Доула Часть II Становление. Психологическая повесть

Доула Часть II Становление

Психологическая повесть

Андриана Июльевна Юдина

© Андриана Июльевна Юдина, 2025

ISBN 978-5-0065-3643-2 (т. 2)

ISBN 978-5-0065-3644-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Доула. Часть II. Становление.» это продолжение моей повести «Доула. Часть I. Начало.» написанной год назад.

1. Там, за углом

Все, что ни есть на свете, располагается в каком-то пространстве. В буддизме словом пространство обозначается не только некий объем территории, но также и один из пяти, первый первоэлемент, с которого начинается само существование всего живого. Действительно, чтобы что-то существовало, оно должно где-то поместиться. А поместившись, оно изменяет все окружавшие пространство, создавая новую структуру, новый узор, новую вибрацию.

У каждого человека есть свое любимое место в квартире, на работе, в городе где он живет, иногда несколько мест. Каждое место имеет свою историю, и чем дольше это место существует, тем больше оно вплетены в историю окружающих его, прилегающих к нему мест. Например, при упоминании Свечного переулка все, кто смотрел фильм «Петербургские тайны», сразу вспоминают Елену Яковлеву в роли обманутой влюбленной, у которой еще и ребенка новорожденного украли. И хотя сценарий фильма – это вольность чьего-то творческого ума, а все-таки уже место из истории не выдернуть, равно как историю от места не отделить.

Точно так с любым другим указанным в связи с какими-то событиями местом. Поэтому, описание места иногда предвосхищает сами события, словно опережая, как рельсы опережают трамвай, чтобы дать ему место для движения.

Зимнее утро, как и зимний вечер в Петербурге, создает особый налет ожидания чего-то волшебного и необычного, даже если взять самый обычный район и обычными домами. Но если взять центральную часть города, то это уже полноформатные декорации к импровизированному спектаклю, которые не имеет ни конца, ни начала, и вечно длится, сменяя эпохи.

Самая необычная улица в Санкт-Петербурге – улица Правды.

В 1997 году во дворе домов 2—8 по улице Правды на улице появился «изумрудный дворик», населённый сказочными персонажами: Страшила, Железный дровосек, Лев, добрые волшебницы Стелла и Виллина, Фарамант, а также Людоед, Бастинда, и Саблезубые тигры. А на самой улице появились необычные скульптуры. Во оживают сюжеты из книги «Волшебник Изумрудного города». Железный дровосек нашел здесь своё сердце, и с удовольствием подставляет свои железные плечи для тех, кто устал…

Каждая скульптура, на самом деле, является частью большого квеста. Я не спеша чистила мандаринки, одну за другой, отправляла ароматные дольки в рот, и чувствовала, как новый вкус и новый сок наполняют мою жизнь… А скульптуры подавали мне тайные знаки и отправляли секретные послания.

«Слепой»: «прикован» к колесу, а на спине – замочная скважина. Где же ключ, и что произойдет, если провернуть ключ? Каждый из нас слеп по отношению к другим, и при этом мечтает стать Мечтой и открытием для кого-то другого… Скульптуру «Слепой» или «Одинокий», сотворил Дмитрий Каминкер.

Памятником архитектуры является само здание Санкт-Петербургского государственного университета кино и телевидения (СПбГУКиТ), бывшие училищный совет Синода и Церковь св. Александра Невского в память Императора Александра III. 1898—1901 годы, архитектор Померанцев А. Н.

Прямо напротив университета кино и телевиденя стоит «Организатор». Человек с мегафоном появился на улице Правды одновременно со «Слепым». «Организатора» называют «Агитатором» или «Режиссером» – через мегафон он старается докричаться до проходящих мимо людей, чтобы они заметили, что любой сюжет, любой сценарий может стать счастливым или наоборот, в зависимости от ракурса, с которого на это смотришь. У «Организатора» на спине есть вентиль, который намекает на возможность менять точку сборки. «Организатора» создали скульпторы Дмитрий и Даниил Каминкеры.

«Три ангела», хотя внешне выглядят тяжеловесно, крыльями намекают на то, что нужно легче относится ко всему. А то можно слишком отвлечься на тяжелые мысли, и угодить под машину – Ангелы стоят недалеко от пешеходного перехода. Смотрите на светофоры, когда собираетесь поменять траекторию жизни! – так я читаю их послание.

«Трех ангелов» Борис Сергеев создал как напоминание о трёх церквях. Одну из церквей давно передали Санкт-Петербургскому институту кино и телевидения. На фасаде здания – мозаичное панно «Христос благословляет детей», которое нечаянно нашли в 2014 году во время ремонта. Напоминание о то, что все мы дети в душе, и нуждаемся в мудрости, сочувствии благословлении…

В одном из дворов на улице Правды можно встретить исполнителя желаний – пса Гаврюшу, который является единственной в мире собакой-чтецом. На прежнем месте у него был еще и почтовый ящик, в который можно было закинуть записку с просьбой к Вселенной. Каждому понятно, что преданное, верное сердце может творить чудеса! Собака Гаврюша – памятник «Доброй собаке», над ней работали скульптор В. А. Сиваков и архитектор Л. В. Домрачева.

Рядом с песиком стоит скульптура героя писателя Сергея Михалкова – милиционера Дяди Степы. Милиционер-каланча охраняет покой во дворе дома №3 по улице Правды. Вокруг стоят изображения Паровозика из Ромашкино, Чебурашки и прочих. У каждого в душе должен быть свой Дядя Степа, готовый прийти на помощь, остановить от ошибки или просто взять на ручки.

Все эти волшебные персонажи показывали мне дорогу к моей Мечте. Дорога не обещала быть лёгкой, но точно обещала быть интересной! Я незаметно помахала «Режиссеру» с мегафоном: слышу, слышу!

Для одной совсем небольшой улицы, такое количество необычных скульптур и зданий с двойной временной ценностью, в прошлом и в настоящем, кажется нарочитым. Что это, музей под открытым небом? Но и это еще все.

Фонари! На улице Правды невысокие, неяркие, стилизованные под серебряный век фонари. Когда идет снег, они создают атмосферу благодати, снежинки в лучах превращаются в звездные плеяды и завихренья, кружения, и волнующего ожидания, что вот – вот что-то начнется…

Именно здесь проходила моя преддипломная медицинская практика, в обычной городской поликлинике.

Необычным было то, что каждое декабрьское утро я, преодолевая сон и накопившуюся за годы учебы усталость, почти бежала от метро Владимирская по Большой Московской, и дальше на улицу Правды, в свое сбывающееся Будущее. Уже тогда я влюбилась в каждый фонарь, в каждый брусочками, каждую плиточки и лавочку на улице Правды.

Именно там, за углом, начинался портал того самого «Потом», которое я рисовала себе, поступая в медицинский. Благодаря усилиям нашего куратора, Оксаны Андреевны, я получила лучший подарок к Новому году: успела после ковида запрыгнуть в последний поток практических занятий в декабре, хотя и с другой группой. Я была счастлива, теперь я успевала выйти на зимнюю сессию!

Разглядывая из окна актового зала поликлиники фигуру Иисуса Христа в свете фонарей на соседнем здании, я думала: «Я хочу быть, жить, работать в этих стенах, и чтобы эти фонари светили мне каждый декабрь!» Это был первый декабрь, когда я не молчала потерянно, проваливаясь в пустоту, о смерти новорожденного сына, а гордилась тем, что смогла исполнить свою мечту: медицина стала моей профессией. А улица Правды стала моей любимой улицей в Санкт-Петербурге.

2. Очень высокая квалификация

Тот декабрь был волшебным, хотя я с трудом стояла на ногах. На практике нам выдали электронный градусник, и расписали график- кто когда стоит с ним на входе в поликлинику, измеряет температуру пациентам. Я уже виртуозно владела этим градусником, и терять на это две недель выпускного курса было невероятно обидно. Поэтому, я отправилась к главной сестре поликлиники.

– Татьяна Александровна, я очень хочу научиться на этой практике чему-то полезному. Поставьте меня в процедурный!

– А ты умеешь брать кровь из вены?

– Вот в том и дело, что нет! Через полгода диплом, а я не умею брать кровь из вены! – отчаянно вскрикнула я.

Татьяна Александровна слегка улыбнулась, положила ладонь на стол, несколько раз похлопала ладонью. Молча вышла из кабинета.

Минут через пять она вернулась:

– Хорошо, идешь в процедурный. Но тогда, без опозданий, в 8:00 в форме быть на месте, лучше в 7:30. Девочки согласились взять тебя.

Девочки, опытные медсестры с 25 летним стажем работы в реанимации, поставили в процедурный третий столик, выдали мне необходимые компоненты, и… разрешили мне затягивать резинку на плече пациента, и трогать пальцем вздувшуюся вену, чтобы я тренировалась. У некоторых людей вены вообще не были видны, их можно было нащупать, только глубоко надавив пальцем.

– Старайся взять центральную, даже если и не видно, она хорошо даст кровь, – объясняла Светлана, – боковую может быть хорошо видно, но она быстро спадется, а у тебя четыре пробирки. Но если не достать центральную, бери боковую. Если и там не поднимается – бери на кисти.

Когда она все это говорила, у меня от одной мысли «брать на кисти» пересыхало во рту. Но наступил момент, когда Светлана заболела, и мы остались вдвоем с Элей против огромной толпы людей, которым срочно нужно сделать анализ крови.

Эля сама недавно переболела ковидом, хотя виду не подавала. Когда я жаловалась, что не чувствую онемевших ног, она только кивала: «У меня также!» «Руки холодные, трудно пальцы сгибать,» – шептала я. Эля кивала:" Та же история! " «До одиннадцати еще держусь, потом слабость страшная и голова гудит, как трансформатор,» – испуганно делилась я. «Я с утра пенталгин пью, тогда до двух можно продержаться,» – сочувственно откликалась Эля. Я поняла, что ей точно также плохо, но она все делает так, словно ничего этого нет. Я перестала думать про ноги, руки и голову, и стала думать про вены пациентов.

Два дня Эля продержалась одна, я только затягивала стрейчевую резинку на плече. На третий день Эля скомандовал: «Бери иглу, вкручивай в вакутейнер! Пробирки готовь под левую руку, вата со спиртом между пальцев. Следующий пациент твой, иначе не успеем до 11 часов!» А в 11 часов машина забирает кровь в лабораторию.

Мне бы хотелось написать, что у меня получилось все и сразу. Первый день – да, так и было, потому что я брала кровь только у людей, чьи вены можно было найти с закрытыми глазами. Но бывало и так, что в первую пробирку кровь шла отлично, а во вторую – уже не шла совсем. Я очень нервничала, звала на помощь Элю. Наконец, я поняла, что скорость – не мой конек, но зато мой конек- точность. Помогла мне в этом Эля.

– Не смотри глазами, они обманут! Пальцами смотри, вот твои глаза! – шептала мне Эля.

В этот момент я поняла суть. Я, массажист с 25 летним стажем, поняла, что здесь тот же самый принцип – не смотри глазами, чувствуй пальцами!

Выйдя с больничного, Светлана, понаблюдав мою работу, коротко бросила:

– Молодец, взяла вену.

Я ликовала!!!

В той же самой поликлинике в апреле я проходила и последнюю свою учебную практику, каждый день делая по 60 кардиограмм. Это были обычные будни кабинета функциональной диагностики, самые обычные, и никто не говорил, что много или тяжело – просто, работа.

В июне я защитила с отличием диплом по теме сестринского ухода за больными после инсульта, а по-научному – острой недостаточности мозгового кровообращения. По регламенту защита должна уложиться в 12 минут. У меня вылезало за 20. Я резала и пилила, пытаясь влезть в регламент. На генеральной репетиции, услышав мою речь, Оксана Андреевна резюмировала:

– Все верни как было вначале! Не думай про минуты, у тебя хорошая работа, но ее надо донести.

У меня было настоящее исследование, я 11 лет занималась восстановлением людей после онмк, прочитала библиотеку на эту тему. Я подготовила анкеты для родственников больных, самих больных и врачей, которые работали с онмк, и обобщила эти сведения в своей работе. Преподаватели слушали с неподдельным интересом, никто не смотрел на часы, смотрели на меня.

А через два дня после защиты диплома я заболела ковидом. На вручение своего красного диплома я не попала. На аккредитацию тоже. Моя мечта начать работать на улице Правды повисла в жарком июльском воздухе страшного лета 2021 года. Пока я болела, меня поддерживали друзья, приносили и вешали на дверь пакеты с едой, с лекарствами, особенно сильно помогала та самая Светлана, с которой я стояла в процедурном. Больницы были переполнены, поэтому скорую я не вызывала… за день я получала по пять сообщений, что умер кто-то из знакомых…

Проболев полтора месяца, я, конечно, не могла делать массажи. Надо было срочно устраиваться на работу. У меня есть диплом инженера, но я хотела уже работать в медицине. Без аккредитации я могла рассчитывать только на должность регистратора либо санитарки, поскольку еще на втором курсе мы все получили квалификацию «младшей медсестры». Я написала про свою ситуацию в вацап главной сестре госпиталя, в котором тоже проходила одну из практик. «Я в больнице с ковидом, через пару недель напишите мне!» – ответила Валентина Ивановна.

Через пару недель мы встретились. Она прекрасно понимала, что я не могу держать швабру. Но она знала меня, как отличного массажиста. Аккредитацию по массажу я тоже проболела, встать на эту должность тоже не могла.

Мы не обсуждали ковид – мы обе выжили, этого было достаточно.

– Полы Вы мыть не сможете, это понятно. Будете на входе мерить температуру электронным градусником, пока не пройдете аккредитацию.

Вот он меня и догнал, электронный градусник! Вот оно, исполнение Мечты – красный диплом с отличием, плюс красный диплом по массажу, чтобы мерить температуру электронным градусником!

Я понимала, что это для меня лучший вариант, потому что даже просто стоять мне было тяжело, а шариковая ручка падала из моих пальцев, как только я переставала думать о том, что эту ручку надо крепко сжимать. Проходя медкомиссию при устройстве на работу, я попала на прием к опытному неврологу. Она, осмотрев меня, сверкнула глазами, сжала губы, выписала на листочке штук шесть препаратов.

– По-хорошему, я сейчас должна вызвать скорую, и отправить Вас в больницу. А не на работу принимать.

– Я не поеду в больницу, но я Вас понимаю.

– Вы понимаете? Все лекарства принимать неукоснительно. Я буду наблюдать за Вами. Через три дня зайдите ко мне показаться.

С августа до ноября я работала электронным градусником. С наступлением холодов, мне дали огромный халат, который влезал на теплую куртку, чтобы я не замерзла от сквозняка открывающейся непрерывно входной двери. Глядя на врачей, которые по 8 часов работали в приемных ковидных боксах в пластиковых комбинезонах и респираторах, я понимала, что мне повезло: я могу дышать сквозь обычную маску, в любой момент попить чаю и съесть бутерброд. Я чувствовала себя большой удачницей, и до сих пор с огромной благодарностью думаю про Валентину Ивановну, которая взяла меня на работу, прекрасно понимая, что работать я совершенно никем не могу… В этот период, как никогда раньше, мне пригодились все мои знания по реабилитации.

3. Если друг оказался вдруг

У меня есть такая черта характера – если мне человек нравится, я почему-то уверена, что и я ему нравлюсь. Это что-то из детства, я легко знакомлюсь, и у меня впечатление, что все друг другу желают счастья и успеха. Постепенно становится понятно, что направление ума у всех разное, иногда совпадает, иногда нет. У каждого свой опыт за плечами, поэтому нужно некоторое время понаблюдать, присмотреться, чтобы увидеть точки соприкосновения.

К моменту, когда я попала на аккредитацию, это был уже ноябрь, я уже заранее была определена на отделение, где была вакансия. Хотя я была в статусе санитаркой, все знали, что я скоро буду работать медсестрой, и принимала меня на отделение уже работающая там медсестра Алена. С первого знакомства с Алëной я прониклась к ней симпатией, прежде всего потому, что на столе у неё лежало фото котенка. Оказалось, что она не смогла его спасти, и сильно об этом переживала, то есть старалась пережить. Мы разговорились на тему кошек, дома, семьи, детей, и много чем поделились друг с другом. Алена упомянула, что ей не нравится её фамилия, что словно она несчастливая или негармоничная. Я тут же поделилась с ней телефоном нумеролога, которая может просчитать имя, и подсказать, надо ли менять и на какое именно. В итоге, через несколько месяцев она поменяла фамилию. Но в тот момент, мы просто делились разного рода приключениями, у кого что по жизни вышло. В какой-то момент я рассказала ей про то, что у меня на родах умер ребенок, мой сын Николай. В этот момент, она расширила глаза, и заговорила вдруг шепотом:

– Ты про это не рассказывай Полине Васильевне, у неё такая же история, но она про это совсем говорить не может. У неё это случилось два года назад. Ты её не расстраивай.

Это замечание выглядело как сочувствие к Полине Васильевне, но я физически ощутила его как красный флажок: не подходи близко к Полине Васильевне. Нужно было это себе отметить, но я отмахнулась от этого странного ощущения турникета, перед которым меня почему-то хотят остановить. Я уговорила себя, что это просто у Алены такая грубоватая забота о заведующей отделением. Но это был очень важный момент, потому что уже тогда началось программирование моего поведение – сюда ходи, сюда не ходи.

Спустя пару дней, Алена мне позвонила после работы, и спросила что-то, по работе, какую-то нужно было поставить печать или подпись на какой-то документ, а в мои обязанности входило относить документы на подпись начальству. Но я уже дошла до метро и возвращаться было далеко, я сказала:

– Давай завтра с утра я это сделаю, сегодня уже в любом случае поздно?

– Да, главное, вспомни с утра! А еще я хотела тебя предупредить…

И дальше я услышала монолог минут примерно на двадцать, не меньше, потому что у меня затекла рука, которая держала телефон. Алена дала мне очень подробную инструкцию на тему того, как мне нужно игнорировать одного из врачей, по причине того, что этот врач заведомо плохо относится к Полине Васильевне, поэтому моя задача: не выполнять никаких просьб и заданий этого врача.

Это выглядело как минимум странно, но у меня было желание завершить разговор, и я согласилась со всеми доводами, пообещала быть бдительной. Я поняла, что на отделении идет какая-то идеологическая война, но суть её была не ясна. Зато было ясно, что любое взаимодействие с опальным врачом может иметь какие-то негативные последствия. Это был уже более яркий красный флажок, но я опять убедила себя в том, что Алена просто делится со мной важными акцентами.

Дружба Алены с Полиной Васильевной выглядела очень настоящей. После каждого приёма Полина Васильевна подробно жаловалась на тупость и занудство пациентов, которые реально тупили, не больше, чем каждый из нас с вами в момент болезни. Алена поддерживала и давала максимум эмпатии, искренней или нет, но заведующая розовела на глазах, и постепенно разговор переходил на другие сферы жизни.

Но меня заинтересовало, почему за несколько лет работы на отделении, Алена так и не заняла должность старшей сестры. Оказалось, что заведующая не уверена в компетенции Алены в отношении оформления документов. Выяснила я это шквалом прямых вопросов. Совершенно не сопоставляя своё положение в должности санитарки и статус заведующей отделения, я стала ей задавать весьма провокационные вопросы, на которые она очень ясно отвечала, и в результате я поняла суть ситуации. Но то, как активно я этим интересовалась, не осталось без внимания. Вероятно, Полина Васильевна сделала вывод, что я сама намереваюсь занять место старшей медсестры, после аккредитации. На самом деле, любой подумал бы так. Но в реальности, я просто пыталась понять – почему Алену не ставят на эту должность.

В результате, буквально через неделю после моей аккредитации, Алену перевели на должность старшей сестры. Так нечаянно я способствовала её повышению. Одновременно, я получила подтверждение, что Полина Васильевна не хочет чужих людей на отделении, хоть бы и сильно умных, но чужих. А меня взяли только потому, что, пообщавшись со мной, Алена дала «добро» на мое принятие.

Все эти нюансы кажутся не существенными, но в действительности они давали достаточно информации. Уже к тому моменту было ясно, что:

– заведующая вместе с Алёной составляют единую коалицию,

– другие врачи отделения воспринимаются как некоторая угроза, пусть и неявная, возможно потому, что все они были намного старше заведующей,

– не смотря на очень частые больничные, и пробелы в знаниях, Алена является приоритетным сотрудником.

У меня сложилось впечатление, что Алена когда-то была очень крутой, а потом что-то произошло. Рас спросив, я выяснила, что-то на работала с детьми в больнице, причем на терапии. Это нужны железные нервы, потому что сделать ребенку зондирование или просто взять кровь из вены – это надо быть глухим чтобы не оглохнуть, и при этом очень стойким, чтобы довести дело до результата. Теперь понятно было, почему Алену просто невозможно вывести из себя, она была просто гигантской непромокаемой жилеткой для любимой заведующей.

Вместо того, чтобы сделать для себя вывод о том, что нужно вести себя максимально скромно, чтобы находится в хороших о ношения с заведующей, я сделала полностью обратное. Я делилась своими знаниями по тибетской медицине, рассказывала про браслеты из натуральных камней, про психологические игры, про фестивали и конференции по психологии, про мои стихи, поо то как я маслом пишу картины. Мне казалось, что это интересно всем так же, как и мне. По какой-то причине я игнорировала множество знаков обратной связи, которые указывали на то, что моя радость от всего этого не встречает той симпатии, с которой я об этом говорю.

В январе я попросила отпуск, чтобы съездить к маме. У мамы умер муж, ей было очень тяжело, и своих проблем со здоровьем у неё хватало, а этот конец 11-летнего ада был хоть и ожидаем, но опустошил последние силы. Полина Васильевна пообещала, что даст отпуск, как только выйдет из новогоднего отпуска Алена.

Но сразу после отпуска, Алена ушла на больничный, и мне опять отказали. А на больничный, надо сказать, ушло больше половины сотрудников, и я бегала между двумя отделениями, потому что и у нас, и у них заболели ковидом все медсестры и часть врачей. Я наивно полагала, что после такой ударной работы меня точно отпустят в отпуск к маме. За время отсутствия Алены, мы с Полиной Васильевной стали общаться больше и ближе, но как и просила Алена – я старалась не упоминать о своей тяжёлой потере сына во время родов, которая полностью изменила мои приоритеты в жизни.

В конце месяца нужно было сдать отчеты, их пришлось делать мне. Алена делала их обычно 4—5 дней, и я приготовилась к трудной работе. Но ничего сложного не оказалось в подсчёте категорий больных, по статусу и заболеванию. Я сделала это примерно за час, но не могла поверить, что это правда так просто. Я стала перепроверять предыдущие таблицы, которые делала Алена. Что-то у меня не сошлось, и я испугалась, что эту ошибку увидят и вернут документы, и показала заведующей.

По какой-то причине, а причина точно всегда есть, заведующая решила, что я жалуюсь на Алену, и стала защищать её, объяснять, почему здесь – именно так. Я попробовала объяснить, что я как раз об этом и переживаю, чтобы другие не увидели ошибку Алены, если вдруг ошибка есть – но это было бесполезно. Полина Васильевна высказала мне, что я не командный человек и не ценю дух сотрудничества.

Я растерялась. То есть отнести заведомо неверные документы на подпись, где могут проверить, как и я, и увидеть эту ошибку – это называлось дух сотрудничества. А то, что я показываю эту ошибку, как я это видела, предлагая все исправить – это предательство. Я не могла уловить эту логику, но я поняла уже, что я вообще не понимаю истинную картину отношений на отделении.

Я очень любила Алену, делилась с ней всякими лайфхаками, рассказывала про распродажи и про Луизу Хэй, мне казалось, что ты очень близки, и она даже пригласила меня к себе на Новый год! Но я не поехала, я не праздную Новый год, именно потому, что в декабре у меня умер сын.

Когда мне предложили перейти на другое отделение, пока Алена болела – я сказала, что чувствовала:

– Мне будет не хватать Алены, и она наверняка тоже во мне нуждается, мне кажется, она будет против.

Спустя неделю меня снова пригласили перейти на отделение лор – и я опять сказала, что мне нравится работать с Алёной, мы дружим, и мне неловко оставить её одну на отделении.