ЯТЬ. Психотерапия русской традицией, или как жить лучше в опоре на наш культурный код

Елизавета Владимировна Тюгаева

ЯТЬ

Психотерапия русской традицией,

или Как жить лучше в опоре на наш культурный код

© Тюгаева Е. В., текст, 2024

© Яковлева А. Б., предисловие, 2024

© Гундлах К. С., Рыжова М. А., иллюстрации, 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Предисловие Александры Яковлевой

Признайтесь, вы любите смотреть, как солнце встаёт над лесом, как плывёт туман над рекой, как колышутся травы в полях? Замирает ли ваше сердце, когда вы видите на картинах русских художников одиноко стоящую деревянную избушку: в оконце теплится свеча и тоненькая струйка дыма тянется из трубы?

Мы, жители мегаполисов, бегущие на работу, уткнувшись в экраны телефонов, занятые тысячами дел, плохо помним или уже не представляем, как жили те, кто был до нас. Мы ищем ответы на тревожащие нас вопросы в кабинете психолога, обращаемся за советом к друзьям или исследуем разноголосицу мнений в Интернете. Но мы до сих пор печём блины на Масленицу, вслушиваемся в колокольный звон и красим яйца на Пасху.

У каждого из нас свой путь, но если у вас в руках эта книга, значит, ваша тропинка привела вас к русской традиции. К тем истокам, которые помогали нашим предкам жить, любить и решать сложные психологические вопросы, когда от урожая зависела жизнь, а роженице нужно было отправляться за душой ребёнка в другой мир. Наши предшественники, несмотря на отсутствие электричества и водопровода, знали о жизни то, что забыли мы.

В этой книге заботливо собраны история и опыт поколений. То, что сейчас принято называть «культурный код», и то, чему мы принадлежим, даже если не помним об этом. Эту книгу нужно читать, чтобы прикоснуться к тайному знанию, почти утерянному среди бурь и потрясений, проносившихся над нашей страной в течение века. Это знание крайне хрупко, ведь оно передавалось не в книгах, а из уст в уста, из песни в песню. Люди переезжали в города, деревня редела, а вместе с этим угасала и память.

Читая эту книгу, вы будете слышать голоса наших бабушек, призывающих дождь, выдающих детей замуж, оплакивающих родных. Вы узнаете, сколько мудрости и силы было в том, что можно назвать «народная психология». Как люди справлялись с горем, как в этом помогали обряды, насколько мощно это наследие проросло в нас и где мы до сих пор встречаемся с памятью предков. Вас ждут удивительные открытия, которые наполнят душу радостью и светом. А может быть, просто дадут ответы на ваши вопросы, позволят взглянуть на жизнь под другим углом.

Я постоянно нахожусь в поиске новых идей, тем и гостей для своего подкаста. Он называется «Психология с Александрой Яковлевой», в нём я обсуждаю с экспертами то, что волнует многих из нас. Благодаря подкасту произошло моё знакомство с Елизаветой Тюгаевой, автором этой книги.

Жарким летом я готовилась с друзьями к празднованию Ивана Купалы. Моими задачами были плетение венков и рассказ об истории этой традиции. Я ездила в поля, собирала цветы, читала о традиции плетения купальских венков. Всё это было полно магии: много красоты, но мало смысла.

Чем глубже я погружалась в историю, тем острее становился вопрос: психология – наука молодая, а как справлялись с проблемами ОНИ? Боль, потери, тревоги, радости были у людей всегда, как же ОНИ переживали всё это? Что помогало? Что берегло? Что было опорой?

Тогда я поняла, что очень хочу найти специалиста, который даст ответы. И я нашла Елизавету. Она собирала знания по крупицам долгие годы. Мне повезло стать маленьким шагом на пути к созданию этой книги: я просто поняла, что то, что делает и о чём говорит Елизавета, должно быть доступно большему количеству людей.

Её просветительство исцеляет душу и облегчает сердце. Работая на стыке психологии и антропологии, она накопила уникальную экспертизу, которой щедро делится с читателями.

Эта книга – возвращение к себе. Путь среди шумных проспектов и безликих многоэтажек к той самой уютной деревянной избушке с резными наличниками, со свечой в окне и с тихим дымом, поднимающимся из трубы.

Александра Яковлева, автор и ведущая подкаста «Психология с Александрой Яковлевой»

Введение

Эта книга – вход в мир аутентичной русской традиции XVIII–XIX веков для современного человека, который увлекается психологией, историей, самопознанием. Зачем петь старинные песни сейчас? Как управляют нами культурные коды? В кого мы такие? Точно ли русская традиция – это матрёшка, «Калинка-малинка», хороводы вокруг ёлки и «Во поле берёзка стояла»? Или это мощная телесно ориентированная практика, музыкальная терапия и духовный путь в одном флаконе, не уступающие по глубине восточным направлениям? Что ещё мы не знаем о себе?

Я – Елизавета Тюгаева, психолог и музыкальный терапевт из Новосибирска. Десять лет я вместе с обычными людьми исследую психологический потенциал русского фольклора: пою старинные песни, вожу хороводы и выполняю обряды в поисках места архаичным кодам в повседневной жизни.

Для меня русская традиция – это розетка в сейфе, нескончаемый источник энергии, земная твердь, сундук с ресурсами…

Почему розетка?

Я отношусь к русской традиции как к особому пространству накопленного коллективного опыта поколений. Через фольклорные практики мы получаем доступ к этому полю. Это про ощущение принадлежности к чему-то большему и право распоряжаться ресурсами по факту рождения/принадлежности. Ещё можно обозначить это поле словами «культурный код», «коллективное бессознательное», «эгрегор» – тут каждому по вере.

Почему в сейфе?

Да потому что среднестатистический русский находится в плену стереотипов относительно своей культуры. Многое из того, что современник воспринимает как русскую традицию, ею не является. Это либо советский «фейклор»: атласные сарафаны, хороводы вокруг ёлки, Снегурочка в кокошнике и странные, ужасно весёлые оркестровые аранжировки. Либо новая русская традиция в формате родноверия/неоязычества: коловраты, ведическая Русь, солнечные хороводы мира, бубны, белые платья, очелья.

Я вам покажу, что подлинная русская традиция не уступает по глубине западным и восточным культурным кодам, просто многие из нас и не в курсе.

А теперь личная иллюстрация. На одном фольклорном фестивале был коллектив из той же деревни, что и «Бурановские бабушки». Настоящие бабули, слегка квадратные и супербодрые. Плясали три дня без перерыва. Мы, молодые, обходили их стороной, ибо если попадёшь в эту центрифугу, то через пять минут будешь умирать, лёжа на травке. Я всё думала, ну как так-то? Я же пью витамин D, хожу на кинезиофитнес и к остеопатам, и всё равно мне явно далеко до НИХ. ДО БАБУЛЬ! Ничего не понимаю. И вот ОНО МЕНЯ ЗАСОСАЛО. Пляшу в сарафане и вдруг понимаю, что с меня предательски начинают сползать трусы. Думаю: «Ну фсё, пришёл мне конец, потерять трусы в публичном месте – это несмываемое пятно в биографии». Я, значится, боком-боком отползла, и сия участь меня миновала.

С тех пор усвоила две вещи:

1) почему в традиции не носили трусов;

2) дело не в витамине Д.

Чем больше я погружаюсь в русскую традицию, тем мне очевиднее, что бабули так пляшут и так поют, ибо знают, где «розетка».

Бабушки в деревнях не отвечают на вопрос «почему» («потому что гладиолус!» – но об этом мы с вами ещё поговорим). А в книге вы сможете найти ту самую розетку и варианты объяснений и инструкции, как можно повысить качество жизни в опоре на культурный код. В чём практическая польза фольклора? Что из практик XIX века можно применять сейчас и как? Почему фольклор и психология – идеальная парочка?

Готовьтесь отказаться от стереотипов и погрузиться в аутентичный мир фольклора. Сначала я выдам «этнографический минимум» о разнице мышлений сейчас и век назад (отношение к телу, ко времени, к границам и т. д.), о визуальном коде русского костюма и о жизни как пути из «белого в белое», о гастрономических кодах, квашеной капусте и чёрной соли. Затем обсудим мужское/женское и был ли секс в деревне, потом поговорим про этнографию «дома» и «фэншуй по-русски», рассмотрим песенную терапию фольклором и почему мёртвые молчат, а живые поют. А завершим на обрядовой ноте: вы осознаете, как понимание основных переходов жизненного цикла в традиции (рождение, свадьба, смерть) может помочь современному горожанину.

Эта книга не этнографический трактат, а попытка перевести архаичные смыслы на понятный нам с вами язык. Почти что фольклорный детектив, приправленный личными историями – с огоньком и юморком. У меня нет задачи детального описания каждого региона, такой информации в Сети огромное количество. Но в этом супермаркете этнографии современник теряется и не может ухватить саму суть, и, по моей любимой прибаутке, вприпрыжку идёт на йогу, ведь там всё просто и понятно.

Передо мной стояла иная задача: выдать точки навигации, рассказать общую логику, правила, принципы. Я создала этакий букварь культурных кодов, чтобы после его прочтения у вас в голове возникала цельная картина мировоззрения русских крестьян позапрошлого века. Да, пришлось опустить детали ради общего вида. Конечно, профессиональный фольклорист или этнограф найдёт свои неточности и места для возмущения. Но эту книгу я пишу для вас, дорогие читатели, не для специалистов. Пусть она окажется вашим личным навигатором в диком лесу фольклора, а быть может, и в личном внутреннем пространстве.

Глава № 1

Базовая навигация в диком лесу фольклора

Для начала стоит определиться с основными понятиями, потому что под словосочетанием «русская традиция» каждый видит своё. О каком временно́м периоде идёт речь? О каком регионе?

Сейчас «русской традицией» называют всё что угодно: от атласных приталенных сарафанчиков а-ля «калинка-малинка» до хороводов в белых платьях с очельями вокруг костра с идолами. Как в этом всём разобраться простому человеку? Что из этого всего на самом деле имеет отношение к русской традиции? Как отличить одно от другого? При чём тут современная психология и почему она выстроена на западном культурном коде? Можно ли петь старинные русские песни человеку другой веры и этнической принадлежности? В этой главе разберём базовые вопросы, чтобы дальше говорить на одном языке.

Город vs деревня

Когда я говорю «русская традиция», имею в виду деревенский культурный код, а не городской. То, чем нас приучили гордиться ещё со школьной скамьи, – мир, созданный Пушкиным, Достоевским, Ахматовой, – это всё ГОРОДСКАЯ РУССКАЯ ТРАДИЦИЯ. А ДЕРЕВЕНСКАЯ русская традиция известна только узкому кругу специалистов, в школе этому не учат, но гордиться там ой как есть чем!

Это два разных культурных кода. Город начал расходиться с деревней века с XV, и к началу XX века – это просто небо и земля, разные планеты! Пока в городах говорили на французском, немецком, носили приталенную одежду и соблюдали свой «устав», деревня жила по собственным правилам: пела, плясала и трудилась. Удивительно, но факт: как и сейчас, так и в XIX веке городские жители не имели должного представления о деревенской культуре и считали её недостойной внимания высокообразованного человека. В целом именно это отношение мы и переняли из классической русской литературы.

В качестве иллюстрации приведу отрывок из дневника гимназистки 1916 года, которая впервые познакомилась с деревенской традицией уже во взрослом возрасте и была поражена увиденным:

«Первая экскурсия в родную старину была в Петрограде, у нас на курсах, когда я слушала бабушку-сказительницу Марью Димитриевну Кривополенову, 72-летнюю старушку, с таким жаром передававшую старины и былины: про „царя Ивана Васильевича“, про „Микитушку Родомановиця“, про „Скарлютку-вора“»[1].

Ещё в детстве, читая нашу золотую классику, я всё время думала, почему у деревенских – образ людей третьего сорта и обслуги? Это потом я поняла: наша классика написана из позиции «сверху» по отношению к деревне. Что логично, писали же её в основном представители города. Эту «обесценивающую» позицию впитали и мы, ныне живущие, благодаря погружению в шедевры русской литературы. Представление о «недалёкой деревне» теперь и топором не вырубишь. Поэтому мы имеем то, что имеем: йогу, даосские практики, тибетские чаши и африканские барабаны…

Когда я открыла для себя мир деревенской традиции, была шокирована её многообразием, глубиной и сложностью. Моя мама, кандидат биологических наук, и я со своими четырьмя дипломами с огромным трудом в первый раз заправили стан для ткачества! До сих пор как вспомню, так вздрогну. А орнаменты? Ума не приложу, как они, эти «недалёкие деревенские женщины», без принтеров ткали все эти узоры. Мы явно не теми глазами смотрим на фольклор. Поэтому я и написала эту книгу: это моя попытка вернуть ценность нашего наследия и выстроить дорожки от ушедшего к настоящему.

По данным переписи 1913 года, 85% населения в России жили в деревнях и сёлах и только 15% – в городах. Это означает, что как минимум 85% читающих эту книгу своими корнями уходят именно в деревню и деревенский культурный код. Но в школе все учили Пушкина, и это могло сформировать неверную картину сословной принадлежности (на всякий случай: деление на сословия моё, авторское).

Смею предположить, что в голове каждого из нас идёт некое противостояние кодовых систем: культурный код города VS культурный код деревни. Для вас, к примеру, блин – это символ солнца или поминальное блюдо? Цвет смерти – чёрный или белый? «Чёрное солнце» – это новый культурный код, а «белое поминание» – архаичный. У современника эти коды причудливым образом уживаются в определённой пропорции. И даже если я – городской житель в третьем поколении, то семейные сценарии и поведенческие установки «деревенского сословия» всё равно живут во мне в фоновом режиме и иногда вступают в конфликт с более «свежими». С этой колокольни «сословных несостыковок» эта книга может выступить недостающим звеном для лучшего понимания себя.

Не такая уж и архаичная

Ещё важно договориться об исследуемом периоде. В книге речь будет идти о русской традиции XX, XIX веков, максимум XVIII. Именно об этом периоде у нас есть достоверные данные этнографических экспедиций, в которых были записаны песни и обряды, собраны наряды и артефакты, хранящиеся в музеях. Опять тут стоит отметить, что город не очень-то интересовался жизнью деревни, не видел в этом ценности. Экспедиции – это что-то на гурманском для интеллектуальных эстетов. Таких энтузиастов оказалось немного, и им большой поклон.

Как деревня жила раньше, мы знаем только ориентировочно. Например, сколько хранится ткань? Не в музейных условиях, а в деревне в естественном бытовании? Двести лет? Тем более с учётом истории нашей страны с войнами, переселениями и другими перипетиями? Да и кто ж в здравом уме хранит рабочее? Вот и получается, что в музеях мы можем найти только праздничную одежду.

А песни? Первая звукозаписывающая аппаратура – фонограф – появилась в 1877 году, и то бо́льшая часть раннего архива была утеряна и разрушена из-за хрупкости катушек. Фактически мы имеем тексты старинных песен XVIII–XIX веков, а звучание – только XX века, когда первая волна фольклорного движения вдруг обнаружила архаичный пласт культуры в деревне и ринулась записывать бабушек. Получается, что старинные песни не настолько уж и стары.

В этом месте современный человек обычно очень расстраивается и возражает: «Какая же это архаика! Вы мне лучше расскажите, что было до крещения Руси», «Вот у Ольги Павловны есть родовая книга, которой 600 лет, и там записана подлинная история ведической Руси». Вместо ответа я бы рекомендовала посетить музей в Великом Новгороде, где по этому периоду есть один крохотный зал. Там вы найдёте антропоморфного идола, пару мисок да схему капища. Первая книга – уже церковный текст, псалтырь XI века, также здесь хранится. Как из этой информации рождаются подробные посты в социальных сетях об истинной природе ведической русской женщины? Мне непонятно. В поисках «дохристианского», помимо музея, можно заехать на Труворово городище недалеко от Изборска. Это с виду ничем не примечательный холм, где до XI века располагался древний крупный город, который потом был перенесён по соседству. И вот стоишь на этом холме, взираешь на поля, и действительно чувствуется какая-то другая энергия, атмосфера, но словами это вряд ли можно выразить…

Вот и получается, что позапрошлый век как будто недостаточно древний для восхищения, а действительно древнее совершенно неизвестно.

Однако я уже десять лет плотно исследую русскую традицию и могу ответственно заявить, что нам, современным, достаточно и столетней глубины для культурного шока. Там такое мировоззрение, что порой волосы дыбом встают – то ли от восторга, то ли от ужаса. Если сравнивать не линейкой времени, а относительностью мышления, то деревенская культура даже XIX века – это космос для современника.

Традиция меняется

Ещё одна ошибка восприятия – отношение к русской традиции как к постоянной величине: вот такой сарафан, такие песни, такие обряды и ничего нового, и так тысячу лет. В реальности традиция менялась всегда, это река, плывущая в ногу со временем. А мы с нашей колокольни воспринимаем ту самую традицию как застывшую картину на момент 1917 года, и это создаёт ложное ощущение «культурных скреп».

Есть фольклорная байка, как юные участницы коллектива на глазах у бабушек сняли наручные часы перед выходом на сцену:

– Зачем же вы вышли без часов? – спросили бабушки после выступления.

– Так их же не было.

– Если б были, я бы обязательно надела!

Бьюсь об заклад, если бы наши деды знали бы про газобетонные блоки, они бы с удовольствием строили дома из них, а не из дерева, потому что такие избы не горят. Все шили вручную из-за того, что не было швейных машинок, а не потому что чтили «энергосберегающий крой». Любая хозяйка не отказалась бы от печи-посудомойки, если бы такие были.

В рамках одной деревни век назад могли существовать одновременно и более архаичные традиции, и новшества. Например, на юге сохранилась понёва как более древняя форма одежды. Это то, что было до сарафанов: несколько домотканых полотнищ, которые сшивались и затягивались на шнуре, превращаясь в нечто похожее на юбку. И вот на улице деревни позапрошлого века можно было встретить и женщину в понёве, и девушку в сарафане. Получается, зрелые женщины носили «старьё», а молодёжь «новьё», а для нас, современных, и то и то – уже этнография.

Все новинки того времени активно вписывались в деревенский быт. Фантики от конфет вместо ракушек каури? Легко! Советские монеты вместо царских? Пожалуйста! И это естественно, ведь русская традиция – это просто система практики, которая помогала людям выжить, поэтому в дело шло всё, к чему был доступ.

Завершу этот постулат про переменчивую природу традиции забавной иллюстрацией. В XIX веке в городе пошла мода на чай с лимоном. Деревенские старались соответствовать новшеству как могли и за неимением лимона пили чай из самовара в прикуску с… солёным огурцом. Самолично пробовала – странно, но что-то в этом есть.

Как адаптировать русскую традицию в современном мире?

«Региональность и вариативность!» – девиз этнографии. Нет такого понятия, как «единый русский костюм (песня/свадьба)». У каждого региона, да что уж там, у каждой деревни были свои традиции. Но тем мне менее есть общая суть, объединяющая все регионы и отличающая русских от других народов. На метафоре ремонта: у всех современных квартир есть стены, пол, потолок, окна, деление на комнаты, входная дверь, но при этом каждая квартира обставлена по-своему. Так же и в этнографии: есть суть всего культурного кода, а есть региональные особенности. Главная задача – отделить «несущие стены» традиции от региональных украшений и деталей.

Проблема в том, что многие исследователи фольклора заняты исключительно своим регионом и не в курсе особенностей соседей, а чтобы ухватить общую логику, необходим сравнительный анализ разных регионов. Нужна картинка сверху!

Именно в этом подходе кроется ответ на сакральный этновопрос: а как адаптировать русскую традицию в современном мире? Объясняю.

Делай раз – проведи сравнительный анализ по интересующей теме в разных регионах, отдели зёрна от плевел. Пойми, что можно менять, а что нет.

Делай два – меняй то, что можно менять! Подшивай сарафан под себя, пробуй, исследуй, ищи!

Надо сказать, современный мир русской традиции в России в каком-то смысле достаточно единообразен. Мы все выровнены советским прошлым (пока что). Несхожесть жизни и мышления людей, живущих в разных регионах в XIX веке, была значительнее, нежели сейчас. Слава Интернету и телевидению! В какой-то степени мы все с вами деревня Интернетовка, «советские граждане» с современными особенностями. Поэтому всё, что нужно сделать, – взять «несущую стену» традиций позапрошлого века и «украсить» актуальными деталями. Если бы передача традиций шла естественным путём, а не прервалась в 1917-м, было бы гораздо проще. Но что есть – то есть. Поэтому и приходится прибегать к такому достаточно субъективному способу, предполагающему личную ответственность за меру «адаптации». Но только так, на мой взгляд, можно найти место архаичным традициям в современной жизни. Нет готовых решений, это поиск, и всегда будет тот, кто останется недоволен и даже возмущён «столь легкомысленным обращением с исконными традициями». Самое время ответить на вопрос: что нам с вами важнее – музейный экспонат или живая практика?

Мне кажется, основная проблема тех, кто пробует «адаптировать» культурный код, – это попытка натянуть старинное на современное, ничего не меняя, не учитывая реалии. Например, мы стали больше и шире за этот век. В буквальном смысле, среднестатистический женский размер 150 лет назад 44-й, а сейчас – 46–48. Далеко не всякий старинный сарафан придётся лично мне в пору – хоть плачь, а придётся перешивать под себя. Так же и с культурным кодом. Например, возьмём свадьбу как обряд. Ну позовём мы специалистов-фольклористов на празднование, ну споют они, очень красивые, в сарафанах, очень стройно старинную песню. Разве это повлияет на обрядовость самой свадьбы? Вряд ли. Вот если бы гости сами спели ту самую старинную песню и активно включились в традицию русской свадьбы – другое дело! Но это целая эпопея: поднять гостей, которые жаждут хлеба и зрелищ, из-за столов и в буквальном смысле заставить их проводить обряды для молодых. Тут мне есть чем поделиться, расскажу в главе про переходы жизненного цикла.

На мой взгляд, никакой специалист по фольклору не может сказать, как надо адаптировать, ответ лежит только внутри нас, простых наследников культурного кода. Я голосую за вдумчивое отношение к вопросу адаптации: важно брать суть и творить современное, опираясь на культурный код.

Фольклор для людей или люди для фольклора?

Куда направлено внимание тех, кто исследует фольклор? Когда я только начала свой путь, то первое время взахлёб читала книги, данные этнографических экспедиций, посещала фестивали и в какой-то момент поняла, что я уже целиком ТАМ, в прошлом. Всё моё внимание было развёрнуто назад, я как будто оказалась не в полной мере «жива», даже на уровне физики: всё чаще стали мёрзнуть руки и ноги. Я уже и забыла, для чего исследую фольклор, и почти начала кидаться проклятиями в прохожих в духе «Вы забыли свои корни!» Вовремя опомнилась и стала разворачиваться к настоящему. Брать фольклорные практики и нести их в мир, исследовать вместе с людьми, чтобы понять, как и что можно применять сейчас. Потихоньку снова ожила, только в новом качестве.

Быть в постоянном плотном контакте с культурой ушедших людей означает немножечко «примереть» самому. Здесь достаточно вспомнить базовые постулаты системной семейной терапии (направление в психологии). Куда обращено ваше внимание, в прошлое или в будущее? Жизнь течёт от старших к младшим, а не наоборот. Если взрослый сын смотрит на маму, сам уже вышел на пенсию и всё ещё продолжает жить ради неё, то это нарушает естественное течение жизни и является отказом от своей ради служения матери. Смею предположить, что в фольклорном поле есть та же тенденция: ставить на пьедестал правды традицию и забывать, ради чего она была нужна. Фольклор для людей или люди для фольклора? Прошлое или настоящее?

Для меня фольклор не является смыслом жизни сам по себе, это лишь инструмент. Инструмент для жизни. Гораздо важнее люди – вы. Что с вами происходит, когда вы касаетесь традиции? На своих занятиях я люблю говорить: «Важны не ноты, а ваши состояния и чувства». От старших к младшим, а не наоборот. Старое для нового. Фольклор для людей.

Хранить и передавать – это разные функции. В первом случае внимание обращено в прошлое, во втором – в настоящее. В зоне хранителей важен сам фольклор, в зоне передачи и адаптации – люди. Хранители всегда находятся немного за пределами жизни, в своём особом пространстве «между». Сейчас много хранителей, и именно благодаря им мы имеем доступ к старине. Но при этом мало «переводчиков со старинного» – тех, кто ищет место традициям прошлого в мире настоящего. Задача эта непростая, и без субъективности с ней не справиться. Тут не может быть однозначности и авторитарности. Даже в исследовании прошлого я предлагаю оставаться в настоящем и помнить, для чего нам нужна та или иная традиция. Нет общественно верных ответов в вопросах адаптации культурного кода, есть только верное лично для вас и вашей жизненной ситуации.