
Полная версия
Кофе с Любовью

Лина Мак
Кофе с Любовью
Глава 1
***
– Ой, Люба, Люба, моя голуба… – напеваю себе под нос, спускаясь по ступенькам, так как лифт у нас снова сломан.
Ну что сделаешь, если дом у нас немного неновый. А если точнее, то ремонта в нём не было с рождения моего мальчика, а ему в этом году уже восемнадцать. Кстати, а где он?
– Глеб! – кричу, подняв голову.
– Бегу, мам, – слышу в ответ и улыбаюсь.
Он у меня уже полгода как студент юридического. Сколько мне стоило нервов, денег и усилий, чтобы сын поступил, куда мечтал, но я справилась. И очень даже горжусь собой.
– Догнал, – слышу весёлый голос сына в спину, и он меня обнимает.
– Сынок, я сейчас свалюсь, – смеюсь я. – Мать твоя слишком стара для таких обнимашек на ступеньках. Смотри, упаду – здесь землетрясение случится.
Глеб хохочет со мной вместе, а после чмокает меня в щеку и нежно говорит:
– Ты у меня самая красивая, мам. Ну, разве что моя Любаша немножечко красивее. – Он показывает пальцами небольшую щёлочку, через которую смотрит на меня, а я начинаю смеяться ещё громче.
– Вот нужно же было тебе встретить девушку, и тоже Любу.
– А Любы все красивые, упрямые и невероятные. Как я мог пропустить моё солнышко, которое зовут как мою мамулю! – Глеб зажмуривается и растягивает губы в улыбке.
– Вот же ты подлиза. – Я легонько хлопаю его по животу, а он быстро пробегает вперёд, открывая мне дверь.
Так, переговариваясь, мы с сыном идём в сторону нашего кафе, которое находится за углом дома. Это моё детище. И дороже него только мой сынок. Я открывала это кафе, когда была совершенно разбита и не могла представить, как жить дальше. Но сейчас это моё место силы.
Только сворачиваем за угол, как нам навстречу важной походкой выходит огромный мохнатый рыжий кот по кличке Ральф.
– Ральфик, ты скоро будешь колобком кататься, – хохочет Глебушка, пытаясь взять кота на руки.
Но он у нас очень привередливый мальчик, и только по желанию идёт на руки. Ральф отпрыгивает в сторону от Глеба, а я замечаю, как из-за угла выруливает чёрный джип, который начинает резко заносить на заснеженной дороге, и он мчится как раз в нашу сторону.
Сердце сжимается так болезненно, что в глазах искры начинают мельтешить, но вот с реакцией у меня всегда было хорошо.
Делаю резкий шаг к Ральфу и, схватив кота за шкирку, отбрасываю в сторону и отталкиваю Глеба к стене. А вот меня машина цепляет. Нет, боли я не чувствую, но в сугроб заваливаюсь с такой силой, что меня ещё и сверху снегом присыпает.
– Мама! – слышу крик Глеба, а у самой в голове: «Слава богу, что оттолкнула их». – Мамочка. – Глеб вытаскивает меня из сугроба, а я стараюсь улыбнуться сыну, отплёвываясь от снега.
– Всё в порядке, сынок.
– Куда прёшь, идиотка! – слышу крик из открывшегося окна машины. – Вообще оборзели бабы. Под колёса уже прыгают.
– Слышь, ты…
– Не нужно, сынок, – останавливаю я Глеба, который дёрнулся к машине.
Мы хоть и правы, но с этими товарищами лучше не связываться.
– Извините, – шиплю я сквозь зубы, а у самой желание в глотку вцепиться этим браткам. Охамели сволочи. Шастают по местным заведениям и, пугая людей, мзду берут. Только толку от этой мзды нет никакой.
Вроде уже не девяностые, но в нашем городке об этом, вероятно, забыли. Хотя мне ли судить. Все хорошо жить хотят.
– Пойдём, сынок. – Я беру Глеба под руку.
– Мам! – тянет сын, указывая на машину, которая тронулась с места и проехала мимо нас ещё раз, только теперь не спеша.
Я же не смогла сдержаться и бросила презрительный взгляд в полностью чёрное окно. Чувство, что меня осматривают, настолько реально, что даже дрожь проходит по телу.
Подойдя к двери кафе, я только сейчас замечаю, что Ральф у Глеба под мышкой.
– Ты зачем кота так сжал? – спрашиваю, улыбаясь.
– Ой, Ральф, – встрепенулся Глеб, – прости, дружище. Весёлое у нас утро сегодня.
Не то слово. Но пока сын отряхивает Ральфа и оставляет его на улице, я вхожу вовнутрь.
Моя неизменная напарница, Ольга Ивановна, уже на месте. Женщина на пенсии, но так и не ушла от меня. Мы с ней вдвоём работаем вместе уже больше десяти лет. Она на кухне, а я за стойкой.
– Любушка, доброе утро, – кричит мне Ольга Ивановна, выглядывая в дверь.
– Доброе, дорогая. Как прошли ваши праздники? – спрашиваю я.
Сегодня только третье января, а моя помощница уже на кухне.
– Хорошо, Любушка. У внуков погостила. Отдохнула, пора и честь знать. Да и как ты здесь без меня? – улыбается она мне, вынося на тарелочке слойку с сыром.
Ох, нужно всё же взять себя в руки да на диету сесть, а то я скоро и в пятидесятый не буду влезать. Хотя мне многие говорят, что с трудом верится, что у меня такой размер. Да только никто не учитывает, что только благодаря моим генам я могу похвастаться тем, что ещё не превратилась в колобка.
Ну да ладно. Кофе и слойка. Можно же с утра?
– Мам, я к Любаше. Она меня уже ждёт, – говорит сын и, снова поцеловав меня, откусывает слойку. – Вы, как всегда, на высоте, тёть Оль. Я побежал.
– Вот оболтус, – улыбается Ольга Ивановна. – А ты кушай, Любонька.
– Оболтус, но счастливый, – улыбаюсь я, глядя вслед сыну.
– Ты что-то пригорюнилась.
– Да сегодня с утра ребятки местные, Ветрова, чуть не сбили. Еле успела оттолкнуть Ральфа и Глеба с дороги, – рассказываю я, а в ответ слышу ойканье да плевки Ольги Ивановны.
– Вот ироды. Когда они уже успокоятся? – негодует женщина.
А повернувшись в сторону огромного окна, замечаю, как возле нашего кафе останавливается их машина.
– Идите, Ольга Ивановна, испеките слоек. Нам нужно будет скоро встречать посетителей, а мне нужно снова мзду отдавать. – Я отправляю Олю Ивановну на кухню, а сама разворачиваюсь к входу, где зазвенел колокольчик, и немного даже теряюсь.
На меня смотрят колючие глаза мужчины, который выше меня больше, чем на голову. Он обводит меня взглядом, а после осматривает помещение. На нём укороченное чёрное пальто, припорошённое снегом, расстёгнутое. Нахальная улыбка на губах, которую так и хочется стереть молочником, который сжимаю в руках.
И да, я прекрасно догадываюсь, кто стоит передо мной.
Это сам Семён Ветров. Но вот с каких пор он катается по местным заведениям?
– А здесь уютно, – звучит раскатисто-бархатный голос, который совершенно не вяжется с его внешним видом.
Но я только приподнимаю бровь и, выдавив из себя улыбку, чётко говорю:
– Добро пожаловать в кафе «Кофе с Любовью». Что желаете?
Ветров же медленно приближается к барной стойке, подходит вплотную, упирается в неё руками, наклоняется ко мне и тихо выговаривает:
– Тебя, Люба. – И его губы растягиваются в оскале, улыбка исчезает с моего лица, так как после следующей фразы этот товарищ тоже теряется:
– А молочником по морде не сходить вам, товарищ Ветров?
Глава 2
***
– Вы что, сука, совсем страх потеряли? – рявкаю на пацанов, которые стоят перед столом.
Хочется голыми руками их разорвать, Но стараюсь сдерживаться. И так толковых не найдёшь в наше время. Только эта троица и осталась.
– Прости, шеф. Мы честно старались, но она всё время убегает, – вздыхает Серый, а я от злости бью рукой по столу.
– Ты что-то попутал? – поднимаюсь со своего места, опершись о стол. – Я вас троих отправил проследить за своей девочкой, а вы даже с этим не справились! Вы уже три месяца не можете мне сказать, кто ошивается возле Любочки! Я вам за что плачу?
– Шеф, мы все узнаем, – быстро выговаривает Андрей.
Он самый молодой в этой троице. Немного нахальный, но я и сам таким был. А вот Люба его терпеть не может. И я не идиот, вижу, что моя девочка уже стала совсем взрослой. Даже у моих пацанов голову сносит от неё. Но этим я отстрелю все их отросшие части и сожрать заставлю, если тронут мою малышку. А вот то, что у Любы появился кто-то левый, совсем плохо.
И эта мелочь начала регулярно сбегать от ребят. С кем-то проводит время, приносит разные подарочки и постоянно переписывается по телефону.
Я уже пробовал даже в телефон её залезть, но, когда Люба увидела, что я взял его, истерика была такой, что я неделю не знал, как подойти к ней.
– Вон пошли! – рявкаю на ребят, а сам, откинувшись на кресло, рассматриваю стол.
Ленивым взглядом осматриваю кабинет и, как обычно, взгляд падает на фото, где в моей жизни ещё было много счастья.
Это последнее фото, где у нас с Любой была полная семья. Улыбающаяся измученная родами Маринка держит новорождённую Любочку на руках, а рядом я прижимаю их к себе. Столько счастья было тогда у нас и всё в мире казалось невероятным. Мне кажется, это было в прошлой жизни.
А вот из роддома забирал Любу только я. И эти воспоминания каждый раз проходят по сердцу, как впервые. После родов начались какие-то осложнения и мою Марину спасти не смогли. В тот момент я думал, что моя жизнь закончилась. Но я справился. В какой-то степени благодаря моей маме, где-то помогала бабушка Марины, которая какое-то время жила со мной в квартире. Однако дальше я уже был сам по себе. Все бантики, заколочки, юбочки, первые утренники, выпускные, первый класс, первые сбитые коленки…
Даже дрожь прошла по спине от воспоминаний. И сейчас я, должен мириться с тем, что какой-то неизвестный хрен будет увиваться рядом с моей девочкой? И улыбается она теперь ему. И бежит на свидания…
Моя дочь ходит на свидания! Когда она поступала на юридический, я даже представить не мог, что в нашей размеренной жизни произойдёт армагеддон. Люба никогда не интересовалась мальчиками. Всегда была безразлична. Всегда бежала ко мне с любыми проблемами. Даже первые месячные я переживал вместе с моей девочкой. И это была такая жопа…
Резко поднимаюсь и быстро выхожу из кабинета.
– Серый! – громко зову я.
– Я тут, шеф.
Парень выглядывает из кухни, а я тяжело вздыхаю: опять жрёт.
– Тебя скоро даже спортзал не спасёт. Собирайтесь, я сам поищу Любу, раз у вас мозгов не хватает узнать, куда сбегает моя дочь.
И вот мы уже почти два часа ездим по нашему городку, но так и не нашли Любу. Вот же стрекоза.
В какой-то момент машину заносит, и отборный мат Серого, возвращает меня в реальность.
– Что случилось? Ты уже и ездить разучился? – зло спрашиваю я.
– Да эти бабы уже достали. Так и норовят под колёса машины прыгнуть! – злится Серый, а я замечаю, как паренёк придерживает женщину на обочине и отряхивает от снега.
– Ладно, разворачивайся. – Я стучу по сидению Серого и невольно засматриваюсь на эту парочку.
Пацан ведёт женщину в огромном синем пуховике за руку, а под рукой у него рыжий кот. Мать и сын, что ли? Не понимаю, почему она привлекла моё внимание, но когда женщина поворачивает голову в сторону моего окна, я даже зависаю. Вот это глазища! А ещё сам взгляд, которым она меня расчленила и явно где-то прикопала. Азарт поднимается в крови.
Я быстро осекаю себя. Достаю телефон и снова набираю Любе, а сам продолжаю пялиться на эту парочку. Дочь не отвечает, заставляя злиться ещё сильнее.
– Серый, кто такая? – спрашиваю резко.
– Вы о ком, шеф? – непонимающе спрашивает парень, а мне стукнуть его охота.
– Баба, что под колёса прыгнула, идиот, – рычу я, злясь ещё сильнее.
– А, дак это Любовь Астафьева. Местная вдова. Красивая баба, но холодная, как селёдка, говорят.
– И многие говорят? – с пренебрежением спрашиваю.
– Дак неизвестно. Она вдова. Мужик её на её глазах разбился насмерть, и она осталась с сыном одна. А на выплаты от государства кафеху открыла. Неплохую, кстати. Мы с неё хорошую прибыль имеем, – гордо говорит Серый, а я кривлюсь.
Я не запрещаю парням зарабатывать. Главное, чтобы без беспредела. Но вот эта Люба…
– Разворачивай. Едем в кафе.
– Слушаюсь, – бодро отвечает Серый.
Мы подъезжаем к небольшой кафешке, и даже внешне она кажется какой-то домашней. Интересно.
Выхожу из машины и замечаю, что и Серый за мной выходит.
– Нет, ты остаёшься, – говорю ему хмуро.
– Ну, шеф, – тянет этот бройлер-переросток. – Там уже слойками пахнет.
– Тебе бы только пожрать, – тяжело вздыхаю. – Принесу тебе слоек. А сейчас сел в машину и жди.
Недовольный Серый садится обратно в тачку, а я иду внутрь. Чувство азарта не покидает.
На двери звенит колокольчик, и первое, что я замечаю, – это открытую шею, красивую такую. Тоненькую, так и захотелось сжать её сзади. Поднимаю глаза чуть выше, когда обладательница этой шейки разворачивается, и натыкаюсь на колючий взгляд тёмно-зелёный глаз.
И вот что удивительно. Я вижу, что эта Люба понимает, кто перед ней, но то, что взглядом уже готова выставить меня, только добавляет адреналина в кровь.
Её губки растягиваются в улыбке, которая напоминает оскал, а у меня в паху тяжелеет. Вот это реакция!
– Добро пожаловать в кафе «Кофе с Любовью». Что желаете? – спрашивает голосом невероятной красоты, который явно когда-то пел.
Да, я со своей девочкой разбираться в женщинах научился, ещё когда Любоньке десять исполнилось. И эта женщина явно с огоньком. А ещё совершенно точно не желает меня заманить в свои сети.
Медленно двигаюсь к ней, замечая, как её руки напрягаются за барной стойкой. О, а вот это ещё интереснее!
Подхожу вплотную к стойке и, уловив её еле заметный цветочный аромат, начинаю дуреть. Склоняюсь ниже и чётко произношу:
– Тебя, Люба.
Растягиваюсь в улыбке, но вот незадача, её оскал исчезает, сменяясь брезгливостью. А после её ротик открывается и произносит:
– А молочником по морде не сходить вам, товарищ Ветров?
Я даже подвисаю от этой дерзости и презрения. А сколько негодования пляшет в этих глазах-омутах!
До меня быстро доходят сказанные ею слова. Реакция что-то подводит сегодня.
Ах ты, ведьма.
– Сходить можно в подсобочку к тебе, – подмигиваю я ей. – А дальше посмотрим.
– Пошёл вон, – шипит эта фурия, со всего маху приземляя перед моим лицом тот самый молочник: железный, блестящий и на таком близком расстоянии, что я понимаю, она себя только что сдержала.
– А вот это не гостеприимно, – рычу я в ответ.
Всё же со мной никто так не разговаривал уже очень давно. Ну, кроме моей Любы. Смотрю на неё, а у самого внутри борется два желания: придушить и зацеловать.
Семён, ты что потёк?
Люба резко наклоняется, а после второй рукой бьёт по барной стойке, под которой оказывается конверт.
– Вот. Забрал и свалил. И браткам своим скажи, чтобы до следующего месяца ко мне не совались. – И столько презрения в её словах, что мне даже немного стыдно.
Где-то глубоко. Очень глубоко в душе.
Отталкиваю конверт ей назад и, выпрямившись, говорю:
– До завтра, Люба.
Разворачиваюсь и ухожу. И это верное решение, так как мысли у меня сейчас пошли явно не совсем правильные.
Быстро выхожу на улицу и сажусь в машину. В голове гудит, да и в головке тоже.
– А слойки? – тянет Серый, а я только взгляд бросаю на него злой через зеркало заднего вида и быстро говорю:
– Стелле позвони, пусть готова будет. К ней сразу едем. И ещё, – оглядываюсь на кафе, – с завтрашнего дня будешь возить меня сюда на обед.
– Зачем? – удивлённо тянет Серый, но снова наткнувшись на мой взгляд, быстро добавляет: – Понял, не дурак.
Ой, Люба, Люба, моя голуба…
Я эту песню напевал девочке своей, пока она маленькая была, а сейчас мне ещё одна Люба встретилась. Да только тут характер посложнее будет.
Но ничего, и не таких приручали.
Глава 3
***
Ах ты скотина! Меня ему подавай! Морда наглая.
Наблюдаю, как Ветров садится в свой танк на колёсах, желание облить его бензином и поджечь растёт с невероятной скоростью.
Сколько живу здесь, но таких слов никогда не слышала ни от кого. Хотя было дело, подкатывали разные, но всегда находила что сказать и как отвадить. А тут…
– Любонька, – слышу голос Ольги Ивановны и подпрыгиваю от неожиданности. – Что-то ты бледная, деточка, – встревоженно говорит женщина, а я стараюсь выдавить из себя улыбку, но выходит, вероятно, плохо.
– Немного повздорила с… – договорить не могу, так как имя Ветрова просто застряло где-то на полпути в горле, а вот самые лестные эпитеты хотят выйти наружу.
Ольга Ивановна бросает взгляд на барную стойку и, заметив конверт, прижимает руки к груди, нервно спрашивая:
– Люба, у нас проблемы?
– Я не знаю, Оленька, не знаю, – тяжело вздыхаю я, оборачиваясь к окну и замечая, как машина отъезжает от моего кафе. – Но чувствую, что этот год будет весёлым.
– Ох ты ж, Боже мой. Было же всё хорошо, что случилось-то? – снова задаёт вопрос Ольга Ивановна.
– Да так, небольшое недоразумение. – И тут в голове всплывают слова Ветрова: «До завтра». – Завтра решим.
Говорю Ольге Ивановне, а у самой дрожь по телу. Мозг начинает работать в усиленном режиме. Все возможные варианты развития событий складываются как пазлы, и финалы мне их не нравятся. По крайней мере, по прогнозам. Анализировать я всегда умела. И благодаря этому училась менять ход событий, но сейчас что-то все варианты приводят немного не в то русло.
Что-то было во взгляде этого Ветрова, что заставляет каждый раз видеть своё поражение.
А хрен тебе, а не поражение! Злюсь сама на себя. Я не привыкла сдаваться. Всегда боролась, тем более есть ради кого и чего.
Колокольчик на двери дзинькает снова, и я замечаю знакомую пожилую пару, которая часто заходит ко мне на утренний кофе и за выпечкой. Улыбаюсь клиентам и стараюсь переключиться на работу. Она всегда спасала меня. И сегодня не исключение.
Постепенно посетители начинают заполнять кафе. Сменяя друг друга. Городок у нас небольшой, и многие знают друг друга. И это радует. Большинство моих постоянных посетителей приходят или приезжают в моё кафе именно ради атмосферы. Мне нравится приносить людям капельку счастья каждый день. Ведь и я становлюсь счастливее.
Помещение кафе наполняется каждый раз новым ароматом кофе. Кто-то хочет капучино, кому-то подавай со специями, а кто-то просто крепкий чёрный эспрессо. Я люблю свою работу, но сегодня…
– Мам, ты задумалась, – шепчет Глеб, подхватывая молочник, в котором я взбивала сливки, но перебила. – Иди отдохни, я сам обслужу.
Осматриваю зал, замечаю, что он наполовину полон, а у стойки стоит молодая парочка и о чём-то нежно перешёптывается.
– А ты когда пришёл, сынок? – спрашиваю у Глеба, поднимая взгляд к часам, и вижу, что уже время к вечеру. – Да, глупый вопрос, – сама же и отвечаю.
– Мамуль, иди отдохни. – Сынок подталкивает меня на кухню, и я уже не сопротивляюсь и, кивнув сыну, ухожу.
Но иду не на кухню, а в свой кабинетик. Закрываю дверь и, прислонившись к ней спиной, чувствую, что внутри зреет какое-то нехорошее предчувствие. И паникой назвать это нельзя, но что-то будет. И это что-то мне уже не нравится.
Сажусь за стол. Обвожу его взглядом. Порядок. Всё на своих местах: от ручки до листиков для заметок. А вот у меня внутри полный раздрай. Перевожу взгляд на фотографию, где мы стоим перед школой. Первое сентября. Глебушка пошёл в первый класс. Все улыбаются. Саша прижимает нас к себе. Никто и предположить не мог, что это будет последнее наше совместное фото. Провожу пальцами по лицу мужа. Вздыхаю. Больно до сих пор. Но уже без слёз. Я разучилась плакать. Да и всё со временем притупляется. Как же мне быть сейчас?
– Эх, Сашка. Если бы ты только знал, как я устала быть сильной. – Вздыхая, я заглядываю в глаза мужу.
Фотография никогда не передаст их выражения, да и я уже не смогу представить, как бы он посмотрел на меня сейчас. А хочется, чтобы он просто обнял и сказал, что мы со всем справимся.
– Справимся, – шепчу в пустоту, прикрывая глаза. Резко дёргаюсь от стука в дверь.
– Мам, ты чего закрылась? – слышу встревоженный голос сына.
Поднимаюсь, открываю дверь. Вижу взгляд Глеба и замечаю в нём беспокойство.
– Почему не сказала, что сегодня заезжали люди Ветрова? – спрашивает Глеб, а я даже удивляюсь его тону.
– Сынок, а ты, случайно, ничего не перепутал? – хмыкаю улыбаясь. – В нашей семье старшая пока я.
– А я мужчина, мам, – строго говорит Глеб, а я вижу в нём Сашку. Решительный, шальной, резкий. И страшно становится.
– В первую очередь ты мой сын, а я твоя мать. И давай мы будем отталкиваться от этих вводных, пока, – говорю серьёзно и прижимаю к себе Глеба, но не могу сдержаться, прыскаю со смеху. – Да, сынок, я уже не могу тебя прижать к себе, как раньше.
– Зато теперь я могу тебя обнимать, как и мечтал в детстве, – улыбается Глеб, прижимаясь и кладя мне голову на макушку.
Высокий, худой, но такой любимый мальчик. Когда же ты успел вырасти? Но мы стоим так некоторое время, пока оба не спохватываемся, вспоминая, что в зале-то никого нет.
Так мы и дорабатываем день. Шутя и переговариваясь на нейтральные темы. Я намеренно обхожу тему приезда Ветрова в кафе, а Глеб, видя, что я не буду с ним обсуждать это, перестаёт меня донимать.
Периодически замечаю, как сынок хмурится, читая что-то в телефоне, но сама не лезу. Нужно будет – сам скажет.
Закрываемся сегодня чуть позже, чем планировали, но я довольна. Выручка хорошая вышла.
И уже сидя дома на кухне, освещённой только светом фонарей с улицы, я всё же не выдерживаю.
– Сынок, что-то случилось? – тихо спрашиваю, видя, что Глеб становится всё напряжённее.
– Да Люба пишет, что с отцом снова поссорилась, – тяжело вздыхает Глеб. – А я даже не знаю, как её успокоить.
– Просто выслушай. Ей сейчас это нужно, – говорю я спокойно, в какой-то степени понимая Любу.
Она как лучик для моего мальчика. Миниатюрная, яркая, весёлая. Как солнышко. Из её слов знаю только то, что она с отцом живёт с самого рождения. Её мама умерла при родах. Отец больше не женился. И пока Люба не пошла учиться, всё было идеально. Но сейчас её папа старается контролировать каждый её шаг.
Я не спрашиваю, кто её отец, но то, что у мужика явно проблемы со взрослением дочери, – факт. Хотя у каждого они бывают, но нам нужно учиться отпускать детей. Мы их рожаем для того, чтобы сделать достойными людьми, дать возможность вырасти и принести пользу этому миру. А не для того, чтобы запереть под боком у себя и не отпускать никогда и никуда.
Надеюсь, до отца Любоньки это тоже дойдёт. А не дойдёт, попрошу её познакомить нас. Сама мозги вправлю этому престарелому идиоту. Нельзя портить жизнь нашим детям своими хотелками.
– Ладно, пошли спать сынок, – говорю Глебу, замечая, как он что-то быстро набирает в телефоне. – Завтра уже скоро наступит, а мы ещё не в кроватке.
Знала бы я, какое весёлое завтра наступит, ещё бы на кухне посидела с сыном.
Глава 4
***
– Пока ты живёшь в этом доме, ты будешь отчитываться, где и с кем ты была! Ясно тебе? – уже ору, не сдерживаясь.
Люба пришла домой, только когда начались сумерки собираться за окном, и я не смог сдержаться.
Всё. Предел. Никаких отлучек из дому без охраны.
– А то что, пап? – с вызовом спрашивает дочь, вздёргивая подбородок.
А у меня прямо руки чешутся схватить ремень и отходить по её тощей заднице.
В кого она такая? Маринка не была такой. Кроткая, нежная, милая. Сама невинность. А эта девочка просто взрыв моего мозга.
– Любовь Семёновна, ты ничего не путаешь сейчас? – рычу на неё, надеясь на то, что хотя бы испугается моего вида.
– Это ты путаешь, пап, – отвечает в тон мне дочь. – Мне восемнадцать. Я уже взрослая. И если я не хочу находиться с твоими мордоворотами, значит, не хочу.
Люба сжимает свои маленькие кулачки, а меня и гордость берёт, и злость ещё больше. Это что вообще такое?
– Пошла в комнату! – рявкаю на Любу, замечая, как она дёргается. – Ты наказана. До конца каникул никакого выхода за территорию дома.
– Ты серьёзно? – спрашивает с такой обидой в голосе, что я готов уже забрать свои слова обратно, но сегодняшний день внёс много корректив, так что я не собираюсь ничего забирать.
Молча смотрю на дочь. Вижу, что она оценивает всю ситуацию. И где-то глубоко понимаю, что она её не принимает, но, резко развернувшись, быстро выбегает из кабинета. И те слёзы, что я замечаю в последнее мгновение, делают мне ещё больнее. Но по-другому никак. Будет знать, как сбегать от ребят. Да и рано ей шашни водить с кем попало.
Стою посреди кабинета, пытаюсь успокоиться, но выходит плохо. Господи, ну зачем ты создал этих баб такими проблемными и злоебучими?
Выхожу из кабинета и иду на второй этаж к комнате Любы. Берусь за ручку двери и совершенно не удивлён, что она заперта. Перегнул, бля. Но по-другому не могу.
Я как представлю, что какой-то член на ножках будет пихать свой стручок в мою девочку, желание истребить всех членистоногих вырастает до размеров сверхновой молниеносно.