Юсуповы. Кровь и смерть

Теплая рука Зинаиды Николаевны легла под локоть. Юсупов машинально коснулся в ответ и повел к извозчику.

***

Юсупов застал брата в спальне ближе к пяти часам вечера. За окном темно как ночью. Комната наполнена теплым светом электрических ламп. Николай развалился на кушетке у окна и в творческом полузабытьи что-то строчит в блокноте. У его ног разбросаны скомканные страницы, исписанные чернилами. Картина ясна – альтер эго Роков готовит очередной романс, от которого глаза придворных дам наполнятся слезами, а стол самого автора – письмами поклонниц.

Не церемонясь, Юсупов потеснил брата на кушетке и взял первый попавшийся лист бумаги, сложенный вчетверо.

– «Граф, Вы обещали вчера быть у меня и не были», – процитировал он с придыханием. – «Глубоко оскорбили… если поете Ваши романсы другим очам, то это не дает Вам этого права». Так вот чьи сердечные осколки хрустят под твоими окнами? В самом деле, не быть ли тебе более прямолинейным?

– Папа я сегодня не видал и не хочу видеть в твоем лице, – отозвался Николай, не открывая глаз.

– Ты пропустил завтрак.

– И обед, и изматывающую крещенскую службу, от которой у меня непременно случилось бы помутнение.

– Помутнение у тебя от… – Юсупов замолчал и потянулся к бутылке с сомнительной жидкостью в изголовье кушетки. – Черт возьми, что это?

Он принюхался и зажмурился. Из глаз брызнули слезы. В горле запершило.

– Это помогает настроиться, – подавляя зевок, сказал Николай.

– Скорее – отправиться на тот свет. Откуда это у тебя? Явно не из запасов лучшего крымского.

Николай неопределенно пожал плечами, с шумом вздохнул и сказал:

– Мне нужна муза.

Юсупов брезгливо отставил бутылку. Надо бы ее выбросить куда подальше – не дай бог отравится кто.

– У тебя этих муз в каждой записке, – ответил он. – Вот эта, например… K S.

– Она скучнее, чем прошлогодняя пьеса накануне Пасхи.

– Тогда… – Юсупов зашуршал посланиями. – Некая госпожа Д. Или, например, графиня Л-ская. Да что ж они у тебя все шифруются?

– Пресные. Они все пресные, – сказал Николай. – А графиня и вовсе с лошадиным лицом.

Юсупов поморщился как от холодного жульена.

– Слышала бы тебя маман…

Николай, наконец, распахнул глаза – каштановые с золотистым отливом при свете ламп. Поводил ими будто в поисках подсказки и сказал:

– Лотти. Мне нужна Лотти.

– Упаси тебя господь… – пробормотал Юсупов и сжал двумя пальцами переносицу.

В прошлом году, куролеся из одного курорта в другой, остановились братья в Париже. Юсупов тогда настолько истосковался по дому, что готов был бросить Николая и укатить на родину. Вот только самого Николая угораздило влюбиться в Манон Лотти – местную куртизанку, господи прости.

Влюбился до беспамятства. Все говорил про особую силу ее очарования и бескрайнее вдохновение, которым она одаривала каждую ночь. Сам Юсупов уверен, что вся сила мадам Лотти заключалась в ее чреслах и крепкой хватке бедер. Голубки таскались из ресторана в ресторан, а младшему брату оставалось считать неприличные суммы, спущенные не только на услуги мадам Лотти, но и на вина, угощенья, отели.

В конце концов, ему это надоело, что и себе завел любовницу. Та познакомила его с опиумом. Не понравилось. Но зато теперь Юсупов знает наверняка, какое воздействие это имеет на и без того слабый организм старшего брата.

– Ты не понимаешь, – отозвался Николай, – она поила меня таким вдохновением! Такой истомой, от которой стихи сами ложились в рифму. А мелодия звучала так ясно и так громко.

– Ну а что Поленька? – не сдается Юсупов. – Еще вчера ты говорил о ней то же самое.

Николай скривил губы и ответил:

– Сам-то с Шурочкой давно встречался?

– Не напоминай, – едва не взвыл Юсупов.

Поленька – простушка из театральной труппы, которой достаточно пары чулок и бутылки портвейна. С ней всяк находит общий язык, особенно в компании с самоваром, водкой и закуской. Может именно этим она устраивает Николая. Никаких долгих ухаживаний и уж тем более – никакой ответственности.

Шурочка, она же Шура Муравьева, дочь от третьего брака тайного советника и министра юстиции Николая Муравьева. Подруга детства и давняя воздыхательница Феликса. Лет пять назад у них случился флирт с невинным лобзанием в беседке, увитой виноградом. Сам он и думать о нем забыл, но Шурочка до сих пор донимает недвусмысленными намеками при каждом удобном и неудобном случае. В прошлом году стала супругой английского дипломата. Однако, видимо, в браке не все гладко, раз Шура упорно гнет свою линию о том, какой парой они были бы с Феликсом, и как видела во сне их венчание.

– Муня? – спросил Юсупов.

Николай лишь закатил глаза и смял очередной лист из блокнота.

К Муне у брата такое же отношение, как у Феликса к Шурочке. Муня, она же Мария Головина, племянница княгини Ольга Палей. Муня отличается плоским как блин лицом и вечно поджатыми губами, будто беспрестанно что-то жует. Порой чудаковатая и оттого назойливая. Все зовет себя «обрученной невестой» Николая. Почему тот не пресекает подобное, непонятно. Не то тешит самолюбие, не то ему просто все равно.

– Давай к цыганам что ли? – спросил Николай без особого энтузиазма.

– Я пообещал маман, что уберегу тебя от крещенских купаний и сопутствующих развлечений, – ответил Юсупов, приправив ухмылкой пай-мальчика.

Николай сдвинул брови, продержался секунду-две, а затем захохотал. Юсупов подхватил и добавил:

– Мы поедем к цыганам, но для начала ты поешь. Маман обеспокоена твоей худобой, а меня не хватит на новый сезон твоего курортного лечения.

Николай снова закатил глаза. Юсупов похлопал брата по коленке и сказал:

– Давай. Тебе еще побриться. А мне побеседовать с новенькой кухаркой.

Он поднялся, подхватил сомнительную бутылку и направился к дверям.

– Я никогда не спрашивал тебя, – сказал ему Николай в спину, – кровь и правда лучше?

Юсупов обернулся, выдержал паузу и покрутил бутылку с отвратным пойлом.

– Явно лучше этого.

В ответ ему прилетела новая скомканная бумажка.

Глава 2. Между мирами

– Ты играешь уже шестой сет подряд, – сказал Юсупов, опуская козырек шляпы.

Июльское солнце аж до рези в глазах отражается от белого костюма Николая. Тот в очередной раз замахнулся ракеткой, отбил мяч и одернул прилипшую к груди рубашку. Пот обильно стекает по вискам и шее. Жилы на руках вздулись – вот-вот лопнут.

– А ты в четвертый раз назойливо дышишь в затылок, – огрызнулся брат.

Юсупов прислонился к дереву, скрестил ноги и достал из кармана серебряный портсигар. Уже полгода один курорт сменяется другим, врачи оказывают противоречивые методы лечения, а Николаю хоть бы что.

Взрывается на ровном месте, скудно питается, отчего его ключицы до неприличия остро торчат из-под ворота рубашки. А шорты едва держатся на бедрах. Будьте уверены, ремень на них застегнут на самую последнюю дырку.

Дивон, Лозанна, потом Париж и Рим. Видит бог, Феликсу осточертела эта курортная катавасия. Каждый день он убеждает себя, что бросит непутевого братца и вернется на родину. Купит билет на ближайший рейс – и сразу в Крым. И каждый день он вздыхает, уговаривая себя, что стоит подождать еще. Вроде лечение гасит главную зависимость. Николай больше не прикладывается к бутылке, не налегает на алкоголь во время еды, опиумом не разрушает себя. Но теперь с той же маниакальной страстью переключился на теннис.

Личный доктор Роланд говорит, это важно для психики Николая. Ему, видите ли, важно заменить одну страсть другой, пока не наскучит. К тому же, уж лучше страсть, укрепляющая здоровье, а не разрушающая его. Да только страсть по теннису все не наскучивает и не наскучивает.

Николай пропускает обеды, а порой и ужины. Вчера побил свой же рекорд, отыграв восемь сетов подряд. Даже вампирская выдержка Юсупова сдала бы позиции в таком состязании – как пить дать, рука бы отнялась. Но брат не замечает усталости, голода и собственного истощения.

– Маман прислала телеграмму, – снова подал голос Юсупов. – Ее лечение на водах в Германии идет хорошо. Спасибо, что спросил. Тебе она тоже шлет пламенный привет и пожелания скорой поправки.

Хлоп. Хлоп. Мяч отскочил от ракетки снова и снова, и снова.

– Она предлагает встретиться в Контрексвиле или во Францесбаде в конце августа, – продолжил Юсупов. – Заодно свидимся с Зубовыми. А потом…

– В Крым? – закончил за него Николай и дернул плечом. – Уволь.

Хлоп.

Юсупов достал сигарету и постучал по крышке портсигара. Как же хочется дать этому упрямцу пару затрещин! Еще эти новые знакомые – девицы Драгомировы. Играют отвратительно, но Николай готов размахивать ракеткой даже с воображаемым соперником.

– Вечером мы приглашены…

– Иди без меня, – все так же, не отрываясь от игры, ответил Николай.

– Ты не можешь вечно отказываться от еды и игнорировать приглашения.

– А ты не можешь вечно быть моей сиделкой.

Хлоп.

Чиркнула зажигалка. Сладковатый вкус табака наполнил рот. Юсупов медленно выпустил дым и поиграл желваками.

Хлоп. Хлоп.

– Есть! Пять – один в мою пользу! – крикнул Николай и вскинул руки.

На лице заиграла широкая улыбка. На жиденьких усиках блестят бисеринки пота. Николай отложил ракетку и жадно отпил воды прямо из графина.

– Мы здесь пробудем еще неделю, а затем отправимся в Виши, – твердым тоном сказал Юсупов.

– Ты мне не маман, – снова огрызнулся Николай.

– Я твой брат.

– Ты. Мне. Не брат, – отчеканил тот и с громким стуком поставил графин. – Я не просил за мной присматривать, как квочка. И без твоей назойливой опеки бы справился!

– Так же как справился в прошлом году в Париже? Напомнить тебе, сколько раз ты чуть не захлебнулся собственной рвотой?

Юсупов с большим трудом сдерживает гнев, выпуская одну порцию дыма за другой. Но нельзя, ни в коем случае нельзя вестись на провокации Николая. Каким бы упрямым ослом тот ни был, он остается старшим наследником семьи и любимым сыном Зинаиды Николаевны.

– Тебе бы только брюзжать, а помочь – так концы в воду, – буркнул Николай и взял сигарету брата.

Сделал затяжку-другую, не сводя глаз. Тьма, что в них разлилась не нравится, ой как не нравится Юсупову.

– Обрати ты меня – не пришлось бы вытирать мою блевотину, – процедил сквозь зубы Николай.

– Ты не знаешь, о чем просишь, – понизил тон Юсупов. – Я такую жизнь не выбирал.

– А я выбирал? Вы с маман носитесь со мной, разве что с ложечки не кормите. В то время, как обращение дало бы мне такую свободу и такую жизнь!..

– Это лишь замена одной зависимости на другую. С большим отличием – от нее нет лечения.

– Ну и какой из тебя брат?! – взвился Николай.

Он подошел вплотную и буквально прожигает потемневшими глазами.

– Нравится чувствовать свое превосходство? Того и ждешь, когда сбудется проклятье рода, и ты останешься единственным полноправным наследником? Что же все тянешь? Не надоело в графьях ходить?

Юсупов выпустил последнюю порцию дыма прямо в лицо брата, растоптал окурок и пошел прочь с игрового поля.

– Ужин через час на восточной террасе. Не опаздывай, – бросил он через плечо.

Над ухом что-то свистнуло. Одним движением Юсупов поймал брошенный в него мяч, сжал в кулаке до хруста и бросил под ноги. Серая крошка подобно пеплу высыпалась на сочную зеленую траву.

Юсупов проснулся с чувством беспокойства. Прошлогоднее воспоминание вклинилось на границе с явью. Вампирская природа лишила снов, зато с памятью проблем нет. Да и черт бы с ним! Подумаешь, плод воспаленного ума. Но отчего-то в груди неприятно защемило. Граф потянулся за кувшином с водой на прикроватном столике. Звякнул стаканом, сделал несколько глотков и откинулся на подушке.

За окном завывает промозглый ветер. Зима никак не намерена уступать весне. Да и в воздухе будто витает напряжение. В газетах и кулуарах все говорят про грядущую мировую войну. Революционные настроения пока пресекаются, но и их напор долго сдерживать не удастся. Чего стоит убийство Сергея Александровича трехлетней давности. Бомбист-эсер взорвал карету с великим князем же, отчего близкий друг Юсупова – Дмитрий Павлович остался без дяди и, смело можно сказать, второй семьи. Матери тот лишился еще в детстве, а отца разжаловали за морганатический брак и выслали из страны.

Вуууу! За окном завыло так, что тяжелые шторы заколыхались, будто за ними кто-то прячется и вот-вот шагнет в спальню. Граф сморгнул наваждение и допил воду.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал он и перевернулся на другой бок.

В чертовщину Юсупов не верит, хоть и сам является ее представителем, если придерживаться народных поверий. Вампир, он же упырь, он же кровопийца, вурдалак. Но себя ну никак не может причислить к тому романтическому образу, что бытует в бульварных романах. В зеркале отражается, человеческую еду ест и пьет, спит в мягчайшей постели, а не в гробу, кожа теплая – в общем, совсем как человек. Ну или почти как человек. Все-таки особенности имеются.

Например, видение эмоций навроде вспышек, мгновенное заживление ран – даже шрамов не остается. Тело не стареет. А еще граф хорошо видит в темноте, что очень даже пригождается. Например, в случаях, когда срочно нужно было сбегать из кабаков темными переулками, звеня бусами и стуча каблуками. Вдвоем с братом они создали ему образ французской певички, чтобы просто повеселиться. Вот только среди публики ресторана «Медведь» нашлись чересчур резвые поклонники. Маменьке сообщили, якобы молодых господ Юсуповых узнали по непомерно дорогим и редким украшениям. На самом же деле розыгрыш зашел слишком далеко, когда за сценой дородный и изрядно выпивший барон фон хрен знает какой попытался совратить Юсупова.

Сначала было смешно до коликов, а когда барон фон хрен по-хорошему не понял и попросту оскорбился, Юсупов влепил тому затрещину. Николай наддал парой пинков и ударов под ребра. Дык, этот фон хрен такой вой поднял! Вот и пришлось братьям нестись, что есть духу подальше от ресторана, перепрыгивая через лужи, спящих бездомных и кучи конского навоза. Поверьте, в этом случае способность видеть в темноте избавила от многих неприятностей.

Сейчас хоть глаза прекрасно видят, что в тенях по углам ничего не кроется, но почти что утробные звуки за окнами приподнимают шерсть на загривке. Тут хочешь не хочешь поверишь во всякое паранормальное. В империю нахлынула мода на мистицизм. Чуть ли не в каждом салоне занимаются месмеризмом, призывают духов усопших. В газетах пестрят заголовки про столоверчение и внезапные смерти в духовном экстазе. В некоторых случаях – такие же внезапные воскрешения.

Может в этом все дело, и граф себя накручивает? Сам он отправляться на тот свет не собирается. Николай нервозен в свойственной ему манере. Да, Николай нервозен… А ведь Юсупов тщательно следит за количеством выпитого и выкуренного братом. Нормой это, конечно, не назовешь. Но хотя бы нет признаков наркотической ломки.

И все же отчего в груди будто когтистая лапа скребет? Юсупов поерзал под одеялом, зевнул пару раз. Затем перестал бороться с собой, поднялся и начал одеваться. До завтрака еще почти три часа, но можно приказать заспанному слуге подать кофе и порцию творога с абрикосовым джемом.

***

В салон Воронцовых-Дашковых идти страсть как не хотелось. Ну вот до скрежета зубов. Во-первых, там точно будет Ирина Илларионовна с мужем графом Дмитрием Шереметьевым. У последнего кругозор ограничен военной службой и рыбалкой в имении в Финляндии. Совершенно не умеет пить, а круг тем ограничивается на сто раз пересказанными анекдотами и десятком способов закоптить рыбу.

Во-вторых, однозначно встретится Илларион Иванович Дашков. А он – еще тот фанатик. Статный как глыба, с усами вразлет, хоть в косы заплетай. Тридцать лет назад создал тайное общество под названием «Священная дружина» для охраны императора и борьбы с «крамолой», читай – революционным террором. Кого он только ни вербовал в свои ряды для исполнения сей великой идеи. Ну или хотя бы для хорошего финансирования.

Дело-то похвальное, да только, как про себя отметил Юсупов, за это время организация чересчур разрослась и законспирировалась, что агенты буквально следят друг за другом. К тому же, в «Дружине» имеется особый отдел для учета и регулирования отношений между кланами вампиров и охотников на них. Вот этот самый учет и регулирование порой слишком несносный и назойливый, аж до оскомины. Юсупов сам не раз попадал на заседание данного отдела «Дружины» для разного рода переговоров между вампирами и охотниками. И каждая такая встреча растягивалась на долгие, очень долгие часы. Так что даже терпеливому Юсупову с трудом удавалось сдержать зевоту.

Сам Дашков при каждой встрече не упускает шанса напомнить молодому графу про обязательные ежеквартальные взносы и недвусмысленно намекнуть про зоркий глаз в отношении старшего наследника Юсуповых. Мол, случись что с Николаем, первым подозрение падет на не-совсем-младшего брата.

Единственный человек, которому Юсупов действительно рад – супруга Дашкова – графиня Елизавета Андреевна. Последняя в роду Шуваловых, по совместительству наследница майората Воронцова, вышла замуж за генерала Иллариона Ивановича. С тех пор они и носят двойную фамилию Воронцовы-Дашковы. Как думаете, кто предложил идею о супружестве представительнице угасающего рода? С тех пор можно сказать, у него с графиней вроде как дружба.

Бытует версия, Лили, как ее ласково называет ближний круг и сам Юсупов в том числе, является внебрачной дочкой самого Александра Сергеевича Пушкина. Зная чрезмерную любвеобильность поэта, эта версия не кажется совсем уж фантастической. Графиня имеет крутой нрав, под стать супруга, а может и посоревновалась бы с ним в крутости. От ее сурового и гордого вида порой шарахается публика и не решается сесть по соседству за стол. А вот Юсупов от нее без ума, если не сказать – тает от ее величественной осанки, черных волос и носа с горбинкой. Шамаханская царица – не иначе.

При ее появлении заметно стихают разговоры, а взгляды упираются в пол. Что, собственно, и произошло в это мгновение. Звон бокалов и шипение шампанского вмиг показалось неуместным. Лили вышагивает среди гостей, будто броненосец, рассекающий волны. На приветствия она отвечает кивком и дежурным «и вам здравия». Еще одним кивком дает команду музыкантам продолжить играть. Публика выдохнула и вернулась к разговорам о революции, мировой войне и сплетням, кто, где, с кем, когда и как.

– Графиня выглядит так, будто выхватит шашку из-под юбок и снесет с десяток голов, – брякнул над ухом Николай.

Он хоть и не чужд женской красоте, но на графиню никогда не посматривал. А вот поди ж ты, сегодня не остался равнодушным.

– В любом другом случае я бы тебя отметелил за такое замечание, – ответил Юсупов, – но в сейчас это звучит как комплимент.

Выждав пару мгновений, он сместился на полшага левее, чтобы попасть в поле зрения Лили. Взгляд ее темных глаз проскользил по толпе и наконец задержался на Юсупове. На лице графини мелькнула улыбка. Гости посторонились, пропуская хозяйку. А вот сам Юсупов млеет, в груди растекается приятное тепло. И даже та когтистая лапа, что намедни царапала беспокойством изнутри, куда-то испарилась.

– Елизавета Андреевна, – сказал Юсупов, отвесив поклон.

Едва коснулся губами руки графини и игриво подмигнул.

– Доброго вечера, Феликс Феликсович, – ответила та.

Николай наконец-то очухался и повторил действия брата, правда без подмигивания.

– Николай Феликсович, как я рада, что вы оба почтили наш салон своим присутствием, – сказала Лили.

– Вы же знаете, какое это для нас удовольствие, – промурлыкал Юсупов.

– Кокетничать изволите, – слегка смягчила тон графиня, хотя для окружающих это незаметно.

Для других Лили – несгибаемая мощь в женском обличие. А для Юсупова – женщина-стихия, которая и заморозит всех властным голосом, и испепелит одним взглядом. Над ее фигурой витает золотистое облачко, что можно растолковать как взаимную симпатию и возможно даже облегчение. Облегчение видеть того, с кем в кулуарах не надо притворятся.

– Слышала ваши романсы намедни в исполнении Сергеевой, – обратилась она к Николаю. – Вы – чрезвычайно талантливы, князь.

Тот запнулся, едва не выронив бокал с вином. Пробормотал что-то невнятное ответ и не сразу пришел в себя, когда графиня проследовала к другим гостям.

– Ты произвел на нее впечатление, – сказал Юсупов. – Похвально. Считай, полку твоих поклонниц прибыло на добрую сотню.

Коротким взглядом он обвел публику. Да, теперь в их с братом сторону обращены десятки глаз. Юсуповы и так славятся завидными женихами и благовоспитанными кавалерами. А тут в салоне сама графиня Воронцова-Дашкова отметила творческие потуги Николая.

– Если так пойдет и дальше, можешь попросить высочайшего дозволения выйти на большую сцену, – дополнил Юсупов.

– Тогда революция грянет еще раньше, – ответил Николай.

Конечно, ему хочется на сцену, настоящую большую сцену. Размах его творческой натуры требует масштабов. Пока что он оттачивает мастерство в любительской театральной труппе, хотя папенька откровенно этому не рад. Юсупов-старший все надеялся увидеть сына в военных погонах. Но тому подавай томные возгласы при свете софитов, амбре из одеколона и пота в гримерке и, конечно, Поленьку.

Николай допил вино, вытер усы и направился на балкон, бросив через плечо «я на перекур». Некоторые дамы совсем нескромно проводили его взглядами, прикрылись веерами и зашушукались.

Юсупов мысленно усмехнулся. Знали бы они, что завладеть сердцем наследника богатейшего рода у них нет ни единого шанса. С одной стороны, Николай влюбчив и горяч, но с другой стороны, так же отходчив. Потому на все внезапные амурные порывы и вдохновленные «она моя муза» у Юсупова выработался иммунитет. Удивительно, как Поленька еще держится в числе относительно постоянных пассий старшего брата.

Сквозь гомон послышался знакомый голос, которому свойственно растягивать гласные, будто коту наступили на хвост. Шурочка. Шурочка Муравьева. Вот уж с кем никак не хочется встречаться. Не хватало еще подбирать вежливые отговорки, почему Юсупов вновь проигнорировал письмо. Письмо, которое отправилось в мусорное ведро, так и непрочитанным.

Отвешивая поклоны, Юсупов двинулся в противоположную сторону от знакомого голоса. Гостиная, коридор, еще коридор, как вдруг ему в грудь уткнулось чье-то личико. Причем недурное, можно смело сказать миловидное. Голубые глаза, слегка вздернутый нос, будто дразнит «ну и что ты мне сделаешь?». Пухлые губки как у наивной курсистки округлились в тихом возгласе:

– Ох, еxcusez moi.

– Non, tu me pardonneras, – машинально ответил Юсупов и мягко отстранился.

Женские ладони в ажурных перчатках на мгновение дольше задержались на его груди, а в глазах заискрились огоньки. По опыту Юсупова в девяти случаях из десяти такие огоньки довольно быстро перерастают в пожар в спальне или даже в скрытом от глаз углу.

Да, она явно недурна.

– Простите мою оплошность. Позвольте представиться, граф Феликс Юсупов…

– Я вас сразу узнала, – с легким акцентом в голосе перебила его барышня и тряхнула светлыми локонами. – Вы ведь часто бываете в салонах с братом. Слышала, вы вместе играете в любительском театре. Знаете, я ведь тоже немного увлекаюсь… Вы как? Принимаете в свои ряды? Можем вместе сыграть?

– Труппой руководит мой брат. Я обязательно за вас замолвлю словечко, mademoiselle?..

– Ах, оставьте это, – хихикнула барышня и махнула ладошкой, снова слегка задев его грудь. – Мы живем в век просвещения и прогресса. Обойдемся без титулов. Марина. Марина Гейден.

Она протянула руку, но явно не для поцелуя. Юсупов кивнул, слегка пожал в ответ и отметил про себя, что такую барышню в труппу никак нельзя. Подмостки сгорят в пожаре страстей, любовных треугольников и шального кокетства. Но он сам не прочь отвести беду на себя, можно вон прям за теми шторами или еще в каком уединенном местечке.

– Приятно познакомиться, и надеюсь на скорую встречу… в вашем театре, – добавила Марина и испарилась в дверном проеме, оставив за собой тонкий шлейф магнолии.

Юсупов даже не успел сказать, что никакого театра толком нет. Хотя кого это волнует? Барышня явно имеет в виду совсем другое. И она удивительно настойчива, что графу даже понравилось.