Полночные тени

Эти глупцы напоминают безумных портных: они шьют одежду разных форм, придерживаются придуманными им же правил.

Но зачем они шьют?

Для чего?

Это их не интересует.

Они колдуют, создают неизвестные структуры.

А он, Зигват, кажется, всё понял!

Сумел разобраться в отличие от послушников и их предводителей. И потому воспользуется знаниями для благой цели, а не ради эфемерных истин.

В новом созданном с нуля доме его сын вылечится!

Зигват не заметил, как попал в ловушку.

Что-то зашипело за его спиной, он инстинктивно повернулся, искрящаяся лента света вылезла из щелей мраморных плит и ударила по голове. Боль резанула по губам и щекам, словно в лицо брызнули раскаленным железом. Колени дрогнули.

Зигват, хватая руками воздух, упал.

Последнее воспоминание перед беспамятством: пучок овеществленной энергии огромной каплей полетел с ближайшей крыши и врезался стальным тараном ему в грудь.

Глава 6

– Ты жалок. Может ли у меня быть такой сын? – Голос отца не изменился за годы разлуки – надменный, грубый и хриплый. – Твое лицо похоже на козлиную жопу. Даже борода не растет – так, мелкая поросль.

Зигват сильнее зажмурил глаза.

Ногти сами собой впились в ладони.

Причиняя боль.

Заставляя на миг забыть о происходящем.

– Ленивая тварь! Просыпайся! Хватит отлеживать бока. Поговори наконец со мной.

– Не хочу. Уйди.

– Повторяю: открой глаза. Или я выдавлю их.

Зигват распахнул веки.

Привычное место. Давно покинутый дом…

Нет, не дом – временное жилище, в котором пришлось провести детство и часть юности. Комнатка совсем крохотная – едва поместятся три человека. Глиняные стены испачканы грязью, кровью и еще чем-то едким. На потолке темнеют мокрые пятна. С них то и дело капает на земляной пол.

Козлы в хлеву живут лучше.

В дальнем правом углу стоит криво сколоченная деревянная кровать. Возле окна, держа руки крест-накрест, возвышается отец. Глубокие, как ущелья, морщины изрезают лицо; пустые, точно стеклянные, глаза не отрываются от Зигвата. Губы растянуты в широкой злой улыбке.

– Ты вернулся! Я всегда знал.

– Я скоро уйду.

– Да ну?

Зигват приподнялся на локтях, в желудке разлился неприятный холодок страха.

Его руки и ноги слишком малы для взрослого. Кисти рук тонкие, кажется, чуть надави на них – и, хрустнув, сломаются.

– Что ты сделал?

– Ничего, сынок. Просто ты еще не дорос до больших дел.

– Неправда!

Старик скрипуче засмеялся, отошел от стены и направился к Зигвату.

В ноздри ударил смрад давно немытого тела.

– До конца дней своих будешь жить со мной! Но всё, что есть в этой комнатенке, принадлежит мне! Мне! Здесь нет ничего твоего.

– Я найду себе свой дом.

– Скорее свиньи закукарекают, а обезьяны превратятся в людей, сын.

Зигват воскликнул с жаром:

– Ты мне никто!

Старик влепил пощечину.

Голова Зигвата качнулась назад. Щеку обожгло. От унижения на глазах выступили предательские слезы, комнатушка потеряла привычные очертания, поплыла.

– Не забывай с кем разговариваешь, щенок!

– Я убегу, убегу!

– Валяй, глупец. Умом не отличаешься от своей шлюхи-матери. Считаешь, кто-нибудь приютит тебя, накормит и напоит… Никому ты не нужен! Даже мне. Ты живешь у меня как котенок. И если нагадишь – получишь пинок под зад и отправишься на улицу! Здесь всё моё! Я здесь царь и бог!

Больше не в силах сдерживать себя Зигват резко вскочил.

С закрытыми глазами бросился вперед.

Врезал, насколько позволили детские силы, кулачками в липкий от пота живот отца. Изматывающие удары отдались слабой болью в суставах и костях.

«Получай, получай, получай!»

– Ты всего лишь нищий сумасшедший старик! Человек, наплевавший и на меня, и на мать! Не нужен мне твой дом! Ничего не нужно. Я сделаю всё сам.

В ответ – пугающая тишина.

Зигват огляделся.

Солнце вдруг ударило в глаза, пришлось зажмуриться. Ноздри затрепетали от сладких запахов персиков и кипарисов. Заголосили цикады.

Влажный, покрытый плесенью потолок сменился бескрайним, почти прозрачным, небом.

И далеко-далеко у одинокого облачного барашка завис аист.

Лицо слабо обдало горячим ветром. Взгляд упал на раскрытые ладони. Хвала Баамону! Снова стал взрослым!

Вокруг Зигвата красуются листвой и спелыми плодами невысокие фруктовые деревья.

Их так много, и оттого кажется, будто ни городов с их узкими улицами и вонючими жителями, ни морей, ни каменных дорог больше не существует.

Весь мир – бескрайние зеленые сады.

– Ты действительно любишь меня?

Зигват остолбенел, мурашки пробежали по спине, а сердце на мгновение остановилось.

Этот голос, раздавшийся за спиной, принадлежит…

– Яла?

Он обернулся.

Широко улыбаясь и держась одной рукой за ветку персикового дерева, она стоит в двух шагах от него. Длинные черные, как крыло ворона, волосы заплетены в сложную тяжелую косу. Загорелая оливковая кожа лоснится на жарком солнце. На щеках – милые сердцу ямочки. Взгляд зеленых глаз пронзает до глубины души.

– Ты действительно любишь меня? – повторила она.

Непослушным языком Зигват с трудом выдавил из себя:

– Люблю…

– И ты построишь для нас дом?

– Да.

– И у нас будет ребенок – красивый мальчик?

– Да.

– А ты поцелуешь меня?

Передвигая непослушными ногами, он дошел до неё, положил руки ей на плечи.

Пальцы заскользили по складкам холщового платья.

Потом, не выдержав, Зигват прижал Ялу к себе – перед ним стоит не морок, а настоящий живой человек.

А в её реальности он не сомневается.

Вот бьется жилка на её шее.

Вот ветерок играет с выбившейся прядью волос.

Вот золотится в ухе сережка – подарок, доставшийся с таким трудом.

– Осторожнее, любимый, – укоризненно сказала Яла. – Ты задавишь нашего сына.

Вздрогнув, Зигват отпустил её, отошел на шаг.

Тишину нарушил крик младенца.

– Как мы его назовем?

– Я… Я…

– Мне нравится имя Жакерас… Хотя, с другой стороны, как-то слишком вычурно…

Пожав плечами, Яла принялась качать на руках маленький пищащий комочек.

– А Налай? Тебе нравится, любимый?

– Да, хорошее имя.

– Тогда твоего сына будут звать Налаем! Посмотри какой хорошенький! Такой же красивый как ты. Совсем нет ничего от меня.

– Яла, ты…

Он запнулся.

– Любимый, пошли домой.

– Куда? Мы же в саду.

Солнце померкло.

В один миг за рядами фруктовых деревьев выросла кособокая лачуга.

На плохо обтесанных бревнах чернеет грязь, крыша, сделанная из ветвей, дрожит даже от слабого ветра и готова вот-вот провалиться. За маленькими пустыми окошками прячется тьма.

– Будет у нас дом и получше, – сказала Яла. – Но пока хватит и такого. К тому же мы далеко от города и никто нас не побеспокоит, любимый. Выкрутимся.

Она направилась к лачуге.

– Постой! – закричал Зигват. – Не надо! Не иди туда.

– Почему? Ведь этот дом построил ты.

Он попытался сделать шаг к ней, но ноги не послушались.

– Нет! Прошу! Яла! Остановись.

Упав на колени, Зигват рвет горло, умоляет, зовет, плачет.

Тяжелая горькая боль разрастается в груди, рвет когтями душу до крови, до самой пульсирующей мякоти. Пальцы цепляются за траву, оставляют следы на земле. Сломанные ногти кровоточат.

И кто-то стоит за спиной и держит, не отпускает.

– Смотри, – раздался шепот отца. – Ты ведь знаешь конец. Но ничего не сделаешь. Ты жалкая пародия на человека. Гниль.

Яла вошла в лачугу.

Раскаленный шар солнца ускорил бег, насадил себя на верхушки деревьев – ни дать ни взять голова на пике. И вот вечерний сумрак сменился густой тьмой. Звезды одна за другой выступили на ночном небе. Умолк стрекот цикад. Лишь где-то далеко печально завыл волк.

– Нет! Дай встать! Пожалуйста!

Из окон лачуги появились языки пламени, принялись охотно лизать сухие бревна. Мгновение – и огонь перекинулся на крышу. Яла с ребенком не издают ни звука, – их усыпила густая гарь… Помощи ждать неоткуда. До ближайшей деревни не меньше трех стадий.

Наконец, невидимые оковы упали, Зигват ощутил себя свободным и рванул к дому.

В лицо пахнуло опаляющим жаром. Глаза заслезились, резкий кашель из-за дыма болью отозвался в груди. Горящая дверь, скрипнув, свалилась под ноги. Внутри дома не видно не зги, от хищного пламени пузырится волдырями кожа, разрывает легкие.

Закрывая глаза тыльной стороной ладони, Зигват направился вперед.

Нет времени обращать внимание на пылающую одежду. Наплевать на то, что руки покрываются чудовищными рисунками ожогов.

Шаг.

И еще один.

Сквозь черную мглу.

Сквозь время и податливое, как глина, пространство.

Где-то слева раздался захлебывающийся крик младенца.

Зигват схватил пылающий сверток и побежал обратно.

Перед тем, как вырваться в спасительную ночную прохладу, он обернулся. Надеясь взглянуть в последний раз на Ялу.

Но никого не увидел.

Положив младенца на траву, он едва не вскрикнул от ужаса. Кожа на лице Налая висит лохмотьями. Тщедушное тельце уродуют сотни волдырей – большие и маленькие, белесые и кровавые. Правая ручка страшно почернела.

– Посмотри, что ты сделал с сыном, – заметил отец.

Он стоит в двух шагах от Зигвата, растягивая синие губы в ехидной улыбке.

Вместо глаз – черные провалы.

Щеки ввалились.

Морщины стали еще глубже.

– Ты ни на что не способен. Добей Налая! Пусть он не мучается!

– Уйди!

– Лучше бы не покидал родной город. Жил бы на улице бродягой, питался бы гнильем… Этого ты достоин!

– Тебя нет, – прошептал Зигват. – Тебя нет…

– Отдай мне Налая. Я воспитаю из него нормального человека.

– Не подходи!

– Или что? Мой непутевый сын ударит родного отца?

– Ты давно сдох! И надеюсь, твое тело не сожгли, а отдали на корм псам!

Старик засмеялся – тяжело, хрипло. Зловеще заблестели его зубы в свете звезд.

Прямо на глазах отвалилась его нижняя челюсть, оголяя бездонную глотку. С хрустом отделились худые руки, повисли на нескольких нитках кожи. Порвав хлипкую одежду, раскрылись ребра.

В ноздри ударили отвратительные волны смрада.

Всего за несколько мгновений старик превратился в горку плоти.

Зигват схватил сына, прижал к груди и побежал вперед.

А вслед ему раздался каркающий смех.

Фруктовые деревья сбросили зеленые листья и теперь искореженными пальцами-ветками попытались ухватить за полы плаща, остановить. Трава под ногами сменилась чавкающей грязью. А где-то впереди загорелись огоньки города.

Миг абсолютного безумия, опустошающего горя – и вот два мага переговариваются друг с другом, достают из пустоты склянки.

Тело одного из них покрыто сияющими синими татуировками.

Второй делает сложные пассы руками, что-то неразборчиво бормочет.

На длинном металлическом столе лежит младенец. И неизвестно – жив ли он? Ручки и ножки не двигаются, из глотки не вырывается ни звука.

– Спасите сына! – в который раз попросил Зигват. – Я всё отдам.

В его протянутой ладони заблестели две жалкие золотые монеты. Маги даже не обернулись.

Невесть откуда появившаяся из мрака седая старуха сгребла деньги и сказала:

– Мы сделаем всё возможное.

Зигват стоит в оцепенении, страшась вздохнуть и пошевелиться.

Тьма вокруг него рассеивается. Уже, если приглядеться, можно заметить хлипкие глиняные стены, тут и там развешанные украшения – четки, деревянные куклы, бусы…

Возле ног ползают склизкие толстые змеи, будто только полакомившиеся свежей плотью. Из глубин подсознания всплыла мысль: священных рептилий трогать нельзя. Стоит наступить на одну из них и…

Маги колдуют, изо рта одного из них вылетают синие искорки.

Младенец, лежащий на каменном столе, вздрогнул. Невыносимый крик вырвался из его груди. Да такой сильный – заложило уши. Ожоги прямо на глазах исчезли, сменились белыми шрамами.

Однако мертвая чернота на правой руке не прошла, наоборот – стала более устрашающей.

– Отвернись, – сказала старуха.

– Я должен видеть сына! – возразил Зигват.

– Ты мешаешь им. Мы смогли вернуть зрение на один глаз. Но предстоит еще много работы.

Бронзовые четки на её руках противно звенят, не дают сосредоточиться.

– Я не могу…

– Но ведь это ты попросил помощи, жалкий глупец! Не перечь, иначе поплатишься.

Зигват сжал челюсти и отвернулся.

В лицо вдруг дохнул горячий ветер, обжег губы, иссушил предательские слезы. Каморка чародеев сменилась узкой улицей – хотя бы мерзких змей тут нет!

Зигват заставляет себя стоять на месте, не дает волю эмоциям. Пытаясь успокоиться, нервно чешет левый локоть.

«Я должен вернуться. А что, если маги что-нибудь сделают с Налаем?»

Старуха возникла рядом с ним.

Длинные седые волосы развеваются на ветру. В руках – маленький сверток.

– Я принесла хорошие и плохие новости, – сказала она.

Не говоря ни слова, Зигват резко выхватил сына, прижал к себе, страшась поднять ткань и взглянуть на маленькое личико.

– Он будет жить, – заявила карга. – Но навсегда останется уродом. Магам пришлось ампутировать руку…

– Так нельзя!

– А тебя никто и не спрашивает, человек. Мы сделали всё, что смогли. Благодари великого Баамона. Приди ты на день позже, то…

Она умолкла.

Зигват развернул сверток.

На него уставились серьезные глазюхи – карий, видящий, и белый, слепой. Лицо смахивает на застывшее тесто.

От одного взгляда на него сердце пронзило болью.

Несправедливо! Только всё стало налаживаться! Дом не должен был сгореть!

А Яла…

Бедная милая Яла!

Любовь всей жизни, единственная драгоценность…

И тут новой звездой вспыхнула мысль: спасение в магии. Если ей удалось вытащить из лап смерти Налая, практически залечила большую часть его ран, то она, возможно, поможет создать Дом.

Место, где не будет ни боли, ни страданий.

Где всегда тепло, где на столе всегда есть еда.

Дом окончательно вернет сыну здоровый облик и руку. И можно будет не бояться огня, холода и дождей.

Конечно, эта мысль кажется немного безумной, но терять все равно нечего!

Не попрощавшись со старухой и прижимая сына к себе, Зигват шагнул во тьму.

…И был долог его путь. Знания собирались по крупицам. Будь у него звонкие золотые монеты, всё бы упростилось.

Не пришлось бы ночевать под стенами храмов и питаться помоями.

Не пришлось бы красть глиняные скрижали из священных соборов.

Не пришлось бы гнуть спину.

Но он был беден. И заработанное тратил в основном на сына.

…Дорога вела по большим и малым городам. Уводила даже в чужие страны – туда, где мертвецов хоронили в высоких башнях. Встречались на пути добрые и злые люди. И нигде не было покоя, внутренний долг перед сыном и мертвой женой гнал вперед.

…Многое постигая и додумывая за древних мудрецов, Зигват понял: их путь закончится в горах Юшмандр – в заброшенном городе Миттурате. Там он достигнет цели.

…Незаметно рос Налай. Казалось, еще вчера он не мог ходить, его приходилось таскать в наспех сшитой холщовой сумке, а сегодня носится быстрее тигра. Конечно, ранняя трагедия отразилась на нем не только внешне, но и внутренне.

Налай научился разговаривать лишь в пять лет, не улавливал многих очевидных вещей. Когда удавалось остановиться на некоторое время в каком-нибудь городе или деревеньке, мальчишка сторонился сверстников, ощущая их ненавистные взгляды.

Калека.

Урод.

…Громада гор заслонила собой весь мир. Каменные пики протыкают небо.

Единственная вытоптанная дорога ведет по выжженной траве, поднимается к двум гигантским валунам, на гладких поверхностях которых намалеваны белой краской глаза и раззявленные рты, и теряется в горных перевалах.

Пахнет гарью.

Трещат цикады.

– Папа, я не хочу туда, – сказал Налай, поправляя сумку с обезьянкой.

– У нас нет выбора.

– Почему? Почему мы не можем жить как все? Постлоим дом и…

– Нет, – перебил Зигват. Перед внутренним взором возникла горящая хижина. – Мы практически у цели.

Сын пожал плечами и первым пошел по тропе.

Зигват было последовал за ним, когда что-то изменилось в окружающем пространстве.

Воздух задрожал, подёрнулся дымкой.

«Нет! Постойте! Не сейчас!»

Он не понял, как оказался с Налаем у входа в заброшенный город.

Отсюда, с каменного возвышения, всё прекрасно видно. На левой стороне раскинулись хлипкие постройки магов – глиняные лачуги, хлева, скособоченные склады. На небольшой песчаной арене под руководством учителей в белых тогах тренируются мальчишки.

На правой стороне зловеще стоит мертвый город. Кирпичные дома смотрят на путников черными провалами окон. Страшно блестят золотые купола.

Отсутствие людей на улицах давит на нервы. За магической школой и за городом возвышаются циклопическая базальтовая стена и не менее циклопический замок – дворец Бронзовой царицы.

И всё это в окружении молчаливых каменных гор.

– Плата за вход.

Перед Зигватом и Налаем возник древний старик в поношенном сером хитоне, протянул раскрытую ладонь.

Его загорелая оливковая кожа лоснится на солнце.

– Плата за вход, – требовательно повторил доходяга.

Кивнув, Зигват коснулся костяной рукояти ножа.

И всё застыло: старик, от ужаса расширивший глаза, замер, как изваяние.

Налай обмер – глаза остекленели, крик так и не вырвался из широко распахнутого рта.

– Не надо, – раздалось за спиной. – Не сейчас.

Обернувшись, Зигват вздрогнул.

Перед ним стоит Яла – живая и невредимая.

– Уходи, не мучай меня.

– Слушай внимательно: недостающие символы, что ты ищешь, находятся в черном замке. Отправляйся как можно скорее. Времени мало.

– Я не понимаю, о чем ты…

Яла печально улыбнулась, в глазах застыли слезы.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Мне не хватает тебя и Налая.

– Я… я…

Как назло, все слова выветрились из головы.

– Очнись, Зигват.

Глава 7

– Ты ведь никогда меня не бросишь?

– Никогда, любимая.

– Правда?

– Я всегда буду с тобой.

Проснулся резко, как от толчка. Живот тут же скрутило, челюсти нестерпимо обожгло.

Хрипя, Зигват попробовал сесть, но в рёбрах что-то хрустнуло, пришлось лечь обратно.

Где он?

Что происходит?

В голове путается, мысли разбегаются. Стреляет в висках.

Взяв всю волю в кулак, Зигват все-таки поднялся.

Одежда в подпалинах, на правой руке от указательного пальца до локтя тянется нить кровавых волдырей, кожа на груди обуглилась, даже малейшее движение отзывается резью в нижней челюсти.

Зигват сплюнул.

В трех шагах от него чернеют щели на каменных плитах – там, откуда появились энергетические ленты.

Похоже, маги устроили ловушку. А он, дурак, совсем забыл об осторожности и так глупо попался. Хорошо хоть не убило. Могло ведь и на части разрезать…

Постойте-ка.

А где колдуны?

Вроде никого вокруг.

Или прячутся?

Но зачем?

«Рассчитывают, что я выведу на сына? Нелогично. Проще меня было скрутить, пока валялся кулём, а уже потом, когда очнусь, вытрясти все сведения».

Наверное, наткнулся на старую ловушку.

Зигват заковылял домой.

Когда спускался в подвал, в колене стрельнуло, тело повело в сторону и он зубами посчитал ступеньки, а под конец ударился затылком о старую бочку – из глаз брызнули искры.

– Папа! Папа! – испуганно закричал Налай.

Сын кинулся к нему.

– Со мной… всё… в порядке.

– Твои губы!

– Неудачный денек – вот и всё.

Зигват попытался улыбнуться, но не получилось.

– Аузян хочет есть! Аузян болит пузо!

Мимо прошмыгнула обезьянка.

– Эта тварь еще жива? – пробурчал Зигват.

Достав остатки мазей, Налай склонился над ним и быстрыми уверенными движениями принялся втирать вонючую белую кашицу в обожжённые места.

– Болит?

– Потерплю.

Кряхтя, Зигват прислонился спиной о стену.

Холод камня приятно остудил затылок.

– Надо закрыть подвал, Налай.

– Сейчас сделаю, папа.

– С лицом совсем плохо?

– Нижняя губа подпалена. Не понимаю, как ты вообще лазговаливаешь.

Зигват хмыкнул, поежился от боли.

– А ты не видел магов, когда возвлащался? – спросил Налай.

В животе разлился холод.

– Что? О чем ты?

Мальчик стушевался, попытался было встать, но Зигват вцепился ему в локоть.

– Говори. Ну!

– Маги, похоже, плоходили нашу улицу. Они очень шумели. Я сплятался в углу, заткнул лот тляпицей Аузяну и не шевелился, как ты говолил.

«Ловушка! Они меня специально загнали в подвал!»

Слишком сложная западня. И бессмысленная. Просто совпадения. Ловушка и сегодняшних обход никак не связаны.

– Аузян хочет есть! Аузян живот болит!

Спустя некоторое время, когда нестерпимое жжение в нижней челюсти и в ребрах утихло, Зигват заглянул в мешок с припасами.

Всего лишь два куска вяленого мяса. Едва хватит на завтра, даже если совсем растягивать. А без пищи делать в городе нечего. И неоткуда её достать. Опять же: с водой проблемы. Во фляге уже булькает на дне.

Ничего не остается, как сегодня же отправиться к черному замку. Яла говорила, что именно там можно найти недостающий символ.

«Нет. Это лишь сон, дурак! Безумный бред».

Но выхода нет.

Только во дворец Бронзовой царицы.

«Сдайся магам. И отдай сына. Ни к чему его морить голодом. Ты хоть представляешь, на какое безумие себя обрекаешь? Перемахнуть через гигантскую стену, что практически подпирает небо.

Серьезно?

Да и замок не маленький. Не дури! Зажарь мерзкую обезьяну, накорми сына. А завтра отведи к магам.

Ты проиграл».

Зигват тяжело вздохнул.

Из него словно разом высосали все силы. Руки и ноги отяжелели.

«Я не могу сдаться».

От этой мысли ему не стало лучше.

Глава 8

– Когда-нибудь у нас будет дом получше, любимая.

– А мне и этот вполне нравится.

– Ну, не знаю… Вряд ли мы проживем в нем больше двух лет. В округе мало подходящей глины. Пришлось много чего выдумать, чтобы сделать так, как хотел. И результатом я недоволен.

– Ты все равно молодец. Лучший. И когда-нибудь построишь настоящий дворец! А пока сойдет и хижина.

Рядом с огромнейшей базальтовой стеной они кажутся жалкими муравьями. Та словно сливается с небом и не разглядеть, где граница между ними.

Живи в горах птицы, и у них бы не получилось одолеть эту преграду.

Рассматривая многочисленные выступы на стене, Зигват вытер вспотевшие пальцы о рубаху.

Сколько займет подъем?

Надо уложиться в день.

– Папа, посмотли какие стлашные чудовища! – воскликнул Налай.

– Я уже тысячу раз их видел, малыш.

– А они не опасны?

– Нет. Они давным-давно умерли. Еще при первых людях.

В прозрачной стене, как осы, попавшие в янтарь, навечно застыли монстры.

Человекоподобные твари с массивными руками, оканчивающимися длинными ороговевшими когтями.

Ящеры с кожистыми крыльями размером с маленький дом.

Бесформенные существа, на телах которых тут и там виднеются присоски-рты и белесые глаза.

Тысячи уродцев, при одном взгляде на которых кровь стынет в жилах. Тот, кто навсегда заточил их в стену, сделал одолжение человечеству.

– А они точно не смогут вылваться? – спросил Налай.

– Не переживай. Если что, я спасу тебя. У нас же есть меч, забыл?

Зигват вытащил из заплечной сумки веревку, принялся обматывать туловище сына – так, как давно учил один мастер-каменщик.

Узлы выдержат даже сильную нагрузку.

– Послушай меня внимательно, Налай. Когда полезем наверх, не смотри вниз. И ничего не бойся. У нас все получится, поверь. Можешь ни за что не цепляться, мне хватит сил вытянуть тебя, но я бы хотел, чтобы ты иногда помогал, и старался ухватиться за какую-нибудь выемку. Хорошо?