Кофе с Любовью

– Сёма, я не то…

– Не перебивай меня, – рявкаю на неё. – Знаешь же, что терпеть не могу этого.

– Прости, милый, – слышу шёпот.

– Я тебе уже сказал, что больше я не приеду. Ты мне не нужна. На этом всё. А если ты вздумаешь мне ещё раз позвонить со своими претензиями, я тебя отправлю туда, где у тебя будут заняты и рот, и руки, чтобы ты меня не заёбывала, – рычу я в трубку. – Уяснила?

– Да, – слышу писк в ответ, а дальше только короткие гудки.

Вот почему нельзя понять сразу, что если мужик сказал «на хер», то это означает только одно – он больше не нуждается в тебе.

Прикрываю глаза и снова вижу Любу. И вот почему именно Люба? Почему у неё не другое имя? С этим именем у меня ассоциируется только моя дочь, а теперь…

Хотя все бабы у меня ассоциируются только с удовольствием. Нет больше такой, которая сможет зацепить за живое. И с этой будет так же. Я её трахну несколько раз. Может, свожу куда-нибудь, и всё. Успокоюсь.

С этими мыслями я ухожу спать, а утром собираюсь к ней. Адрес есть, цветы, уже позвонил, заказал. От предвкушения хорошего траха сводит в паху.

Но к кафешке её всё же подъезжаю, чтобы убедиться, что эта фурия и сегодня не вышла.

Однако стоит ей открыть дверь, как у меня не только в паху сводит, а и в груди сжимается что-то. Измученный взгляд. Бледная и в странном костюме в розовый горошек. Она мне что-то говорит, а я отвечаю невпопад или впопад, да только думаю сейчас о том, что вид у неё не великой соблазнительницы, а больной бабы.

– Уходи, Ветров. Что тебе нужно от меня? – пятится Люба вглубь квартиры.

– Чтобы ты покричала, Люба. Для меня покричала, – грозно говорю я, специально облизывая губы. – Но для начала мы тебя подлечим, а после ты покричишь.

– Господи, да откуда ты взялся на мою голову? – восклицает Люба и, споткнувшись, начинает заваливаться на спину.

Успеваю подхватить её и, прижав к себе, снова не сдерживаюсь и впиваюсь в её губы. В памяти ещё свежи ощущения от укуса, но желание снова почувствовать её вкус сильнее.

– М-м-м, – мычит Люба в губы, пытаясь вывернуться, но я удерживаю её за голову и дурею от её вкуса и запаха.

Остановись, Ветров. Сначала вылечить, а после уже всё остальное. И я уже готов оторваться от её губ, как чувствую удар коленкой по самому дорогому.

– Да твою же ма-а-ать! – рычу на всю квартиру, резко сжимая волосы у Любаши на затылке. – Вот что ты за баба такая?

– Руки убрал! – рычит в ответ.

– Сейчас, – шиплю, потирая второй рукой пах, и осматриваюсь, замечая дверь в комнату. – Сейчас я не только руки уберу.

Подхватываю Любу и закидываю себе на плечо.

– Ветров, не смей! – слышу её визг, но мне сейчас нужно её как-то усмирить.

Вот и попробуем сделать это по старинке.

Глава 8

***

Пока барахтаюсь у Ветрова на плече, паника начинает захлёстывать. И страшно не оттого, что со мной сейчас может сделать этот упёртый баран, а оттого, что я могу этого захотеть.

От мыслей становится противно. Живот сводит спазмом. А дальше я лечу. И пускай кровать у меня хорошая, с ортопедическим матрасом, но приземление всё равно выходит болезненное.

– Ш-ш-ш, – шумно выдыхаю, зажмуриваясь, но быстро прихожу в себя, замечая, что Ветров начинает снимать с себя пальто, а после и свитер через голову стягивает. – Прекрати раздеваться! – рыкаю на него и начинаю отползать на другой край кровати.

– Куда? – строго звучит голос Ветрова, и, схватив за лодыжки, он дёргает меня на себя, залезая на кровать.

Я начинаю брыкаться ногами и беспорядочно махать руками.

– Пошёл вон! – уже визжу. – Тебе здесь не рады. И если ты меня сейчас тронешь…

– То что ты сделаешь, Люба? – спрашивает, навалившись сверху и всё же скручивая меня по рукам и ногам.

Ветров просто придавливает меня своим телом, не давая пошевелиться. Руки заведены за голову, ноги сжаты его ногами. А перед глазами лицо Ветрова с оскалом. Потому что его выражение нельзя сейчас назвать по-другому.

Смотрю на него и чувствую, что лёгкие начинают заполняться не воздухом, а его запахом, который вызывает дрожь в теле. Да, это определённо его запах на меня так действует.

– И почему ты замолчала, Люба? – спрашивает Ветров хриплым голосом, а мне становится совсем нехорошо. – А как ты дрожишь… – Он перехватывает мои руки одной своей, а другую опускает и проводит костяшками пальцев по щеке. – Ну так что, ты мне покажешь свой целлюлит, Любаш? – снова спрашивает Ветров, а я готова кричать.

Останавливает только то, что я нахожусь в своём доме. А стены у нас слишком тонкие. Хотя, может, это и плюсом станет, да только кто я и кто Ветров.

Он меценат нашего района, да и городка в целом. Предприниматель и владелец местного агрохолдинга и молокозавода. Я, правда, сильно сомневаюсь, что Ветров понимает хоть что-то в том бизнесе, что принадлежит ему. Слишком холёный.

А вот в его истинном «предпринимательстве» сомнений нет никаких. Но как было в то время, когда Ветров урвал себе всё это: кто встал – того и тапки. Вот он и встал. Да так, что порядок, конечно, навёл в нашем городке. Но вот какой ценой – даже страшно предположить.

– О чём думает твоя шальная головушка, Люба? – спрашивает хрипло Ветров, снова проводя по щеке пальцами. – У тебя слишком нежная кожа для такой фурии.

– Я хочу, чтобы ты сейчас собрался и ушёл отсюда, – говорю то, что действительно считаю правильным.

– А я вот подумал и решил, что сначала я всё же сделаю то, за чем пришёл сюда, – отвечает Ветров.

Я готова закричать.

– Даже не вздумай, – шиплю ему в лицо. – Я на тебя заявление напишу.

– Это будет даже интересно. И что же ты там напишешь? – Ветров спрашивает с усмешкой и, склонившись, проводит по щеке и до самого уха носом, втягивая мой запах.

– Что ты меня изнасиловал, – отвечаю дрожащим голосом.

– Вот так? – Ветров делает несколько медленных движений бёдрами, и я чувствую, как что-то твёрдое, длинное и подрагивающее трётся о низ моего живота.

Господи, пускай это будет хлопушка, которую он случайно забыл в кармане.

Вот только что-то от этой хлопушки у меня побежали мурашки по ногам.

– Что ты замолчала, Любонька? – слышу смешок в его голосе. – Или придумываешь текст для заявления? В подробностях я надеюсь? Или ты уже забыла, как это делается?

– Заткнись, Ветров, – шиплю на него и понимаю, что сделала глупость, сказав это.

Ветров резко хватает меня за щёки и, притянув вплотную к своему лицу, рычит:

– Ещё раз скажешь мне такие слова, и я не буду больше таким милым.

– Это ты милый? – выдыхаю я с трудом.

– Люба, ты слишком дерзкая, – заявляет Ветров и впивается в мои губы.

Только в этот раз его поцелуй какой-то другой. Без напора, давления. Он нежность со мной проявлять решил?

Хочу дёрнуть головой, чтобы отвернуться от него, но хватка не ослабевает. Ан-нет. Лишь показалось, что Ветров решил проявить нежность.

Он дёргает мою голову выше и начинает спускаться поцелуями по шее, к вырезу на рубашке. Проходится по оголённому краю, а после резко опускает голову и больно кусает за сосок.

– Ай! Ты охренел? – кричу.

– Ну не настолько, чтобы прокусить до крови, – хмыкает Ветров и опускает руку ниже, начиная задирать пижамную рубашку.

– Нет! – пищу, понимая, что он хочет сделать.

– Да, Любаш. Я слишком долго терплю, чтобы отказать себе в удовольствии увидеть твои, как ты там говорила, обвисшие сиськи. – Рубашка замирает чуть выше живота, так как я хоть и пытаюсь дёргать руками, но вот спиной придавила её, чтобы не дать задрать сильнее.

Ветров, рыкнув со злости что-то нечленораздельное, дёргает рубашку и пуговицы просто отлетают в разные стороны, а я чувствую, как у меня в груди собирается ком, который начинает подниматься всё выше к горлу, перехватывая дыхание.

– Пожалуйста, – хриплю я.

– Конечно, Любаш, – ухмыляется Ветров, задирая окончательно рубашку на последних пуговицах, которые не успели оторваться. – Сейчас ты не только это будешь говорить.

Я замечаю, как его зрачки начинаю расширяться оттого, что он видит мою голую грудь. И сейчас мне бы испугаться по-настоящему и действительно заорать, но у меня, как обычно, срабатывает не тот рефлекс, который должен. И вместо страха я начинаю злиться.

– Нравиться? – спрашиваю дерзко, замечая, как у Ветрова ползёт одна бровь вверх.

– Ты даже не представляешь насколько. А ещё, Люба, ты обманщица, – хрипит Ветров и, сжав одну грудь рукой, вторую начинает облизывать.

Языком протягивает от низа до самого соска, глядя мне в глаза, и снова кусает за него, только от этого укуса, у меня начинает шуметь в ушах.

Нет, нет, нет! Это не то, что я думаю. Я не могу возбуждаться. Это ненормально… или всё же…

– М-м-м, – тихо протягиваю, от очередного покусывания. – Прекрати, – сипло прошу я.

– Уже поздно, – отвечает Ветров таким же хриплым голосом, просовывая свою руку между нашими телами и приподняв край штанов, ныряет в них.

– Нет, – пищу я.

И тут на всю квартиру раздаётся трель дверного звонка.

Мы оба замираем.

– Это кто? – в голосе Ветрова слышна злость.

– Понятия не… – Но договорить не успеваю, так как слышу, что дверь начинают открывать ключом. – Господи, только не это!

Начинаю дёргаться под Ветровым в панике.

– А ну, успокоилась! – рявкает Ветров и стискивает меня в объятиях на кровати. – Кто это?

– Отпусти, идиот! Это родители приехали. Сегодня Рождество, – шиплю я на него, замечая и в его глазах осознание оплошности.

– Чьи родители? – спрашивает, но всё же отпускает.

Я, быстро выскользнув из кровати, начинаю метаться по комнате.

– Мои, Ветров. – Смотрю на него и вижу, что он даже не собирается вставать, всё так же лежит в расслабленной позе, подперев голову рукой. – Поднимайся! И быстро… Господи, куда его прятать? – рычу я в потолок.

– Любонька, ты дома, дочка? – слышу мамин голос из коридора.

– Ты меня прятать собралась? – удивлённо вскидывает бровь этот придурок.

– Семён, я тебя умоляю, исчезни так, чтобы они тебя не видели, – начинаю молить его я.

– Поздно, Любаш, – говорит Ветров, а я слышу за спиной писк мамы.

– Ой. Ты не одна…

Опускаю голову и закрываю лицо руками от стыда и всей патовости ситуации.

– Здравствуйте, – отвечает Ветров. И слышу, что достаточно бодро, но поднять голову нет сил.

Глава 9

Сколько бы лет ни было женщине, но знакомство левого мужика с её родителями – это всегда полная задница.

Мой папа – человек бывалый. Многое за свою жизнь повидал. Но самое главное – он широкой души человек. Ветеран труда. Любящий муж. Замечательный папа и невероятный дедушка.

И сейчас этот седовласый высокий мужчина сидит за одним столом с Ветровым и не сводит с него испытывающего взгляда. А я чувствую себя, как тогда, когда знакомила его с Сашей.

На кухне стоит полная тишина. Я рот не могу открыть, потому что мне стыдно. А мама не мешает папе представлять в воображении все казни мира, что он совершает с Ветровым.

– Глеб в курсе? – вопрос отца заставляет меня подпрыгнуть на месте от испуга, а нож в руке, которым я режу хлеб, чуть по пальцам не проехал.

– Аккуратнее, дорогая. – Я слышу голос Ветрова, и так мне хочется, чтобы он провалился сквозь землю.

Но я только бросаю на него убийственный взгляд, а после отвечаю папе:

– Пап, здесь нет смысла быть в курсе. Семён просто зашёл в гости, узнать о моем здоровье, и всё. У нас ничего нет, – стараюсь говорить спокойно, но голос все равно дрожит.

– И поэтому ты была с ним в комнате, в расстегнутой рубашке, – добавляет папа, всё также сверля взглядом Ветрова, который, по всей видимости, даже не понимает, что сейчас происходит.

– Папа, ты преувеличиваешь…

– Любаш, ну мы взрослые люди. Зачем оправдываться? – выдает Ветров, перебивая меня, а я дар речи теряю.

– Ой, мама дорогая, – доносится рядом шепот мамы, которая всё это время тоже пытается резать колбасу, но что-то у неё идёт не так.

– Мирон Борисович, – Ветров обращается к моему папе достаточно спокойно и даже как-то беспечно, – я же не против официально спросить у вас, можно ли мне встречаться с вашей дочерью. Но вам не кажется, что это будет неуместно?

Смотрю, как у папы сжимается челюсть, и даже боюсь представить, что сейчас может начаться.

А ещё меня напрягает то, что Ветров знает моего папу по имени-отчеству.

– Ветер, скажи, я похож на того, кто желает своей дочери зла? – строго спрашивает папа.

А у меня холодный пот выступает на спине. Я слышала о бурной молодости моего папы, но только из рассказов дяди и дедушки.

– Мироша, – шепчет побледневшая мама, а мне становится и вовсе не по себе.

– Тихо, Галочка. Сейчас разговаривают мужчина и вот этот. – Папа зло кивает в сторону Ветрова, который сжимает руки в кулаки, да так, что костяшки белеют.

Я хватаю чашки, чтобы отвлечь себя. Хочу сделать всем кофе, но паника начинает захлёстывать.

– Мирон Борисович, некрасиво так общаться с будущим зятем, – произносит Ветров сквозь зубы, а у меня от шока чашка из рук выпадает, разлетаясь вдребезги.

Мама закашливается, а папа покрывается красными пятнами от злости.

– Любовь, что здесь происходит? – спрашивает папа таким голосом, что я начинаю бояться за его здоровье.

– Папочка, ты только не волнуйся. Тебе нельзя, – бубню я, ища глазами веник и совок. – Семен шутит. Это у него юмор такой. Рождественский.

– Люба, прекрати вводить родителей в заблуждение, – останавливает меня этот идиот, поднимаясь из-за стола.

– Ветров, заткнись! – шиплю на эмоциях и сразу осекаюсь, вспоминая его слова в комнате на такую же мою фразу.

Но, как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отказали.

– Люба, я надеюсь это просто шутка, и ты сейчас проводишь своего гостя… – Но Ветров не даёт договорить папе, перебивая его:

– При всем моем уважении к вам, Мирон Борисович, но уже поздно меня провожать. – Он расправляет плечи и встаёт рядом со мной. – Люба, конечно, не подарок, но женщина она хозяйственная. Да и у меня есть чем похвастать. Так что мы уж сами разберёмся, как нам быть и с кем нам жить.

– Слышь, ты! – взрывается отец, повышая голос, но тут на кухню возвращается мама с пылесосом.

Когда она успела выйти?

– Ой, не нашла я веник, так что соберу все осколки пылесосом. – И врубает моего старенького трудягу, который своим ревом заглушает любые голоса.

Я вижу, как шевелятся папины губы и как он стоит напротив Ветрова, убивая его взглядом. А этот напыщенный индюк даже глазом не ведёт.

–– … и если я узнаю, что ты её обидел… – папин крик разносится на всю квартиру так же внезапно, как и мама выключает пылесос.

– Ой, вот тут еще не собрала, – спохватывается мама и снова его включает.

А папа продолжает шевелить губами, стоя напротив Ветрова.

Смотрю на всю эту картину как бы со стороны. Будто это не в моем доме сейчас происходит, и не я главное действующее лицо в этом театре. Мне даже хочется засмеяться, но почему-то стыдно.

– Вот, – выдает мама, выключая пылесос. – Теперь не порежетесь. – Она осматривает всех нас, улыбается своей фирменной улыбкой ангела, как любит говорить папа, и бодро добавляет: – А теперь давайте пить чай. Ну, или кофе. – Я смотрю на неё и не понимаю, откуда в ней такое спокойствие.

А мама быстро уносит пылесос из кухни. Возвращается. Ещё раз всех осматривает внимательным взглядом.

– Или вы еще не закончили, мальчики? – спрашивает у стоящих друг напротив друга мужчин.

– Закончили, Галчонок, – отвечает ей папа, улыбаясь в ответ.

– Вот и отлично.

Мама хлопает в ладоши, усаживает всех за стол и начинает накрывать.

А мы сидим и молчим. Папа сверлит взглядом Ветрова. Ветров меня, а я хочу на работу, в свою подсобку. А лучше к сыну. Он-то у меня понятливый.

Не успеваю заметить, как перед всеми появляются чашки с чаем. Мама начинает рассказывать, как она закрывала варенье, которое ставит на стол, как ей помогал Глеб.

– А у вас есть дети, Семён? – спрашивает мама, улыбаясь ему.

– Да, дочка. Тоже Любовью зовут. Хорошее имя. Да, Мирон Борисович? – переводит он взгляд на папу, который все это время просто крутит в руках кружку с чаем.

– Очень, – соглашается папа, а после сощурившись, спрашивает: – А к твоей Любе тоже заваливаются беспардонные мужики с утра пораньше и торчат у неё в комнате?

– Моей девочке только восемнадцать, – рычит Ветров, а я понимаю, что что-то здесь не так. Отчего так заводиться-то?

– Так и моей когда-то было восемнадцать. – А вот папа говорит уже спокойнее.

Интересно, это только мне кажется, что эти двое специально друг друга выводят на эмоции? Судя по тому, как мама нервно помешивает давно растворившийся сахар в чае, не только мне.

Глава 10

***

– Это полный пиздец. Полный! Пиздец! И ещё раз…

– Вы же понимаете, шеф, что сейчас всё это говорите в голос? – слышу вопрос Серого и прихожу в себя.

Поднимаю взгляд и смотрю на него сквозь зеркало заднего вида, замечая его сосредоточенный и хмурый взгляд. Провожу рукой по волосам на затылке, расправляя их. Слегка ударяюсь головой о подголовник, а у самого внутри клубок из самых разных эмоций.

– Серый, а ты знаешь, кто такой Снегирёв Мирон? – задаю вопрос и внимательно слежу за его выражением лица.

Серый резко бледнеет и даже тянется, чтобы поправить воротник на свитере.

– Значит, знаешь, – вздыхаю я тяжело.

– А почему вы вспомнили о Снегирёве, шеф? – нервно спрашивает Серый.

– А он, оказывается, отец Любы Астафьевой, – отвечаю я и снова ударяюсь головой о подголовник. – Это же полный пиздец, Серый.

Серый снова поправляет воротник на свитере и больше не произносит ни слова. А я, будто пришибленный, смотрю в окно и пытаюсь осознать, что со мной сегодня произошло.

Ох, Люба, Люба. Как же так-то? Это какой-то злой рок? Или судьба меня решила мокнуть в прошлое носом. Вот, Ветров, смотри. Смотри и думай теперь. Нужна она тебе теперь или нет.

Сука!

Снегирёв Мирон Борисович.

Это явно чья-то злая шутка.

Мирон в своё время был вхож в круг людей, которые держали наш округ в ежовых рукавицах. Я был пацаном, когда они здесь всем заправляли. И правила у них были достаточно жёсткие. Если происходил беспредел, то его разруливали в течение суток, и не всегда это заканчивалось хорошо.

Когда по округе разносился рёв тяжёлых мотоциклов, дрожать начинали даже бездомные собаки. Малолетним пацанам было всегда интересно посмотреть на разборки взрослых мужиков. Сейчас я понимаю, что те зрелища были явно не для детей. Но они формировали наше мировоззрение, и оно стало тем, что есть.

У нас тоже сформировался свой круг друзей, и мы часто копировали поведение старших. Тем более, большинство из них были наши родные.

Их было пятеро: Лом, Мотор, Русый, Снегирь и Ветер.

Пятеро друзей, которые, казалось, были не разлей вода. Их все уважали, боялись, хотели быть похожими на них и ненавидели. Всегда, где есть сила, там будет и зависть.

Я не могу судить, хотя хочется и очень. Мама никогда не вспоминает тех дней, только когда каждый год ходим на кладбище. Сначала идём к отцу, а после к Маринке. Так вот, у могилы отца мама часто рассказывает ему, что это он виноват в том, какой путь я выбрал.

А ведь я в последние годы максимально вывел весь свой бизнес на официальный уровень. В наше время по-другому учишься руководить. И это ни хрена не легко. Но я хочу оставить своей девочке лучшее, а не этот весь хаос и сброд.

Но надо же было мне так встрять. И что мне делать? Я не привык бросаться словами. В наших кругах такое не терпят. Сказал – значит, выполняй. Но когда я увидел на пороге комнаты Снегирёва, у меня внутри всё заледенело.

А может, это мне шанс отомстить за отца? Это ведь Снегирёв виноват в том, что с ним случилось. Из-за него…

– Шеф, а может, ну её, Астафьеву? – Серый перебивает поток мыслей нервным голосом.

– Нет! – рявкаю на него, злясь. – Теперь это дело принципа. Она либо моей станет, либо ничьей, – с рыком выговариваю я каждое слово.

Внутри что-то напрягается от моих слов, но это что-то я заталкиваю подальше. Зажмуриваюсь, пытаясь успокоить нервно пульсирующий мозг, который вопит, что правда может быть другой, но кто же мне её сейчас скажет.

Мама! Мысль проносится в голове молнией.

Она должна была уже приехать. Значит, я всё же выведу её на разговор. Мне многие твердили, что когда отец погиб, Мирон должен был быть с ним, но не приехал, так как его баба тогда рожала. Некоторые говорили, что Снегирь променял друга на бабу. А некоторые говорили, что каждый когда-то становится перед выбором. Вот только когда этот выбор пришёл, выбрали не моего отца.

– Шеф, приехали. – Серый снова выдёргивает меня из размышлений.

Что-то мне совершенно точно не нравится то, что я испытываю сейчас, но, кивнув Серому, выхожу из машины. Иду неспеша, а ещё пытаюсь заглушить внутри ту бурю, что разожгла во мне Люба. И это злит ещё больше. Почему именно эта невыносимая фурия – дочь Снегиря? Вот только её вкус на губах говорит мне, что я должен её хотя бы трахнуть, чтобы успокоиться. Может, тогда мне станет легче.

Захожу в дом и сразу чувствую запах свежей выпечки. Раздеваюсь и, помыв руки, иду в сторону кухни. У кухонной двери слышу тихое перешёптывание моих девочек, и меня отпускает. Мама что-то активно помешивает на плите, а Любаша проверяет духовку.

– Люба, что бы ты ни решила, я тебя поддержу. – Я улавливаю слова мамы, и нервное состояние возвращается.

– Бабуль, я очень волнуюсь, но и понимаю, что тянуть дальше некуда, – тяжело вздыхает Люба.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.