Сентиенты

Стоунволл покачал головой. Для многих сентиентов майор был больше, чем командиром. Другом, отцом – вот кем он был, даже несмотря на то, что такие люди, как Стоунволл, приходит и уходят, ведь их жизнь несоизмеримо короче.

– Это политика. Содружество посчитало…

Услышав это слово, Джакоби побледнел от гнева.

– Содружество… ублюдки, – он сжал кулаки, и локтевой сгиб правой тут же полоснуло болью. – Лицемерные сволочи… они обменивают нас на жизни людей… пленных офицеров и всяких шишек из министерств. Продают словно куски мяса!

Джакоби попытался подняться, но Стоунволл силой уложил его обратно.

– Одного не пойму, майор, – Джакоби стиснул зубы до скрипа. – Разве меня не должны были прикончить, если я стал свидетелем этого безумия? Для чего меня собрали по кускам, как гребаного Франкенштейна?

– Я и говорю, политика! – Стоунволл наклонился к нему, и Джакоби различил тонкий, бьющий в нос запах продуктов спиртового распада. – Ты по внутренней связи всему взводу доложил, так? Зачистить тебя было бы недостаточно, тут надо весь взвод зачищать.

Джакоби выматерился: об этом он как-то не подумал.

– Как оклемаешься, к тебе еще придут поговорить на эту тему. Но я тебе скажу вот что, капитан: тебя оставили в живых, чтобы ты случившееся представил в другом свете. В новостях, журналистам этим.

– Что?!

– Своему взводу скажешь, мол, ошибся. Мерзко, понимаю. Но для общественности тебе придется сказать то, что на бумажке напишут.

– Черта с два! – пульс Джакоби подскочил до двухсот.

На писк монитора в палату прибежала Аника. Всплеснула руками, увидев разъяренного сентиента.

– Капни ему седативного, – шепнул Стоунволл.

– Нет, нет, – Джакоби замотал головой, но было поздно: игла шприца уже скользнула в его подключичный катетер.

– В последний раз предупреждаю, – Стоунволл склонился к нему. – Забудь об этом. Влитую кровь ведь обратно не выкачаешь – нет, твоя участь будет иной. Тебя разжалуют, а затем отправят в такие дебри, о которых ты и не слышал. Ты будешь добывать себе пропитание, поедая дождевых червей, до самой смерти, Джакоби. Понял меня?

До самой смерти… Сентиенты могут прожить и до трехсот лет, впрочем, после окончания военного контракта никому и в голову не придет беспокоить отдавшего свой долг солдата. Джакоби знал, что, отслужив положенный срок, он получит кучу денег и полную свободу действий – это было все, что ему нужно.

Да, иногда у него случались отпуска и выходные, но все это было не сравнить с тем обещанным блаженством, которое должно было начаться с окончанием службы.

Жизнь после войны – тот единственный пряник, на который рассчитывал каждый сентиент. Лишь это будущее заставляло его вставать по утрам, отжиматься, бегать, поддерживать себя в прекрасной форме, а на линии огня выжимать из своего гибридного, генетически модифицированного тела все, до последней капли темно-бурой, густой, как деготь, крови.

Завершив службу – этот ад, длиной в сто лет, а то и больше, – сентиенты уходили на заслуженную пенсию. Они не старели так, как люди, их тела не изнашивались, и поэтому многие из них начинали новую жизнь в других, малоизученных мирах. Кто-то покупал себе недвижимость, кто-то занимался наукой: Джакоби лично знал одного такого магната, основателя проекта по исследованию глубокого космоса «Вечный странник». Некоторые сентиенты заводили семьи, зная, что ни одно существо, живое или мертвое, больше не побеспокоит их.

Джакоби оставалось совсем немного до окончания контракта, всего каких-то жалких десять лет. Он не планировал свою жизнь после, но часто представлял себя сидящим с книжкой в кресле, на веранде своего дома, где-нибудь на берегу Бесконечного моря. Все действительно могло быть именно так, если бы не эта, последняя вылазка, перечеркнувшая эти мечты.

И теперь, если он не скажет правду – точнее так: «правду», удобную для Содружества, – его отправят обратно на войну. Вот только контракт его перейдет в режим «до самой смерти». До полного истощения всех клеток, до ветхости – этого удела вампиров, которые не умирают и через тысячу лет, но превращаются в высушенных мумий. Он будет убивать врагов до тех пор, пока в силах будет стоять на ногах и держать автомат.

Откажется – что ж, и тут у Содружества найдется ответ. Три столетия пыток – как вам понравится такой расклад? Причем вампиры не постыдятся продлевать его жизнь при помощи свежей человеческой крови – лишь для того, чтобы Джакоби продолжал существовать, может быть даже в виде одной лишь головы или мозга, воспринимающего боль.

Это было вне всяких моральных принципов, но глядя на свое собранное по кускам тело, Джакоби понимал, что такой исход весьма вероятен. К тому же, он вспомнил, что десять лет назад в новостях всплывала скандальная история о сентиенте-дезертире. Участь его была именно такой: столетия пыток. Памятью Содружества были вампиры: а они ничего не прощали и ничего не забывали.

Проваливаясь в сон (седативное уже растекалось по его венам), Джакоби промычал что-то невнятное и замотал головой. Спутанные темные волосы упали на его лоб, и Стоунволл заботливо убрал их.

– Отдыхай, мой мальчик, – сказал майор.

***

Экклезис, орбита Земли-3

«Как же темно-то! – снова и снова думала Польна, припав к окну электрички. – Ну и занесло же меня!»

Пурпурно-черное небо, поблескивают снежные шапки на острых горах, зарницы вдалеке вспыхивают зеленым и алым светом – и ни одного, даже крохотного огонька.

«Точно в заднице у вампира», – подумала Польна.

«Аллегро» несла ее в Мглистый, один из сумеречных городов, построенных на орбитальной станции Экклезис – гигантской плывущей в космосе связке сарделек. Одиннадцать цилиндрических модулей, три климатические зоны с водоемами, горными ландшафтами и городами, гравитационный реактор в дополнение к ядерному – космическая станция была превосходным решением проблемы контакта двух рас.

Спроектированный людьми и вампирами Экклезис был настоящим инженерным чудом. Польна ожидала ощутить хоть какую-то разницу с земным притяжением, но его не было – гравитация на станции была идентична земной, ну, может быть, процентов на девяносто-девять – так или иначе диамагнетизм полностью решал проблему невесомости.

Еще свежи были воспоминания о полете на орбиту: вначале ты чувствуешь, как вжимает тебя в кресло гравитация, как не хочет отпускать тебя твой мир, но стоит преодолеть эту силу, как ты уже паришь в страховочных ремнях. Совершенно свободный, с дурацкой улыбкой на лице, наблюдая в иллюминатор, как мерцает на Земле сеть огней. Как они загораются попеременно, точно елочные гирлянды или нейронные синапсы: один за другим, вслед за уходящим солнцем.

Глядя на чернильные воды легендарного Действительно Черного Моря – искусственного резервуара с запрограммированными приливами и отливами – Польна была уверена, что не видала в жизни более сюрреалистичного места.

Она чувствовала себя застрявшей во сне, с похрустывающей, просоленной от близости моря одеждой; несущейся не в электричке, а в черном чреве диковинного морского ископаемого. Чем дольше Польна смотрела на это море, убаюканная почти бесшумным гулом, тем настойчивее было желание дернуть стоп-кран, выйти из поезда, зачерпнуть полную пригоршню этих темных вод и посмотреть: не окрасится ли ее рука в черный? В цвет маслин – совсем как кожа вампиров.

Да, глядя по сторонам, Польна снова и снова поражалась их интеллекту. Построить станцию на несинхронной, убегающей от солнца орбите Земли – тот еще трюк! Мышление вампиров, их логика завораживали… к счастью, в их реальности они не стремились к господству. Слишком печальным был опыт других близнецовых миров.

Польна давно хотела побывать в Мглистом: она вспомнила, как обрадовалась, точно ребенок, увидев билеты у себя на столе. Однако быстро сообразила, что начальница назначила ей отнюдь не развлекательную поездку. Это было наказание. И отбывать его ей придется в компании сентиента.

«Как же его? – Польна открыла свои заметки. – Джакоби».

Взглянув на затемненную фотографию (на телефоне – ночной режим на ближайшие две недели), взятую с какого-то официального сайта Содружества, Польна в очередной раз поморщилась. Типичный гибрид. Симпатичный, если забыть на мгновение о том, чем он является. Пепельно-серая кожа, канареечного цвета глаза с темным ободком по контуру, короткие темные волосы, несколько старых шрамов, татуировка на шее, капитанская форма. Гордо вздернутый подбородок. Во взгляде – усталость и слишком уж показное равнодушие.

Будучи человеком, Польна без вопросов принимала существование вампиров: без них люди не сделали бы и половины открытий в сфере медицины и астронавтики, и до сих пор болтались бы в вечных восьмидесятых, как жители Земли-2. Но сентиенты, эти всеобщие герои, смертоносное оружие из пробирки… пф-ф! Польна ощущала, как кулаки ее сжимаются сами собой при одной лишь мысли о том, что ей придется общаться с этим тупым солдафоном.

– Статус: отозван со службы в результате минно-взрывной травмы, находится на восстановлении в госпитале Долгой Ночи, – вслух зачитала Польна. – «Отозван со службы», надо же, как это у них называется!

Сообразив, что говорит слишком громко, Польна обернулась: в слабом свечении флуоресцентной разметки, расположенной вдоль кресел, она различила вампира, укутанного в несколько слоев плотной ткани, и двух стариков; впрочем, никто из них не обратил на девушку внимания.

Закинув ноги на сиденье напротив, Польна продолжала знакомиться с главным героем своей будущей статьи. Дальше шли в основном цифры: сто двадцать девять лет, пятьдесят девять успешных операций, двадцать семь госпитализаций, капитанское звание получил шестьдесят три года назад…

«Сколько-сколько госпитализаций?» – удивилась Польна. Джакоби выглядел ее ровесником, впрочем, лишь внешне. Психологическая зрелость сентиентов вызывала много споров в научных кругах: кто-то говорил, что они «вечные подростки», даже войну воспринимают, как игру. Другие же утверждали, что сентиенты прекрасно умеют маскировать истинные намерения: мол, у них даже своя языковая система есть, чтобы общаться под прицелом видеокамер.

Польна почти свернула заметки, чтобы немного подремать, как вдруг заметила маленькую сноску в самом низу. «Страдает от провалов в памяти. Склонен к импульсивным поступкам и невыполнению приказов. Неоднократно допускал излишнюю инициативность, жертвуя собой для спасения других боевых единиц. Неуправляем».

– А ты, оказывается, плохой мальчик, – прошептала Польна, возвращаясь к фотографии Джакоби.

Гордый взгляд канареечных глаз. Так мог выглядеть и Келси…

Со вздохом убрав телефон в карман плаща, Польна откинула голову на спинку сиденья.

«Вот только не надо мыслей о брате, пожалуйста, – сказала она себе. – Ты работать сюда едешь, поняла?»

Польна знала, что Ио дала ей последний шанс. По глазам видела. Каким бы хорошим журналистом ни была Польна, ксенофобные высказывания работали в обратную для ее репутации сторону. И если на комментарии типа: «долой химер!» – написанные после двух шотов текилы, ещё можно было закрыть глаза, то открытые антивоенные высказывания Польны главная редакторка не могла оставить просто так.

«Я предлагаю тебе выбор, – говорила Ио в их последнюю встречу. – С завтрашнего дня ты – мой личный ассистент на три недели, включая поездку на предвыборную кампанию мистера Абердорфа. Либо…»

Польна беззвучно застонала: она уже была личным ассистентом Ио в первый год своей работы. Журналистикой тут и не пахло: она без конца приносила начальнице карамельный латте без сахара и отвечала на сообщения.

– Либо едешь в Мглистый. Одна. И берешь серию интервью у одного сентиента. Напишешь о текущих боевых действиях на Земле-4: драматично, патриотично, по инструкции, которую я пришлю тебе.

Польна снова вздохнула и повернулась к окну. Кусочек лимонного пирога тети Эстер был давно съеден, бутылка воды опустошена; распаковав свежую пачку сигарет, Польна щелкнула зажигалкой и прикурила. Обернулась на мгновение – никто не был против. Вампир так и сидел неподвижно, словно статуя, старички попеременно клевали носом.

– Даю тебе месяц на этот сюжет. Через месяц статья должна быть у меня на столе, – сказала Ио напоследок. – Иначе, Риджл, мне придется тебя уволить.

И почему Польна выбрала именно этот вариант?

Наконец побывать в Мглистом? Нет, все было сложнее. Сделать что-то самой, в одиночку – да, пожалуй, так будет ближе. Даже несмотря на то, что работать ей придется с этим Джакоби.

Вдруг вереница огней за окном привлекла внимание Польны. А вот и Мглистый – ну наконец-то! Сбросив затекшие ноги с соседнего сиденья, девушка с жадностью принялась вглядываться в светящиеся окна небольшого коттеджного поселка, возведенного среди гор.

Помимо футуристичных, встроенных прямо в скалы частных домов из стекла и бетона, в Мглистом была вполне себе обычная парочка бизнес-центров, отель – с закосом не то под ведьминский замок, не то под частную школу для демонов – и, наконец, госпиталь. Тот самый, Долгой Ночи, где изволил восстанавливаться сентиент.

Привычные Польне земные города обыкновенно светились ярко и неприкрыто, подсвечивая небо голубоватым светом экранов и мониторов. Мглистый же был иным: освещенный лишь половинчатой луной, он стал обителью не только для людей, но и для вампиров; и окна его домов дрожали светлячками красных ламп, пугливыми и вместе с тем бесконечно таинственными.

Дальше все было до странного привычно. Конечная остановка, проверка багажа, трансфер до отеля с вычурным названием «Бельфегор». Немногословный вампир-консьерж встречает на ресепшене. Польна отдает свой паспорт и косится на большие настенные часы в лобби. Семь ноль семь утра. Так вот почему она чувствует себя такой уставшей: всю ночь провела в дороге и ни разу не сомкнула глаз.

– Не желаете ли кофе? – участливо спрашивает девушка в красном пиджаке.

– Да, пожалуй, – как же чудно в таком месте слышать предложение о кофе. Просторный холл, размеренно качается маятник больших настенных часов, разметка на полу слабо светится, точно дорожка из глубоководных биолюминесцентных растений, на стенах древние гобелены соседствуют со снимками из космоса и обложками Times.

Повсюду мрамор, красное дерево, задрапированные бордовым стулья и рассеянный полумрак, точь-в-точь в оперном зале среди ночи, когда давно ушел последний посетитель, но дежурное освещение все еще горит для уборщиков.

– Скажите, – Польна обратилась к девушке в красном, пока та не убежала варить кофе, – а как тут вообще с ритмом? Когда ложатся, когда встают?

«Дурацкий вопрос, Риджл. Ты еще спроси, во сколько здесь поют петухи».

– В Мглистом две параллельные часовые зоны для комфорта обеих рас, – сообщила девушка. – Рекомендую вам придерживаться ваших привычных циркадных ритмов, впрочем…

Она покосилась на вампира и шепотом добавила:

– Кофе у нас подают круглые сутки. Вот только он не умеет его готовить, – девушка подмигнула Польне. – Поэтому обращайтесь ко мне.

– Я все слышу, Кендра, – спокойно произнес консьерж и добавил, заметив недоумение на лице Польны: – Разумеется, моя коллега шутит. Это не потому, что я вампир, а потому что я действительно не умею готовить кофе, который нравился бы людям.

«Они ведь не знают, почему я здесь, правда?» – Польна неуверенно рассмеялась.

– Дейви отнесет ваш чемодан наверх, – сообщила Кендра, и до Польны донесся такой знакомый и родной гул кофемашины. Спустя еще пару минут божественный напиток с густой пенкой был у нее в руках. – Располагайтесь, завтрак для людей начинается в восемь.

– Завтрак для людей, а для вампиров – ужин, – все в той же равнодушной манере отозвался консьерж. – Некоторые из нас любят плотно поесть перед сном, а тут столько свежих гостей, если вы понимаете, о чем я.

От человеческого портье он отличался разве что наличием плотной черной вуали, струящейся по его лицу и доходящей вампиру до середины груди. Представители этой древней расы предпочитали прятать открытые участки тела. Раньше Польна считала, что это из-за боязни света, но однажды коллеги рассказали ей, что вампиры таким образом тактично скрывают свои эмоции, связанные с людьми.

Вызванные Голодом эмоции, если точнее.

От последней реплики вампира Польна поперхнулась, едва отпив кофе: нет, она недооценила Ио. Наверняка именно она подговорила этих двоих разыграть перед ней столь прекрасную миниатюру взаимной ксенофобии, иначе и быть не может.

– Прошу, простите его, – сказала Кендра. – Дейв, этот старый пень, бухтит ночи напролет. Пора уже заколотить наглухо его гроб.

«Да что здесь происходит, в конце концов?!»

– Пожалуй, мне надо поспать несколько часов, – Польна бегло оглядела просторный и абсолютно пустой холл: она ведь не одна будет жить в этом странном отеле?

– Конечно, – ответила Кендра. – Как вам будет удобно.

Глава 2 – Знакомство

Ближе к ночи Джакоби ждал еще один разговор, на этот раз менее приятный.

Самочувствие улучшилось: ему разрешили сесть на кровати и даже почитать книгу при свете тусклой лампы. Впрочем, уже через двадцать минут Джакоби отложил ее – глаза начали дико чесаться и болеть, словно в них насыпали песка.

«Проклятье! Что, черт возьми, не так с моим зрением? – раздраженно подумал он и вдруг вспомнил, что еще не видел себя в зеркало. От этого осознания по спине Джакоби поползл едва уловимый холодок. – Это ведь мои глаза, верно?»

Поднявшись с кровати, Джакоби медленно приблизился к окну и распахнул тяжелые шторы. Чернота, одна сплошная темень. Коснувшись холодного стекла кончиками пальцев, он почувствовал, как дрогнуло, как тревожно ухнуло вниз его сердце. Без своего, такого привычного ночного видения, он почти ничего не мог различить; наверняка сейчас его зрение было даже хуже, чем у человека. Джакоби в очередной раз потер глаза, и перед внутренним взором тут же замелькали мушки да разноцветные круги.

«Проклятье!.. Ладно, капитан, бывало и похуже», – сказал он себе и прикрыл веки.

Потянул носом, прислушался. В отличие от глаз, другие органы чувств Джакоби восстановились в полной мере, и очень вовремя: воздух здесь был до головокружения чистым, лишенным всяческих примесей. Никакого дыма из вышек, того самого смога, что однажды превратил цветущий мир в обитель вечного сумрака. С самого детства Джакоби дышал этой едкой дрянью, однако легкие его, как и легкие любого другого сентиента прекрасно фильтровали поступающую взвесь.

– Не похоже на Межесвет, – вслух подумал Джакоби, припоминая свой родной городок в обожженных пламенем войны горах: именно в больницах Межесвета Джакоби бывал чаще, чем на свиданиях.

Кислород, озон, углекислый газ… Джакоби мог легко различить все оттенки, однако эта особенная соленая примесь, что заставляла его сердце панически метаться в грудной клетке, могла принадлежать одному лишь морю. Соленому, пьянящему, обнажающему душу морю.

«Рецепторы шалят. На Земле-4 нет ни морей, ни океанов», – Джакоби помотал головой. Снова прислушался: да нет же, он определенно слышал прибой, пусть и шумел он в десятках километров отсюда.

«Должно быть, я еще не откалибровался до конца».

Аника постучала и неслышно вошла в палату:

– К тебе посетитель. Он подойдет через пару минут.

Джакоби бросил взгляд на настенные часы: без одиннадцати минут полночь.

– Кто? – он ощутил, как новое сердце перевернулось в его грудной клетке, под всеми повязками и швами.

– Пожалуйста, пригласи его войти, когда он постучит, – вместо ответа попросила его Аника.

Все понятно. Только один вид существ нуждался в разрешении переступить порог дома или места, которое временно считалось твоим домом.

Хорошо это или плохо, но с Джакоби хотел поговорить вампир. Уж точно не сотрудник госпиталя, должно быть кто-то из департамента.

«Интересно, что ему надо?»

Джакоби погасил раздражающую лампу, но даже это не помогло добиться абсолютной темноты в палате: на полу появилась фосфоресцирующая подсветка, указывая направление движения. Сентиент замер возле окна, неподвижный, точно предмет интерьера: так может застывать лишь тот, чьи скелетные мышцы способны долгое время удерживать тело в одном положении. И все же, ему было далеко до безжизненной, почти механической плавности вампиров, чьи мышцы не нуждались в гликогене.

В дверь неспешно постучали.

– Добро пожаловать в мой дом, – нехотя произнес Джакоби. – Войди в него свободно, если твои намерения благие.

Полуночный гость ступил в палату, и Джакоби вмиг ощутил себя почти что в космосе, в компании не то квантового ИскИна, не то немногословного робота-пилота.

– Чем обязан? – сухо спросил он, поскольку вошедший не спешил начинать разговор.

– Меня зовут Эрик, я представитель сената от партии вампиров, – представился гость, и Джакоби почувствовал, что дела его не просто плохи…

Раз уж капитана посетил сам Эрик Абердорф – его дела были хуже некуда.

Если бы Джакоби мог сейчас вернуться в день взрыва и еще раз пройтись по той мине, с условием, что руки и ноги его не будут собирать сочувствующие солдаты, – он без промедлений сделал бы это. Абердорф был невероятно влиятельным типом, и он легко мог превратить жизнь любого сентиента в ад.

Мягкий плащ струился по его плечам, сглаживая их остроту. Вот Эрик протягивает свою руку с длинными изящными пальцами, и Джакоби крепко пожимает ее, смотря прямо в эти цепкие светящиеся глаза, – и как он не узнал его сразу? – радужка вампира похожа на оплавленное олово с контуром из белого обсидиана.

На голове у Эрика маска, она скрывает верхнюю часть лица, вплоть до кончика длинного носа. Шею укрывает высокий воротник, армированный корсет выглядывает из-под полов плаща – они тощие, эти твари, тощие, но невероятно живучие, если слово «живучие» вообще применимо к вампирам. Ну еще бы, ведь их мертвая, иссохшаяся плоть прочно спаяна с естественным углеродным волокном, что делает вампиров самым опасным видом на планете. В ночное время, разумеется.

– Джакоби, – сентиент назвал свое имя, запоздало понимая, что собеседник прекрасно знает, кто перед ним.

«Сколько сентиентов нужно для того, чтобы убить одного вампира? – почему глупая детская загадка вдруг приходит Джакоби в голову? – Сотня с лишним, если ни один из них не додумается открыть форточку».

Форточку в какой-нибудь солнечный денек во Флориде, конечно же. Не здесь, не в сумеречном городе, где отсутствие освещения всегда играло на руку вампирам.

– Как вам ваше новое тело? – Абердорф переходит сразу к делу, заставляя внутренний голос Джакоби заткнуться. Странно, обычно вампиры любят долгие вступления – должно быть, побочные эффекты бессовестно длинной жизни.

– Неплохо, – сентиент несколько раз сжал и разжал ладонь левой руки, получилось слишком картинно. – Полагаю, это вас нужно благодарить за него?

– За него вы можете поблагодарить врачей госпиталя Долгой Ночи, – Абердорф чуть скалился, выговаривая каждое слово. – Конкретно от меня в вашем скорейшем восстановлении только один компонент.

«Кровь. Ну это само собой», – подумал Джакоби.

– Врачей госпиталя Долгой Ночи? – решил уточнить Джакоби. – Что еще за госпиталь такой?

– Это госпиталь в Мглистом. На орбите Земли-3, – Абердорф обвел рукой палату, словно Джакоби не лежал в ней последние несколько суток.

– На орбите? – Джакоби даже не пытался скрыть свое изумление. – То есть в космосе?

Пол вдруг предательски поплыл из-под ног, и Джакоби ничего не оставалось, как инстинктивно вцепиться в перила кровати.

Он никогда не бывал в сумеречных городах, несмотря на то, что много слышал о них. Вампиры категорически не переносили солнечный свет, да и к длинноволновому освещению относились с осторожностью, тогда как люди, напротив, веками стремились найти способ рассеять тьму. Мглистый, Дьявольская топь, Гончие псы – сумеречные города строились на орбите один за другим, и если вампиры легко могли переносить вековой покой и безмолвие космоса, то для людей и сентиентов находиться в подобных местах было тем еще вызовом.

– Абсолютно так, – терпеливо кивнул Абердорф без тени улыбки на губах. – В космосе.

– Но как меня сюда…

– По частям. Вас доставили сюда по частям, – чем в большее смятение впадал сентиент, тем плавнее и мягче звучали слова вампира. – Здесь вас практически собрали заново: руки, ноги, сердце, легкие, селезенка, семь ребер, затылочная кость, глаза. Человеческая кровь послужила катализатором. В противном случае восстановление заняло бы гораздо больше времени, и не факт, что мы могли бы с вами разговаривать сейчас.

«Ужасно!» – Джакоби вдохнул полной грудью и все равно почувствовал, что ему не хватает кислорода.

Земля-3 была родиной всех сентиентов – местом сборки их ДНК, ростом эмбриона на подушке из глюкозно-липидного раствора. Здесь проходило раннее детство сентиентов, пока очередную генерацию не перенаправляли на учебный полигон Земли-4.