Когда я встречу тебя вновь. Книга 4. Ценой собственного счастья

– На пожаре погиб месяц назад. Жалко так. Ему бы жить, да жить. Четверо деток осталось. Старшую-то как с него писали: умница такая растет, и красавица, и хозяйка славная будет.

Неожиданно входная дверь отворилась, и в дом вошел мужчина.

– Баба Нюра, я пришел, как звала, где…

Тут он увидел меня и осекся. Худой, носатый и с густыми усами он напомнил мне почтальона Печкина из «Простоквашино», и я улыбнулась своим мыслям. Гость решил, что я улыбнулась ему и тоже смущенно растянул губы.

–Чего так рано-то? – озираясь по сторонам будто в поисках часов, спросила баба Нюра. – Я тебя к обеду ждала.

– Здрасьте, – поздоровался мужчина. – Так дождь собирается, баб Нюр. Пойду, думаю, пораньше.

– Ну пошли, коли явился.

Анна Тимофеевна поднялась на ноги.

– Ты, детка, пей пока чай, располагайся. А я Валерку в огород отведу, подсобить мне надо.

– Хорошо, спасибо.

Когда они ушли, я разобрала сумку и выложила в шкаф свои вещи. Их было не так много, и больше всего места занимали ботинки для верховой езды. Я вынесла их в сени и начистила кремом.

Затем переоделась в длинные шорты и футболку, через голову перекинула сумочку и пошла обследовать местность. Первым делом решила сходить в магазин и прикупить продуктов. Я платила за жилье, а не за стол, поэтому нужно было что-то взять для пропитания. Магазин находился рядом, и мое путешествие длилось недолго.

Я вошла в павильон напротив дома бабы Нюры. От разнообразия предлагаемого ассортимента разбежались глаза. Вроде бы и магазин небольшой, но казалось в нем, как в Китае, есть все, начиная от жевательной резинки и заканчивая садовой техникой.

Продавец и три покупателя, что находились внутри, стали с интересом меня рассматривать. Я встала в очередь позади всех, но это не остановило жителей поселка: они развернулись ко мне лицом, чтобы продолжить изучение.

– Откуда такая красота к нам приехала? – не удержался от вопроса плотненький мужичок лет шестидесяти с красным лицом и мешками под глазами, который стоял в очереди передо мной. Он него пахнуло перегаром и мне потребовалась нечеловеческая выдержка, чтобы не прикрыть нос.

– Из города.

– Из Сочи?

– Нет. Из Анапы.

– Вот как! А чем наши края вас привлекли?

– Говорят, лошади у вас знатные. Хочу жеребца себе приобрести.

Я улыбнулась.

– О как! Неожиданно!

– Так вы к цыганам приехали? – спросила женщина с большими формами перед мужчиной.

– По всей видимости, да.

– Русская? – и снова та же женщина.

– Русская.

– А вы одна или…

– Одна. А есть какая-то разница, приехала я покупать лошадь одна или с кем-то?

– Гозело привык общаться с мужчинами. Захочет ли с вами… – прокомментировала женщина. – Это хозяин конюшни. Он цыган, а у них свои порядки. С женщинами не особо разговаривают.

– А разве деньги имеют половой признак? Ему не все равно, от кого их получать?

– Галка, что ты девочку пугаешь? – вступился мужчина. – За деньги Гозело хоть всему женскому монастырю своих коней продаст.

Первая покупательница рассчиталась, и обернулась, чтобы уйти. Галка сразу затараторила продавщице, что ей подать.

– Вы не бойтесь Гозело, – сказал мужчина. – Он сейчас мало делами занимается, а с его сыном у вас проблем не будет.

– Ага, сыновья-то его русских любят, – засмеялась та, что ушла из очереди, и покинула магазин.

Меня передернуло от ее слов. Всем про всех известно. Даже про цыган, которые, как мне всегда казалось, живут особняком.

– Не обращайте на нее внимание, – сказал мужчина. – Острая на язык баба. А где вы остановились?

– У бабы Нюры.

– Она вам родственница?

– Нет. Мне ее порекомендовали, как арендодателя.

– Ясно. Нюра хорошая женщина, с ней можно жить.

– Конечно, хорошая, – заговорила Галка. – Сколько раз тебя ночевать к себе пускала, как напьешься.

– Чего ты меня перед людьми позоришь? Я может жениться собрался, а ты такое обо мне.

Галка и продавщица прыснули со смеху. Я тоже невольно улыбнулась.

– Милочка, вы еще увидите его на пороге дома бабы Нюры, помяните мое слово,– сказала Галка. – Только, Егорыч, комната-то теперь твоя занята. Не примет тебя баба Нюра. Только если под бок к себе.

И женщины снова покатились со смеху.

– Да ну вас. Вам бы только ерунду болтать.

Мужчина развернулся и, пошатываясь, пошел вон из магазина.

– Егорыч, а ты чего приходил-то? Бутылку хотел? – вслед крикнула ему продавщица.

Мне вдруг стало жаль мужчину, которого засмеяли эти женщины. Он хоть и выпивший, но показался, добрым и отзывчивым, и я порывалась их отчитать за неуважение к нему, но промолчала. Начинать с упреков знакомство не хотелось.

Когда очередь дошла до меня, я перечислили продукты, которые хотела купить, и продавщица неторопливо выставила их на прилавке. Я сложила упаковки и баночки в пакеты, рассчиталась с продавщицей, которую звали Марина, и, попрощавшись, пошла на выход.

Но в дверях встретилась с Динарой и на миг замерла. Боже, как же она выросла за полтора года! Она была немногим ниже меня, а ведь ей всего одиннадцать лет. Одета как цыганка: красная блузка в мелкий горошек с длинным рукавом и завязками на груди, синяя юбка в цветочек по самую щиколотку. В ее глазах тоже замечались перемены. Столько грусти и печали я не видела в них прежде, и это делало ее старше. Она посмотрела на меня взглядом не ребенка, а женщины. Я едва не обронила ее имя, но вовремя одумалась.

Динара прошла мимо к прилавку, и мне ничего не оставалось, как выйти на улицу.

На лавочке около магазина сидели две девочки, но я не задержала на них своего взгляда. Я быстро проследовала до забора бабы Нюры, поставила на землю пакеты и повернулась к магазину. Это был шанс, который нельзя было упустить. Я должна дать Динаре знать о себе.

Неподалеку несколько мальчишек играли в футбол, а девчонки постарше собрались в кучку и о чем-то без умолку болтали и смеялись. На меня они не обращали никакого внимания и, не заметив взрослых на улице, я отважилась на встречу с Динарой.

Я посмотрела на лавку около магазина, где сидели маленькие девочки, но они меня не смутили. Обе поглядывали на меня с удивлением, но к этому я стала привыкать. Я улыбнулась им в ответ, и старшая из них растянула губы в улыбке.

И вдруг что-то щелкнуло в голове. Я уже видела эту улыбку, и ямочки на щеках, и эти глаза. И кудрявые отросшие волосы, собранные в два хвоста над ушами. И если в магазине была Динара, то сомнений быть не могло – передо мной Анфиса. Только сейчас ей не три с половиной года, а на два больше.

На глаза навернулись слезы. Вот она, долгожданная встреча с моей любимой малышкой. Но стоп! Плакать нельзя. Иначе поплывут линзы.

А кто же рядом? Я присмотрелась к девочке помладше. Что-то в ней было и от Анфисы, и от Софы, и даже от Динары. Ее кудрявые волосы свисали до плеч, большие глаза смотрели с детским озорством, какое я когда-то наблюдала в глазах у сестры, сидящей рядом с ней. Нос с горбинкой, на подбородке ямочка. Я поняла, что это Аня. Это была наша первая встреча.

Я подошла к ним и, улыбаясь, присела рядом на лавочку.

– Привет. Вы ждете свою сестру?

Как же хотелось обнять Анфису! В голове мелькали воспоминания двухлетней давности. Вот мы в Сафари-парке, она ест мороженое, а я слежу за тем, чтобы она не испачкалась и протираю ей руки и лицо салфеткой. Вот она испугалась динозавров, и я уношу ее с опасной территории. А как она жалась ко мне, когда мы с Шандором вернулись с экстремального аттракциона! Вот она делит место около меня со своей сестрой и Полиной, и оказывается в выигрыше, потому что забралась ко мне на руки. Как это было трогательно, и как было давно. Словно целая жизнь прошла. Конечно, она меня забыла и не вспомнит даже имени. А так хотелось ей напомнить о себе.

– Да, она пошла за молоком, – ответила Анфиса. – И хлебом. А вы кто?

– Я… – на язык просилось имя Лиза, но я не могла выдать себя, я знала, как быстро дети распространяют информацию по поселку, и хотела избежать огласки, – Ева. Меня зовут Ева.

– А я Анфиса, а это Аня. Она еще не разговаривает. А сестру в магазине зовут Динара.

– Приятно познакомиться.

– А где вы живете?

Я указала на зеленый дом напротив.

– Я знаю, там живет баба Нюра, – с видом знатока сказала Анфиса. – Она моего папу учила в школе.

– Здорово. А кто твой папа?

Мне стало интересно, что ответит Анфиса на этот вопрос.

– Сейчас мой папа Тамаш. А раньше был Шандор.

Значит, она не знает, что эти два человека – одно и то же лицо. Но она еще мала, ей простительно.

– У тебя два папы?

– Нет, наш папа умер, и теперь его заменяет брат. Они были с папой близнецами.

– Ясно. А как зовут вашу маму?

Если Шандор жив, то здесь должна быть несостыковка в имени. Жену Шандора зовут Рада, и подменить имена жен Гозело точно не мог.

– Лаура.

Внутри у меня все сжалось. Как же так? Нет, нет, нет! Шандор жив! Значит, Гозело придумал что-то еще. Надо только докопаться до истины.

Я хотела продолжить разговор, но из магазина вышла Динара. В руке она держала пакет с продуктами.

– Здравствуйте, – поздоровалась она.

Я поднялась и посмотрела ей в глаза.

– Здравствуй.

Ее брови чуть дрогнули, словно она узнала мой голос. Очки мешали ей присмотреться к моим глазам, да и что она могла увидеть под карими линзами?

– Что-то случилось? – спросила она.

– Почему ты спрашиваешь?

– Вы о чем-то разговаривали с девочками. Они что-то натворили?

Я улыбнулась.

– Нет, что ты! Я просто с ними познакомилась. – И улыбнулась ей еще шире.

Если не по глазам, то по улыбке она должна меня узнать. Я подмигнула ей.

– Меня зовут Ева, – и я протянула ей правую руку так, чтобы она могла увидеть кольцо.

Она посмотрела на руку и заметила подарок своего отца. Ее глаза увеличились, и она резко перевела взгляд на меня. Ее испуг не прошел, а как будто бы стал сильнее.

– Девочки, быстро домой. Извините… Нам надо идти.

Они встали и побежали в сторону цыганского поселения, на прощание крикнули мне: «До свидания». Я махнула им рукой. Динара заспешила за ними, но я догнала ее.

– Динара, нам надо поговорить. Я живу у бабы Нюры, приходи ко мне, пожалуйста. Я не уеду, пока не поговорю с тобой, и если ты не придешь, приду я.

Она остановилась, нерешительно посмотрела на меня, и, ничего не сказав, снова отправилась вслед за девочками.

– Я все знаю, – не удержалась я от выкрика ей в спину.

Она чуть снизила шаг, а затем прибавила его и не сбавляла до тех пор, пока не скрылась за поворотом.

Глава четвертая

Я не сомневалась, что Динара была напугана моим появлением. Но почему? Чувствует себя виноватой? Напрасно. Все, что связано с Гозело, не может быть причиной ее осуждения. Я сама угодила в его коварные сети и жестоко за это поплатилась. Он умеет управлять людьми. Его бы навыки, да в нужное русло, а так одно зло творит, и где предел его власти над человеческими судьбами, неизвестно.

Баба Нюра едва успела с Валеркой закончить свои огородные дела, как дождь обрушился на землю стихийным потоком и заслонил собой соседние дома. Она еще шутила, что зря воду в бак набирали – в такую погоду впору мыться под дождем.

Я не разделяла ее веселья, опасаясь, что ненастье остановит Динару от встречи со мной, и я проведу остаток дня в неведении и сомнениях. Но улыбалась ей в ответ и отвлекала себя от непрошенных мыслей разговорами о местных жителях.

Я рассказала бабе Нюре, что ходила в магазин, и полюбопытствовала у нее, кто такой Егорыч, и почему женщины его осмеяли. Анна Тимофеевна рассказала мне его историю. Его полное имя Василий Егорович. У него было три жены, и все умерли. Первую похоронил, когда был молодой, даже деток с ней не успел родить, вторую – двадцать лет назад, с ней два сына появились на свет, а третью – два года назад. Последняя была хорошая женщина, воспитала его сыновей как своих, подарила ему дочь. Но и она ушла. С тех пор крепко запил. Дети подросли, да в город уехали, к отцу редко приезжают. В последний раз на похоронах матери только и были. В один из своих запоев дом спалил, сам еле спасся, живет в наспех построенном бараке, летом еще бодрячком ходит, а в зиму замерзает в своей лачуге, и дела нет детям до него – к себе не берут, дом отстроить не помогают.

– Вот придет он ко мне, поплачется о своей судьбе горькой, бутылку навернет и на покой. Не буйный. Ему слова доброго не хватает, так потому и идет ко мне. А от баб сельских одни издевки.

– Анна Тимофеевна, а у вас есть дети?

– Есть. Двое, как у тебя же. Старшая дочь живет в Москве. Вся в работе, раз в год только и приезжает: летом, когда сезон начинается. С личной жизнью у нее там что-то не складывается. Вышла замуж, развелась. Внучка уж большая у меня, твоя ровесница, наверное. А сын на севере работает, там денег много платят, вот и ездит туда на заработки. Сам на Урале живет. Семья там, дети. Тех-то внуков вообще никогда не видела, только на фотографиях. Как чужие растут.

– А муж ваш?

– Тот еще двадцать пять лет назад помер. С крыши упал, убился насмерть. Я прихожу со школы, а он лежит. До сих пор мне в этом положении снится. А с твоим-то что стряслось?

– В аварию попал, баба Нюра, – опуская глаза, сказала я.

– Пьяный, небось, за рулем-то был?

Мне было неловко лгать этой доброй женщине, которая гостеприимно впустила меня в свой дом. Но открыться я ей не могла. Не сейчас. Нужно лучше ее узнать. Поймет ли она мои поступки? Ведь я приехала к женатому мужчине, это нехорошо.

– Да, кажется, выпил.

– А детки твои с кем?

– С мамой.

– Твои родители живы, здоровы?

– Да. Только они в разводе. Я с мамой живу, она с детьми мне помогает.

– Это хорошо. Ты молодец. Не забывай родителей.

Анна Тимофеевна глубоко вздохнула, и в этом вздохе отразилось ее внутреннее состояние. Состояние одиночества. Ей не хватало детей. И немножко стало грустно за нее. Какие-то соседские мужики по дому помогают, пьяные пристанище ищут, а свои дети раз в год приезжают. Как они живут без корней-то? Ведь мать их кормила, поила, на ноги поставила, а они ее забыли, бросили одну в деревне.

Я вызвалась приготовить обед. Баба Нюра не возражала. Даже с любопытством на это смотрела, молча, без комментариев. Только раз и встряла, спросив, не мешают ли мне волосы. Переживала, как бы они в моем блюде не оказались. Шаг был рискованный, потому что я его не проверяла на деле, но собрала волосы в хвост и повязала ленточкой, что дала Анна Тимофеевна.

Я готовила борщ. Тот самый, рецепт которого когда-то мне дала Джофранка. Я готовила его несколько раз, и всем, кто пробовал, понравился. Захотелось угостить и свою хозяйку.

– Баба Нюра, а далеко от конюшни дом хозяев? – когда мы сели обедать, спросила я.

– Уж не собралась ли ты к ним под дождем?

– Нет, я на всякий случай спрашиваю.

– Недалеко. С самого краю села стоит дом его покойного сына, там сейчас никто не живет, а в трех домах от него по другую сторону дом Гозело. Он там самый большой, мимо не пройдешь.

– А где живет семья покойного сына?

– В доме Гозело.

Все оказалось так, как я и предполагала. Отец Шандора, чтобы скрыть, который из сыновей остался жив, поселил его в своем доме, и его семью туда же перевез. Ловко. Но почему Анфиса назвала своей матерью Лауру? Ответ как будто очевиден. Потому что Тамаш ее муж, и после смерти брата стал отцом для девочек. Вот они и решили, что и их мать зовут по-другому. А как же Рада?

Эта нелепица не вязалась у меня в голове, и от этого я желала встречи с Динарой еще острее.

Я не могла прийти к ней сама. Если бы они жили с матерью в доме Шандора, я бы отважилась. Но в дом Гозело! Очень рискованно. Только под видом покупательницы. Чтобы показать девочке, что я готова на любые меры, чтобы встретиться с ней. Убедит ли это ее в моих твердых намерениях? Я наделась, что такие меры не потребуются, и она придет сама.

К ночи дождь закончился, но Динара так и не пришла, и я настроилась идти к ней утром.

Перед сном я сняла линзы и парик, распустила волосы. Я решила вставать рано, чтобы баба Нюра не застала меня спящей блондинкой, и поэтому поставила будильник на шесть часов. К ее пробуждению я должна превратиться в брюнетку с карими глазами.

Спать легла с открытой форточкой. Где-то рядом слышался лай собак, который постепенно удалялся, словно кто-то шел по селу и по мере передвижения человека лай становился все тише, а потом как будто бы звук отключили, и все стихло: наступала звенящая тишина. Даже капли с крыш перестали капать.

Я почти заснула, когда различила за окном шлепающие звуки по мокрой земле. Я испугалась, что наведался какой-то пьянчуга, который пришел к бабе Нюре на постой. Судорожно собрала свои волосы, заколола их как попало невидимками, надела парик. Послышался тихий стук по окну, и я выглянула за шторы. Но было так темно, что ничего не увидела.

– Лиза, это Динара, выйдите на улицу, – услышала я тихий голос девочки.

Я взяла телефон и посветила в окно. Фонарик ослепил гостью, и она прикрылась рукой, но в том, что это была она, сомнений не осталось. Динара пришла! Все-таки решилась.

Я по-быстрому оделась и тихо, насколько это было возможно со скрипучими половицами, вышла в сени. Надела на ноги калоши, которые оказались мне немного велики, и, отперев засов, ступила на крыльцо. Сырой воздух Сочи, усиленный прошедшим дождем, тут же сковал дыхание, и на коже возникло ощущение влажности.

Динара взяла меня за руку и потянула за дом. Я включила фонарик, но Динара запретила:

– Нет, увидят. Дойдем так. Я привыкшая.

Мы прошли через весь огород, затем она открыла калитку на заднем дворе, и мы оказались на задворках села.

– Здесь можно включить телефон? Динара, я ничего не вижу.

– Я вас веду, не бойтесь.

– Куда мы идем?

Она повела меня в сторону цыганских домов, направо от калитки.

– Здесь есть место, где никто нас не увидит и можно поговорить.

Постепенно я привыкла к темноте и различила очертания домов, деревьев, гор, которые в темноте смотрелись еще более внушительно, чем при свете дня. Динара шла впереди уверенной походкой, словно делала это каждый день, а вернее, ночь, меня держала крепко за руку, и казалось, что она взрослая, а я маленькая девочка, которую ведут по улице.

К моим калошам налипла грязь, они отяжелели, и я едва не потеряла одну из них по дороге, но сумела подхватить ее кончиком пальцев и протянуть за собой.

Собаки, почуяв наше движение, залаяли, и я перепугалась, что проснется все село. Что мы скажем, если вдруг нас обнаружат? Мы даже знакомы быть не должны, не говоря о том, чтобы вместе гулять по ночам. Где-то послышалось ворчание хозяев, которые вышли на улицу, чтобы угомонить расшумевшегося пса, где-то загорелся фонарь во дворе, и я пригнулась ниже к земле, чтобы моя макушка не засветилась над забором. Но потом вспомнила, что на мне черный парик и успокоилась. Разглядеть темное в ночи не так-то легко.

Когда мы добрели до каких-то кустов и пробрались сквозь них, я ощутила себя в безопасности. Лай стал стихать, и свет фонарей не проникал внутрь нашего убежища. Запах сырости здесь ощущался еще острее, чем снаружи.

– Можете включить фонарик.

Я нашла нужную функцию на телефоне и осветила укрытие. Кроме плотной кроны кустарника увидела несколько спиленных пеньков, и Динара предложила на них сесть. От дождя они напитались влагой, но предусмотрительная Динара взяла с собой пакеты и постелила их сверху.

– Что это за место?

– Дети любят здесь играть. Это шалаш.

Она сказала это по-взрослому, словно определение «дети» к ней не имело никакого отношения.

Мы сели на пеньки, и я положила телефон фонариком вверх на третий пенек. После этого взглянула на Динару. Она подобрала свою длинную юбку, чтобы она не испачкалась, и из-под нее показались резиновые сапоги. Я с грустью улыбнулась и взяла ее за руки, которые она сцепила в замок.

– Бедная моя девочка, расскажи обо всем.

Она опустила глаза. Чтобы спрятать слезы? О нет, я этого не вынесу. Только не ее слезы. Я прижала ее к себе, и она заплакала. Это было ужасно. Такая сильная и такая слабая, ребенок, вынужденный стать взрослой раньше срока. Как мне хотелось ей помочь, вытащить ее из царства самодура и кукловода! И даже если Шандора нет в живых, я должна здесь остаться. Ради нее, ради других его дочерей. Я должна что-то для них сделать.

– Простите меня, Лиза, – вымолвила она сквозь слезы, прижимаясь к моему плечу.

– Ты ни в чем не виновата. – Я страстно поцеловала ее в макушку.

– Я обманула вас. Я – предательница.

– Не говори так. Я уверена, ты сделала это не со зла.

– Вы узнали его?

Она отстранилась от меня и посмотрела в мои глаза. В этот раз они были голубые, линзы я не надела.

– Да. Он передал тебе привет?

– Передал. В «Друзья» я не могу зайти: дедушка продал папин ноутбук.

– И телефона у тебя нет?

– Нет, зачем он мне здесь?

Я плакала вместе с ней, но к этим слезам примешивалось и счастье. Шандор жив! Нужно лишь вернуть его имя, его жизнь, его память.

– Расскажи мне обо всем, Динара. С самого начала, и не жалей моих чувств.

Я вытерла слезы с ее лица, поцеловала в лоб. Снова взяла ее за руки.

– Когда вы уехали, папа был на себя непохож. Я сразу поняла: что-то случилось, и спросила у него, почему он мрачный и молчаливый. Он признался, что вы уехали и оставили ему записку. Допытывался у меня, не выходила ли куда-нибудь мама в его отсутствие. Он боялся, что она добралась до вас и как-то припугнула. Но я ничего такого за ней не замечала. А затем он обнаружил мою страничку в «Друзьях» и прочитал нашу с вами переписку. Простите, Лиза, я не хотела.

– Ты не виновата. Я не должна была тебя использовать.

– А потом заболела бабушка. Он возил ее по больницам, они делали разные обследования. Сама бы она не стала, но папа не мог иначе. Это был тяжелый год для него. Врачи сказали, что она умрет, но он все равно боролся за жизнь бабушки. Когда ей стало совсем плохо, мы даже переехали жить в дедушкин дом, чтобы папа мог больше времени проводить с ней. Она почти не ходила и часто жаловалась на боли. Ваш звонок застал его около ее постели.

Я вспомнила, с каким лицом он тогда приехал. Как торопился расстаться со мной. Чтобы провести больше времени с матерью, которая умирала. А я ничего об этом не знала и не поддержала его.

– Я виновата перед твоим отцом: поступила с ним несправедливо.

– Но почему?

Видимо, Шандор ей не открылся. Могла ли я рассказать правду о ее дедушке?

– Твоего отца оклеветали, и я поверила навету. Я никогда себе этого не прощу, и понимаю, почему твой отец не простил.

– Папу оклеветал мой дед?

Ее вопрос упростил задачу, поскольку она догадалась обо всем сама.

– Да.

– Что он сказал?

– Я не могу тебе этого сказать. Прости. Ты разочаруешься во мне.

– Никогда. Но мне было обидно за папу, когда вы его оставили.

Тишина, непривычная для городского жителя, настораживала меня. Мне казалось, что все это неслучайно, и кто-то специально притаился, чтобы нас подслушать. Я присмотрелась к отверстию, через которое мы попали в шалаш, желая убедиться, что мы здесь одни.

– Папа хотел уйти к вам.

Я резко перевела взгляд на Динару. Ее слова прозвучали не по-детски серьезно и спокойно.

– Что значит уйти?

– От мамы. К вам.

Я впала в легкое оцепенение и никак не могла переварить ее слова. Разве это о Шандоре?

– Это он тебе сказал?

– Нет. Я сама догадалась.

– Ты неправа, твой папа не мог.

– Поэтому дедушка к вам и пришел. Я не знаю, что он сказал, но, если вы уехали, значит, ему удалось избавиться от вас. Помните, я вам писала, как папа поругался с ним в свой день рождения? После этого я разговаривала с папой. Он был странный. Задавал разные вопросы, давал советы, и я поняла, что он хочет уйти.

Я опустила глаза и недоверчиво помотала головой. Не мог Шандор так поступить со своими детьми, кто я такая против них? Нет, Динара что-то путает.

– Я уверена, что ты ошибаешься, – не поднимая глаз, сказала я.

– Он хотел, чтобы я позаботилась о сестрах. Стал бы он об этом просить, если бы не хотел уйти?

Я подняла на нее глаза. Если это правда, то после известия о его воскрешении, это лучшая новость. Значит, я была не просто любовницей, не просто матерью его сына, я была кем-то больше: его частичкой.

Но бросила его. За такое можно даже разлюбить. А вдруг он и правда разлюбил?

– Даже если это правда, я бы ему не позволила оставить вас, – сказала я.

– Почему? Вы же его любили.

– Любовь – это ежедневная жертва собой ради блага тех, кого любишь. Он бы не был счастлив без вас, и я бы чувствовала свою вину. Однажды я отказалась от него ради его семьи. Тогда он еще не был женат на твоей маме.