Полночные тени

Даже от такой небольшой речи на лбу выступили градины пота, во рту пересохло.

Миа пошатнулась.

– Могу возразить, – сказал «отец». – С детства Лиогвен обладал слабым характером. Если бы я ему не помогал, он бы ничего не добился. Любое занятие ему быстро наскучивало – приходилось силой заставлять его выполнять поручения. Смешно, но он до десяти лет не умел даже завязывать сандалии. Тупость, лень, апатия – вот его основные черты. Правда, я совершенно не учел еще одну его «способность». – Существо сделало особый акцент на последнем слове. – Жестокость. Ради своих целей мой сын не гнушается ничем. Смерть других его даже забавляет. И глубоко внутри он об этом знает. Пустой, с мертвой душой, ни на что неспособный, глупый – такой он.

Лиогвен весь трясся.

Глаза его блестели, однако ни одна слеза не скатывалась по щеке. Под скулой вздувалась жила, готовая порваться. Лицо было белым, точно мел.

– Ты… Ты… – Он с трудом выплюнул первые слова. – Жалкое отродье! Мне стыдно понимать, что ты мой отец, кровь от крови, плоть от плоти! Ты лжешь в каждой детали! И говоришь так, будто знаешь меня насквозь, будто читаешь мои мысли. Но это неправда! Неправда! Я другой человек! А тебе не дано постичь других! Всю свою жизнь я терпел твои выходки. Когда ты орал на меня или на маму, я молчал. Не сопротивлялся. Когда ты бил меня или маму, я ждал только твоей усталости. Я был слишком маленьким – и не мог дать отпор. А заступиться за меня было некому. Ты убил маму! Отравил её! Уничтожил того человека, что любил меня всем сердцем. И я не забыл. Долгие годы я копил злость и ярость, чтобы отомстить. – Он опустил голову. – Веришь или нет, но твоя смерть принесла покой. Удовлетворение. Я не стыжусь своего поступка. Можешь говорить, что угодно. Можешь играться с нами. Но я останусь уверен в одном: я тебя никогда не прощу. Твоя смерть стоила того. И я способен на чувства. И я люблю Мию. И я хочу, чтобы она жила…

Она отвлеклась на звездное небо лишь на миг, – и взгляд замер на призрачных волшебных шпилях.

Снова реальность, настоящая жестокая реальность, отошла на второй план.

Миа собрала волю в кулак и…

Голоса Лиогвена и существа доносились словно за тысячи стадий от неё.

– …Не… лю…

– Я… уй… ир…

– …Как… ей…

– …Та… жи…

А звездное небо всё приближалось к ней.

До ушей доносились радостный звон колоколов, возгласы ребятишек, шум листвы деревьев, пение птиц. Воля сдавалась под напором такой красоты: низкие домики в окружении садов, лабиринты аллей с фонтанами, огромный порт с тяжелыми кораблями.

Миа попыталась отогнать видения, закрыть глаза, однако её веки словно перестали существовать.

И все равно она напрягла мышцы шеи, пожелала повернуть голову – и ничего.

Но память ей еще принадлежала.

…Лиогвен сидит на скамейке, совсем еще юный. Тень от дуба укрывает его от палящего сегодня солнца. На коленях лежит книга в желтом кожаном переплете…

Звезды перемигиваются зеленым, желтым, красным. Дух захватывает от черной бесконечности, раскрывающейся перед ней. Словно смотришь в огромный глубокий колодец.

…Миа смотрит, как Лиогвен колдует со склянками на алхимическом столе. Из бронзовых носиков в воздух поднимаются завитки дыма. Кипит розоватая жидкость в склянке; под ней танцуют языки пламени…

Призрачный город оживает прямо на глазах: на улицах возникают силуэты людей, вода бьет из фонтанов, флаги на верхушках башен начинают реять от воображаемого ветра.

…Его горячие губы целуют её груди, скользят к солнечному сплетению – и к животу. От сладкой истомы глаза закрываются, а из горла вырывается стон. Её пальцы погружаются в гриву его волос…

Звездный город – вот он, только протяни руку. Ни болезней, ни старости, ни разочарований. Реальность, которой управляет бог – бог понимающий, сочувствующий, добрый и заботливый.

…Лиогвен гладит её волосы в ночи. Думает, будто она спит. А она отгоняет сонливость изо всех сил, так ей хочется еще немного побыть с ним. Ведь завтра опять учеба…

Миа растворяется в небытие.

Мантас, Хешитас и Миа стояли в зале в абсолютной тишине. И значило это только одно – колдовство цитадели забрало их.

Остался только он.

Глаза жгло, будто в них насыпали песка, веки оставались раскрытыми, пусть и приходилось прикладывать неимоверные усилия. Мир расплывался. Звезды над его головой блестели и манили.

– Я задам свой вопрос в последний раз, сын: кого ты выберешь для спасения? Себя или девушку?

– И ответ мой не изменился, “отец”. Я отдам свою жизнь за Миа.

– Пусть так и будет, – с удивительной легкостью согласился он.

Кровь перестала стекать с его щек, кожа приобрела синеватый оттенок – такой, как у трупа. Из глаз исчез живой блеск, сменился стеклянной пустотой. Мышцы лица в один миг расслабились, и его выражение наполнило сердце животным страхом.

Отец хлопнул в ладоши.

Трон заскрипел, в зале раздался протяжный долгий вздох

Лиогвен поддался импульсу – и повернул голову в сторону Морского предателя.

Тот смотрел прямо на него, черные шарики глаз буравили его насквозь, раздирали душу слой за слоем, точно луковицу.

И он ощутил, как тело стало легким, воздушным.

Черная бездна звала его, обещала вечный покой и тишину.

Пустота. Абсолютная тьма. Несуществование. Без мыслей. Без эмоций. Без сомнений. Без всего.

Лиогвен понял, что всю жизнь именно к этой бездне и стремился.

Он устал, так сильно устал.

И потому позволил себе исчезнуть, раствориться во взгляде божества. Но прежде, чем уйти навсегда, до ушей докатился голос отца:

– Ты сделал свой выбор. Но последует ли ему Миа?

Укол страха, мимолетный, мгновенный, ледяной, – но ничего уже было сделать нельзя.

Он исчезал.

Мрак. Точно погрузился в черную воду с головой.

Ни идей, ни страхов. Пустота.

Само время застыло.

Непринятие. Нежелание. Небытие…

Глава 8

Он пришел в сознание тогда, когда волна ударила прямо в лицо.

В нос попала вода, угодила в горло, где скользнула в легкие, – и вызвала кашель.

Еще ничего не понимая, Лиогвен начал плеваться, затем поднял голову.

Виски сжимало от боли, голова раскалывалась. Ему пришлось проморгаться, чтобы мир перед ним приобрел более-менее ясные очертания.

Пляж. Голубое небо над головой. Яркое солнце. Чайки над ним. Зеленый берег, полный заросших кустарников. Деревянные обломки. И – никаких океанских стен до небес. Никакого мертвого города.

До конца не понимая почему, но Лиогвен осознал – он больше не был во власти Морского предателя. И теперь находится среди людей.

Он тут же вспомнил про Миа, паника затопила мозг.

Онапропалапропалапропала…

Но она лежала рядом с ним в нескольких шагах. Тоже сплевывала воду, вся насквозь мокрая.

Губы Лиогвена растянулись в улыбке.

Живые! Живые! Они справились! Получилось!

Он, пошатываясь, поднялся и направился к ней на помощь, счастливый и окрыленный свободой…

Через семь дней Миа умерла.

Сотканный путь

Глава 1

– Папа, не надо! Я не хочу! Пожалуйста!

– На улице тебе будет лучше! А ну не вырывайся, маленький гаденыш!

– Нет! Мне больно! Отпусти.

– Башка варит лучше на свежем воздухе. Может, тогда поймешь, что этот дом – мой! И всё здесь – моё!

Он вжался в стену, стараясь не дышать.

Градины пота скатываются со лба, жгут кислотой глаза. Сердце учащенно бьется, отдаваясь тяжелыми ударами в кончиках пальцев.

Спокойно.

Надо ждать.

Еще немного…

Еще чуть-чуть…

Зигват прислонил затылок к холодной каменной стене дома и попытался сосредоточиться на небесах.

Остывающий шар солнца касается черепичных крыш и тает в них, растекаясь жидким металлом. Редкие облака лениво ползут в ту часть света, где великий Ифоотра создал первых каменных истуканов.

Хватит. Пора.

Тяжело дыша, Зигват отошел от стены, ноги сами понесли его вверх по узкой улице.

Шаги отдаются гулким эхом по мертвому городу. Не покидает чувство, будто все послушники в округе слышат их. Вот сейчас из черной глазницы окна блеснет острием меч, отсечет шальную голову… Или в спину ударит, точно нож, колдовское заклятье, превращая хребет в месиво из костей и плоти…

Зигват сжал зубы, пальцы нащупали деревянную рукоять сабли.

Так просто он не сдастся.

Только не сейчас.

Если ему отрубят ноги, он поползёт к врагу, цепляясь руками за камни мостовой.

Если отрубят и ноги, и руки, попытается вырвать зубами чужую плоть.

Если отрубят ноги, руки и сломают челюсти, он выбьет лбом мозги какому-нибудь нерасторопному послушнику.

Не-е-е-ет – так легко его не получат.

От напряжения живот протестующе заурчал.

Где-то впереди раздался подозрительный шорох.

Все-таки выдали себя монастырские крысы!

Зигват свернул налево, забежал в первый попавшийся дом и, не обращая внимания на пыль и мусор под ногами, пересек некогда роскошный зал.

Остановился у широкого окна в форме замочной скважины.

Выглянул.

Стараясь держаться в тени особняков, двое послушников крадутся по улице. Черные капюшоны скрывают лица. Движения выверенные, аккуратные. Голые руки бугрятся рельефными мускулами. За спинами торчат короткие металлические посохи. Хватит одного скользящего удара, чтобы сломать кость, как веточку.

«Интересно, кто из этих идиотов выдал себя?» – подумал Зигват, улыбаясь все шире. Сегодняшняя их ошибка подарила ему жизнь.

Он успел добежать до главной улицы, когда что-то ударило его в бок.

Боль раскалёнными угольями обожгла левую часть груди. Перед глазами потемнело.

Порезавшись лбом об острый угол камня, Зигват упал, перекатился и тут же вскочил.

Пальцы легли на рукоять. Звякнуло вынимаемое из ножен лезвие сабли.

Напротив него встал послушник. Крутя над головой маленьким вихрем пращу, он сделал два шага вперед.

– Не надо, – одними губами сказал Зигват.

Медный запах крови из раны в боку защекотал ноздри…

Глава 2

– Отец, не бей меня!

– Молчи, собачий сын. И только попробуй украсть из моего дома еще что-нибудь!

– Но я ничего не трогал!

В сгущающихся сумерках найти нужный дом не просто.

Хромая на правую ногу, Зигват до боли стиснул челюсти.

Дурак!

Из-за своей недальновидности приходится сейчас торчать на улице, медленно истекая кровью.

В конце концов, он уже не в первый раз теряется в лабиринтах мертвого города. Хоть бы мелом пометил стену. Или какой-нибудь знак оставил…

«Нет, послушникам будет проще меня найти».

В итоге он выбрал тот дом, где меньше всего пахло затхлостью.

И оказался прав.

Прежде чем войти в подвал, Зигват постучал костяшками пальцев по деревянной двери, за многие годы ставшей твердой, как камень.

Подождал несколько мгновений.

И спустился.

Света от десятка почти догоревших свечей достаточно, чтобы разглядеть подвал в деталях. Налай сидит на драном коврике спиной к нему и с чем-то играется. В левом углу сиротливо валяется мешок с одеждой – жалкое тряпье, накопленное за долгие годы.

У самой стены лежит меч, чей клинок испорчен давней ржой – сколько ни пытайся, а не сведешь. В местных горах любое оружие требует особо тщательного ухода.

Зигват почти всегда останавливается у порога, пытаясь запомнить всё: как трепещут огни свечей, как свет ложится на спину Налая, как сложены вещи в углу, как…

Возможно, завтра уже не удастся попасть домой.

Возможно, завтра его тело будет гнить на жарком солнце.

Но он запомнит.

До мельчайших деталей.

Почувствовав головокружение, Зигват сел на одну из каменных ступенек, прижал ладонь к раненому боку, губы скривились в гримасе боли.

Пальцы в крови.

Надо бы глянуть под робу, но руки словно чужие. Едва хватает сил.

– Удачно? – Голос сына как у старика, слабый и скрипучий.

– Нет.

Налай обернулся, но лица за плотно надвинутым капюшоном не разглядеть – чернильная клякса. Лишь неестественно ярко блестят глаза. Левый глаз, живой, поглядывает с волнением, а правый, мертвый, окатывает холодом.

– Боги! Ты же ланен!

Зигват ухмыльнулся, выдвинул нижнюю челюсть вперед и с вызовом сказал:

– Всего лишь поцарапали.

– Надо пеевезать лану.

Налай всегда плохо говорит из-за выбитых зубов и изуродованной нижней губы.

– Спорить не буду.

Позволив сыну снять с себя робу, Зигват закрыл глаза.

Сегодня он выжил. Конечно, впереди еще ночь, беспокойный сон, но это всё потом.

Сейчас можно позабыть о проблемах.

– Их было много? – спросил Налай, одной рукой стирая мокрой тряпкой грязь с раненного бока.

– Охотилось много. Но я убежал. Хотя и столкнулся лицом к лицу с одним.

– Щиплет?

– Нет.

Он попытался откинуть капюшон с головы сына, но тот ловко увернулся.

– Не надо, пап. Не хочу.

– Здесь мы только вдвоем. Зачем прятать лицо?

Налай не ответил, лишь пожал плечами.

– Завтра я найду знаки, – сказал Зигват. – Обещаю. Мы практически у цели.

– Ладно.

– Но если не получится, если… ничего не обнаружу, то надо бы сменить дом.

– Опять? – недовольно спросил Налай.

– Извини, но так надо.

«Я. Завтра. Всё. Найду. И точка!»

Зигват вымученно растянул губы в улыбке.

Судьба будет к нему благосклонна!

Глава 3

– Эти стены, этот пол, даже треклятое ведро, куда ты срешь, выродок, принадлежит мне!

– Хватит! Я всё понял!

– Ты должен лизать мои сапоги в благодарность! Вне этого дома ты никому не нужен.

От утреннего горячего воздуха дурманит голову.

Темное синее небо, проглатывая одну звезду за другой, сменяет цвет на бледно-голубой.

Еще колко поблескивает на полудне Клык Баамона, но и он скоро исчезнет – до первых вечерних сумерек.

Заброшенный священный город, эта давно истлевшая мумия, греется в первых лучах солнца.

Будто желает вспомнить, каково это быть живым, ощущать тепло в себе.

Зигват обливается потом, едкие соленые градины стекают со лба, оставляя на щеках влажные дорожки. Одежда противно прилипает к телу.

Что же будет днём, если уже сейчас так жарит? А у него всего две фляги с собой.

Впрочем, хотя бы послушники не сунутся. Пусть сидят в своих каменных скособоченных домах и читают бесконечные глупые мантры.

Нельзя не замечать красоты города. Пусть тот мертв, но былое величие никуда не делось. Оно ощущается в тяжелых царственных зданиях, в блеске мраморных колонн и золотых куполов, в давящих узких улицах, где так легко заблудиться, проживи тут хоть пятьдесят лет.

Прежние здешние обитатели давно мертвы, даже их кости тысячу веков назад как превратились в пыль, а город стоит, напрасно ждет, когда люди вернутся.

Достав из заплечного мешка свернутый кусок кожи, Зигват расправил его, всмотрелся в наспех нарисованную им карту.

Хм…

Этот район он еще не исследовал. Возможно, здесь отыщутся недостающие символы. Подленький внутренний голосок заметил: он зря старается, надо идти в замок, отыскать покои Бронзовой царицы и…

«Нет. Там ничего нет. И туда я не пойду. Никогда».

Словно в ответ болью отозвалась рана в левом боку.

У стены первого же дома Зигват остановился, разглядывая сложный витиеватый знак, похожий на рыбу с собачьей мордой.

Поскреб ногтем по мраморным изгибам символа.

Нет, не то. Обманка.

Зигват в который раз подивился странной хитрости древних мастеров: оставить библиотеку заклятий на стенах всего города. Огромный учебник, растянувшийся на тысячу стадий.

Нужно лишь найти знаки, сложить общую картину – и колдуй сколько влезет.

Глава 4

– Забейся, выродок, в самый темный угол. Чтобы мои глаза не видели такого жалкого ублюдка, вечно витающего в облаках. Если бы не мать, давно бы выгнал тебя из своего дома.

Огонек свечи слабо трепещет, едва разгоняет тьму нового подвала.

Зигват уже был здесь днем и проверил каждый угол, но все равно не покидает ощущение, будто кто-то следит за ним во мраке.

– Здесь и будем жить, – сказал он как можно беспечнее.

Налай скинул свою сумку, его ловкие пальчики левой руки быстро развязали простой узел.

Показалась голова обезьянки лаш. Широко зевнув, круглая тварь прыгнула на каменные плиты и, не обращая ни на кого внимания, принялась тараторить:

– Аузян есть. Аузян бегать в темноте. Аузян печалиться!

Сын сказал:

– Её надо поколмить.

Зигват пожал плечами:

– Сначала поедим сами. А потом уже подойдет черед этой волосатой уродины.

Обезьянка размером с кулак, но неприятностей от неё как от здорового мужика. То попытается убежать из подвала, то схватит свечи и подожжет деревянную лестницу…

Если бы Налай так сильно не привязался к милой гадине, то Зигват давно бы скрутил её головку.

Тем более повод всегда находился…

– Пап.

– Что, милый?

– А плавда Блонзовая цалица плавила этим голодом? – спросил сын.

– Правда.

– А кто она?

Зигват достал из сумки несколько кусков вяленого мяса, давно зачерствевший хлеб и мешочек с изюмом.

Брови сошлись на переносице.

Проклятье!

Запасов еды хватит от силы на пять дней. И то надо жестко экономить. В местных горах животные не водятся, даже птицы облетают стороной мертвый город.

«Завтра я найду недостающий знак. И всё закончится».

– А кто она? – повторил вопрос Налай.

– Богиня, – ответил Зигват.

Он протянул руку, чтобы снять капюшон с головы сына, но тот опять увернулся, сел перед разговаривающей обезьянкой.

Мерзкая макака изрыгает малосвязанные между собой слова с такой быстротой, словно намеренно его злит.

– Папа, ласкажи о Блонзовой цалице!

– В следующий раз.

– Ну, пожалуйста!

– Хорошо, – легко согласился Зигват. – Но при одном условии: ты снимешь капюшон.

– Не-е-ет…

– Тогда буду молчать как рыба.

Сын покорно выполнил просьбу.

Его лицо напоминает сырое тесто – рыхлое, исковерканное белыми шрамами. Красная лысина будто открытая плоть. Нижней губы нет. Взгляд глубоко запавших под тяжелыми надбровными дугами глаз пронизывает до глубины души.

Это взгляд старика – не шестилетнего мальчика.

– Скоро всё изменится, – пообещал Зигват. – Ты мне веришь?

Налай кивнул.

– Ты обещал, – заметил он.

– Конечно. Слушай внимательно. Некогда люди жили лишь в этом городе в горах. Боги, выполняя заветы создателя всего сущего, великого Баамона, боролись с чудовищами, что заполонили весь мир. О, это были темные времена, Налай.

– А как выглядели эти монстлы?

– Некоторые терлись мерзкими рожами о сами небеса, – сказал Зигват. – И напоминали сразу и ящериц, и львов, и летучих мышей. Другие же едва достигали коленей человека, однако их яд мог убить сотни! У кого-то были лапы, у кого-то – руки и ноги, оканчивающиеся острыми когтями.

Обезьянка попыталась было раскрыть рот, но Налай вовремя сунул ей кусочек изюма.

– Правила единственный городом людей богиня Жаатра, – продолжил историю Зигват, садясь поудобнее у стены. – Или как мы её сейчас называем – Бронзовая царица. Никто из свиты или смердов не видел её настоящего лица, ибо она всегда носила маску. А тело скрывали бронзовые доспехи. Великий Баамон создал Жаатру для управления людьми, лишил части божественности, дабы она могла понимать проблемы своей свиты.

Завороженно слушая, Налай извлек из глубокого кармана рубахи четки, протянул отцу. Тот благодарно взял их, теплые деревянные шарики заскользили между большим и указательным пальцами.

– Верховный бог строго наказал Бронзовой Царице: её истинное лицо не должны увидеть больше двух человек, иначе она погибнет. Долгих десять лет Жаатра правила городом. За это время никто не умер от клыков и когтей чудовищ, никто не голодал и не знал нужды. Но из-за частицы человеческого в себе Бронзовая Царица влюбилась в своего слугу и разделила с ним постель.

Зигват умолк на мгновение, отпил из фляги солоноватой воды.

– Прошло два года. Поддавшись гордыне, слуга захотел стать царем, но не мог уговорить богиню. Знать, само собой, пронюхала о тайной связи, задурманила мозги бедняге сладкими речами. Мол, пусть он отопрет двери царской спальни, знать как бы случайно застукает его и Жаатру в одной постели. После чего слуга взойдет на престол. Так и было сделано…

Давая сыну обдумать услышанное, Зигват принялся зажигать свечи.

– А чем закончилась эта истолия? – спросил Налай.

– Когда знать ворвалась в покои царицы, богиня превратилась в камень. А слугу позже казнили. Теперь статуя Жаатры стоит в центральном зале замка. И горе тому, кто приблизится к ней ближе, чем на пять шагов.

Сын тяжело опустил голову.

– Папа, мы пойдем в замок?

– Конечно, нет. Недостающие знаки находятся в городе, я уверен. Не волнуйся.

– А если потлебуется? – не унимается Налай. – Там же огломнейшая стена! Как мы через неё пелелезем?

Словно в подтверждение своих слов он вытянул вперед обрубок правой руки.

Зигват замялся, тяжелый ком застрял в горле.

– Древние мастера оставили все необходимые символы в городе. Иначе бы послушники не понастроили своих храмов и казарм рядом с ним. Понимаешь? К тому же замок проклят, и ни один человек в здравом уме туда не сунется.

– Даже самые великие маги?

– Даже они, – подтвердил Зигват.

– Па-а-ап…

– Налай, давай ложиться. Завтра рано вставать.

– А почему тогда люди блосили голод?

– Потому что после уничтожения всех чудовищ Великий Баамон прогневался за гибель своей дочери. И страшно покарал жителей. Уже спустя долгое время сюда пришли послушники и создали свою Школу. Всё, хватит на сегодня разговоров. Утомился что-то я.

Пока никто не видел, обезьянка нагадила на спальное место Зигвата.

Глава 5

– Посмотри на себя: руки, как цыплячьи ножки, горб растет, даже мордой похож на свинью! Ничего тебе в жизни не добиться, понял? Будешь по чужим углам маяться, а своего дома не заимеешь. Попомни мои слова: вернешься обратно. Вот только не пущу я тебя. Здесь всё – моё!

– Не подходи! Мне наплевать!

– В мать пошел: такая же была непутевой. Ты шлюхин сын!

Раскаленный шар солнца застыл всевидящим оком над городом.

От удушливой жары кружится голова, трескаются губы, и сохнет глотка, будто дышишь огнем.

В тенях молчаливых домов не спрятаться, не почувствовать облегчение. А потому продолжаешь бездумно идти вперед – без мыслей, без желаний.

Гонят инстинкты.

Изредка приходя в сознание, Зигват вспоминает: надо добраться до неизведанных районов, надо отыскать недостающий магический знак, надо перерисовать на карту улицы.

Надо, надо…

Жара сводит с ума, пронзает иглами виски. И сколько ни пей – легче не становится.

Город высосал краски, оставив лишь красный и черный цвета. Алые стены домов с тьмой пустых окон. Черепичные крыши словно переливаются густо намазанной кровью. Красные небеса с далекими чернильными, как грех, тучами вот-вот готовы низвергнуться стонами и криками давно умерших.

Мертвец-город просыпается, мечтая выпить души живых.

Пытаясь сосредоточиться, Зигват заставил себя подумать о своей цели: найти недостающие знаки.

Символы, что помогут создать новую реальность.

Скажем, вот у художника есть рисунок человека. Любой, кто посмотрит на этот рисунок, заявит: это изображен человек.

Но если взглянуть через увеличительное стекло, то рисунок распадётся на черные карандашные точки и беспорядочные линии.

Потеряет прежний смысл.

Творение художника воспринимается только как единое целое.

Так работает магия.

Теория верна в целом.

И никак иначе.

Но если из нашего рисунка человека взять нужное изображение руки? Да, часть смысла потеряется.

Но рука останется.

Так и от общей теории магии можно отщипнуть нужный кусочек, которого хватит для своей цели – создать собственный идеальный дом. Никто так не делал раньше, однако можно попытаться!

Надо лишь найти символы-ключи, разбросанные по всему городу.

Чтобы уйти из жестокой обыденной реальности туда, где будет хорошо.

Где не будет жестокости, боли, голода и… и смерти.

Зигват остановился, пытаясь совладать с мыслями.

Ему мешают послушники. Им наплевать на его страдающего сына. Для них главное – уничтожить тех, кто посмел вторгнуться в священный город.

Они считают, случится катастрофа, боги сойдут с небес, а великий Баамон проглотит мир, если иссушенный горем отец и его изуродованный мальчик разберутся в библиотеке заклятий и уйдут в другую реальность.