
Полная версия
Поломанные цветы
Но это все позже, а сегодня я не мог отвести детей в сад: Гера туда еще не ходил, а водить одного Антона я счел неразумным. Постепенно тревога снова стала нарастать, но от нее меня отвлекли голоса и топот проснувшихся мальчишек.
Завтрак выдался немного шумным, однако съедено было все. Отправив детей поиграть в свою комнату, я занялся мытьем посуды, это немного успокаивало нервы. Спустя три часа с тех пор, как Нику увезли на операцию, я все еще не получил известий из больницы и решил выйти с детьми на прогулку. С меня семь потов сошло, пока я одевал Антона с Германом. Они, как обычно, вырывались, хватали и швыряли все подряд и хохотали, глядя, как я поднимаю с пола разбросанные ими вещи. И как только Ника умудряется одна с ними в поликлинику ходить, когда, помимо хлопот с одеждой, приходится порой еще и с анализами возиться, и документы собрать? Наконец одевшись, мы вышли на улицу. В этот раз пришлось их ловить, так как интерес к местной игровой площадке был мгновенно потерян и мальчишки понеслись в соседний двор. Прогуляв полтора часа, мы вернулись домой, и я набрал номер, чтобы справиться о состоянии своей жены, но ответ был таким же: операция все еще продолжается.
Я уже начал привыкать к состоянию тревоги, в голове мелькнула мысль о том, что как-то уж сильно подзатянулась эта операция. Увозили-то Нику с подозрением на аппендицит, значит, операция должна была давно завершиться. Но толком об этом подумать я не успел, так как Герман обкакался, а Антон в мгновенье ока устроил бедлам на кухне. Едва справившись с этими невзгодами, я осознал, что уже пора срочно думать об обеде, поэтому пришлось снова взяться за готовку. Аппетит сыновей не подводил. Я проверил свой телефон – сообщений не было, пропущенных звонков тоже. Да и откуда им взяться, если я держал телефон возле себя, с нетерпением ожидая звонка? Нескончаемые домашние дела помогали отвлечься, и я не заметил, как дома наступила тишина. Я направился в детскую и обнаружил детей уже спящими согласно их внутреннему графику. Пока укладывал мальчишек в кроватки и смотрел, как они спят, прокручивал в голове тревожные мысли: что будет дальше, что происходит сейчас, что там с Никой, каково ее матери сидеть в больничном коридоре и ждать хоть каких-то новостей, как объяснить детям, что мама в больнице, тем более что они, кажется, ничего не понимают, а что будет, если что-то пойдет не так, как мне жить со всем этим?
Наступившая тишина в квартире должна была бы даровать мне покой, освободив от суеты, но я все также не находил себе места и снова попытался узнать хоть что-то о состоянии Ники. Результат был тот же. Операция еще не закончилась. Мне ничего не оставалось, кроме как сосредоточиться на бытовых делах. Дело шло к вечеру и надо было подумать, что приготовить детям на ужин. Я поразился тому, как много дел выполняет моя жена. Их количество зашкаливало! Целый день на ногах без возможности передохнуть и с постоянной необходимостью наблюдения за детьми, а ведь она умудрялась еще и позаниматься с ними, почитать книги, порисовать и даже развивала им мелкую моторику. А помимо всего этого есть еще и стирка, уборка, глажка.
Вечер начал сгущать краски. Я боялся думать о плохом, но жестокое воображение нарисовало мне картину смерти моей жены. Я видел, как рыдают на ее похоронах, как я стою, не в силах проронить и слезинки, отягощенный чувством вины за все, что с нами было. Представил, как дети веселятся и радуются, не в состоянии понять происходящее. Мрачный поток мыслей уносил меня все дальше к беспросветному будущему, заставляя представлять, как я стою на могиле молча изо дня в день, из года в год, как учу уже повзрослевших детей ухаживать за местом захоронения их матери, как боюсь смотреть в глаза родни, чувствуя осуждение с их стороны из-за того, что не сберег жену. Даже в воображении меня съедала жалость к своим детям от того, что никто в мире не будет их любить так, как любит их мать. Апогеем переживаний стало отвращение к самому себе за то, что так мало ценил свою женщину, порой увлекаясь другими. Страх потери овладел мной полностью.
Из этой тягучей засасывающей жижи ужаса меня выдернул телефонный звонок: операция закончилась, и Нику перевезли в реанимацию в тяжелом состоянии. Никто не ожидал, что боль в спине, так долго мучившая мою жену, окажется язвой желудка. Ей настолько было некогда подумать о себе и своих ощущениях, что язва стала прободной, и в минувшую роковую ночь все усугубилось тем, что она долго терпела боль, лишь под утро разбудив меня, чтобы я вызвал скорую. Все это привело к перитониту и многочасовой операции, на успешное окончание которой шансов было немного. Положив трубку, я посмотрел на часы. Почти 12 часов ожидания, в течение которых я успел прожить целую жизнь, лишенную красок, полную тревоги и скорби.
Я плохо помню, как проходили дни, пока моя жена была в больнице, были только колоссальное напряжение первые три дня во время и после операции и облегчение, когда стало известно, что кризис миновал. А дети все это время беззаботно веселились, играли и радовались, также падая на пол, лепеча непонятно что и не обращая внимания на окружающий мир. Однако по маме своей очень скучали, несмотря на то, что обе бабушки, приехавшие помогать по хозяйству на время Никиной госпитализации, всеми силами старались занять их, окружив лаской и заботой.
Вернувшись из больницы, моя жена какое-то время восстанавливалась и приходила в себя, но она не могла себе позволить отдыхать слишком долго, так как борьба за здоровье детей только начиналась… Ее мама переехала к нам на некоторое время, помогала по хозяйству и присматривала за детьми, но уже через пару месяцев мы остались одни, и Ника снова пошла штурмовать поликлиники.
Поиск

Миша: «Родители, вот вы зачем меня
таким непослушным породили?
Вам же теперь со мной мучиться»
Ника
Встать в пять утра совсем несложно, особенно если ты страдаешь бессонницей. Я отключила еще не зазвонивший будильник, чтобы не разбудить мужа, ведь он и так работает на износ, чтобы обеспечить семью. С трудом натянула послеоперационный бандаж, умылась и стала одеваться. Взяв документы, направилась в поликлинику, которая находилась в получасе ходьбы от дома. Город только просыпался, дворники начинали расчищать дорожки от снега, а на улицу уже вышло много мамочек с колясками и без. Все спешили в поликлинику, чтобы занять очередь у входа до ее открытия, чтобы поймать запись к нужному специалисту. Я натянула шарф почти до глаз и прибавила ходу, игнорируя ноющий шов на животе и летящий в лицо снег.
Подойдя к поликлинике, увидела внушительную толпу. Наш район стремительно застраивался и пополнялся новыми жильцами, нагрузки на поликлиники и детские сады со школами также стремительно увеличивались. Так что даже банальная запись к неврологу требовала адских усилий. Сначала приходилось отстоять очередь до открытия поликлиники, чтобы поймать запись к педиатру, затем через неделю или две попасть к нему на прием, чтобы получить направление к нужному специалисту. А потом точно так же отстоять очередь до открытия, чтобы по направлению записаться на прием к неврологу. Но это если мест хватит. Это был уже четвертый мой поход. Первые два раза с детьми подстраховывали приезжавшие с ночевкой Пашины родители, затем моя мама, но свободное окошко поймать так и не удавалось. В этот раз пришлось обходиться самим. Паша с трудом отпросился с работы на пару утренних часов, прекрасно понимая, что это явно отразится на премии. Начальство очень негативно относилось к опозданиям любого рода или, не дай бог, пропускам, даже если речь шла о больных детях.
«В этот раз точно смогу!» – внушила я сама себе, подошла к двери, на которой был самодельный список набирающейся очереди, и вписала свою фамилию. Большинство мамочек активно общались друг с другом, знакомились. Некоторые пришли с чаем в термосах и угощали других. Несмотря на то, что я надела под пуховик два свитера, под которыми была футболка и бандаж, живот в области послеоперационного шва дико мерз. Согреться было нечем, поскольку дома у нас не было ни термоса, ни грелки. Знакомиться и разговаривать мне ни с кем не хотелось. Я еще не отошла от тяжелых мыслей, которые не давали мне уснуть по ночам. Фантазия рисовала мрачные перспективы будущего моих детей. Я вспоминала свои школьные годы, как надо мной издевались одноклассники, потому что я отличалась от них. Школьники очень жестоки и щедры на ненависть. И если даже мне так сильно доставалось, хотя я не была с задержкой в психо-речевом развитии, как мои сыновья, а меня все равно ненавидели, обзывали и наверняка бы били, не будь я каратисткой. Что же тогда ожидает моих мальчиков? Я же вижу, как их высмеивают дети на детской площадке, как стараются их задеть или толкнуть. А что будет дальше?
Понемногу светало, и возле двери в поликлинику началась давка. Наконец, охранник открыл дверь и все стали входить по списку. Спустя минут 20 очередь дошла до меня. Какое же облегчение я испытала, когда увидела на экране терминала для записи свободную дату через две недели и смогла записать обоих детей. Сердце наполнилось призрачной надеждой.
Я уже хорошо знакома с этим чувством, которое ненадолго рассеивает тревогу и отводит страх. Так происходило каждый раз, когда я записывала детей к новому неврологу. А уж какой квест мне приходилось пройти, чтобы одной сходить на прием с двумя детьми! Мальчишки постоянно разбегались в разные стороны, кричали. Я с трудом могла удержать их на месте в ожидании транспорта на остановке. В автобусе старалась занять их игрушками, но это не всегда получалось. Представьте, сколько «добрых» слов я выслушивала от попутчиков о том, что мои дети совершенно невоспитанные, не умеют вести себя в обществе, ну а я просто горе-мать.
Так из раза в раз мы упорно продолжали ходить к новым специалистам в надежде, что кто-то из них сможет помочь. Чаще всего я ходила одна, но иногда Паше удавалось отпроситься с работы, и мы ходили вместе. Снова и снова приходилось вставать ни свет ни заря и с титаническими усилиями записываться к специалистам, а через некоторое время ехать на прием. Но каждый раз очередной врач разводила руками или предлагала подождать, когда все само образуется, объясняя задержку обычными особенностями индивидуального речевого развития, а поведение простой гиперактивностью. Некоторые назначали нам таблетки, но эффекта от них никакого не было. И мы снова искали нужного специалиста, продолжая надеяться.
Дело еще осложнялось тем, что врачи в нашей поликлинике часто менялись. Видимо, увольнялись, не выдерживая такой огромной нагрузки. Многие из них были молодыми специалистами, которым явно не хватало практического опыта. На очередном приеме молодая девушка-невролог, осмотрев старшего сына, сказала:
– Ой, я таких деток еще ни разу не встречала, очень странное поведение. А почему он у вас такой? Это с рождения?
– Нет, это у нас началось года в полтора и с тех пор прогрессирует. До этого было абсолютно нормальное развитие.
– Я вижу, что вам предыдущий невролог «Пантогам» назначил. Вы пропили?
– Конечно, 10 дней утром и вечером по таблетке, как врач сказал. Но толку никакого.
– Странно.
Я уже понимала, что и в этот раз ничего нового врач мне не скажет, и попросила:
– Пожалуйста, не назначайте нам ничего. Лучше подскажите, в какой центр мы можем обратиться? Где можно найти более опытного врача, который занимается именно такими детьми? Я же вижу, что вы не знаете, чем нам помочь.
– Ну знаете ли! Я еще ни разу в свой адрес ничего плохого не слышала и, как специалист, свое дело знаю!
– Я не сомневаюсь в том, что вы хороший специалист. Просто понимаю, что вы с таким не сталкивались, как и ваши коллеги, к которым мы обращались ранее. Вы же видите нашу карту, видите, как часто мы посещаем неврологов. Пожалуйста, если знаете, куда еще можно обратиться, подскажите.
Врач ненадолго вышла из кабинета и через пять минут вернулась с небольшим листком, на котором был записан телефон какого-то врача, работающего где-то ближе к центру города. Я поблагодарила ее и, окрыленная, поспешила домой.
Несколько дней я дозванивалась и ловила запись на платный прием. Потом с огромным трудом добиралась туда. Позволить себе такси я не могла, муж уехал в очередную командировку, а больше помочь было некому. Честно говоря, через столько лет тот давний прием помнится мне с трудом. Я лишь помню, что там было то же самое, что и в нашей поликлинике. Врач назначила «Пантогам» на 10 дней, сказала, что дети просто гиперактивные, надо купать в успокаивающих травах и все в этом духе.
Я снова провалилась в состояние тотального стресса и депрессии. Однако однажды случайно нашла способ, который потом регулярно давал мне передышку по ночам, отвлекая от бесконечного роя мрачных дум. Очередной бессонной ночью я смотрела на вазу с конфетами на столе, погруженная в свои беспокойные мысли о том, какое будущее ждет моих детей, так сильно отстающих в развитии. Мысли уходили все дальше, становились все мрачнее, а конфеты с каждой минутой все больше мозолили глаза, буквально перекрикивая своими яркими обертками мои черные мысли.
Я не выдержала, схватила вазу и высыпала все конфеты на пол, вновь погрузившись во мрак тяжелых дум. Но и там конфеты «кричали». Бросив взгляд на пол, я увидела, что они легли удивительным образом. «Надо же! прям как дерево», – подумала я и направилась на балкон в поисках того, чем можно зафиксировать эту внезапную красоту. Нашла проволоку, бог знает как попавшую в коробку со всяким хламом, вооружилась тонким скотчем и стала собирать.
В результате получилось милое конфетное дерево. А я даже не заметила, как рассвело. Лишь завершив работу, я осознала, что впервые за долгое время мне удалось освободить голову от переживаний. С той ночи различное рукодельное творчество, которым я с детства занималась, вернулось в мою жизнь, погружая в мир, где я создавала что-то красивое, и все было предельно просто, а главное – возможно.
Примерно вот так все и продолжалось до сентября 2010-го. Спустя год после моей операции по причине прободной язвы, появившейся на нервной почве, поиски специалиста для детей увенчались успехом. Как ни странно, нужного врача нам помогли найти люди из ближнего окружения.
Persona grata1

Ника: «Миша, у тебя уже диатез от сладкого».
Миша: «Это все Антон с Герой виноваты, они меня рано научили сладости есть».
Ника: «В прошлый раз ты говорил, что мы с папой тебя непослушным породили, теперь Антон с Германом тебя сладости есть научили. Ну все кругом виноваты».
Миша: «А я о чем? Вот доверяй вам всем детей… Только портите»
Паша
Мы стояли в фойе Московского медицинского института неврологии в ожидании врача, с которым уже успели созвониться и сообщить о нашем прибытии к назначенному времени. Пока Ника со своей мамой сдавали одежду в гардероб, я на всякий случай отвел детей в туалет, так как не знал, сколько продлится прием. Вернувшись в фойе, мальчишки забегали вокруг нас, не обращая внимание на призывы своей бабушки успокоиться. К счастью, долго ждать не пришлось. Через пару минут нас окликнула немолодая худощавая женщина в белом халате. На вид ей было за 60, приятное доброе лицо украшали очки в толстой оправе. Она просила следовать за ней и сказала охраннику, сидящему за турникетом, чтоб нас пропустили.
Мы поднялись по широкой парадной лестнице до верхнего этажа, но это был еще не конец пути. Сбоку от центральной лестницы была еще одна, узенькая черная лестница с чугунными ступенями и перилами, берущая круто вверх. Дети рвались вперед наперегонки, норовя сбить врача с ног, пришлось взять их за руки. Оценив высоту ступенек и крутость подъема, мы удивились тому, как доктор в свои годы легко по ней ежедневно поднимается и спускается, возможно, по нескольку раз. Преодолев лестницу, мы оказались в небольшом коридоре с несколькими дверьми с разных сторон. В одну из них нас и пригласили войти.
Кабинет был очень просторный и вытянутый, с письменным столом в дальнем конце, несколькими столами-партами, стоящими посередине бок о бок по длине помещения, и множеством стульев по периметру. Два окна, расположенные по левой стороне, выходили во двор, и по виду из них было понятно, что мы находимся где-то под крышей здания. Деревья за окнами стояли почти голые и напоминали о предстоящих холодах. Закрыв за собой дверь, мы немного расслабились, так как детям отсюда некуда было убежать, да и сломать они ничего, кажется, не могли.
Доктор прошла к своему столу, присела и представилась, предложив нам расположиться, где будет удобно. Я сел на стул возле двери на случай попытки побега кого-то из детей, а Ника с мамой немного ближе к доктору. Мальчишки бегали то к маме, то ко мне, то залезали на стулья.
Евгения Ивановна Капранова оказалась доцентом кафедры детских болезней и имела огромный опыт работы с детьми с различными расстройствами. Её взгляд был холодным и цепким, и, казалось, она подмечает каждое движение уже начавших суетиться детей. С каждой минутой я ощущал все большую уверенность, что этот специалист знает свое дело. Собирая анамнез, она неотрывно следила за детьми, и ее спокойный тон помогал сосредоточиться на ответах. Создавалось ощущение, что время замедлилось и потекло неспешным потоком, как облака в безветренный ноябрьский день. Спустя 15 минут началось планомерное обследование отдельно каждого из детей: доктор сначала осмотрела полностью Антона, раздев до трусов, пропальпировала и внимательно изучила кожный покров, сделала замеры всего тела. Затем точно так же осмотрела Германа. Она наблюдала за поведенческими реакциями мальчиков, слушала их невнятную речь, следила, как они общаются друг с другом и с нами, периодически задавая нам вопросы и записывая что-то в своей тетради.
Хорошо, что с нами была Никина мама, которая значительно дополнила картину состояния мальчиков, особенно как они себя ведут в наше отсутствие. Да и в целом, озвучивала то, что у нас с женой просто-напросто вылетело из головы.
Завершив обследование, Евгения Ивановна подробно рассказала о том, что происходит с нашими детьми. Не будем расписывать всех подробностей, но если сказать просто, то у мальчиков была нарушена работа сосудов и нейронных связей головного мозга, при этом у каждого в разной степени и с разными последствиями, это сказалось и на способности к освоению речи, и на принципе восприятия вербальной информации, повлияло на память, а также на способность сосредотачивать внимание в течение продолжительного времени и на возбудимость. После этого доктор объяснила варианты дальнейшего развития ситуации и рассказала, что нас может ожидать, если мы встанем на трудный и долгий путь их лечения.
Пока я ее слушал, у меня не возникло ни малейшего сомнения, что она именно тот человек, который сможет принести максимальную пользу в исцелении наших мальчишек. То, что лечение будет довольно дорогим, стало понятно сразу, но меня это не волновало, я готов был сутками работать, чтобы обеспечить детей всем необходимым, лишь бы улучшить их состояние. Евгения Ивановна поведала еще и о том, что нас может ожидать в борьбе за здоровье детей со стороны государственных учреждений и общества, в чем впоследствии оказалась абсолютно права.
– Вашим детям не подходят обычные группы в детском саду. Есть специальные группы лишь в некоторых садах для детей, которым требуется повышенное внимание и обучение. Я бы могла порекомендовать вам поискать логопедические группы, но в вашем случае это мало поможет. Вам нужно искать группы для детей с ЗПР – с задержкой психо-речевого развития. Они отличаются тем, что в них особое внимание уделяют занятиям с дефектологом. А вам нужен именно такой специалист. Я, правда, не помню, с какого возраста берут в такие группы, по-моему, даже ваш Антон еще маловат.
– А как попасть в сад с такой группой?
– В них направляют после прохождения медико-педагогической комиссии, где разные специалисты изучат ваши медицинские документы, а также пообщаются с ребенком и совместно определят, куда его направить. Вот именно на таких комиссиях вам будут встречаться довольно черствые люди, которые будут убеждать вас в том, что дети необучаемы, что у них явные признаки аутизма и им лучше не посещать детский сад, а заниматься на дому индивидуально. Не соглашайтесь и стойте на своем. Вам обязаны предоставить группу ЗПР, но, повторюсь, если по возрасту проходите. А теперь давайте я вам расскажу план лечения по каждому из мальчиков. Сразу скажу, некоторые лекарства будут своего рода подготовкой организма к основному препарату. Также некоторые будут возбуждать нервную систему, но при этом укреплять сосуды. Я, конечно, назначу параллельно что-то для компенсации, чтобы облегчить, но вы будьте готовы к изменениям в поведении и наберитесь терпения. Также настоятельно рекомендую параллельно заниматься с детьми развитием речи.
– Конечно будем. Это же само собой разумеется. Мы именно из-за отставания в речи и начали по врачам ходить.
– Понимаете, Павел, я за свои более чем 30 лет работы с детьми часто сталкивалась с тем, что родители слишком уж сильно уповают на что-то одно. Кто-то категорически не приемлет медикаментозное вмешательство, а кто-то, наоборот, только на него и надеется. Но штука вся в том, что лучшие и самые быстрые результаты у тех, кто совмещает и то и другое. Кроме того, препараты, которые я вам назначила, довольно сильные, многие уколы очень болезненные. Вам придется придерживаться строгого графика по приему лекарств. Поэтому детям будет непросто, в первую очередь психологически. Сейчас их жизнь сильно изменится. И вы с супругой можете провалиться в излишнюю жалость к ним, что приведет к желанию уменьшить нагрузку и отказаться от занятий. Я это сплошь и рядом встречаю у своих пациентов. Но я гарантирую, если преодолеете и подключите занятия, за ваши усилия вам воздастся сторицей.
Программа лечения предполагала как минимум ежегодные консультации с Евгенией Ивановной в течение ближайших 7—10 лет для отслеживания динамики развития детей, прогресса в восстановлении их здоровья и с периодической корректировкой приема и введения различных препаратов. Учитывая положение вещей, глупо было отказываться от любой возможности исправить ситуацию, поэтому мы пообещали четко следовать всем ее рекомендациям. Впервые за долгое время мы начали понимать, как нужно действовать, чтобы не упустить время и возможность вернуть наших детей к нормальной жизни.
– На этом я папу с бабушкой и детьми отпускаю, а вот маму прошу задержаться на несколько минут. Я понимаю, что вы устали после трехчасового приема, но мне надо вам лично кое-что сказать.
Из кабинета я вышел с четким ощущением уверенности в дальнейшем успехе и резко накатившим чувством воодушевления от возможности перебороть трудности.
Post dictum2

Каждое утро Миша мне очень эмоционально рассказывает, как он не любит «работать» в детском саду, рано вставать и чистить зубы. И каждый раз заканчивает свою речь словами: «Мам, ну как же ты не понимаешь?! Я трачу, трачу на это свою жизнь, а отдыхать когда же? Ты должна об этом подумать»
Ника
Как только за Пашей с детьми закрылась дверь, в кабинете наступила какая-то жгучая и звенящая тишина, разрываемая маленькими и мягкими шагами врача. Она аккуратно прибралась на рабочем столе и жестом пригласила меня сесть напротив. Ее взгляд из холодно-профессионального вдруг сделался душевным, а голос стал мягким:
– Я не просто так попросила вас остаться. Дело в том, что за мою многолетнюю работу я повидала немало детей с различными осложнениями и столько же мамочек этих детей. И всех этих мамочек можно смело поделить на две категории: первые могут одолеть этот путь, а вторые нет.
– А по каким признакам вы определяете, кто в какой категории? Полагаю, что это связано с возрастом и материальным положением? Типа у молодой и небогатой мамы возможностей нет?
– Да что вы?! Возраст тут совершенно ни при чем, уж поверьте! Иной раз великовозрастные дамы, а такие недалекие, я бы даже сказала, непутевые встречаются. Да и деньги тоже не всегда могут решить проблемы, хотя с ними возможностей справиться заметно больше, учитывая какие сейчас цены на лекарства, да и банально на хорошие продукты. Тут дело в психологическом состоянии женщины и ее отношении к самой себе. Пока вы отлучились ненадолго, мы успели парой слов с вашей мамой перекинуться. Она сказала, что вы полностью погружены в своих детей, живете только ими и практически не обращаете внимание на саму себя, у вас даже год назад открылась язва и вас оперировали.