Полночные тени

Кивок.

Из большого нагрудного кармана плаща мальчика показалась головка обезьянки.

– Вот и отлично, сын. Ты самый храбрый и сильный – помни об этом. К тому же со мной тебе ничего не грозит. Мы с тобой были в передрягах и похуже. Помнишь диких кочевников? Вот и отлично. А здесь всего лишь огромный кусок базальта.

– Пап, а почему мы не можем плойти через волота? Они же есть?

Разумный вопрос.

– Их охраняют маги, – ответил Зигват.

– А ночью?

– И ночью, малыш. Всё, давай примемся за дело.

Обмотав веревкой еще и себя, Зигват встал в шаге от стены.

Поправил пояс с саблей.

В груди растеклось тревожное волнение.

Получится или нет? Цена ошибки – жизнь сына.

Если бы не малыш, то было бы намного проще. А так сколько сжимай и ни разжимай кулаки, сколько ни хватай ртом горячий воздух – легче не станет.

Зигват положил ладонь на стену.

Неожиданный холод обжег кожу.

Прогнав дурные мысли, Зигват схватился за выступающий камень, ловко подтянулся, ногой нащупал опору.

Взгляд тут же выхватил следующую выемку. Остается только просунуть пальцы…

Веревка врезалась в плечи. Значит, Налай поднялся с земли.

– Всё хорошо, малыш? – как можно громче спросил Зигват.

– Да, папа.

Зигват прижался к стене, мышцы напряглись так, что стало жарко.

«Всё получится. Давай».

Злясь на собственную слабость, он полез дальше.

Треклятая сумка натирает плечи, позвоночник ноет от боли. Ножны так и норовят зацепиться за всевозможные выемки на стене. Надо было прикрепить саблю иначе…

Когда схватился за небольшой выступ, слишком резко дернулся, грудь страшно обожгло.

Вскрикнув, Зигват буквально вдавился в стену, стараясь понять, что произошло.

Чуть склонил голову.

Кровь стекает по рубахе, отчего кажется, будто по животу ползают теплые липкие черви. Похоже, содрал корочку с раны. Наверное, ничего страшного.

Пальцы от напряжения онемели.

Подул сильный ветер, словно плеснули горячей водой, тело повело вправо.

Боясь хоть на миг оторваться от камня, пришлось вжаться как можно сильнее в стену. Капли пота сорвались с подбородка.

Ободранная грудь принялась гореть еще нещаднее.

«Успокойся».

Когда волнение чуть спало, он, дыша глубоко, не обращая внимания на боль, продолжил карабкаться вверх.

Чуть-чуть еще.

И еще.

Хватайся за этот выпирающий кусок базальта, затем – за следующий.

Всё просто и понятно.

Главное – не смотреть вниз.

– Папа, мне страшно! – закричал Налай.

– Всё хорошо, малыш. Вспомни, как мы прятались от кочевников в оазисе! Мы были на волосок от гибели. Но справились. И сейчас справимся, сын. У нас просто нет иного выбора. Мы обязательно победим.

Правая рука соскользнула, Зигват лишь в последний момент схватился левой за трещину в стене.

Из ладони обильно потекла кровь.

Он вскрикнул от чудовищной боли, пронзившей с головы до пят, и, ничего не соображая, тут же полез наверх, лишь бы побыстрее избавиться от страданий.

Через несколько бесконечных мгновений нащупал под ногами выступ и смог немного передохнуть.

Стена уходит высоко вверх. Солнечные зайчики, отраженные от базальтовой поверхности, гипнотизируют.

Зигват буквально почувствовал враждебность этого места.

Кажется, за каждым его движением следят тысячи жадных глаз. Сколько ни старайся себя убедить, что все лишь кажется, что шалит разыгравшееся воображение, но ничего не помогает.

Карабкаясь, Зигват часто заморгал, но не смог избавиться от наваждения.

Вскоре вернулась усталость. Руки загудели от усилий, ноги онемели. Перед глазами заплясали круги, в ушах противно зазвенело. Ноздри и рот жадно всосали сухой горячий воздух.

Чем выше поднимаешься, тем сильнее разгорается страх. Страх нереальности происходящего.

«Наплевать».

Взор то и дело цепляется за странные силуэты по ту сторону базальта. Эти силуэты поднимаются вместе с ним – невообразимо странные, отталкивающие, наполненные яростью и нечеловеческой злостью.

Зигват мысленно приказал себе не сходить с ума.

От усталости мерещится всякое. И надо лишь карабкаться дальше. Но гнетущее чувство зыбкости реальности не прошло. Из каждой трещины в стене веет опасностью. Словно сквозь них могут прорваться твари.

Зигват дышит ужасом, ощущает ужас.

Он растворяется в нем, как соль растворяется в горячей воде.

Из груди вырвался сдавленный стон. Пропало ощущение собственного тела. Словно кто-то другой сейчас взбирается по отвесной стене.

Инстинкты притупились, из дальних уголков разума пробудились потаенные страхи.

Зигват больше не контролирует себя, растворившись в черном ужасе камней.

Чудовища, обитающие в другой реальности, непрерывно стонут и тянут когтистые лапы к нему.

– Папа…

Голос сына привел в чувство.

– Всё… Всё хорошо, Налай.

Он не сразу осознал, что висит на камне, держась одной рукой.

Рассудок вернулся. Больше не мерещится движение в базальте.

Зигват непроизвольно вздохнул с облегчением, нащупал опору под ногами.

Дурак! Чуть не сорвался!

Он огляделся.

Удивительно, но каким-то образом удалось преодолеть большую высоту стены.

Тяжело дыша, Зигват ухватился за выступ, подтянулся.

Ну же! Быстрее! Еще чуть-чуть! Еще совсем немного. Наплевать на пересохшее горло. Наплевать на боль. До цели осталось…

Оказавшись на вершине стены, Зигват вытянул за капюшон сына, скинул заплечный мешок, ножны с саблей и, тяжело дыша, растянулся на спине.

Добрался!

На глаза навернулись слезы, кадык нервно задергался.

– Дай мне немножко полежать, Налай… Сейчас отправимся дальше…

Глава 9

– Опять приснился дурной сон?

– Да. Отец… он… он вновь избивал меня. Пытался выгнать из дома.

– Иди сюда, родной. Теперь ты живешь со мной, и никто больше не выгонит тебя.

При одном взгляде на дворец в жилах стынет кровь.

Мрачные башни громоздятся друг на друга, тянутся к горам. Горельефы на них можно рассмотреть даже с вершины стены: переплетающиеся змеи, звероподобные младшие боги и выжигающее чудовищ солнце-око великого Баамона.

Циклопические скульптуры героев древности окружают замок, обещая погибель тем, кто дерзнет подойти поближе. Их лица искажены гневом, злостью и ненавистью ко всему живому.

– Папа, мы велнемся? – спросил Налай.

Зигват промолчал, не сводя взор с огромных двустворчатых ворот, сделанных из серебра.

У входа горят не меньше пятидесяти факелов.

Конечно же, послушники догадались о его плане проникнуть в дворец Бронзовой царицы.

Наверняка смертоносные заклинания уже припрятаны в темных коридорах – ловушки с разрубающими энергетическими лентами, капканы из теней, клинки из чистого света.

– Нет, мы должны дойти до конца, Налай.

– Как мы попадем в замок?

Улыбнувшись, Зигват потрепал сына по плечу.

– Главное держись поближе ко мне, – сказал он.

Полная луна серебрит дворец, скульптуры и массивные ворота, отчего они кажутся ненастоящими, призрачными. Коснись – и растворятся белой дымкой. Исчезнут как сон.

– Нас убьют, – заявил Налай.

– Никто нас не убьёт.

– Но их же так много! Мы всё это влемя убегали от них, а теперь что будем делать?

Обезьянка в его мешке завозилась, попыталась вылезти, но ловкие руки сына запихали бедняжку обратно.

«Он прав, – подумал Зигват. – С магами мы не справимся. Войти во дворец можно лишь через главные ворота. Хотя… А канализация? Прежние обитатели же куда-то гадили? Послушники наверняка учли и это.

Так просто не подберемся.

Попробовать взобраться на верхние ярусы? Нет, стены слишком гладкие, не за что ухватиться. К тому же ночью не видно не зги.

Думай-думай, Зигват!

Почему ты не учел все проблемы? Рассчитывал взобраться на стену и тут же проникнуть в замок? – Он стиснул челюсти. – Может рвануть со всех ног к воротам, наплевав на магов и ловушки?

Ага, любой мальчишка-послушник швырнет мне в лицо металлической палкой – и конец истории.

А ждать на стене с Налаем мы долго не можем.

Эх, были бы у нас хоть какие-то припасы!»

– Пап, не молчи.

Сын взял его за руку.

Зигват тяжело вздохнул.

Звезды как никогда показались близкими.

«Маги привыкли, что я постоянно прячусь. И рассчитывают на мою осторожность. Мол, этот дурачок решит обойти охрану и пролезет через канализацию. А там-то мы его и схватим…

А если поменять тактику?

Попытаться молниеносно прорваться к воротам и скрыться в лабиринтах коридоров.

В конце концов, замок – священное место. Возможно, маги не расставили там ловушек».

– Налай, послушай меня внимательно.

Зигват объяснил свой план.

Сын даже не возразил.

Затем они под защитой теней спустились по выщербленным ступенькам к покинутым мертвым зданиям, где некогда жили самые приближенные дворцовые слуги. Пахло сыростью и безнадегой.

По Налаю было видно, как он не верил в успех предстоящей затеи – плечи поникли, глаза потускнели, на лице обреченность.

Зигват осторожно выглянул из-за угла.

Камни мостовой за давностью лет раскрошились, тут и там зияют неглубокие ямы. Ступени лестницы, ведущей на большую открытую площадку, где некогда воины стройными рядами встречали Бронзовую царицу, местами обвалились.

Легко переломаешь ноги, если ступишь не туда. К тому же большая часть послушников ошивается у распахнутых ворот замка.

Попробуй тут прорваться…

– Готов? – спросил Зигват. – Помнишь, о чем я говорил?

Сын кивнул.

– Да. Бежать за тобой и не отставать.

– Будет сложно.

– Знаю.

– Если отстанешь, держись подальше от этих тупиц. У нас нет права на ошибку.

Он похлопал Налая ладонью по плечу.

Вздохнул полной грудью, стараясь запомнить запах давным-давно покинутого города – гнилостный, тяжелый, но дарующий надежду на спасение.

И рванул вперед.

Смирившись.

Не обращая внимания на боль, волнами расходящуюся по всему телу.

Липкий страх перед возможной смертью исчез, сменился сначала злостью, а затем – яростью. Впереди враги. И они хотят, чтобы его сын всю жизнь страдал.

Нет!

Этого не будет!

Они сдохнут, истекут кровью, захлебнутся сталью!

И будь перед замком хоть целая армия магов – никакая сила его не остановит.

Зигват схватился за рукоять сабли.

Клинок, вынимаемый из ножен, яростно звякнул, холодно сверкнул в серебряном свете луны.

Стоящий у парапета послушник даже не успел вскрикнуть, когда его голова отделилась от тела и, окропляя темной кровью, покатилась по щербатым каменным плитам.

Дальше-дальше-дальше! Не надо больше сдерживаться, не надо стараться ступать бесшумно…

Зигват вклинился в толпу магов, закрутился юлой, сабля превратилась в смертоносный вихрь.

Вскрики.

Захлебывающиеся хрипы.

Чавканье мяса.

Льющаяся кровь.

Искаженные ненавистью глаза и рты.

Блестящие тяжелые металлические дубинки.

Не останавливаться.

Бить.

Вернуться нельзя.

Они все сдохнут!

Стиснув зубы до скрежета, Зигват смотрит вперед – на еще одну бесконечную лестницу, ведущую к воротам в замок.

Не оборачиваться, нет, не оборачиваться.

Сын помнит об указаниях. И справится. Он бежит за ним, его шаги нельзя спутать с остальными.

Время будто застыло. Когда все закончится?! Враги падают у ног, словно подкошенные. Сколько же их, великие боги?!

Не все умирают быстро, – кому-то удается дубинкой ударить в грудь или в плечо.

Наплевать. Вперед. Вперед. Вперед. Если остановиться – то всё. Конец.

Рыча от злости, Зигват дорвался до широкой лестницы, ноги сами понесли по массивным ступеням.

Десятки скрюченных пальцев пытаются ухватиться за плащ. Мрачная тьма наваливается со всех сторон, пытается задушить. Плиты под ногами крошатся, вздымая облачка каменной пыли.

Одна из брошенных металлических дубинок врезалась в висок, перед глазами брызнули звезды, тело повело в сторону.

Но Зигват удержался на ногах и продолжил восхождение.

Вот ворота выросли над головой, впереди показался широкий коридор, ведущий в лабиринт залов дворца, затем – еще один и один.

Стены проносятся мимо, дыхание сбивается, подошвы едва не разваливаются от бега…

Свободная рука упирается во что-то теплое и липкое.

Клинок рассекает плоть врагов…

Потом миг, вечность – и послышался жалобный шепот.

– Папа! Папа! Стой!

Колени подогнулись, и Зигват растянулся на полу.

Сабля выпала и жалобно брякнула.

– Нет! Нет! – закричал он.

Кто-то схватил за плечи.

– Я не сдамся! Не умру! Налай!

– Папа, успокойся!

Зигвата словно ледяной водой окатили.

Брови удивленно поползли вверх. Лицо сына перепачкано в крови, под правым глазом вспухает здоровенный синяк, на лбу тянется длинная царапина. На плаще расползаются алые пятна.

Дрожащими руками Зигват принялся осматривать Налая.

– Ты в порядке? – спросил он. – Ранен? Дай я взгляну.

– Со мной все холошо. Я испугался, что не успею за тобой. Папа, ты так побежал. И я… Я… Один из послушников плеградил мне путь. Он схватил меня за плащ и… А ты был уже далеко, не видел. Я звал тебя…

Сердце болезненно сжалось, и Зигват обнял сына.

– Всё хорошо, мой мальчик. Мы прорвались.

«Прорвались ли? Послушники так просто не сдадутся».

Он осмотрелся.

Потолки в коридоре высокие, утопают во мраке. Слабый голубой свет вырывается из каменных щелей на стенах – недостаточно светло, конечно, но лучше идти в сумраке, чем в полной темноте.

По крайней мере, одной проблемой меньше.

На ровном каменном полу валяются, укрытые толстым слоем пыли, части статуй: головы героев древности, мускулистые руки и ноги.

– Нам нужно идти дальше, – сказал Зигват.

– Папа…

Налай не договорил, нижняя челюсть задрожала, на глазах выступили слезы.

Всхлипнув, он распахнул большой нагрудный карман.

Всегда гладкая шерсть обезьянки сейчас торчит мокрыми колтунами, тщедушное тельце скрючено, когтистые лапки безвольно лежат, большие желтые глаза остекленели и смотрят в пустоту.

Бедное животное отмучилось.

– У мага был нож, – выдавил из себя Налай, борясь со слезами. – Я лванул вперед и думал, что плоскочил, но лезвие скользнуло по карману… Папа… папа, сделай что-нибудь!

Зигват бросил:

– Когда найдем недостающий символ, сможем оживить Аузяна. Налай, у нас мало времени.

– Я больше не могу, пап. Я хочу, чтобы это всё закончилось!

– Мы практически у цели. Осталось всего ничего.

– Ты всегда так говолишь! – обиженно воскликнул Налай.

– Только не в этот раз. Всё, вставай и пошли.

Он попытался было подняться, но ребра отозвались чудовищной болью – словно великан ударил в солнечное сплетение.

Хрипя, Зигват подцепил кончиками пальцев робу.

Ситуация хуже некуда: одному из послушников удалось сильно достать его.

Рана в боку глубокая.

Крови натекло столько, что штаны противно прилипают к ногам.

«Я дойду».

– Налай, помоги, пожалуйста, встать. И дай саблю.

Глава 10

– Ты самый сильный, любимый. И у тебя всё получится.

– Действительно так считаешь?

– Конечно! Иначе я бы выбрала другого. Ты всего добьешься.

– А вот отец в детстве говорил, что я закончу бродягой в канаве.

– Он просто пытался лишить тебя опоры. Чувствовал свою слабость.

Узкие коридоры-лабиринты сменяются просторными залами, где от холода кожа покрывается мурашками.

Бронзовые, мраморные, гранитные скульптуры-чудовища провожают взглядами. Их изумрудные глаза горят страшным голубым светом, пасти широко раззявлены, острые загнутые зубы блестят.

Задыхаясь, Зигват не щадит себя и бежит.

Он не знает куда идти, повинуется чутью.

Эхо криков и тяжелых шагов докатывается до него и сына – послушники не отстают, не дают времени передохнуть.

– Постой, Налай… Сейчас…

Боль в боку совсем невыносимая, тысячи невидимых иголок колют нижнюю часть спины, переходя к груди. Сердце испуганной птицей рвется в клетке ребер, отдаваясь ударами в ушах.

В глотке сухо, язык скребется по нёбу, точно по наждачке. Перед глазами всё расплывается, коридор то сужается, то наоборот расширяется.

Налай испуганно смотрит ему за спину, ожидая приближение врагов.

– Всё, – сказал Зигват, – я в порядке.

– Нет, не в порядке!

– Пошли.

– Может, нам надо сдаться? Папа, может, нас не тлонут?

Сердитый смешок вырвался из груди Зигвата.

– Только не после того, что мы сделали, сын.

– Но ты умилаешь! – воскликнул Налай.

Слезы покатились по его щекам, оставляя грязные дорожки на щеках.

«Я не отрекусь от своего сына. Не выброшу на улицу. У нас будет свой дом».

Собрав волю в кулак, Зигват, покачиваясь, пошел вперед.

Сабля стала такой тяжелой, что он волочит лезвие по полу. Колени не сгибаются.

«Яла, я не предам. Обещал дойти до конца! Ты верила в меня, никогда не винила, хотя жили в бедности. И я докажу! Выглянет свет.

Не может не выглянуть.

Уже через столько всего прошли, столько лет потрачено, столько перетерпели. Осталось совсем чуть-чуть. Сама судьба выведет меня к цели. Не зря топчу землю!

Я сильный, сильный, сильный…»

– Сильный… сильный… – начал бормотать он.

Из коридора выбежали три послушника. Затем остановились и встали в боевые стойки.

У двоих – длинные металлические палки, а у третьего – полуторный меч.

Низко надвинутые капюшоны скрывают лица. На грудях красуются круглые металлические бляхи с изображениями морд чудовищ.

– Налай, постой немного, – сказал Зигват.

Не без труда подняв саблю, он направился к врагам. Затем грозно засопел и кинулся в бой.

Со злостью обрушил клинок на послушника.

Тот подставил под удар палку, но раздался страшный скрежет, из-под капюшона донесся вскрик – клинок с легкостью разрубил металл и до половины погрузился в грудь, порвав податливую плоть, срезав ключицу и ребра.

Зигват зло рассмеялся, отпрянул.

Усталые мышцы вдруг налились силой, открылось второе дыхание. Даже боль в боку утихла, перестала колоть невидимыми иголками.

«Только бы продержаться. Нельзя умирать. Налай не справится в одиночку. Как только заклинание подействует, вот тогда и сдохну. Но не сейчас…»

Послушник с мечом бросился на него, тяжелый клинок просвистел над макушкой, попал бы ниже – и мозги бы окропили пол.

Зигват толкнул плечом противника, свободной рукой вонзил ногти тому в глаза.

От душераздирающего крика заложило уши.

Зажимая страшную рану ладонями, бедняга шагнул назад, зацепился ногой за мраморную голову и, продолжая истошно орать, распластался на полу.

– Уйди с дороги, – сказал Зигват здоровому колдуну. – Я не хочу больше никого убивать.

Но тот лишь пожал плечами и встал в центре коридора, преграждая путь.

От послушника так и веет силой, в плечах широк, руки как стволы дубов, ноги – колонны. Стоит массивному кулаку впечататься в лицо – любой череп треснет. В отличие от горе-собратьев не кидается в атаку.

Ему спешить некуда: рано или поздно свои придут на выручку, а вот этому грязному дикарю любой ценой надо пробраться вперед…

– В последний раз прошу: уйди. Не заставляй губить и тебя. Хватит! Я все равно доберусь до Бронзовой царицы.

– Ну, попробуй, – лениво бросил колдун, поудобнее обхватил посох и широко расставил ноги.

Закричав, Зигват понесся навстречу врагу, смерти, отчаянию…

Сшиблись, мраморные плиты дрогнули.

Он бьет, уворачивается, снова бьет, подставляется под удары тяжелых металлических набалдашников.

Кровь слезами начала стекать по щекам, одежда стала липкой. Весь мир сжался до маленькой площадки коридора и колдуна. В какой-то момент враг ослаб, стал с трудом отбивать удары. На его лице застыла маска ужаса.

И…

Всё кончено: из живота послушника торчит деревянная рукоять сабли.

Зигват слабо улыбнулся.

Может, в другой жизни и при других обстоятельствах он бы никогда не убил человека. Но сейчас у него нет иного выхода. Либо он, либо его.

Семья важнее всего. Дом важнее всего.

Послушник рухнул, как подкошенный.

– Папа. – Голос чужой и такой далекий.

Зигват схватился за рукоять сабли, потянул на себя.

Клинок с противным чавканьем вылез из тела.

– Идём, Налай.

«Давай, скажи, как ты ненавидишь меня. Как противен тебе».

– Я люблю тебя, пап.

Усталое сердце Зигвата забилось чаще.

Они прошли несколько сумрачных коридоров прежде, чем впереди что-то ярко засияло. Этот теплый, приятный свет проник сквозь усталые тела, разогнал ледяную тьму отчаяния.

Перед мысленным взором закрутились воспоминания: вот струи дождя хлещут, секут, словно лезвия, по лицу, не давая вздохнуть, пальцы ломит от холода, но он прижимает деревянную люльку к себе, стараясь согреть своим дыханием сына…

…От голода режет желудок, противно урчит, требует еды. Но последний черствый кусок каравая он размочил в мутной воде городского канала и отдал Налаю.

Пообещал себе: настанет день, когда они не будут знать нужды. Не придется ночевать в нищих кварталах, не придется красть у булочника пироги, не придется мерзнуть…

…В ночном лесу каждый шорох, уханье, шелест, лай, цокот заставляет боязливо вздрагивать и оглядываться. Во тьме мерещатся клыкастые худые твари, чей мех на горбатых спинах лоснится то ли от крови их жертв, то ли от воды из местной речушки – не рассмотреть.

Из красноватых туч глядит, как капля, одинокая звезда. Сердце бешено колотится, хриплое дыхание вырывается из груди.

Стараясь не пугать сына, он крепче сжимает его ладошку и говорит что-то ободряющее…

…Траурная заря освещает хлипкие каменные стены города. Нахмурившись, плачет дождем равнинная даль.

Но здесь, у огромного валуна, раскрашенного голубой краской непонятными письменами, сухо, лишь изредка остужающий ветер треплет волосы.

Налай уже достаточно взрослый, чтобы помогать тащить отцовские свитки с заклинаниями – их единственные ценности, на которые не позарятся даже бедняки.

Сын бережно прижимает к груди подобранную обезьянку. Её противный голосок раздражает.

Зигват до сих пор часто озирается, боясь увидеть разбойников, напавших на бродячий цирк.

Боги! Это было ужасно!

Вчера они с сыном в лесу наткнулись на настоящее побоище. В память, похоже, навсегда впечатались перевернутые повозки, разрубленные мужчины и женщины, повешенные на ветвях дети.

Сердце, мое бедное сердце, ты давно превратилось в окровавленный лоскут…

Статуя Бронзовой царицы на величественном гранитном постаменте высотой в рост Зигвата ослепительно сияет в центре небольшой комнаты.

Скульптура кажется слишком величественной, слишком огромной для такого крохотного места.

Она сидит на коленях и как бы пытается защититься руками-тростинками от удара.

Её застывшее лицо по-царски красиво. Из сапфировых глаз бьют лучи света. А у накрытых каменной простыней ног лежит бронзовая маска.

Зигват доковылял до статуи и замер.

Ноги едва не подкосились. Последний недостающий символ причудливыми металлическими завитками украшает маску.

– Налай, мы нашли! Получилось!

– Это точно он, папа?

– Да.

– Уверен?

– Да, малыш!

Трясясь от нервной дрожи, Зигват снял сумку с мертвой обезьянкой с плеч Налая, бережно положил у ног.

– Скидывай быстрее плащ и одежду, сын, – сказал он. – У нас мало времени.

На груди, плечах, руках и ногах сына красуются охряные татуировки. Вчера пришлось потратить кучу сил и времени, нанося по памяти магические символы.

– Папа, ты весь в крови.

– Ничего страшного, Налай. Я не испачкаю тебя.

– Я не о том! Тебе же больно!

Зигват не ответил, потянулся к своей заплечной сумке и…

Выплюнул проклятие.

Совсем забыл, как потерял её в бою перед входом в замок! Красок нет! Страх ледяными когтями прошелся по спине, вонзился иголками, сжал кишки.

Выход должен быть…

Взгляд упал на сумку Налая, под которой уже скопилась небольшая алая лужица – кровь мертвого Аузяна.

– Только ничего не бойся, малыш. Мы практически у цели. Ведь у тебя все хорошо, да?

– Папа, когда все закончится?

– Скоро, очень скоро.

Зигват обмакнул палец в лужицу и, глядя на символ бронзовой маски, принялся срисовывать его на лбу сына.