как легко они обрекли на смерть невинное дитя. И как же я была счастлива, когда видение сменилось. Яга брела по лесу, пока внимание ее не привлекло тихое хныканье. Она устремилась на звук, клюкой раздвигая колючие ветви кустарников и высокую траву. Всхлипы становились все громче и громче, будто малыш звал на помощь старую ведьму. На краю опушки она остановилась как вкопанная. Совсем крошечное дитя лежало прямо на земле, а над ним в быстром вихре кружились зеленые листочки, шишки и сухие веточки. Губы Яги раскрылись в немом удивлении. Она подошла так близко, что ветер подхватил седые прядки ее волос у лба.

– Чародей, – завороженно выдохнула она.

Морщинистые руки подняли пищащий сверток, бережно прижали к груди. Яга нарекла мальчика Кощеем, и с той поры он стал ее приемышем, единственным учеником. Она растила его в своей избушке, окруженной густыми елями. С малолетства она учила его искусству колдовства. Поначалу оберег с рубиновыми камнями висел на его груди, помогая сдерживать собственные силы, но мальчуган оказался смышленым и быстро научился обходиться без него. Кощей рос шаловливым ребенком. Частенько, с помощью своих чар ему удавалось обмануть даже Ягу. Морок, в точностью похожий на своего хозяина, прилежно слушал старухины научения, пока настоящий Кощей болтался по лесу и пугал деревенских ревом медведя или хрустом веток в кустах.

Но чем старше становился чародей, тем больше в нем просыпалось неуемное, бурное и непокорное. И когда пришел день узнать ему правду о своем рождении, взыграла мятежная кровь. Сердце Кощея переполнилось гневом и жаждой мести. Он отправился в Навье царство – туда, где долгие годы царствовал его отец, Чернобог, однако после исчезновения истинного правителя на престол взошел новый владыка. Кощей дал новому царю три дня, чтобы уйти по доброй воле, но тот лишь посмеялся. Через три дня чародей проложил себе кровавую дорогу к трону. Он избавился ото всех бояр, которые противились его воле. Однако простой люд тепло принял нового владыку. При прежнем царе они жили бедно, страдали от непомерного оброка и поэтому сына Чернобога считали благословением небес. Кощей не желал править в царстве разрухи, голода и болезней. Он отменил оброк, позволил людям встать на ноги. Правление его стало неожиданно спокойным и мирным, Навье царство расцвело и обогатилось.

Однако вскоре власть сделалась для Кощея слишком тесной. Больше всего на свете он хотел проучить богов, которые бросили его, позабыли. Темные чары породили на свет существ, чтобы наводить ужас и карать непокорных – так появились русалки, кикиморы, банники и прочая нечисть. Несметные полчища наводняли соседние царства. Каждый правитель, в чьи владения ступала нога чародея, сдавался. Если в мир богов дорога была закрыта, то Кощей желал царствовать по всему белому свету. Однажды, ослепленный собственным могуществом, он сотворил великое зло – вурдалаков, чудовищ без разума, движимых одной лишь жаждой человеческом плоти. Люди гибли один за другим от их острых клыков. Кощей осознал свою ошибку, но было поздно. Он день за днем истреблял чудищ, но каждый раз твари объявлялись снова в какой-нибудь деревне или лесу. Боги не стерпели такого оскорбления.

– Ты возомнил себя равным нам! – прогремел Перун. – Прими же расплату, сын Чернобога!

Перун обрушил свой гнев на Кощея. Всех существ, порожденных чародеем, он запер в Навьем царстве, а чары, питающие его могущество, сковал своей волей. Отныне Кощей не мог причинять вред своим колдовством. Но этого Перуну показалось мало: бессмертие стало участью Кощея – вечная жизнь и память о содеянном, без надежды на избавление. Люди, полюбившие своего царя, попытались заступиться за него, молили о прощении, но этим лишь придали сил Перуну, и его гнев стал страшнее прежнего. Он проклял все Навье царство: отныне ночью Кощей становился чудовищем, а его верный народ превращался в воронов.

Навье царство, которое и раньше порождало много споров да пересуд, теперь окончательно попало в немилость своих соседей. После проклятия Перуна эти земли обрели дурную славу, теперь даже купцы не осмеливались пересечь границу. Люди помнили ужасы, принесенные Кощеем, а потому сторонились его земель, да и жителей навьего царства у себя не привечали. Шли годы. Кощей неустанно заботился о своих подданных в благодарность за их доброту. Люди не знали голода и холода, жили в достатке. Но страшное проклятие напоминало о себе каждую ночь. Чародей пытался найти от него избавление, но не мог. В конце концов он отчаялся, смирил свою гордыню и воззвал к богам с мольбой о пощаде своего народа. И только Лада, богиня любви, услышала его голос. Она сошла к нему, словно сотканная из прекрасного лунного сияния.

– Не в моей власти отменить проклятие Перуна, но я знаю путь, который поможет тебе обрести спасение, – сказала она. – Отыщи девицу, равную себе, чтобы полюбить ее больше жизни. Зажги в ее сердце любовь, которая одолеет твою бессмертную тоску.

Когда бледное лицо Кощея озарилось светом, Лада вдруг обрушила на него главные условия:

– Но учти: ты можешь искать невесту лишь раз в тридцать три года в Воронью ночь, когда власть Чернобога достигает своего предела. И хитрить не вздумай, покажись ей во власти ночи, прежде, чем она увидит твой истинный облик. Она должна полюбить и принять тебя со всеми тяготами и невзгодами.

Надежда ускользала сквозь пальцы. Стоило Кощею моргнуть, и богиня исчезла, словно ее не было вовсе. Однако слова ее накрепко засели в голове. Он передал Яге все, что услышал. Старая ведьма подумала немного и пришла к выводу, что ему стоит искать невесту в Лукоморье, ведь именно там отец Кощея повстречал его мать. Но оба они понимали, что добровольно ни одна девица не согласится стать женой чудища. Тогда хитрый ум старухи породил новую хитрость.

Лукоморское царство в последние годы страдало от холодной, долгой зимы и неурожая. Кощей воспользовался этим и предложил царю Ярогневу сделку: теплая, плодородная весна взамен на одну невесту раз в тридцать три года. Долго думал Ярогнев, переживал за свой народ, за свою землю, за каждого голодного ребенка. И рассудил царь сурово – жизнь одной девицы, даже самой прекрасной, не стоит жизней тысяч его подданных. Так под гулкий вой ветра за окном заключили они страшный уговор.

В воронью ночь, когда на главной площади стольного града впервые вспыхнул высокий костер, его дым поднимался к небесам подобно жертвенной молитве. Жители собрались в молчании, склонив головы под гнетом страха. Тогда-то и была избрана первая девица – Светла. По велению Яги ее отправили в Навье царство, в каменный дворец Кощея. В первую же ночь, как того требовала Лада, Светла увидела страшный образ Кощея. Его пылающие алым огнем глаза, длинные когти лишили нежную девицу чувств. Утром Светла узрела истинный облик Кощея, но страх не покидал ее. За днями пролетали седмицы, а она не желала даже дружбы с царем, не говоря уже о любви. Да и раненное сердце Кощея не откликалось. Вернуть ее в Лукуморье было уже нельзя. Кощей знал, что люди не примут ее обратно, а потому, желая хоть чем-то искупить свою вину, поселил Светлу в Златограде. Там со временем она освоилась, встретила достойного человека, полюбила его, родила детей и забыла былые страхи. А узнав правду о проклятии Кощея, она простила его.

Прошло тридцать три года. Вновь над костром закружились яркие искры, указавшие путь ко второй невесте. Однако и с ней сердце Кощея осталось глухо, ее страх оказался слишком силен, и любовь не родилась. С тех пор провели еще десять отборов, с самого первого минуло четыреста двадцать девять лет.

– Хватит, – наконец решил он, – не буду больше ломать чужие жизни ради несбыточной надежды. Народ мой свыкся с проклятием, а я – с одиночеством. Больше не в силах видеть чужие слезы.

– В последний раз, – продолжала настаивать Яга. – Перстень уже обрел свою хозяйку. Ежели и с ней не получится, то больше и пытаться не стоит.

Кощей согласился, и следующей Вороньей ночью была избрала тринадцатая невеста. Старуха удивилась, что первая ночь в замке Кощея прошла ничуть не лучше, чем в предыдущие разы, ведь Злата отличалась от прочих девиц. Она чуяла, что на сей раз не ошиблась с выбором невесты, а потому наказала Кощею прикинуться другим человеком, чтобы девица смогла узнать его получше. Условие Лады было соблюдено: Злата увидела облик Кощея и его подданных при свете луны. А про то, что чародею нельзя прикинуться царским советником и речи не шло.

Золотое яблочко остановило свой бег. Яркие картинки вновь подернулись серой дымкой.

– Теперь ты знаешь все, – произнес Кощей, и с его плеч словно свалился тяжкий груз старой тайны.

Примечания

1

Остроги – так назывались шпоры в старину.

1

День Овсень – праздник осени.