История бывшего абитуриента

В этом сибирском городке он был удивлен почти белой ночью и очень красивыми деревянными домами. На улице скоро полночь – а видимость хорошая, даже дети еще бегают с мячом и гоняют на велосипедах. Ночевали ребята у Колькиных родственников, очень добрых и внимательных людей; девчата тоже у кого-то из близких или знакомых их родителей. На следующий день все они должны были встретиться в знаменитом старинном политехническом институте – приглядеться и определиться для предстоящего выбора факультета. Он до последнего не знал, куда сдать документы. Как оказалось, тут был гораздо шире выбор, чем он ожидал. Друг Никола конкретно был нацелен на автоматику и электромеханику – по совету своего двоюродного брата, уже зарабатывающего неплохие деньги на предприятии. Девчата тоже отнеслись к выбору ответственно – еще дома они решили сдавать документы на химический факультет. Особо никто не волновался – школьные баллы у них всех были достаточно высокие.

Прохладным сибирским утром они встретились у высоченных тяжелых деревянных дверей главного корпуса, где находилась приемная комиссия, чтобы еще раз посмотреть проходные баллы и окончательно определиться с выбором факультета. Старинное здание с высокими потолками с массивными люстрами, гранитными истертыми ногами поколений лестницами и лепными перилами было впечатляющим и прекрасным в самом прямом смысле.

Как выяснилось, Колькин проходной балл значительно больше четырех с половиной, почти пять, что абсолютно не смутило его друга. На других факультетах тоже были серьезные цифры, выше четырех. А вот химфак, как оказалось, имел самый низкий балл – наверное, самый низкий из всех! Возможно, это было сделано для того, чтобы на него шло побольше парней.

Со временем-то он понял, что это был недочет школьной программы – потому что уроки химии оставляли впечатление, что химия – это формулы, молекулы, пробирки и колбы, не более. Совершенно не мужская профессия. Никто из учителей внятно не сказал или вообще не знал, что химическое производство – одно из самых тяжелых и опасных, что в основе очень и очень многих производств лежат эти самые химические процессы.

В общем, он этого не знал. Он только ясно осознавал, что ему осенью будет восемнадцать лет, и, если он не поступит в этот институт, его непременно призовут в армию, в которую он не хотел попасть. Не хотел по двум причинам, первой из которых было нежелание расставаться с Региной. Мало кто из девушек дожидались своих парней оттуда – это он знал совершенно точно. Вторая причина – он был уверен, что для него армией будет строительный батальон, что считалось у молодежи совершенно не почетным и почти позорным. Почему стройбат? – у него была неправильно сросшаяся кость руки, точнее, провал фаланги указательного пальца правой руки, полученный в результате неудачного удара в металлическую стойку автобусной остановки. Ему это не особо мешало, но на всех допризывных комиссиях на это обращали внимание. И даже сказали, что не то что в элитные войска – с таким дефектом его не возьмут в обычную пехоту. Армии, как скопления огромной группы ровесников, он не боялся – улицы научили, как держаться в обществе себе подобных, что говорить, что делать. В общем, ему очень не хотелось быть стройбатовцем, с лопатой вместо автомата, усмешками товарищей с боевых частей и подобному. В пацанском понимании стройбат – это какие-то чуханы в грязных ватниках, сидящие возле носилок с бетоном.

Исходя из этих личных соображений, он подал документы туда, где был самый нижний проходной балл и куда была нацелена его подруга. Химия так химия. Как-то так ему было спокойней и надежней. Кольке он сказал, что хочет стать профессором Мендельбаевым, над чем они долго острили и хохотали.

После сдачи требуемых приемной комиссией документов все они получили направления в общежития. Теперь только вперед, на абитуру. Они уже узнали, что это от слова «абитуриент». Общежитие тоже впечатлило его своим размером. Рядом стояла еще одна девятиэтажка, напротив и вдоль улицы тянулись пятиэтажки – общежития других факультетов. Студгородок был настоящей частью города, с широкими дорогами, спортплощадками, прачечной, магазинами – не то, что в их городе. Целый район – и одни абитуриенты! Он до приезда представлял, что Томск – большая деревня с мужиками в валенках, а тут – фестиваль жизни, музыка гремит из распахнутых окон, постоянный шум и говор, молодой народ бродит день и ночь. Можно сказать, что он был поражен веселостью и доброжелательностью его обитателей. Отчасти, отсутствие агрессии он объяснил себе тем, что все были приезжими и никто не рисковал лезть в чужой монастырь со своими уставами. Да и сам контингент был в большинстве несколько выше среднего по стране уровня умственного развитию.

Внутри общежитие оказалась гораздо хуже, чем снаружи: разбитые коричневые двери с латками и дырами от часто переставляемых замков. Длинный темный коридор, по сторонам эти же коричневые двери, в торцах – по туалету и умывальнику. Все как-то расколочено, не обжито. Есть распахнутые настежь в пустые комнаты двери. Чуть позже он понял, что это результат того, что студенты разъехались на каникулы, в стройотряды или еще куда и их комнаты остались без надзора. А на время их отсутствия в комнаты заселяли абитуриентов, которые, конечно, не особо ценили и бережно относились к этим временным жилищам. В поисках дополнительной табуретки или вообще чего-нибудь эти недавние ученики шарили по пустым комнатам, выбивая закрытые двери, чтобы выкрутить лампочки или утащить нехитрую мебель.

По ордеру на временное заселение ему назначили комнату на четвертом этаже. Он со своим картонным прямоугольным чемоданом-чудовищем, с которым еще его папа или мама в свое время тоже ездили на учебу, поднялся на четвертый этаж, нашел комнату 405 и постучался. Никто не ответил, зато двери сами приоткрылись от его несильных ударов. Он даже не заметил, что замка нет – настолько дверь в месте его нахождения была залатана и зияла дырами. Никого в комнате тоже не было. Четыре кровати, без матрацев и вообще пустые сетки, стол, табуретка – все не новое, на стенах местами следы раздавленных насекомых.

Вспомнив эти заляпанные стены и запах забитого кухонного мусоропровода, он слегка передернулся от брезгливости – но тогда это его как-то не очень смущало.

Плохо, что нет замка на двери. Чемодан он затолкал в шкаф – его называли иностранным словом «октант». Происхождение этого слова он до сих пор не узнал. Они, октанты, были у двери – четыре деревянных не сдвигаемых шкафчика, по два с двух сторон. Все того же коричневого цвета – как ему казалось, в те времена это был самый распространенный цвет полов и дверей.

Освоив это почти пустое пространство, он пошел на третий этаж к Регине, посмотреть ее жилище. Там была уже полная комната девчат, которые успели обжиться и привести все в почти уютный вид. Регина быстро познакомила его с ними, как оказалось – все его землячки, одна с соседнего городка, вторая из Талды-Кургана.

Как-то так прошел первый день в общежитии, вечерело, он сидел на тумбочке в своей комнатушке, курил и смотрел в окно. Мысли были разные и противоречивые. Может, зря он приехал в эту сторону? Хоть родина была одна для всех – СССР, все же это была совсем незнакомая ему Россия… Может, бросить все и уехать, пока не поздно? Теплая Алма-Ата…. А Регина? Ради нее он был готов на все. Поэтому он быстро отогнал версию с возвращением в родные края – он же не слабак, убежавший от первого испытания…

В коридорах постепенно нарастал шум, периодически слышались какие-то дикие крики, топот ног. Конечно, это немного напрягало его – все же не в своем районе, где он больше сам напрягал других. После десяти часов он примотал к гвоздю в косяке проволокой ручку входной двери, придвинул к ней тумбочку и, не раздеваясь, прилег на кровать. На фоне мерного шума находившегося рядом какого-то предприятия он задремал, но ближе к полночи подпрыгнул на койке от страшного грохота. Это поставленная им в качестве баррикады тумбочка отлетала от двери. С двух-трех чьих-то пинков проволочка окончательно оторвалась и в проеме нарисовался мужской силуэт. Он от неожиданности вскочил с кровати, вошедший тоже в недоумении смотрел на него – в комнате-то темно и после освещенного коридора не очень видно, с кем имеешь дело. Наверное, пришелец знал, что комната ранее пустовала и был удивлен встречей. Было видно, что он сильно нетрезв.

– Ты к-кто?

– Меня поселили сюда, буду сдавать экзамены…

– А-а, абитура… Есть выпить? От-т-куда сам?

– Нет ничего, только сегодня приехал. Из Каменного… Ты что- то хотел с меня? – он уже взял себя в руки и был готов к неприятностям, так как знал, что данная с первого раза слабина потом сложно исправляется.

Тот немного прошел вперед, пошатался, что-то невнятно промычал, развернулся и вышел. Он выдохнул с облегчением, снова замотал дверь и вернул на место ненадежную баррикаду. Так хоть врасплох не захватят, подумал он. Уже потом, попозже, он узнал, что в общежитиях в это время, да и всегда, есть посторонние люди – не студенты и не абитуриенты. Конечно, бывают и студенты, сдающие хвосты, и работники ремонтной бригады из студентов или просто еще не уехавшие на каникулы или в строительный студенческий отряд. Но была и еще одна из категорий так называемых «вечных студентов» – не тех, которые по нескольку лет застревают на одном курсе, а тех, которых выгнали из института, но они продолжают годами обитать в общежитии на нелегальном положении. Часть из них работает в городе, часть вахтами на таежных буровых, но при этом с общагой не расстаются и чувствуют себя в ней как у себя дома. В те времена это особо не преследовалось ни деканатом, ни милицией. Хотя изредка по ночам проводились в прямом смысле облавы, возглавляемые студентами-дружинниками: блокировались этажи, заходили с обыском во все комнаты, где не открывали – выбивали замок. Целью этих ночных облав было выселение нелегалов – этих уже не студентов. Дружинников, конечно, студенты крепко недолюбливали, но приходилось принимать их существование как данное и неизбежное зло.

В общем, этим бродягам со студентами жить было весело, да и другого жилья у них обычно и не было. Неудавшиеся студенты, не желающие возвращаться к обычной жизни у себя дома. В некотором роде этот народ был интересным – в прошлом многие неплохо учились, потом поднабрали жизненного опыта на северных вахтах, часто имели неплохие деньги. Но жизнь вдали от родителей, эта полная свобода – не все ее выдерживали. Многие спивались…

Он так глубоко загнал себя в воспоминания, что наконец-то смог полностью отвлечься от своего настоящего бедственного положения. Прошлое, друзья, беззаботные времена, непостижимые уму выходки молодости… Сидя с надвинутой на глаза кепкой, он даже не заметил подходящую знакомую фигуру с особой походкой с загребанием ногами. Подошедший к нему сбоку человек наклонился, заглянул под козырек в его темные очки на лице и дал щелчок по голове. От этого несильного удара он вздрогнул, вскочил и только после этого с облегчением признал брата. Конечно, они обнялись.

– Ты что тут делаешь? – брат был удивлен. – Сказал же тебе – сюда больше не приходи. Пока дома не утрясутся мои дела. Они же знают, что ты тут. Ну пошли, раз пришел. Что очки-то напялил, Джеймс Бонд? Как там Дана и девчонки? Давно я не видел твоих красавиц. Небось, повымахивали.

Было видно, что брат был рад встрече. Они вошли в уже облезлый подъезд относительно нового дома и поднялись на второй этаж. Он отметил, что съемная квартирка имеет специфический вид и запах необжитости. Минимум мебели, никаких безделушек, голая лампа, одежда на стульях и постели. Но все в чистоте – брат так и остался помешанным на ней.

Пока он осматривал это временное холостяцкое лежбище, брат гремел и звенел на кухне чайными принадлежностями, одновременно рассказывая и спрашивая:

– Я тут, наверное, позеленел уже от чая. Пью только этот кок-чай, спаситель от перегрева. Как ты тут от жары не помер? А зимой не замерз? Тут что, совсем не топят зимой?

Действительно, короткая южная зима была привычным мучением для жителей многоквартирных домов. То ли власти считали, что на юге не бывает морозов, то ли дочиста крали бюджет на отопление, но редко у кого можно было согреть руки на батарее, не говоря о просушке белья после стирки. В течение месяца-двух в квартирах горели без перерыва газовые плиты на кухне, давая хоть мизерную толику тепла. Более сведущие в физических процессах нагревали на них кирпичи или куски металла, лучше отдававшие тепло в дом. Все ходили по дому в теплых куртках и головных уборах. В-общем, жили как в осажденной хворым Дедом Морозом крепости. Насмерть не замерзнешь, но и тепла не почувствуешь. Слушая брата, ему на память пришла одна зима все той же студенческой поры. Сегодня его прошлое явно хотело что-то сказать ему, напоминая о тех временах.

…В тот год были сильнейшие морозы, несколько дней державшиеся на уровне пятидесяти градусов. Такое нередко бывает в Сибири. Стоял, как говорили, настоящий дубак. Но этот мороз совпал с аварией на ТЭЦ или ГРЭС или черт знает на чем, что подавало тепло в город – студентов это не особо интересовало. В ту пору они жили вшестером в одной комнате. Четверо законно и двое нелегально. Одного нелегала лишили места в общежитии за аморалку, он уже не помнил какого рода, но точно не связанную с сексом – оказывается, бывает такое. Второй вообще не был студентом их института. Но это были друзья, которых нельзя бросать в такие моменты, да и вообще. Нелегалы спали на полу, на железных кроватных сетках на матрацах, взятых, уж он не помнил, где. Сетки эти они называли танками. Наверное потому, что эти низкие сооружения с накрытыми покрывалами подушками напоминали эту военную технику. «Ну что, пора спать. Шурец, выдвигай танки!». Мороз жал, окна полностью были покрыты блестящим снегом изнутри, пар шел изо рта и носа, все ходили максимально одетые, были включены запрещенные электроплитки, из-за чего постоянно выбивало электричество. Когда настал пик холода, двумя матрасами было закрыто единственное окно. Спали эти дни по двое в одноместной кровати, накрывшись двумя одеялами, еще двое застегивались в одном спальном мешке – благо, был среди них член туристической секции. Засыпали, чинно вытянувшись и невинно соприкасаясь только боками. Просыпались уже конкретно в обнимку!

Это воспоминание о двух парнях, спавших несколько ночей как родные братья в детстве, под одним одеялом, оживило в его памяти еще один случай. Но не связанный с морозом. Еще раз он спал с мужиком на одной кровати, но уже кровати-полуторке и будучи уже достаточно взрослым. Их пригласил в свой аил молодой коллега по поводу своей свадьбы. Все было как положено, но спать их привели в дом, где все было рассчитано на парный сон на одном лежбище. Может, для деревни это было в норме? Вряд ли, скорее, просто каждому гостю дать по отдельной койке не получалось. Они были крепко поддатые и, не рядясь, с хохотом завалились по двое. Короче, он с недавно принятым к ним на работу коллегой Александром, остальные тоже попарно. Утром, похмеляясь, все смеялись, подкалывали и острили по этому поводу. Но, подумал он, надо отдать должное – такие случаи сближают людей, делают отношения проще. По крайней мере, они с Александром с тех пор хорошо дружат, а тот студенческий напарник по кровати остался другом на всю жизнь.

Пришедший из кухни брат поставил на стол чайник и две пустые чашки, и он быстро вернулся в реальность:

– Брат, я влип очень сильно, не знаю, как выскочить из нее. Может, что подскажешь… Меня чуть не убили… Хотели убить… ни хрена не понял. Смотри!

Он осторожно снял кепку и повернул голову, чтобы брат увидел место удара. Видавший всякое брат спокойно рассмотрел вздувшуюся ссадину:

– Ну ты даешь, Арсен! Ну ка расскажи. Да сядь ты. Шишка твоя подсохла, лучше ее не трогать.

Около получаса он рассказывал о происшедшем, добавив и про смерть на заводе. Забыв про свой зеленый чай, брат слушал и иногда задавал вопросы.

– … вот такая история, братан. Что с меня им нужно – мне непонятно… Что-то, видно, было уже у них на заводе, раз механика прямо в кабинете завалили, но я-то причем? Не догоняю… Но теперь-то они уверены, что это я. Может, зря я это на себя взял? Испугался утюга…

К этому времени с брата сошла вся веселость. Соприкасавшийся с преступным миром, он понимал всю серьезность положения младшего.

– Арсен, тебе надо срочно уезжать, вообще не разбираясь в этих делах – кто, что, за что? Прямо сейчас, пока на твой розыск не бросили всех. Как я сделал когда-то. Если тебя ищут такого класса бандиты – это капец. Домой даже не думай больше заходить. На границе – тоже их люди есть… На дырках в границе – тоже. Забирай мой паспорт, вроде мы похожи, может понадобится. Но старайся им не махать – все же он самопальный, настоящую проверку не пройдет. Потом сразу вышли его мне.

Потом добавил:

– Это просто капитальная везуха, что Дана и дети уже выехали. Просто везуха!

Брат залез в шкафчик с одеждой, пошарил в его глубинах и протянул ему зеленую книжечку с гербом из чудных птиц, звезд и каких-то растений. Такие паспорта были у его подчиненных на работе и он уже хорошо знал их содержание, потому изучил только фотографию. На него смотрел почти что он сам, только с более толстой физиономией и короткой стрижкой.

– Так что мне тогда – ни через пограничников, ни через нелегальных проводников не идти? Перелететь что ли? – он немного занервничал, но вовремя остановился. Брат, понимая его состояние, сделал вид, что не заметил этого:

– Говорю же тебе – у них везде свои люди. Все нелегальные переходы в руках Гариба, есть такой у вас тут интеллигентный бандос. Меня сразу просветили на этот счет еще на нашей стороне. Да и таможню он контролирует. Надо тебе вообще незамеченным как-то переходить…

Они понимали, что самое сложное – это переход границы, где нужен паспорт и где его очень вероятно уже выжидали. Все нелегальные переходы, как сказал брат, действительно контролировались местной мафией – местный растущий бандит Гариб с этого имел неплохой доход. Брат лучше его разбирался в этих делах, и он только согласно кивал головой.

Мысленно он перебирал своих знакомых. Приятелей у него было немало, но в такой ситуации надо было найти самого надежного человека. Наконец его внутренний смотр закончился:

– Попробую с дальнобойщиками. Есть у меня хороший товарищ. Добраться нужно только до него – это возле моего дома. И был бы он дома… Дай что-нибудь переодеться. Есть футболка, брюки для меня?

Он переоделся в одежду брата, имевшуюся в доме. Выбор, конечно, был не велик – брат сам бежал сюда налегке, да и потом, уже здесь, не стремился обрастать вещами. Достались Арсену только старые брюки и синяя футболка с нанесенным на спине названием немецкой футбольной команды «BAVARIA». Хоть Арсен и не был ярым фанатом футбола, он знал, что символы этой известной во всем мире команды – красного цвета, да и надписи такой на их форме нет. На его вопрос, где он взял эту подозрительную спортивную майку, брат только пожал плечами, и сказал, что в футболе он полный дилетант. Потом добавил, что вообще-то он сам ее купил на базаре.

Брат, конечно, пока оставался в этой стране – его самого все еще могли нагрузить на родине по тому запутанному делу и те и другие.

––

В начале его улицы время от времени появлялась огромная фура с серым брезентовым тентом. Часто возле нее крутился с инструментом ее хозяин – рыжий коренастый мужик, иногда довольно нетрезвый, но всегда веселый и громкоголосый. Нередко из-за деревянного старого забора его двора доносились звуки гулянки, разговоры, иной раз ветер доносил приятный запашок травки – это собиралась поселковая шоферня. Обсуждали маршруты, грузы, беспредел таможенников на границе, дорожных проституток и другую шоферскую лабуду. Может, он был у них в авторитете, может просто был самый компанейский.

Живя на одной улице, они неплохо знали друг друга, тем более, что их дочки были ровесницами и подружками. Нередко ему или Сереге, так звали этого его второго соседа-дальнобойщика, нужно было идти в дом другого, чтобы забрать оттуда своего заигравшегося ребенка. В каждом доме почти не кончаясь, было виноградное вино или крепкий виноградный самогон – его тут называли на грузинский манер – чача. Гнали эту чачу кто на чем, а точнее, на том, кто что имел. В этом деле у Арсена было большое преимущество перед другими – это почти неограниченный доступ к материальным и трудовым ресурсам, позволяющий изготовить любой сложности аппарат. Прощая некоторые относительно небольшие провинности цеховых рабочих, он имел от них своего рода благодарность – они без вопросов исполняли для него бытовые заказы и даже сами предлагали технические новинки само изобретательства. Конечно, сам он напрямую им свои пожелания не передавал – для чего же существует заместитель? Такова была жизнь. Ну и материалы – его цех, как и все остальные, был оснащен большим количеством разного рода материалов и труб. Так что выбор был достаточно широк. Если не жадничать и не вести себя высокомерно, с территории завода можно было вывезти с доставкой до места назначения, для личного пользования, конечно, не в промышленном масштабе, практически все из этого арсенала. Это к тому, что у него дома был самый прогрессивный на то время самогонный аппарат. Это чудо мастерства, конечно, изготовили на работе. Красивый блестящий металлический бак из тонкой нержавейки, сваренный аккуратным швом, выдавал при умелом обращении чистейший виноградный самогон с приятным запахом и удивительной крепостью. Не последнюю роль в этом деле играл и стеклянный лабораторный охладитель, видимо, тоже из его цеховой лаборатории. С этой внутрицеховой кооперацией уже ничего нельзя было поделать – лаборантки тоже люди! Конечно, такой же аппарат потом появился и у Сереги, и у Валерыча. Им же были доставлены обещанные в пьяном великодушии бэушные трубы для виноградных стоек и нормальные трубы для поливной системы. В-общем, дружба укреплялась не только разговорами «за жизнь», но и материально.

…Преодолевая страх, он толкнул калитку в заборе, рядом с которым стояла большая Серегина машина. Собака, лежавшая во дворе возле кривой будки из ДСП, увидев старого знакомого, просто подняла голову и радостно завиляла хвостом. «Вот тебе и охрана» – отметил Арсен про себя, до этого вообще не обращающий внимания на пса.

Дверь дома, как обычно, была не заперта – Серега, казалось, не боялся ни черта, ни бога. Стукнув пару раз в дверь дома, он заскочил внутрь и быстро закрыл ее. Приятная прохлада полутемного коридора и жужжание кондиционера напомнило ему про его дом, семью, обычные радости жизни, которые он в ближайшее время мог потерять.

Серега в каком-то вычурном домашнем халате лежа дремал на диване. Однако при его появлении сел и лениво помахал рукой.

– Салам начальнику! Если посидеть-побухать – то нет. Сегодня мне в рейс. А так – давай погутарим за жизнь.

Давно он не испытывал такой радости при виде Сергея. Благодарность теплой волной прошла по телу, и он даже слышимо выдохнул. Внезапно севшим голосом он проговорил:

– Серый, привет! Дело есть, давай сразу скажу.

– Давай сразу скажи.

– Меня бандиты ищут, да и в полиции подписка о невыезде. Я не причем, но так дело поворачивается. Наверно, тебе лучше не рассказывать, да и не знаю я сам еще всего. Короче – можешь меня вывезти незаметно отсюда? За границу, через все посты и проверки? Чтобы вообще никто не видел. Если не сам, то может кто из твоих кентов. Чем быстрее, тем лучше. А?

В разговоре со своими соседями он иногда использовал уличный жаргон. Это был их язык, да и не был он для них начальником. Честно признаваясь себе, он сам иногда хотел почувствовать себя этаким лихим парнем. Даже в разговоре с женой или детьми у него, нетрезвого, изредка вылетали, то ли ради легкого бахвальства, то ли случайно, какие-то полублатные словечки, приводившие их в легкий шок. Конечно, это было очень редко, и никогда – матерные слова.

Серега сделал искренне удивленное лицо:

– Ну ты даешь, начальник! План ты не перевозишь, как некоторые… Воровать не умеешь… По бабам не бегаешь… Че же ты мог натворить?

– Серега, хорош. Я без балды… Так че?

– Ладно, без балды так без балды. Тебе опять повезло. Это как те, из гербалайфа. «Здравствуйте, вам повезло! Вот вам утюг…».

При слове «утюг» Арсен чуть не подпрыгнул и вновь ощутил тот леденящий страх, недавно испытанный им в собственном доме. Серега, не заметивший перемены в его лице, продолжал:

– Мне как раз в ночь в рейс, через Казахстан, и дальше, в Россию, в Сибирь. Овощи тихо лежат в ящиках, напарник ждет за пограничным переходом, так что вдвоем пока и дернем! Правда, с учетом секретной твоей ситуации, ты не в кабине – оборудую тебе кабинет как на твоей работе, только с обшивкой из ящиков и стенами из помидоров, ха-ха! Синьор-помидор! Пойдет такой вариант?

– А не поймают? Если начнут проверять? Мне нельзя попасться. Сережа, не до шуток… У меня и паспорта нормального нет.