Город грехов: Желание.

Я повернулся к Монике, решив не ходить вокруг да около.

– Высоты боишься?

– Это и есть твой план?! – воскликнула она, мотая головой в разные стороны. – Я не буду прыгать!

– Хочешь остаться здесь? – на её лице мелькнуло возмущение, она открыла рот, готовясь выдать очередную вспышку гнева, но я прервал её, не давая ни секунды: – Можешь ждать до утра. Сторож в любом случае будет делать обход и откроет тебе дверь. А я предпочту поехать домой.

Я подошёл к шкафчику, на ходу подхватывая куртку, закидывая спортивную сумку на плечо и, не оборачиваясь, вернулся к окну. Дёрнул защёлку и распахнул створки, впуская внутрь вечерний воздух. Холодный ветер ударил в лицо, мурашками проходясь по рукам. В небе уже мерцали первые звёзды, и в голове саркастично проскочила мысль, что выглядит как настоящая романтика.

Я знал, если Моника откажется, я не смогу уйти. Не потому что совесть загрызёт, а потому что мне было не плевать. И это бесило.

– Как чувствовала, что не надо было отдавать сумку, – пробормотала она с обречённостью, и я услышал её приближающие шаги за спиной.

Я облегчённо выдохнул, почти незаметно, стараясь не выдать это вслух.

– Не бойся, крыша плоская, – сказал я, повернувшись к ней. – Мы спустимся по пожарной лестнице. Только в самом конце придётся прыгнуть, там небольшой зазор до земли.

Она скривилась, лицо сморщилось, но Моника с трудом кивнула. И этого было достаточно.

– Ты вырядилась, чтобы покрасоваться? – произнёс я с недовольством, окинув взглядом её наряд. Обтягивающая юбка, кофта с небольшим вырезом, всё это смотрелось чертовски эффектно, но абсолютно не подходило для ночного побега по крыше. Она будто сошла с глянцевой страницы, словно модель.

– Прости, мамочка, в мои планы не входила ночная прогулка по крыше, – язвительно бросила Моника, даже не удостоив меня взгляда.

– В твоём случае, я, скорее, папочка, – хмыкнул я, подхватывая куртку и резким движением расправляя её. – Подойди ко мне.

Она вскинула брови – насмешливо, чуть вызывающе. Нет, блять. Только не сейчас.

– Во-первых, смени тон. А во-вторых, мне не холодно, так что надевать твою куртку я не буду.

Я сдерживался из последних сил. Эта её наглая манера, этот взгляд, которым она будто проверяла мои нервы на прочность… Всё внутри распалялось, будто плеснули бензин на огненный участок.

– Хорошо, – выдохнул я, глядя на неё в упор. Куртка в руках будто стала тяжелее. – А теперь подойди ко мне, – повторил уже жёстко, без намёка на игру.

Она не шелохнулась. Только уголок губ дёрнулся, и в этом почти незаметном движении сквозило что-то дерзкое и распаляющее. Ветер с улицы хлестнул по комнате, и я заметил, как её плечи едва заметно дёрнулись. Не холодно, да.

– Ладно, тогда сделаю это сам.

Не давая ей времени на ответ, я подошёл, резко сократил дистанцию и обвил её талию рукой. Тело было тёплым и упругим под тонкой тканью, она напряглась, но не отпрянула. Я притянул её ближе, в упор, глядя в глаза.

– Хочешь, чтобы я помог тебе одеться? Думал, ты уже взрослая для этого, – проговорил я с язвительностью, одновременно испытывая внутренний разряд от короткого касания. Её ладони уткнулись мне в грудь, с силой, но не настолько, чтобы оттолкнуть – скорее, обозначить границу. Глаза встретились с моими, и в них сверкнуло раздражение, замешанное с чем-то ещё.

– Ты похож на психопата, – прошипела она, не отводя взгляда.

– Наденешь сама или мне помочь? – спросил я, поднимая куртку выше, будто предлагая выбор. Но руку с её талии убирать не торопился.

Секунда. Другая. Моника молча выхватила куртку и оттолкнула меня, накидывая её на плечи резким движением, будто надеясь так отмахнуться от меня.

– Сразу бы так, – ответил я, уже повернувшись к окну. Взялся за раму и, без лишних слов, вылез на крышу. Ночной воздух ударил в лицо с такой свежестью, что казалось весь раздражённый жар испарился за секунду.

Я развернулся, наблюдая, как она ловко закидывает ногу на подоконник, подтягиваясь, и грациозно перелезает. Даже не думая попросить помощи. И я не пытался предложить, потому что точно знал, что её упрямство не допустит принять это. Я молча отметил, как её движения остались точными, уверенными, даже в этом наряде. Из-под куртки всё ещё были видны бёдра, очерченные облегающей тканью юбки. Стиснув зубы, я отвернулся, не желая развивать мысли дальше.

– С каждым разом идея становится всё хуже, – проворчала она, ступая на бетон рядом со мной.

– Согласен. Выбить дверь было куда надёжнее, – отозвался я с сарказмом, оглядываясь на неё через плечо. – Думаю, ты бы справилась одна.

Она смерила меня взглядом, полный того самого «отвали, Николас», но ничего не сказала. Только тяжело выдохнула, как будто морально готовилась к следующему этапу безумия.

Мы подошли к пожарной лестнице. Металл блестел в свете уличных фонарей, от него тянуло холодом, как от льда. Я ухмыльнулся, едва взглянув вниз, высота всё же ощущалась.

– Может ты первая? – сказал я с преувеличенно серьёзным видом.

– Почему именно с тобой, а не с кем-либо другим, – произнесла Моника почти шёпотом, как будто признание вырвалось против её воли.

– Думаю, тебе просто повезло, – усмехнулся я, позволяя себе короткий, самодовольный взгляд. Она скривилась в преувеличенной гримасе, притворно замотав головой. В ответ я сменил тон, придавая голосу твёрдость:

– Будь осторожна и не торопись. Лестница старая, и металл скользкий.

Моника подошла ближе, её шаги стали тише, словно каждый шаг давался с трудом. Я перехватил сумку, чтобы она не мешала, и, повернувшись к железной лестнице, начал спуск – медленно, нащупывая каждую ступеньку ногой, чтобы не сорваться вниз. Пальцы крепче сжали холодный металл. От него тянуло сыростью и чем-то ржавым.

Сверху чувствовался её взгляд. Я знал, что она смотрит, возможно, ждёт пока я сорвусь, чтобы потом сказать "а я говорила".

– Ты долго будешь ждать? – спросил я, остановившись и взглянув наверх. Моника стояла, немного ссутулив плечи, держа сумку за спиной, будто колебалась.

– Иду-иду, – буркнула она, кидая ногу на нижнюю перекладину и начиная спускаться.

– Ты говорил, что лестница непрочная… Часто пользуешься? – её голос звучал ближе, и в нём явно читалась издёвка.

– Конкретно этой нет. А вообще? Ну, знаешь… надо же как-то к девчонкам в комнаты попадать, – сказал я, намеренно не скрывая насмешку. Её вздох, полный недовольства, был почти слышен.

Когда я добрался до последней ступени, до земли оставалось около двух метров. Лестница резко обрывалась, как будто сама передумала вести до конца. Под ногами чернела трава, ещё влажная от вечерней росы.

– Лучше бы ты шла первой… – пробормотал я, сделав вид, что голос дрожит, будто я вдруг осознал, на какой высоте мы висим. Уголки её рта дёрнулись вниз, и я не смог не рассмеяться.

– Николас!

Я скинул сумку на землю, повиснув руками на перекладине, и в следущую секунду разжал руки, спрыгивая вниз. Мгновение в воздухе, земля под ногами качнулась и вот я уже стою, отряхивая ладони от земли, чувствуя в груди лёгкое возбуждение от рывка.

Подняв голову, я посмотрел на Монику. Она застыла на предпоследней ступеньке, с явным сомнением глядя вниз. Тело было напряжено, пальцы сжаты на перилах, словно лестница могла уползти из-под неё в любую секунду.

– Просто спрыгни. Я поймаю тебя, – уверенно сказал я, расправляя руки. – Доверься мне, давай.

Она закатила глаза и начала забираться обратно.

– С меня хватит. Я полезла назад!

– Я сейчас уйду, – спокойно предупредил я, уперев руки в бока.

Она зарычала себе под нос, но сдалась. Всё ещё ворча, будто проклиная эту ночь и всё человечество, она медленно начала спуск. Каждый шаг сопровождался её тяжёлым взглядом в мою сторону, словно я лично устроил ей это испытание.

– Ты меня собрался ловить без рук, супермен? – остановившись и явно проверяя, насколько я серьёзен.

Я шагнул ближе, поднимая руки, как актёр в театре, изображающий рыцаря.

– Нет. Как принцессу, – с иронией ответил я, не отрывая от неё глаз.

Она спустилась ниже, но всё ещё не решалась прыгнуть. Тонкие пальцы вцепились в перекладину, а ноги дрожали, застыв на весу.

– Тут высоко… – прошептала она, почти себе под нос, и выдохнула, медленно, как перед прыжком в воду.

– Зато вид хороший, – не удержался я, скользнув взглядом по её ногам. Загар красиво подчёркивался уличным светом, играющим на коже. Она тут же отдёрнула юбку вниз, с раздражением, что вызвало у меня короткий смешок. Всё ещё сопротивляется.

– Просто не думай о высоте. Ты же считала, что я смогу выбить дверь, а теперь не веришь, что смогу поймать тебя?

– Забудь об этом, – отрезала она, всё ещё не прыгая.

– Давай, – сказал я, слегка встряхнув руками и добавив строгости в голос, – мне надоело ждать.

Моника задержала дыхание, и в этот момент я знал, ещё секунда и она прыгнет.

– Если ты меня уронишь…

Моника медленно опустилась к самому краю, словно балансируя между решимостью и страхом. Она взглянула вниз, где земля казалась далёкой, неприступной, и глубокий вздох вырвался из груди, как попытка собрать всю смелость в одном миге. Затем, подняв глаза, она встретилась со мной взглядом. Моника крепко ухватилась за ступеньку, словно за последнюю точку опоры, а потом, собравшись, медленно свесила ноги и отпустила руки, доверившись мне.

Не прошло и пары секунд, как я почувствовал, что она уже в моих руках. Её тело легло в мои руки, почти невесомое и одновременно напряжённое. Я крепко прижал её к себе, громко выдыхая.

Моника зажмурилась, словно пытаясь прийти в себя, и её руки машинально сжали мои плечи. Её тело едва заметно задрожало, и это тронуло меня глубже, чем я ожидал. Я крепче прижал её к себе, будто хотел передать через тепло уверенность и защиту.

Внутри меня закипало желание сказать что-то успокаивающее, что всё в порядке. Но я сдержался, медленно опуская её на ноги.

– В порядке?

– Да, – выдохнула она, поднимая взгляд.

Её дыхание коснулось меня, заставляя пробежать мурашки по коже – наверное, от вечернего холода. Её руки всё ещё лежали на моих плечах, и я невольно скользнул взглядом по ним, а затем, словно сам того не заметив, притянул её за талию ближе к себе.

Её тело, не сопротивляясь, поддалось вперёд, соприкасаясь с моим. Но в считанные секунды она, словно осознав, в каком мы положении, дернулась назад, разжимая руки.

– Спасибо за помощь, – сказала она, избегая встречного взгляда.

Я кивнул, пытаясь заглянуть ей в глаза, но она уклонилась от моего взгляда, и я отвернулся, подняв сумку, лежавшую рядом. Проходя вперёд, не оборачиваясь, добавил:

– Пошли, уже поздно.

Мы шли молча к главному корпусу университета. Тишина между нами висела тяжёлой пеленой, лишь шорох наших шагов нарушал покой. Доставая ключи от машины из сумки, я решил спросить:

– Где ты живёшь?

– В гости напрашиваешься?

– Нет, – ответил я скосив взгляд на неё, – у меня другие планы. Но подброшу тебя домой.

Она лишь покачала головой, демонстрируя свою независимость.

– Я поеду на такси.

Я не стал ждать её дальнейших возражений. Быстро присел, обхватил её бёдра руками и, не давая опомниться, закинул на плечо, направляясь к машине.

Её попытки вырваться и ударить меня были яростными и бескомпромиссными, кулаки сыпались, словно град, и мне пришлось напрячь все силы, чтобы удержать равновесие под этим натиском. В её сопротивлении было столько энергии и огня, что я с трудом сдерживал улыбку, наслаждаясь этой игрой сил.

– Это похищение! Ты не имеешь права! – закричала она, вновь со всей силы ударив меня в плечо. Её кулак хоть и не причинил особой боли, но был исполнен ярости. Я, почти не задумываясь, подкинул её выше на плече для встряски – и, услышав короткий, испуганный вскрик, довольно усмехнулся.

– Иначе ты не понимаешь.

Я открыл пассажирскую дверь, и, не давая ей опомниться, решительно снял с плеча и усадил в машину. Она мгновенно взвилась, резко взметнув руку вверх, очевидно, чтобы влепить мне пощёчину. Я перехватил её запястье на полпути, сжал ладонь в своей руке. Её кожа была тёплой, пальцы чуть подрагивали, но взгляд… В её глазах пылал огонь. Настоящий, дикий, почти безумный.

– Не смей, – почти угрожающе сказал я, нависнув над ней. Внутри всё кипело, не только от злости, но и от электрического напряжения, сгустившегося между нами до предела.

Мы молчали. Тишина была глухой и плотной, наполненной бешеным сердцебиением, которое, казалось, слышалось в салоне машины. Я отстранился медленно, глядя ей прямо в глаза, и захлопнул дверь, будто ставя точку в этой немой перепалке.

Обходя капот, я сжал кулаки, вдохнув свежего воздуха поглубже. Сев за руль, я завёл Агеру. Мотор загудел низким, уверенным звуком. Я включил обогрев, запустил навигатор и плавно вырулил с университетской парковки, влившись в редкий ночной поток машин.

Пару секунд спустя я кинул быстрый взгляд на неё – её губы были сжаты, а скулы напряжены.

– Вбей свой адрес, – глядя на навигатор, я старался сохранить спокойствие, хотя её недовольство чувствовалось физически, как тяжёлая тень, опустившаяся между нами.

– Тебе разве не стыдно?! Кто тебя воспитывал?!

– Чувствуй себя как дома, если хочешь могу включить музыку, что скажешь? – не удержался я, с лёгкой насмешкой в голосе, прекрасно зная, что это лишь сильнее её разозлит. И в каком-то смысле желая этого.

– В твои услуги таксиста не входит опция «молчать»? – нажимая «старт» после того, как маршрут был проложен, Моника откинулась на сидение. Всего полчаса по меркам этого вечера, почти мгновение.

– Такси бесплатное, премиум-класса. Водитель позволяет себе немного больше.

Плотная тишина вновь вернулась, только двигатель и шорох шин по асфальту создавали ритм происходящего. Я откинулся на сиденье, вальяжно держа руль одной рукой, а другую завёл назад, в попытках найти сумку. Бумажник с кредитками должен быть где-то здесь. Бензин почти на нуле, а на навигаторе уже светилась ближайшая заправка.

Моника, не выдержав моих многочисленных попыток, закатила глаза, издала раздражённый вздох и развернулась в кресле, потянувшись к моей сумке. Её движения были резкими, но изящными, я не мог не заметить, как ткань юбки натянулась по её бёдрам, очерчивая плавные, притягательные линии. Это зрелище застопорило время на несколько секунд я забыл про дорогу и сжал руки крепче на руле.

Она схватила сумку, вернулась на место и без лишних слов бросила её мне на колени.

Взгляд Моники скользнул по интерьеру машины, по обтянутой тёмной кожей панели, по отполированной центральной консоли, и наконец остановился. Узкое серебристое название, выгравированное с почти вызывающим шиком, бросилось ей в глаза. Koenigsegg Agera.

Мгновение она просто смотрела. Потом её брови приподнялись сначала в удивлении, затем в узнавании. Губы медленно разошлись в усмешке, глаза сверкнули.

– Это был ты… – почти шёпотом вырвалось из неё, с оттенком недоверия и одновременно откровенного раздражения.

Я бросил на неё быстрый взгляд, не понимая, что вызвало такую реакцию.

– О чём ты? – нахмурился я, стараясь удержать внимание на дороге.

Моника не ответила. Лицо стало отстранённым, будто она углубилась в свои мысли, и я решил больше не спрашивать.

Мы быстро заехали на заправку, и, залив полный бак, я опёрся спиной о крышу машины, тяжело выдыхая.

Усталость навалилась резко, будто кто-то сбросил её на плечи. Но дело было не только в бессонной ночи, не столько в ней. Это была не физическая усталость, а что-то глубже. Моника Харрис.

С той самой вечеринки её образ словно въелся в мозг, никак не желая выходить из моей головы. Чем дольше я прокручивал в памяти тот вечер, тем тяжелее становилось в груди.

Я снова и снова возвращался к тому моменту. К её взгляду в спортивном зале. В нём было что-то такое, что трудно вынести.

И именно тогда, в эту секунду, меня накрыло осознание. Мне нужно было извиниться, но гордость играла злую шутку. Просто выдавить из себя эти слова и похоронить ситуацию, как старую историю, которую уже невозможно переписать.

Мы ехали по пустой ночной трассе. Фары выхватывали из темноты обочины, серые тени деревьев и мерцающие дорожные знаки. Радио играло вполголоса какой-то медленный трек. Я убавил громкость и прочистил горло.

– Насчёт вечеринки… – начал я, но слова тут же застряли в горле, будто их нужно было вытаскивать крюком. Пальцы сжали руль до боли, суставы побелели.

– Я не хочу об этом говорить, – её голос был холодным, ровным, без тени колебания.

Но я уже начал и не мог остановиться.

– Это было грубо с моей стороны. Очень, – выдохнул я, не отрывая взгляда от дороги.

– Ха. Действительно? – Моника фыркнула сдержанно и безрадостно. – А я думала, ты всех девушек так… «выставляешь». В своём свете.

Её сарказм резанул по нервам, но он был заслуженным.

– Ты можешь помолчать? – сорвалось у меня, слишком резко, и я сразу почувствовал, как гнев на самого себя горячей волной поднимается в груди.

Моника повернулась ко мне, и в её взгляде была ярость.

– Нет! – выкрикнула она. – Я не собираюсь молчать! Ты меня достал, Николас! Я сказала, что поеду на такси, ты проигнорировал это. Сказала, что не хочу говорить о вечеринке и снова плевать! Всё по-твоему. Всё как тебе удобно! С чего мне вообще молчать?!

Я сжал челюсти, дыхание участилось.

– Да, – выдохнул я, сглотнув. – Я признаю, что поступаю… не очень хорошо.

Она цокнула, как будто я сказал что-то нелепое. Но я продолжил, потому что молчание было бы трусостью, которую я презирал.

– Но выслушай меня хотя бы, а потом уже решай, что делать дальше.

– Хорошо, я слушаю, – отрезала она.

Я глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, и ощутил, как грудь стягивает тугой петлёй.

– Так о чём это я… – мой голос стал тише, будто горло сжало изнутри. Я запнулся. – В тот вечер я…

Мои мысли разбежались, будто кто-то рассыпал их по полу. Она смотрела внимательно, пронизывающе, и я не знал, куда деть глаза. Меня сбивало не то, что она молчит, а как она молчит с ожиданием.

– Не смущайся, давай говори, – насмешливо усмехнулась Моника. – У тебя ведь никогда не было проблем с тем, чтобы говорить. Почему вдруг теперь стесняешься?

Я взглянул на неё раздражённо и сказал почти сквозь зубы:

– Давай не будем начинать?

– Это не я начала, а ты.

– Я могу продолжить? – слова вырвались сами собой.

Она замолчала, лицо изменилось – не то чтобы стало мягче, скорее, застыло. Но для меня это было сигналом. Я перевёл взгляд обратно на дорогу и немного сбавил скорость, стараясь контролировать поток мыслей и следить за дорогой.

– В тот вечер я должен был познакомиться с одной девушкой. Её пригласил Дастин.

– И?.. – её голос был резким, колючим.

– У меня были определённые мысли о ней… – начал я, подбирая слова. – Исходя из того, что рассказывал Дастин. Поэтому, когда ты зашла в мою спальню, я не увидел тебя. Я увидел человека, на которого уже навесил ярлык.

– То есть, дешёвку?

Я сжал руль сильнее, кожа на пальцах натянулась. Мозг внутри черепной коробки словно сжимался, давя изнутри. Мыслей становилось всё меньше, зато напряжения всё больше. Я чувствовал себя идиотом, загнанным в угол. И Моника, она была именно той, кто не давал мне возможности сбежать в оправдания.

– Я знал, какие цели она преследует. И каких норм придерживается. – слова давались трудно. – Каждый человек может ошибаться.

Я не смотрел на неё, но чувствовал: её глаза сверлят меня, будто хотят вытащить изнутри всё, до последней капли.

– Значит, ты признаёшь, что совершил ошибку? – голос её стал тише, но не мягче.

– Я говорю о том, что поспешил с обвинениями. И даже не стал слушать. – я произнёс это почти механически, пряча эмоции под сухостью интонации.

– То есть ошибки не было?! – вдруг резко вспыхнула она, хлопнув ладонями по панели. Она развернулась ко мне всем телом.

Я стиснул зубы.

– Не вынуждай меня, Моника.

– Я вынуждаю тебя?! – в её голосе нарастала буря. – Ты себя вообще видел? В ту ночь ты выставил меня шлюхой. Ты вёл себя так, будто я пришла, чтобы раздвинуть перед тобой ноги! Ты приплёл своего друга, бросил в лицо мерзости и ещё удерживал меня! И теперь ты хочешь, чтобы я…

– Прошу прощения, – перебил я её, хрипло, не в силах слушать дальше.

Мгновенная тишина опустилась в салон. Словно после взрыва, только звон в ушах и эхо эмоций, натянутых до предела. Моника резко замолчала, её губы приоткрылись, как будто она хотела что-то сказать, но не сказала.

– Что?

– Я совершил ошибку, понял это и решил извиниться. – я выдохнул, будто сбрасывая с плеч груз. – Не знаю, что изменится дальше. Может, ничего. Но я сделал то, что должен был. Вот и всё.

– Это худшее извинение в моей жизни, – сказала она спокойно, но с едкой прямотой.

Я повернул голову в её сторону, и впервые за всё время позволил себе рассмотреть её по-настоящему. Да, я и раньше знал, что у неё характер. Но только сейчас понял, насколько он цельный и несгибаемый. И это раздражало. Но всё также невыносимо привлекало.

– Другого ты не получишь.

Она отвернулась, уставившись в окно. В отражении я увидел, как её взгляд скользит по моему профилю и тут же исчезает. Она избегала встречи глазами. Может быть, чтобы не сказать лишнего. А может, потому что внутри её всё бушевало так же, как и во мне.

По радио заиграла мягкая, будто издалека доносящаяся мелодия Iyeoka – Simply Falling. Строки отдалённо проносились в голове.

«Моё сердце вновь забилось, хоть всё это время мне казалось, что мы лишь притворяемся, но стоит мне открыть глаза, и всё становится другим».

«И такое ощущение, что грусть уходит сама собой, и ничто не сможет избавить меня от этого чувства, ведь я знаю, что просто влюбляюсь в тебя».

Довольно иронично. Я не сдержал кривой усмешки. Просто прекрасно. Лучше и не подберёшь.

– Ну конечно, – пробормотал я, – саундтрек прямо под ситуацию.

Чтобы хоть немного подавить желание взаимного уничтожения, я решил попытаться завести разговор.

– Тебе нравится джаз? – спросил я с интересом, переводя рычаг на повышенную передачу и плавно нажимая на газ. Машина мягко ускорилась, словно отреагировав на перемену в тоне нашего разговора.

Моника не ответила сразу. Несколько секунд повисло в воздухе, как будто слова зависли между нами, не решаясь прозвучать. Я уже почти пожалел, что заговорил, но тут она повернулась ко мне.

– Да. Нравится.

Голос был ровным, почти отрешённым. Любопытство вспыхнуло внутри, вытесняя остатки напряжения:

– Кого предпочитаешь слушать?

Снова пауза, на этот раз короче.

– Арета Франклин и Нина Симон, – наконец ответила она. – Но мне много кто нравится. Синатра классика, Бейкер немного пессимистичный, но в этом его стиль.

Я удивлённо приподнял бровь, совпадение наших вкусов поразило. А ещё больше, её осведомлённость в музыке.

Моника смотрела в окно задумчиво, будто вглядывалась не в мерцающий свет фонарей, а в собственные мысли. Но потом, чуть повернув голову, метнула на меня быстрый взгляд:

– А ты? Что насчёт тебя?

– Я люблю джаз. Знаешь Рэя Чарльза? – спросил я, краем глаза бросив на неё взгляд.

На секунду наши глаза встретились. Я тут же вернулся к дороге: движение начало сгущаться, машины мигали фарами, подсвечивая ночь.

– Да, конечно.

– Мне нравится его стиль, – сказал я. – А его игра на пианино была невероятна.

Она кивнула, молча, в знак согласия.

Мы въехали на мост. Вдалеке огни Вегаса рассыпались по горизонту, как бриллианты. Их мерцание отражалось в лобовом стекле, создавая ощущение, что мы едем сквозь мираж.

Моника смотрела на огни спокойно, почти умиротворённо. Линии её лица стали мягче, дыхание ровнее. Мне показалось, что именно в этот момент она отпустила часть своей злости. Или, по крайней мере, позволила себе передохнуть.

Я тоже ощутил странное спокойствие, но не от пейзажа за окном.

– Твои родители не будут волноваться, что ты так поздно вернёшься? – спросил я, и вопрос прозвучал не столько из любопытства, сколько из желания не дать тишине вновь поглотить нас. – Может, позвонишь им?

– Я живу с тётей, – коротко ответила Моника. – Она знает.

Кивнув, я решил не касаться темы её семьи, слишком личное. Поверив, что теперь мы будем ехать в молчании, я устроился поудобнее, перехватив руль. Но не успел поддаться спокойствию, как услышал её голос:

– Ты занимаешься гонками?

– Нет, – ответил я с удивлением. – С чего ты взяла?

– Просто предположила. По машине и по тому, кто тебя окружает.

– Профессионально – нет, – признал я. – Иногда катаемся с Дастином и Тёрнером. На треке, по выходным, но это больше хобби.