Портал в Итернитас. Изгнание. Том 1

На сопротивляющегося приказу, рыдающего, но всё-таки вцепившегося в артерию человека сына она не смотрела, и хранила молчание до тех пор, пока сердце жертвы не остановилось.

– Тебе стоит благодарить своего отца за жизнь, дарованную нам. Мы всегда будем подчиняться ему. Разве это не достойная плата за Вечность? – промурлыкала она, оставляя сына один на один с трупом.

От воспоминаний Ферджина спас слуга, постучавший в дверь гостиной и сообщивший, что Лорд готов принять его.

Кабинет отца  оказался для юного дампира неожиданно строгим и… скучным. Одну из стен занимал ряд шкафов с прозрачными створками, за которыми обнаружились строго расставленные фолианты и учётные книги. На другой стене висела карта с помеченными иглами с цветными ушками областями. Стол, расположенной прямо перед окном, оказался просторен и пуст. На нём стояла лишь резная шкатулка, лежали друг на друге несколько словарей, да свёрнутый пергамент. Небольшая чернильница с орлиным пером дополняли картину. Ни тебе грозных артефактов, ни кровавых пятен на полу…

Аллар стоял возле окна, заведя руки за спину, и ловил лучи заходящего солнца, скользящие по его коже. Удобный, добротный камзол тёмно-коричневой ткани с умеренной вышивкой делал его похожим на казначея, либо на вельможу высокого чина, который только-только отвлёкся от сведения счетов, либо оформления писем и документов. Единственное, что сейчас выдавало в этом мужчине нежить – так это заострённые ногти. Аристократия и так часто обладала бледной кожей, так что в этом плане, во всяком случае, сейчас, первородный вампир вполне смог сойти за живого человека.

– Зачем тебе потребовалась моя аудиенция, Ферджин? – не оборачиваясь, нарушил молчание Аллар.

– Мой Лорд, могу ли я просить у вас дозволения? – дампир жутко нервничал, и постоянно схватывающие его, невидимые щупальца Итернитаса, накинувшиеся на взволнованный фон, спокойствия не добавляли. Ему даже хотелось отмахнуться от них, как от назойливой осы, но это было бы совершенно бесполезно.

Аллар покосился на едва переступившего порог кабинета, страдающего и мнущегося  отпрыска. Едва заметно вздохнул, прикрыл глаза, отдавая ментальную просьбу, и Итернитас, слегка ворча, отпустил ауру Ферджина и втащил энергетические щупальца в стены.

– Разве не за тем, чтобы тебя выслушать, я позвал тебя к себе? Или давай поступим проще. Чего на этот раз хочет от меня эта женщина?

– Какая женщина? – растерялся Ферджин.

– Клэр…

– Моя мать не знает, что я искал встречи с вами, мой Лорд. – спохватился Ферджин, досадуя на свою несообразительность, впрочем, заметив, что от души значительно отлегло.

– Вот как? – вампир полностью повернулся, вздёрнув бровь, – Так какого же дозволения ты хотел у меня попросить?

– Я хотел просить вашего разрешения покидать родное поместье Фонфейр и Итернитас в одиночку. Хотел увидеть мир. – проговорил дампир, опустив глаза в пол. Частичная правда могла помочь обмануть интуицию первородного вампира. Фактически, Фержин просил разрешения сбежать. Сам он не мог. Итернитас прочно держал на цепи всех подвластных Аллару существ, натягивая поводок и не давая отойти дальше дозволенного.

Вампир не спешил с ответом, задумчиво осматривая сына. Парню едва перевалило за шестнадцать лет. Из тела ещё не ушла подростковая угловатость. Выражение лица, хоть и из-за худобы выглядело суровым, глаза выдавали мягкость характера. Его стремление увидеть мир Аллар находил смелым и похвальным. Сам в его годы проводил немало времени в странствиях. Правда, избавиться от вечного конвоя из присматривающих за ним лиц было отделаться сложно. Положение обязывало. Праздного шатания по городам вампир не приветствовал, особенно, учитывая специфику вида и сложности взаимоотношений с более… живыми разумными, населяющими эту планету.

– Я не могу позволить тебе уйти в одиночку сейчас, – спокойно произнёс Аллар, под значительно вытянувшееся от расстройства лицо Ферджина. – Однако, я намерен приставить к тебе наставников. Ближний бой, стрельба, картография, врачевание, этикет, геральдика… я завтра же составлю список необходимых дисциплин. Тебе нужно научить держать лицо и не показывать своих эмоций. Твой взгляд должен быть твёрд. Ты должен научиться распознавать ложь и чувствовать опасность. Уметь скрыться в тенях и дать отпор врагам. Ты должен уметь контролировать свою жажду и чувствовать разницу между необходимостью и блажью. Скажи мне, как у тебя обстоят дела с магией?

Озадаченный таким ответом дампир поднял удивлённые глаза на отца:

– Есть некоторые успехи в иллюзиях. Стихии мне не даются.

– Очарование? Ментализм? Паралич?

– Я не использовал эти… навыки, – с лёгким раздражением в тоне ответил набычившийся Ферджин.

– Зря. – припечатал Аллар, – Ты обязан уметь использовать все доступные тебе инструменты и контролировать их. И дисциплинировать себя в первую очередь. Поступим так. Ты начнёшь активные занятия. Когда наставники сообщат, что ты достиг значительных успехов, присоединишься к нашим походам. Проявишь себя. Когда я решу, что ты достаточно самостоятелен и способен выдать себя за обычного человека, смогу доверять тебе одиночные миссии. В таком случае ты сможешь и проносить пользу своему клану и Роду, и повидать мир, чего ты жаждешь сейчас.

Глава 5. Священная роща

Тар Даэруил Аварра шагал по залитому светом коридору внутренней аллеи садов манора, стараясь соблюдать сдержанность и проявлять терпение к мельтешившему возле него взбудораженному сыну своей супруги, Леди Руасил.

– Отец, мне не подходит ле́карство! Мне оно бесполезно. Да и кто меня допустит до больных и раненых, если все боятся, что потеряю контроль от одного вида крови? – Сэхфир’халлан, окрылённый удачей с экспериментами брата, предпринял новую попытку переубедить родных.

– У тебя всё получится при должном старании и прилежности, сын.

– Но я могу принести гораздо больше пользы нашему Дому, если меня назначат в гарнизон! Я хорошо владею клинками. Я быстрее и выносливей многих Детей Леса. Мне не нужно беспокоиться о болезнях и ранах – на мне всё заживает быстрее, чем на мантикоре… – Сэхфир’халлан  ускорил шаг и обернулся, чтобы заглянуть в глаза Тар Даэруилу, старательно отводящему взгляд.

– Тебе не престало оспаривать мудрость Старейшин и стоит поучиться смирению, – Тар Даэруил уже устал считать, сколько раз за эти годы ему пришлось говорить эти слова неуёмному младшему сыну.

Сэхфир’халлан насупился и замолчал, ворча себе под нос, и просто шёл рядом с приёмным отцом, раздражённо бросая взгляды на нижние ярусы садов, где прогуливались стайками юные эльфийки. Среди них мелькнули золотисто-рыжие волосы матери, и сердце Сэхфир'халлана сжалось от мысли о том, что ему придётся обратиться к ней, если отец не ответит на его вопросы. Не хотелось портить ей настроение.

– Мой сын, вскоре состоится бал в честь дня Весеннего Равноденствия. – Тар Даэруил, наконец, нарушил затянувшееся молчание. – Не осчастливишь ли ты нашу семью, приведя избранницу сердца?

Сэхфир'халлан не смог сдержаться и зло фыркнул, закатив глаза:

– От меня и так все шарахаются, как от чумного. Как тут можно влюбиться? Я вообще не знаю этого чувства. Тар Приестэн наверняка сказал бы, что мёртвому сердцу любовь недоступна, – огрызнулся он, желая поскорее соскочить с этой темы.

– Быть может, мы сами подберём тебе пару? –  предложил Тар Даэруил, грациозно обозначив вопросительный жест изящной рукой. Он постарался вложить свой тон тёплые нотки и показать своё желание видеть сына счастливым, нежели надавить на него. – Семью не обязательно начинать с добрачных детей, как то случилось у меня с твоей матушкой. Нет ничего ужасного в том, чтобы подождать несколько лет, прежде чем продолжить Род, – его глаза сияли пониманием.

– Какой Лесной Дом столь сильно досадил вам, отец, раз вы желаете его дочь обречь на… – тепло в голосе Даэруила прошло мимо разума сына. Сэхфир’халлан провёл рукой, указывая на себя от головы до пят, – Это?

Ответом на его слова был лишь тихий сдержанный вздох, который вырвался из груди Тар Даэруила. Молчание ранило дампира, словно клинок. Сдержанность Тар Даэруила он принял за пренебрежение. И это выводило из себя. Сэхфир’халлан остановился, сжимая кулаки. Застарелая рана в душе саднила и кровоточила. На языке вертелся вопрос, который он ранее никогда не осмеливался задать, понимая, что прямого ответа он всё равно не получит. Он пропустил Тар Даэруила немного вперёд, решаясь и набираясь смелости. Или наглости:

– Кто мой кровный отец?

Тар Даэруил остановился. Его спина и плечи напряглись. Он повернул голову слегка в сторону, так и не развернувшись, чтобы посмотреть названному сыну в глаза, и сдержанно, без капли раздражения, либо гнева в голосе, ответил:

– Мне не довелось завести с ним личного знакомства, сын. Я не знаю, кто он.

Эльф вздрогнул от звука, более всего похожего на звериный рык. Он понимал, что этот звук сейчас мог издать только Сэхфир’халлан. Тар Даэруил обернулся, машинально кладя кисть на рукоять клинка, ожидая атаки. Глаза сканировали коридор, но тот был уже пуст. Тишина обволокла эльфа настолько густо, что тот мог слышать только собственный пульс.

“Ложь! Какая же ложь! Излюбленный эльфийский приём… лгать, говоря лишь часть правды… Ненавижу это…” Дампир, внутренне пылая от обиды и ярости, легко спрыгнул с верхней ниши коридора вниз к садам, вспугнув отшатнувшуюся и вскрикнувшую от его внезапного появления эльфийку-цветочницу. Она зажала рукой рот, а другой прижала к себе садовые ножницы для подравнивания кустов.

– Да не трогаю я тебя! – раздражённо бросил Сэхфир’халлан девушке и обогнул её, врываясь мрачной птицей в цветущий лабиринт, озарённый  полуденным светом.

Леди Руасил он обнаружил среди высокородных эльфиек возле одного из многоярусных фонтанов. Спасаясь от зноя, женщины и девушки сбились в стайку и щебетали, подобно весенним птицам, нежась в теньке и влажной взвеси от брызг. Некоторые из них плели венки. Руки иных были заняты вышивкой шёлка. Мать же держала на коленях открытую книгу и вслух зачитывала её строки внимательно слушающим её воспитанницам.

Приближение решительно настроенного сына она заметила, мазнув по нему взглядом, но сделала вид, что не обнаружила его присутствия. Он поклонился в приветствии, но Леди Руасил даже не подняла головы, продолжая читать книгу, как если бы он был невидимым. Стоя перед безразличием матери, он как никогда почувствовал себя изгоем. Он выждал пару минут. Но гнев и раздражение росли с каждой секундой.

Как же он ненавидел все эти правила, запреты и условные нормы, которые окружали его жизнь! Он ненавидел то, что ему приходилось жить в постоянном напряжении. Он ненавидел то, что его игнорировали, как если бы он был ничтожеством.

Как же ему опостылело всё это! Он хотел быть свободным, хоть на день, хоть на мгновение. Он хотел быть самим собой, без условностей и правил. Но вместо этого он был вынужден жить в этом мире, где каждый шаг был рассчитан и каждый жест был продуман.

Почему ему надлежало терпеть такое отношение, не получая ничего взамен? Какая разница, за что именно его накажут снова?

– Кто мой кровный отец? – надеясь, что голос не слишком сильно дрожит, громко спросил Сэхфир’халлан.

Леди Руасил запнулась на слове, но с невозмутимым видом дочитала абзац. С улыбкой передала книгу сидящей рядом эльфийке, показав место, где остановилась.

– Прошу меня извинить, мне нужно отлучиться ненадолго. Сын мой, проводишь меня? – она изящно встала рядом с Сэхфир’халланом, взяв его под руку. Тот стиснул зубы, избегая направленных на него взглядов. Хотелось испариться. Но он не двигался с места, пока мать не поправила оливковое, спадающее изящными складками приталенное лёгкое платье, поклонилась собеседницам, и не отправилась вглубь садового лабиринта.

Внутри дампира всё клокотало. Но чем дальше мать уводила Сэхфирс’халлана от любопытных глаз, чем гуще становились кроны деревьев, чем дольше он ощущал её тепло – тем умиротворённее и спокойнее на душе ему становилось. Правда, постепенно нарастали головокружение и лёгкий звон в ушах. Но он списал это состояние на долгое пребывание под солнечными лучами и нервное перенапряжение.

Убедившись, что Сэхфир достаточно успокоился, эльфийка решила, что долее продолжать ментальное воздействие на разум сына нельзя – может и заметить. Леди Руасил огляделась, присаживаясь на кованую лавочку возле беседки, овитой алым и белым шиповником. Поправила складки платья и браслеты, словно отодвигая неприятный разговор.

– Его имя – Аллар. – мягким тихим тоном начала она, избегая взгляда сына. – Его род был одним из хранителей скрижалей демиурга, когда он разделял нашу веру. Но что именно ты хочешь узнать, дитя?

– Всё, что ты знаешь о нём. И почему… Почему я – такой? Мы же единоутробные с Сэлфисом! Отчего он – эталонный эльф, а я – зависимый от крови мертвец? А ещё… Аэлдуллин. Он ведь тоже от Аллара? – то, что мать согласилась отвечать, оказалось настолько неожиданным, что Сэхфир несколько растерялся и торопился задать все вопросы разом.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Леди Руасил последнему вопросу, и подняла на сына холодные спокойные зелёные глаза.

Дампир прогрёб рукой залезшие в глаза волосы, прежде чем ответить, и отвёл взгляд, вдруг заинтересовавшись цветами на ближайшей клумбе. Признаваться, что сразу же после последнего наказания снова нарушил комендантский час и подслушал доклад, ему не хотелось. Решил зайти с другой стороны, которая его тоже весьма беспокоила.

– Я чувствую его. – чуть запинаясь и тщательно подбирая слова, признался дампир, – Иначе, чем Сэлфиса. Но я точно знаю, что в нём нет крови Тар Даэруила. И я чувствую, что у нас тоже один отец. Его… запах. Его энергетика отличается. Как такое возможно? – и, не дожидаясь ответа, в сердцах выпалил, – Матушка, я не нахожу себе места! Я благодарен вам, но я здесь чужой! Мне не дают развиваться. Меня боятся, хоть я ни разу никому не причинил серьёзного вреда!  Ну, кроме того случая по рождению, на который мне любит припоминать Тар Приестэн… – он попытался остановиться, но ему не удалось, и он почти почти выкрикнул, – Я должен знать! Мне нужно понять себя!

Она остановила его жестом. Сэхфир’халлан замер, понимая, что на этот раз оказался услышан, и ему могут приоткрыться хоть крохи знания.

– Увы, я сама остаюсь в неведении того, что творится за границей леса. Но я расскажу всё, что мне известно. Это произошло чуть более сотни лет назад, когда я впервые встретила твоего кровного отца в Священной Роще. – Эльфийка устремила взгляд на кроны деревьев, погружаясь в воспоминания. На её губах заиграла лёгкая улыбка. – Это был прекрасный, пышущий жаждой жизни молодой мужчина, едва отрастивший первую людскую щетину. Меня подкупила его учтивость. Его пышущий неподдельным восхищением взгляд. Его уважение к Древним и стремления возвысить свой Род. В самом деле я подозреваю, что в нём есть капля спящей эльфийской крови, иначе бы навряд ли его семье демиург доверила хранить одну из скрижалей…  – разговор предстоял быть утомительным и долгим, даже несмотря на обрывочность знаний.

Сэхфир’халлан внимательно слушал мать, иногда наводя её на интересующие его темы вопросами. По итогу они разошлись, пребывая в глубокой задумчивости, переваривая услышанное, стараясь заглянуть между строк. Леди Руасил гадала, насколько сын разумом и сердцем далёк от кровного отца, несмотря на свою тёмную сущность. Сэхфир’халлан задавался тем же вопросом, волнуясь каждый раз, когда проходящий мимо эльф вызывал у него приступы жажды. И гадал, где же найти ответы на то, о чём мать не ведала. У него даже мелькала мысль, не стоит ли попроситься уйти за пределы Вечного Леса, как делали некоторые эльфы, достигшие второго совершеннолетия. Но сильно сомневался, что его кровный отец будет рад неожиданной встрече.

***

Манор Аварра. Несколько лет назад.

Тонкие хрустальные палочки, подвешенные за почти прозрачные нити к потолку, ласкал прохладный вечерний ветерок, и они игриво посмеивались тонким перезвоном. В овитой естественной оградой из шипованных лоз Леди Руасил стояла на коленях возле небольшой чугунной курильницы, чьи руны на выпуклых боках слегка светились. Она куталась в плотный шерстяной плащ, жгла палочки можжевельника и ладана, и тихо молилась, силясь сквозь шелест листвы и переливчатый перезвон расслышать шёпот демиурга.

Демиург никогда не просила поклонения и почитания. Эльфы и другие расы в древние времена по своему желанию возводили небольшие храмы, отдавая ей своё почтение, прося о защите, либо о помощи, будто б очередному божеству. С веками традиция осталась, хоть пантеон значительно расширялся. Культы возникали и гасли один за другим, и лишь немногие сохраняли в памяти её воплощение. Она делилась с высшими и низшими расами знаниями, которые, увы, оказались утеряны, когда из обихода ушёл древний язык. Носителями оставались лишь немногие. В архивах хранились разные интерпретации её скрижалей, содержащие в себе магические формулы и знания о мультивёрсуме.

Увы или к счастью, вот уже много тысячелетий никому не удавалось пересечь грани миров, открыв портал – волшебный проход. Считалось, что маг, достигший определённых высот в своём искусстве, мог справиться… Но попытки чаще всего заканчивались плачевно. Впрочем, предупреждение: «не зная дороги – шагнёшь в пустоту, называемой космос» – достаточно ясно объясняли последствия.

А грезить об иных мирах было с чего. Магия уходила из мира. Дети Леса всё реже рождались в Домах без помощи извне, и всё реже им становились доступны магические дары. Оборотней-перевёртышей, коих в древности немало рождалось среди людей, тоже становилось всё меньше. Но люди часто сами устраняли пугающих их существ. Обновить источники – бьющие магией ключи, не хватало умений. Родники затягивались болотцем, камни тускнели, искры едва мерцали, озаряя свои алтари. Драконов возле Вечного Леса не видели столетиями, хоть и доходили слухи о спящих особях в далёких снегах. Гибли единороги…

Но не за магию планеты, не за пути в иные миры молилась Тар Руасил. Тоска снедала её сердце. Вот уже много десятков лет её чрево оставалось пустым. Эльфийка вздохнула, взглянув на живую изгородь. Бутоны едва завязались и торчали тугими зелёными шишками. Она уже собиралась встать и уйти, как ощутила пристальный взгляд в затылок.

Леди Руасил удивлённо обернулась. Обычно никто не мешал уединению молящихся. Но позади никого не оказалось. Ощущение чужого внимания, между тем, не отпускало. Эльфийка встала с колен и стала рассматривать пустое, если не считать подставку с благовониями, помещение. За редкими окошками между молодой листвой ей мерещились блуждающие тени. Но беспокоящий её взгляд исходил не снаружи.

К ощущению чужого присутствия добавился едва слышимый шёпот, будто бы с другого пласта реальности. Эльфийка поворачивалась на звук, пока её взгляд вновь не упал на курильницу с палочкой, источающей лёгкий дым. Но вот палочка стала споро тлеть, издавая лёгкое шипение. Дым стал плотнее и гуще, потянулся по помещению изящными завитками, пока не коснулся одного из бутонов и не обволок его, на миг спрятав от взгляда эльфийки. А когда дым вновь потянулся тонкой ниточкой, сизый кокон будто бы впитался в бутон. Тот на глазах изумлённой эльфийки разбух и раскрылся алым шиповником, с опалёнными по краям лепестками. Тогда и шёпот, и ощущение инородного взгляда исчезли.

Леди Руасил не посмела сорвать чудесного цветка. Поплотнее запахнувшись в плащ, поспешила к Старейшинам, напуганная и окрылённая знаком. Более всего её волновало, не приснился ли ей этот шиповник, вскормленный дымом. Но когда она привела в беседку пятерых пожилых [1] эльфов, заспанных и ёжащихся в ночной прохладе, морок не исчез. Лишь кончики лепестков наполнились алым свежим цветом, и ничего уже не намекало на странный способ пробудить бутон.

Старейшины сорвали бутон, отнесли в Храм к Жрецам Света. Почти неделю те заклинали ни в чём неповинный цветок кроме того, что он родился алым на стеблях, дающих белый цвет. Но, не обнаружив на нём тёмных чар, повелели Леди Руасил отправиться в ближайший праздник в Священную Рощу, посчитав, что ежели бы цветок сохранил обычный цвет, это значило бы благословение демиурга с супругом.

Тар Даэруил, узнав о таком решении Старейшин, усмирил свою гордость, успокоил растерянную супругу и помог ей собраться в дорогу. Путь к Священной Роще, расположенной близь людских поселений, на самой границе с энергетическим куполом, был долог, даже если идти по нему волшебными тропами. А поскольку до дня летнего солнцестояния оставалось всего пара месяцев, следовало поспешить.

Леди Руасил прибыла в Рощу, как раз когда ночь уже вступила в свои права. Языки рыжего пламени всё ещё плясали в кострах, отгоняя темень.

– Вы устали с дороги. Позволите, я предложу вам вина? – мужской голос послышался совсем рядом. Она не сразу заметила его, прислонившегося к толстому стволу дерева.

Стоящий перед ней мужчина, облачённый в неприметную дорожную одежду, как и большинство гостей, выглядел невероятно грациозно. Он стоял с идеальной осанкой, выдающей высокое происхождение. Одну руку он завёл за спину и склонился в лёгком поклоне, принятым у эльфов, протягивая ей свой кубок.

В его голубых глазах, показавшихся ей знакомыми, плясали искры костра. Чёрные волосы до плеч слегка завивались. Небольшая аккуратная щетина, выходившая в небольшую раздвоенную бородку, вместе с чётко очерченными скулами делали лицо несколько хищным. Низкий бархатный голос завораживал, и будто бы обволакивал дымкой очарования. Впрочем, несмотря на общее приятное и загадочное впечатление, от него будто бы веяло холодном, сродни тому, что её застал во время раскрытия бутона.

– Отчего вы до сих пор не увели за собой прекрасную деву? – спросила эльфийка, принимая из его рук кубок, и отпивая глоток. На мужчину то и дело бросали вожделенные взгляды некоторые задержавшийся возле костра эльфийки. Отчего его до сих пор не "расхватали" ей казалось загадкой.

– Я ждал именно вас, Тар Руасил. – он предложил ей руку и взглядом пригласил к гладко вытесанному срубу, выполняющему роль столика, возле костра.

– Мы знакомы? – несказанно удивилась эльфийка. Она никогда не покидала Вечного Леса, и последний раз видела людей десятилетия назад, если не считать тех, кто по каким-то причинам обжился в Лесных Домах. Впрочем, приняли его руку и позволила за собой поухаживать.

– Мало кто может поручиться, что полностью знает другого человека. Так и многие даже не знакомы сами с собой. Позвольте же снова представиться…

Они проговорили пару часов, утоляя голод общения. Леди Руасил со всё нарастающим удивлением и радостью вспомнила в этом шикарном мужчине того пылкого юношу. Как же время меняет и красит людей!

Увядание плоти эльфам неведомо. Пожилыми своих сородичей эльфы называли с уважением – по тяжести прожитых лет. Сами же они могли обзавестись разве что лёгкими морщинками, отражающими на лице их характер и отпечатки невзгод.

Люди же, коим было отпущено меньше времени, с годами меняли пылкость на степенную взвешенность, упрямство сменялось стойкостью духа, буйный нрав сменялся холодной расчётливостью и жёсткой рукой. Волосы людей часто окрашивал мороз седины, а в глазах, обрамленных морщинами, светилась мудрость… Во всяком случае, если человеку доставало ума и старания расти над юным собой.

Но ей было недосуг рассуждать о прожитых годах своего избранника. Вообще, не хотелось вести годам счёт. Да и какая разница, если демиург свёл их в эту ночь? Лёгкая беседа сменялась игривым флиртом. Дыхание эльфийки становилось всё чаще, глаза блестели всё сильнее, а тело истомилось в ожидании неги. Мужчина говорил всё тише, заставляя её невольно приближаться. Глаза всё больше темнели, наливаясь жаждой и страстью. Не в силах больше терпеть внутренний трепет, желая освежить разум и тело, эльфийка поманила мужчину за собой вдаль от костров.

Прохлада лесного озера бодрила, но не могла притупить волнение, которое разгоралось внутри. Эльфийка зашла в воду, искрящую светом мириардов звёзд, по пояс. Не видела, но чувствовала, что мужчина следует за ней. Он остановился позади так, что их тела не касалась друг друга. Но она ощущала спиной его ауру. Волнующую. Будоражащую. Заставляющую тело покрываться мурашками гораздо сильнее, чем с этим справлялась вода. К её величайшему нетерпению он медлил. И вот когда она уже подумала развернуться, обвить его руками и впиться в губы, прикосновение его руки к волосам, обнажающим шею, заставило её затаить дыхание и чуть отклонить голову, открываясь его губам.

Он протянул её к себе, прижавшись всем телом, и покрыл поцелуями её кожу. Он прижимал её к себе крепко, требовательно, почти болезненно, не давая ей повернуться и взглянуть на себя. Прожитые годы не смогли заставить его растерять тот юношеский пыл. Он всё распалялся, заставляя её постанывать от вожделения и ласк.  Одна рука больно сжала ей грудь, другая скользнула ниже, к треугольнику кудрявых золотисто-рыжих волос, заставив её ахнуть и сорвать с губ стон. Губы, поначалу шершавые и холодные, теперь обжигали шею и плечи. Руки, мнущие её тело, сжимались все сильнее, грозя оставить синяки на нежной коже.