Механик против моря

– Увидел, что хотел?

– Да, Готтольд. И одновременно с этим нет. Интересно, какого размера камень веркштейна использовали.

– Мне кажется, где-то с треть кулака. Только не мужского, а поменьше, как у нашей Агни.

– По моему опыту, он должен быть раза в четыре больше. Или думаешь, что использовали чистый веркштейн?

– В смысле, чистый? – вмешалась Агнесса.

– Без опасных для здоровья примесей.

– Мы о таком не слышали, – покачал головой Готтольд. – А работе с веркштейном с детства отец учил. А он был одним из лучших механиков города. Главой гильдии.

– Интересно. Очень интересно. А где его в таком случае добывают? На моей родине существуют целые шахты по добыче веркштейна. А найти чистый самородок – большая удача. Но похоже, что для вас это обыденность.

– Собираем на морском дне. Чаще всего отводят воду и копают. Ну и свою долю вносят ныряльщики, которые ищут самородки. Но на них рассчитывать не стоит. Это больше надежда обогатиться для бедняков, чем стабильный источник камня.

– Значит, механиков тоже кормит море.

– Нет. Море – враг.

– Море – враг, – повторила за братом Агнесса.

Орель с любопытством посмотрел на близнецов. Уже не первый раз они использовали эту присказку. Что удивляло. Механик привык, что прибрежные жители относились к морю по меньшей мере уважительно. Вплоть до обычаев, которые находились на грани языческих ритуалов. А здесь все выглядело наоборот. Оставалось понять, почему.

Вскоре вышли на рыночную площадь. Протиснулись мимо заставленных рыбой прилавков. Дальше торговали овощами – вполне знакомыми капустой, репой и брюквой. Возможно, что они отличались цветом или текстурой, но Орель слишком давно не ходил на рынок самостоятельно, чтобы заметить разницу. Последние годы уже не получалось подниматься с кровати. А до этого посылал за покупками орденских слуг, приставленных к нему.

После торговой площади вышли к месту общегородских собраний перед собором. Готтольд рассказал, что фундамент заложили в год основания Наяхафена. А завершили строительство храма уже при текущем поколении горожан.

– Они опять это сделали! – неожиданно громко и зло проговорила сестра Виглер.

– Агни, подожди.

Но женщина не послушалась и почти бегом вырвалась вперед. Присмотревшись, Орель увидел на площади рядом с собором бронзовый монумент. К нему-то Агнесса и направилась. Они с Готтольдом ускорили шаг.

Подойдя ближе, механик лучше рассмотрел памятник. Из бронзы было отлито пять мужских фигур, которые полукругом стояли перед каменным постаментом примерно по пояс высотой. На вершине постамента был вырезан упрощенный план города.

– Агни, пойдем.

– Нет! Это наша история.

Орель смотрел на крайнюю правую фигуру. Наверняка памятник был поставлен выдающимся людям, у которых много заслуг перед городом. Но об одном из них мнение поменялось. Причем сильно.

Металл местами покрыт вмятинами от ударов. На шею статуи была накинута веревка, завязанная скользящим узлом. Словно на повешенного. А на голову надет грязный мешок.

– Кто это, Готтольд?

– Главы пяти семей, которые основали Наяхафен. Самый первый – Орель Лехтман, именем которого тебя и окрестили. Дальше идут Мейцер, Нульгман, Фоссе. И последний – Карл Виглер. Наш с Агнессой прямой предок.

– И почему с его памятником так поступили?

– Из-за подлости и клеветы, – не оборачиваясь, ответила Агнесса.

Она стащила и отбросила в сторону мешок. Оказалось, что предварительно кто-то метнул в голову статуи несколько тухлых яиц. Женщина начала рукавом оттирать бронзу. В этом время Орель пытался сравнить, насколько лицо памятника схоже с близнецами.

Ничего общего. Но это было ожидаемо – вряд ли сохранились достоверные портреты живших два столетия назад людей. И тем более не пытался сравнивать мнимого предка с собой. Механик сам себе назначил полный запрет на зеркала. Пока не был готов смотреть на новую внешность. Возможно со временем, когда свыкнется с телом, и рискнет. Но не сейчас.

– Эй, что эта девка делает?

Орель обернулся на голос. К ним подходили двое мужчин. Прилично одетые, держались уверенно. На груди висели бронзовые бляхи с отчеканенной бычьей головой. Механик решил, что изображен знак принадлежности к гильдии. Это объясняло и схожесть в костюмах.

Готтольд повернулся к ним. Расставил ноги на ширину плеч и упер руки в бока. Орель привык считать кукольника спокойным и сдержанным человеком. Но сейчас тот заговорил неожиданно резко.

– Порядок наводит. Тебе какое дело?

– Люди старались, чтобы подлеца пометить. А девка твоя все портит.

– Карл Виглер был честным человеком.

– Он-то может и был, – вступился второй мужчина. – Только потомки все испортили. Предали город и веру христианскую.

– Все человечество он предал.

Орель заметил, как Готтольд сжал кулаки. Сам механик осторожно сделал пару шагов в сторону, чтобы занять лучшую позицию. К ним подошла Агнесса, брезгливо смахивавшая остатки яичного белка с пальцев. Она сразу поняла, в чем дело и зло посмотрела на мужчин.

К ней повернулся старший из двух:

– На место все возвращай.

Механик предпочел не ждать развития перепалки. Вряд ли все закончилось бы дракой. Но он решил не сдерживаться. Двигало им больше одной причины.

Орель сделал два быстрых шага вперед и без замаха ударил правой рукой. Метил в скулу, чтобы первым же попаданием сбить противника с ног. Однако координация не восстановилась до конца и костяшки лишь по касательной задел лицо.

Мужчины не стали спорить или выражать удивления. Молча бросились в атаку. Орель успел заметить, как следом за ним включился Готтольд. В драке сильно пригодились полученные еще в прошлой жизни навыки фехтования. Орель отступал от размашистых ударов противника и в свою очередь наносил короткие резкие тычки, когда мужчина открывался.

Выгадав момент, механик попытался ударить носком сапога по колену противника. Но неверно рассчитал дистанцию, подсознательно ориентировался на пропорции старого тела. Ожидал, что нога окажется длиннее. Поэтому лишь махнул ногой и едва не потерял равновесие. Пришлось отпрыгивать и защищаться от кулаков противника.

В конечно итоге тот бросился вперед, не обращая внимания на попытки Лехтмана его остановить. Повалил Ореля на брусчатку. Нанес несколько смазанных ударов по лицу, прежде чем механик перехватил правую руки и зажал кисть в захвате.

Они замерли в патовой ситуации. Мужчина пытался освободиться. Их драку остановили крики со стороны. К ним быстрым шагом приближался патруль городской стражи. Десятник положил ладонь на рукоять сабли и громко рявкнул:

– Прекратить!

Нависший над механиком мужчина тяжело дышал и зло смотрел. Но остановился. Орель разжал пальцы. К ним подошла пара стражников, но их вмешательство не потребовалось. Мужчина первым поднялся на ноги, сплюнул кровь с разбитой губы и отошел.

Следом встал Орель. Провел ладонью по лицу, но рука осталась чистой. Пару ударов он пропустил, но походило, что все закончится синяками. Подошел к Готтольду. На первый взгляд, для него драка прошла без особых последствий.

– Что вы здесь устроили?

Прежде, чем кто-то из мужчин успел ответить, вступила Агнесса. Она быстро проговорила:

– Я очищала статую Карла Виглера. А эти мясники заставляли вернуть все как было. Хотели опозорить основателя города.

Гильдия мясников. Вот что значили бляхи с бычьими головами.

– И что произошло дальше?

– Мой брат и кузен вступились за меня. А потом подоспели вы, господин десятник.

Стражник повернулся к мясникам:

– Она говорит правду?

– Они на слова ответили кулаками, – мрачно проговорил старший мужчина. – Подло и без предупреждения. А чего еще ожидать от детей предателя?

Десятник с большим интересом повернулся к Агнессе и Готтольду. Стало заметно, как резко поменялось его отношение с нейтрального на враждебное.

– Значит, вы близнецы Виглер?

– Да.

Стражник сплюнул под ноги. Повернулся к мясникам и больше не обращался к кукольникам напрямую.

– Господа, к сожалению, закон не на вашей стороне. Мы должны чтить память пяти основателей, чтобы не сотворили их дети и внуки. И эти люди были в праве, когда защитил монумент и не дали его поругать.

Младший мясник собирался возразить, но десятник поднял руку, давая знак молчать.

– Помни: Наяхафен важнее всего, основателей нужно почитать, а море – враг. Никого не задерживаю. Расходитесь.

Первая фраза стражника больше походила на религиозную максиму. Или девиз морской республики. В любом случае, это убедило мясников закончить препирательства. После драки прогулка завершилась. В молчании пошли обратно к мастерской Виглеров. Механик заметил, что Готтольд шел чуть скособочившись.

Прошло достаточно много времени, прежде чем Агнесса нарушила молчание.

– Кузен, где ты так натренировался драться?

– Долго учился фехтовать. И, пока здоровье позволяло, много практиковался. Я обучал боевые механизмы нашего ордена сражаться. А если сам не умеешь обращаться со шпагой, алебардой или копьем, то ничему и не научишь.

– Механических воинов? – переспросил Готтольд. Интерес перевесил обиду.

– У вас разве таких нет?

– Нет. Но давай не будем обсуждать это на улице. Ты понимаешь, что поступил очень глупо?

– Да.

– Все закончилось бы разговором. Пусть и на повышенных тонах. А ты устроил ненужную драку.

Орель не стал спорить. И понимал, что действовал незрело. И прежде всего хотел оценить свои силы в настоящем деле. Проверить, насколько восстановился и как сохранились прошлые навыки. К тому же хотел заслужить толику славу и повалить обоих мясников с первого удара. Конечно, последнее не получилось. Но зато стал лучше понимать границы возможностей нового тела.

Серьезный разговор откладывали до вечера. Близнец работали над заготовками для следующих заказов в мастерской, Орель вновь пробовал силы с бракованной болванкой. После ужина, состоявшей из пшеничной каши и печеной морской рыбы, брат Виглер хлопнул ладонями по столу и произнес короткую фразу.

– Пора наконец поговорить о настоящих делах.

Механик кивнул. Первый этап его путешествия закончился. Он полностью восстановил силы. И нужно было переходить к истинной работе. Но решил передать инициативу близнецам. Стоило понять, что именно те знали.

– Давай перейдем к обсуждению., Готтольд, начинай.

Но первой заговорила Агнесса. Орель знал, что в этом мире женщины также в основном оставались на вторых ролях. Но по поведению Виглеры считали себя по меньшей мере равноправными. И женщина вела дела наравне с братом.

– Я знаю, что в сложившейся ситуации и ты, и мы только малая часть большого плана. И между собой договаривались совсем другие люди много лет назад. И у нас с Готтольдом нет полного представления об истинных целях. Слишком тяжело передаются сообщения между мирами.

– Это я понимаю.

– Наша задача – встретить тебя, если потребуется, то поставить на ноги и дальше помогать в делах. Но зачем именно ты прибыл, нам не известно. И раз уж ты ввязываешься в пустые драки, то явно восстановил силы.

Орель задумчиво перевел взгляд с одного на другую. Оценивал, насколько откровенно стоит отвечать. Наконец, решил, что можно рассказать большую часть правды.

– Все дело в веркштейне. В моем мире камень тоже добывают и применяют, чтобы приводить в движения механизмы. Только здесь его куда больше. И вы даже не знаете, что веркштейн может встречаться в грязном, опасном для человека, виде. Меня отправили наладить поставку.

– Кто?

– Большую часть жизни я служил в ордене имения святого Бенефиция. Орден – это союз воинов и ученых. Наша цель – защита южных рубежей страны от набегов кочевников. Для этого требуются боевые механизмы. И, следовательно, необходим веркштейн.

– И как ты собираешься отправлять камень? – вмешался Готтольд.

Прозвучало так, словно сам кукольник знал верный ответ. Но решил выяснить, что знает механик.

Орель огляделся. Он взял с полки свечу в медном подсвечнике, поставил на стол. Потом рядом разместил глиняную кружку. Для большей наглядности стоило зажечь огонь, но решил не возиться.

– Смотрите. От огня свечи на столе появится тень. Это наш теперешний мир. Если рядом поставить вторую свечу, то образуется еще одна тень. Они сильно отличаются друг от друга, но по сути своей являются одним и тем же. И если тени накладываются одна на другую, то образуется связь. Так пересекаются и наши миры. Между ними можно перемещать неживую материю. И, на моем примере, передавать мысль.

Механик замолчал, внимательно смотря на близнецов.

– Я тебя понял. Но на вопрос ты не ответил.

– И не нужно так разжевывать на дурацких примерах. Что Готтольд, что я способны воспринимать абстрактное мышление. Как именно ты хочешь посылать веркштейн?

Орель пожал плечами.

– А я и не знаю. О существовании многих миров у нас предполагали давно. Но надежную связь установили совсем недавно. Этим занимались уже другие люди. Все, что требуется от меня – оставлять материал в обозначенном месте.

– Допустим, отправку мы с Агни можем взять на себя. Пойдем дальше. Что двигало лично тобой? Почему ты здесь оказался?

– Грязный веркштейн ядовит. А я долгие годы был вынужден с ним работать. По итогу долго, медленно и болезненно умирал. Последние несколько лет провел под воздействием вина с вытяжкой из пятилистного красноцвета. Лекарства от отравления камнем не существует. Можно только ослабить боль. Поэтому, когда предложили вторую попытку у вас, не стал отказываться.

– Значит, орден отправил не лучшего, а по сути мертвого человека, которого не жалко потерять?

Вопрос Агнессы удивил. Орель предположил, что она таким образом решила его спровоцировать на более искренний ответ.

– Нет, я входил в число лучших механиков ордена. Из того, что успел увидеть, ваши мастера и близко не подошли к моим навыкам.

Женщина не стала продолжать тему. Лехтман решил, что рассказал достаточно. И перехватил инициативу. По итогам произошедшего возле монумента основателям города у него появились предположения о мотивации близнецов. Но решил пока не озвучивать.

– О себе я рассказал. Что движет вами двумя?

Близнецы переглянулись. Агнесса дернула головой, предлагая говорить брату.

– С момента основания города Виглеры входили в число самых влиятельных и богатых семей. У нас были дома, собственный торговый флот, шахта, отец занимал должность командира городского ополчения. А десять лет назад его оговорили. Обвинили в страшном преступлении.

– Что он сделал?

– Ничего. Но это не волновало дукса или Совет Меркаторов. Отцу приписали торговлю с морем. А море – враг. И связь подтвердили на позорном суде. Отца казнили. Друзья семьи отвернулись. Помолвки расстроились, что моя, что у Агни. Все имущество семьи забрали. Оставили нам этот дом.

Орель отметил странную формулировку. Не стоило пока перебивать, но решил запомнить и в будущем узнать, что кроется за торговлей с морем. Возможно, речь шла о пиратах или морских налетчиках.

– И поверь, что тогда дом выглядел намного хуже, – вмешалась девушка.

– Да, пришлось потратить немало сил, чтобы привести его в удобоваримый вид. Нам запретили продолжать семейное дело. Назначили мизерное содержание, но прожить на него не удалось бы. Пришлось приспосабливаться.

– И тогда вы стали делать игрушки?

– Да. Нам было лет шестнадцать, уже многому научились в работе с тонкими механизмами. Переложили эти навыки на создание по-настоящему хороших игрушек. Люди у нас богатые, готовые монеты на детей тратить. Просто раньше не знали, что таки бывают.

– И мы стали лучшими кукольниками в Наяхафене, – выдержав паузу, Агнесса уточнила. – Собственное, единственными. Потому и лучшими.

– Понял. И чего вы хотите? Отомстить или восстановить справедливость?

– А есть ли разница?

– Да, – серьезно кивнул Орель. – Это определяет, как далеко вы готовы зайти. И что важнее – увидеть, как обидчик наказан. Или восстановить статус семьи и вернуть былое влияние.

– Второе, – не задумываясь, ответил Готтольд.

– Тогда я готов с вами работать.

– Принято. Мы свое согласие дали сильно раньше, пусть и не тебе. С чего начнем?

Механик выдержал паузу. Он уже обдумывал, что требовалось сделать для налаживания стабильной поставки минерала на родину. По сути, все упиралось в три составляющих части: деньги, люди и власть. Золото и серебро, чтобы наладить добычу либо покупать веркштейн у других. Работники и партнеры, которые будут работать и защищать. И самое важное – власть и положение в обществе. В республике сложилось внутреннее равновесие между сильными и влиятельными семействами.

И наверняка им не понравится появление нового игрока, который захочет получить свою долю власти.

– Сколько у вас есть золота?

– Я думал, ты успел понять, что в расчетах у нас используют исключительно серебро.

– Хорошо, тот же вопрос. Сколько у вас серебра?

– Для тебя – нисколько, – жестко ответила Агнесса.

– Орель, сестре хочет сказать, что накопления стали появляться у нас не так давно. И дались тяжким трудом. В любом случае, ни на что серьезное этого не хватит.

– Мы должны помогать тебе, а не осыпать монетами.

Механик понял, что дела обстояли чуть хуже, чем предполагал. Он еще раз оглядел близнецов. По крайней мере, у них оставалось имя и репутация, пусть и подпорченные предыдущим поколением Виглеров. Решил зайти с другой стороны.

– Значит, деньги заработаю сам. Но понадобится кузнечная мастерская. Желательно, вместе с толковым мастером и парой помощников. И хоть сколько-то серебра, чтобы купить металл и веркштейн.

– Зачем?

– Показать, насколько механики с моей родины превосходят ваших.

В ответ на громкое высказывание Агнесса лишь закатила глаза. Орель смутился, возможно, перегнул с пафосом. Готтольд откинулся на стуле, в раздумьях поднял взгляд к потолку. Прошло несколько минут, прежде чем он повернулся к сестре и с сомнением предложил:

– Мне кажется, Вельф может согласиться. Молодой парень, совсем недавно прошел экзамен и перестал быть подмастерьем. Когда его приняли в гильдию кузнецов, Агни?

– В начале прошлого месяца. За шесть дней до смерти его отца.

– По этой причине он и может согласиться. Вельф способный, но не опытный. Когда кузня осталась без хозяина, остальные члены гильдии начали перехватывать заказы. И работы у Вельфа сейчас немного.

– Молодой, значит? – повтор Орель.

– Да. К нам хорошо относятся только вчерашние мальчишки, которые бегали в лавку смотреть на игрушки, которые им не по карману.

– Тогда предлагаю завтра навестить этого Вельфа.

Готтольд кивнул. Механик продолжил:

– И все-таки мне потребуются ваши монеты. Нужен отрез холста и уголь, чтобы было где и чем рисовать чертежи.

– Что ты хочешь делать?

– Попробую собрать игрушку. Лучшую из тех, что вы видели.

***

Мастера-механики в прежнем мире Ореля так и не пришли к единому мнению, чем на самом деле являлся веркштейн – камнем или металлом. Он сочетал в себе признаки и того, и другого. С одной стороны, внешне и тактильно ощущался как минерал, наподобие гранита или базальта. Однако при должной обработке веркштейн становился пластичным и запоминал придаваемую форму, совсем как металл.

Выглядел веркштейн непримечательно – обычный серо-коричневый камень. Однако внутри содержалась скрытая сила. Если к минералу приложить металлический стержень, то через него начнет передаваться энергия. Способная привести в движение сложные механизм, состоявший из шестеренок, пружин и противовесов.

Орель крутил в руках небольшой, с половину указательного пальца, самородок. На ощупь тот был неожиданно гладким, словно отполированным. Готтольд сказал, что камень нашел ныряльщик, который обходил побережье во время отлива. Волны выкинули самородок на сушу. Но пришлось доплатить перекупщику, приближенному к дуксу Ризерду. Близнецы настояли, чтобы уважаемый человек мог подтвердить происхождение веркшетйна. С их репутацией это было важно.

Механик спрятал камень в поясной кошель. В очередной раз порадовался, что это чистый веркштейн, который можно носить близко к телу, не беспокоясь о последствиях. Потом повернул голову к молодому кузнецу Вельфу. Про себя отметил, что у того также один глаз был заменен на протез из веркштейнового стекла. Среди мастеров морской республики это оказалась популярной процедурой.

Тот изучал холст, натянутый на деревянную раму. Вельф водил пальцем по чертежу, сверялся с перечнем деталей. Достаточно долго, чтобы Орель успел заскучать. Наконец, кузнец отложил схему и заключил:

– Оно не имеет смысла. Не будет работать.

– А я говорю, что будет, – спокойно ответил механик.

– Двигаться-то станет. Только совершенно бестолково. Вот, смотри, где стержни подходят к плечам и бедрам. Просто начнет беспорядочно дрыгать руками и ногами. Как будто у куклы случилась пляска святого Антигона.

– Поверь, я знаю, что делаю. Просто возьми заказ. Заплачу вне зависимости от результата. Точнее, Готтольд заплатит.

На лице кузнеца все еще читалось сомнение. Он покосился на Виглера, но кукольник только пожал плечами, предлагая решать самому. Наконец, Вельф тяжело вздохнул и все же кивнул:

– Давай поработаем. Но из того, что вижу – предстоит много кропотливого труда. По срокам ничего не могу обещать. И заранее предупрежу, будет дорого.

Орель кивнул. По большому счету, ему было без разницы, сколько серебра придется отдать. Он намеревался продать получившийся механизм с трехкратной или даже четырехкратной наценкой. Но стоило проследить, что кузнец сделает все правильно. В Наяхафене еще не сложилась традиция производства небольших шестерней. И то, что местные могут принять за допустимую погрешность, на деле способно испортить всю игрушку.

– И еще одно условие, Вельф. Я буду работать над механизмом вместе с тобой. И при любом споре последнее слово останется самой

– А у тебя умения хватит? Не терплю, когда под руку говорят.

– Не сомневайся. На той стороне моря меня знают как отличного механика и мастера по работе с металлами.

Готтольд за спиной кузнеца часто замотал головой. Орель запнулся и понял, что увлекся и сказал лишнее. Но Вельф лишь чуть заметно скривился., Принял последнюю фразу Лехтмана за пустое хвастовство.

– Готтольд, скажи, мне стоит браться?

– Да. У тебя в любом случае больше нет заказов. Никто не доверит серьезное изделие мальчишке.

В конечном счете кузнец согласился. Договорились решить об оплате позже, когда лучше станет понятен объем работы. Виглер оказался прав и в тот день кузня простаивала. Поэтому сразу же взялись за дело. Готтольд убедился, что Лехтман найдет дорогу до дома и отправился в мастерскую к своим заказам.

Орель и Вельф к вечеру нашли общий язык. С некоторой задержкой механик понял, что молодой кузнец воспринимал его как сверстника. Это объясняло первоначальную настороженность и нежелание работать. Но постепенно пришли к взаимопониманию и Вельф принял роль ведомого.

К исходу дня у них был готов полный чертеж. На этот раз выполненный чернилами на плотной серой бумаге. Кузнец настоял, чтобы ожидаемый результат был максимально точным и подробным. Это позволило и лучше представить итоговый продукт, и в случае чего переложить ответственность на заказчика.

В итоге засиделись допоздна. Вельф отпустил домой обоих работников – крупного широкоплечего молотобойца и немолодого кузнеца, который когда-то был учеником еще у деда нынешнего хозяина мастерской.

В отличие от многих других профессий кузнецы обычно жили не там, где работали. Для ковки требовалось пламя и в этом квартале риск пожара оставался чрезвычайно высокими. Потому изначально все мастерские вынесли на окраины города, а расстояния между зданиями старались держать больше, чем во всем остальном Наяхафене.

Но постепенно город разросся и в северной половине бухты образовался ремесленный квартал на четыре дюжины кузниц. Который оказался со всех сторон окружен обычными жилыми районами.

– Все, на сегодня хватит, – в конечном итоге заключил Вельф.

Он пальцами загасил толстую свечу, устало потер глаза ладонями. Орель пытался стереть с кожи чернильные пятна. Тело не привыкло к тонкой работе пером по бумаге, потому наставил много клякс, в том числе на одежде и руках.

– Хорошо поработали, Орель. Завтра…

Кузнец внезапно замолчал. Механик прислушался и понял, что встревожило Вельфа. Где-то невдалеке раздавался колокольный звон. Поначалу старались держать ритм: три коротких удара, пауза, еще три коротких удара. Но вскоре звонарь просто стал беспорядочно бить в колокол.

Это явно было предупреждение об опасности.

– Что случилось?

– Море пришло. Налет за металлом.

Орель покачал головой, давая понять, что не понимает. Но кузнец пояснять не стал.