Между светом и тьмой. Легенда о Ловце душ

Глава 9. Союз

Туман, клубившийся вокруг холма, медленно рассеивался, отступая к лесу, как дыхание умирающего зверя. Каменный круг, где только что стоял Моргас, еще дрожал от остатков его присутствия – холодный ветер кружил между камнями, унося запах горелой земли и металла. Совикус стоял неподвижно, его черная мантия была неподвластна порывам ветра, а в руке он сжимал кусок чистого хаоса – темный металл, холодный, как ледяная бездна, но пульсирующий жизнью, которая текла в его венах. Кровь, смешавшаяся с тьмой во время ритуала, оставила тонкие черные линии на его ладони, что уходили под кожу, как корни древнего древа. Он чувствовал силу, которая теперь была в нем, – неукротимую, острую как клинок, и сладкую, как яд, обещающий забвение. Но ночь еще не закончилась, и его путь вел дальше.

Северные границы Альгарда были местом, где леса становились гуще, а земля – суровее, где тени деревьев сливались с тьмой ночи, образуя лабиринт, в котором терялись даже самые опытные охотники. Лошадь, к сожалению, пришлось оставить в Гребне, и Совикус шагал уверенно, его легкие следы проступали на влажной почве, покрытой мхом и опавшими листьями. Ветер стих, но воздух был все еще тяжелым, пропитанным магией, что витала после ритуала. Звезды над головой тускнели, скрытые облаками, тени от которых сгущались на горизонте, а вдалеке слышался вой волков – низкий, протяжный, полный тревоги. Он знал, куда идет: к старой дубовой роще, где его ждали посланники Хротгара, вождя Эрденвальда, чья тень давно нависала над Альгардом в ожидании реванша.

Совикус не оглядывался, но память о мальчишке, который следовал за ним, осталась в его разуме, как заноза. Он узнал его. Теодор – паж Дианы. Именно его шаги он слышал до самого холма, и его крик оборвался в тенях Моргаса. Он не жалел о его судьбе – любопытство всегда имело цену, а мальчик выбрал свою дорогу. Но его присутствие напомнило Совикусу о том, как близко принцесса подобралась к его тайнам. Диана, с ее острым взглядом и неугасающей надеждой, могла стать проблемой, если бы узнала правду. Он стиснул металл в руке сильнее, холод пронзил кожу, и мысль о принцессе растворилась в вихре хаоса, сила этого хаоса теперь была частью его.

Дубовая роща появилась из тьмы внезапно, ее стволы, толстые и узловатые, поднимались к небу, как стражи, которые охраняли древние секреты. Листья, еще не опавшие, шуршали под слабым ветром, а между деревьями мелькали тени – не хаотики, а люди, чьи движения были резкими, но выверенными. Совикус остановился у края рощи, его взгляд скользнул по фигурам, они ждали его. Три воина вышли из-за деревьев, их доспехи из кожи и железа блестели в лунном свете, а лица были скрыты шлемами с волчьими мордами – знак Эрденвальда, где Хротгар правил железной рукой. Один из них, самый высокий, шагнул вперед, его рука лежала на рукояти меча, что висел на поясе.

– Ты Совикус? – голос воина был грубым, как скрежет камня о камень, но в нем звучала осторожность.

Советник кивнул, его глаза сузились, изучая посланников.

– Я тот, кого вы ждете, – ответил он, голос его был ровным, но холодным, как лед, сковывающий реки зимой. – Где Хротгар?

Высокий воин указал вглубь рощи, где между деревьями горел слабый свет костра.

– Он здесь. Идем.

Совикус последовал за ними, его мантия шуршала по земле, а металл в руке пульсировал, как живое сердце, отзываясь на каждый шаг. Посланники шли молча, их взгляды скользили по нему, но никто не осмелился заговорить снова. Они знали, кто он, или, по крайней мере, чувствовали, что его присутствие несет нечто большее, чем просто слова.

Костер горел в центре небольшой поляны, окруженной дубами, и ветви сплетались над головой, образуя подобие купола. Пламя трещало, отбрасывая длинные тени на землю, а дым поднимался вверх, растворяясь в ночном воздухе. У огня сидел Хротгар, король Эрденвальда, чья фигура внушала страх даже в покое. Он был широкоплеч, с длинными волосами, заплетенными в косы – они падали на его грудь, покрытую меховым плащом из шкуры бурого медведя. Лицо его со шрамами было суровым, а серые, как сталь, глаза смотрели с холодной уверенностью человека, который видел слишком много битв. На поясе висел топор с широким лезвием, чья рукоять была вырезана из кости какого-то зверя, а рядом лежал щит, украшенный волчьими когтями. Он поднялся, когда Совикус приблизился, его рост заставил тени вокруг казаться меньше.

– Совикус, – голос Хротгара был низким, раскатистым, как далекий гром. – Ты опоздал.

– Я пришел, когда был готов, – ответил советник, в его тоне чувствовалась скрытая сила. Он остановился у костра, позволяя свету осветить его лицо, но капюшон оставил тень над глазами.

Хротгар хмыкнул, его губы искривились в усмешке, что не дошла до глаз.

– Твои ритуалы, твои боги… Они не заставят меня ждать вечно. Говори, зачем ты здесь. – Он скрестил руки на груди, его пальцы сжали мех плаща, выдавая нетерпение.

Совикус шагнул ближе, его взгляд встретился с глазами короля, и на миг пламя костра дрогнуло, словно почувствовав напряжение между ними.

– Нападать на Альгард сейчас – безумие, – сказал он, голос его стал тверже, как металл в его руке. – Всеволод слаб, но не сломлен. Хаотики только начали свою работу. Если ударить сейчас, ты потеряешь все – людей, земли, надежду на победу.

Хротгар нахмурился, его шрамы углубились, делая лицо еще суровее.

– Слаб? Его войска стоят у границ, его советники кричат о войне. Ты обещал мне королевство, Совикус, а я вижу только слова.

– Я обещал тебе победу, – оборвал его советник, его глаза вспыхнули холодным светом, напоминающим искры хаотиков. – И я дам ее. Но время еще не пришло. Хаос должен укорениться глубже – в сердце Всеволода, в его людях, в его дочери. Когда я дам знак, Альгард падет сам, как дерево, подточенное изнутри. До тех пор жди.

Воины за спиной Хротгара переглянулись, их руки сжали оружие, но вождь поднял ладонь, останавливая их. Он долго смотрел на Совикуса, его серые глаза изучали советника, словно искали ложь в его словах. Наконец он кивнул, медленно, но твердо.

– Хорошо. Я подожду твоего знака. Но если ты солгал, Совикус, моя сталь найдет твое сердце раньше, чем твой хаос найдет меня.

Совикус не ответил, его губы дрогнули в слабой улыбке, но взгляд остался холодным. Он знал: Хротгар не отступит от своих слов – вождь был жесток, но практичен, и его жажда власти была сильнее его гнева. Но в этот момент что-то изменилось. Совикус почувствовал взгляд – не Хротгара, не его воинов, а кого-то еще. Его глаза скользнули в сторону, и он замер.

Рядом с Хротгаром стоял человек, которого он не заметил сразу. Невысокий, худощавый, с длинными темными волосами, которые падали на плечи. Он был одет в простой плащ из серой шерсти, скрывающий его фигуру. Лицо его было бледным, почти болезненно белым, с острыми чертами и тонкими губами, что кривились в насмешливой улыбке. Глаза – зеленые, яркие, как ядовитый плющ, – смотрели на Совикуса с легким презрением, но в них было нечто большее, чем человеческая насмешка. Совикус почувствовал, как холод пробежал по спине – не от металла в руке, а от того, кого он узнал за этим взглядом. Это был не человек. Это был Заркун, бог зависти, принявший человеческий облик, но не сумевший скрыть свою суть от того, кто уже вкусил силу хаоса Моргаса.

Заркун склонил голову, и его улыбка, хищная и холодная, растянулась шире, обнажая зубы – слишком острые, чтобы принадлежать человеку.

– Удивлен, советник? – голос его был мягким, почти шелковым, но в нем звучала насмешка. Он шагнул ближе, его движения были плавными, как у змеи. – Не ожидал встретить меня здесь, среди этих… смертных?

Совикус стиснул металл сильнее, его пальцы ощутили, как хаос отозвался на присутствие другого бога – легкой дрожью, что прошла по руке.

– Заркун, – произнес он тихо, его голос был ровным, но в нем мелькнула тень тревоги. – Что ты делаешь с Хротгаром?

Бог зависти рассмеялся, звук был резким, как треск льда, и эхом отозвался в роще.

– О, я не с ним, Совикус. Я рядом. Наблюдаю. Жду. Ты ведь знаешь, как сладка зависть – она горит в сердце Хротгара, в его воинах, даже в тебе. Ты хочешь власти Моргаса, а я… я хочу посмотреть, как вы все пожираете друг друга ради нее.

Хротгар повернулся к Заркуну, его брови нахмурились, но он промолчал. Король не знал, кто перед ним, – для него это был просто советник, один из тех многих шепчущихся у костра. Но Совикус видел правду: Заркун не был союзником Хротгара, он был паразитом, который питался его амбициями, его жаждой отнять Альгард у Всеволода. И все же присутствие бога зависти здесь, в эту ночь, после ритуала Моргаса, не могло быть случайностью.

– Ты играешь в опасную игру, – сказал Совикус, его взгляд встретился с зелеными глазами Заркуна, и на миг пламя костра вспыхнуло ярче, отражая их противостояние.

– А ты нет? – парировал Заркун, его улыбка не исчезла, но в ней мелькнула угроза. – Твой хаос – ничто против моих сил, Совикус. Не забывай об этом.

Советник промолчал, его разум работал быстро, перебирая варианты. Заркун был угрозой, но не прямой – он не вмешивался, пока зависть питала его силу. Хротгар, стоявший рядом, был пешкой в их играх, но пешкой опасной, чья сталь могла обрушиться на Альгард раньше времени. Совикус повернулся к королю, его голос стал тверже:

– Держи своих людей в узде, Хротгар. Когда я дам знак, ты получишь все, чего хочешь. Но не раньше.

Хротгар кивнул снова, его взгляд скользнул к Заркуну, но он не задал вопросов.

– Я жду, – сказал он просто, и это было все, что ему нужно было сказать.

Совикус резко развернулся, и его мантия взметнулась за спиной, подобно тени хаоса, неотступно следовавшей за ним сквозь ночь. Он покинул рощу, оставив Хротгара и его воинов у мерцающего костра, а Заркуна – с его насмешливой улыбкой, провожавшей его до кромки леса. Металл в руке Совикуса пульсировал, его холод сливался с жаром крови, бурлящей в его венах. Ритуал был завершен, а союз с Хротгаром укреплен, но тень Заркуна легла на его путь – зловещее предвестие новой игры, уже зарождавшейся в сумраке Альгарда.

Глава 10: Под стражей теней

Без советника во дворце словно стало светлее. Воздух, обычно пропитанный тяжелой, гнетущей тишиной, теперь звенел оживленными разговорами слуг, смехом стражников и мелодичным перезвоном посуды на кухне. Диана не сразу заметила перемены – слишком глубоко укоренилась привычка к той мрачной атмосфере, которая сопровождала присутствие Совикуса. Но спустя день-два она осознала: отец будто сбросил невидимую ношу, годами давившую на его широкие плечи. Его голос, ранее резкий и отрывистый, стал мягче, улыбка – редкий гость на суровом лице – начала появляться чаще, а в глазах цвета морской бездны зажегся тот теплый огонь, который она помнила с детства, когда он еще рассказывал ей сказки перед сном.

Первые дни после отъезда Совикуса Всеволод посвятил дочери. Они завтракали вместе в просторной трапезной, где солнечные лучи проникали сквозь высокие окна, отражаясь в хрустальных бокалах и серебряных подносах с фруктами. Король расспрашивал ее о том, что она читала в библиотеке, делился новостями из дальних уголков Альгарда, а иногда даже шутил, отчего у Дианы теплело на сердце. После трапезы они отправлялись на прогулки по Вальдхейму, минуя узкие улочки, где ремесленники стучали молотками, а женщины вывешивали белье на веревках, натянутых между домами. Эти дни напоминали ей о далеком прошлом, когда мать, королева Эльза, была еще жива, а отец был не только королем, но и человеком – открытым, живым, способным смеяться до слез над ее детскими выходками.

В один из дней, когда солнце стояло в зените, заливая город золотистым светом, они вышли на центральную площадь. Здесь развернулась ярмарка – яркое, шумное действо, от которого рябило в глазах. Повсюду царило оживление: торговцы зазывали покупателей громкими голосами, предлагая ткани, глиняную посуду и корзины с сушеными травами; музыканты, сидя на перевернутых бочках, играли на лютнях и дудках веселые мелодии, от которых ноги сами пускались в пляс; дети сновали между палатками, смеясь и крича, их волосы развевались на ветру, а руки были перепачканы липким медом от сладостей.

– Помнишь, как ты в детстве любила эти гуляния? – спросил Всеволод, слегка улыбнувшись. Он остановился у края площади, наблюдая, как Диана с любопытством разглядывает пестрые палатки, украшенные лентами и цветами.

– Конечно, помню, отец, – рассмеялась она, ее голос зазвенел, как колокольчик, перекрывая шум толпы. – Я бегала между лавками, тащила тебя за руку и мечтала, чтобы ты купил мне все сразу.

– И ты всегда выбирала что-то странное, – покачал он головой, в его тоне мелькнула нежная насмешка. – То деревянную лошадку с одним глазом, то старый амулет, который торговец выдавал за артефакт великого мага, обещающий удачу.

– Но ведь ты все равно покупал! – Диана шутливо ткнула отца локтем в бок, и король неожиданно рассмеялся – глубоким, теплым смехом, который давно не звучал из его уст.

– Как я мог отказать своей маленькой принцессе? – ответил он, глядя на нее с такой любовью, отчего ее сердце сжалось от нахлынувших воспоминаний.

Они остановились у ряда лавок, где воздух был пропитан ароматами специй, свежих медовых лепешек и жареного мяса, шипящего на углях. Торговцы, заметив королевскую пару, начали раскланиваться, их голоса сливались в гул приветствий. За Всеволодом и Дианой незаметно следовали трое стражников, одетых в скромные серые доспехи без гербов, чтобы не привлекать лишнего внимания. Их лица оставались бесстрастными, но осанка выдавала выучку, а руки лежали на рукоятях мечей, готовые к любому движению в толпе.

Горожане постепенно начали замечать присутствие короля и принцессы. Некоторые опускали головы в знак почтения, другие, осмелев, подходили ближе, чтобы поприветствовать своего правителя или просто взглянуть на него. Пекарь, толстый мужчина с красными щеками, выскочил из-за прилавка, держа в руках горячую медовую лепешку, только что снятую с противня.

– Ваше Величество! – воскликнул он, кланяясь так низко, что чуть не уронил угощение. – Какая честь видеть вас здесь! Позвольте подарить вам это – лучшее, что я испек сегодня!

Всеволод принял лепешку с благодарной улыбкой, отломил кусочек и попробовал, чем вызвал восторженный шепоток в толпе. Диана, стоя рядом, не могла сдержать улыбки – отец редко позволял себе такие простые жесты, но сегодня он казался частью этого мира, а не недосягаемой фигурой на троне.

Внимание привлекала и сама принцесса. Женщины, собравшись в кружок, обсуждали с ней украшения, расхваливая ее вкус, мужчины улыбались, снимая шляпы, а дети смотрели на нее широко раскрытыми глазами, словно на героиню из сказки. Молодая девушка, с тонкими руками и светлыми косами, робко подошла к Диане, держа в руках платок, сотканный из мягкой шерсти.

– Принцесса Диана, – сказала она, ее голос дрожал от волнения, – позвольте мне подарить вам это. Он сделан из лучшей шерсти нашего края, согреет вас в холодные зимние ночи.

Диана приняла подарок, коснувшись ткани пальцами – она была мягкой, теплой, с едва уловимым запахом луговых трав. Она поблагодарила девушку, и та, покраснев от счастья, отступила в толпу.

Но не все встречали их с радостью. В стороне, у деревянной телеги, несколько мужчин наблюдали за королевской парой с напряженными лицами. Их взгляды выражали смесь тревоги и недоверия, пальцы нервно теребили края одежды. Один из них, с длинной бородой и шрамом на виске, что-то шепнул своему товарищу, и тот кивнул, бросив быстрый взгляд на стражников. Охранники это заметили – их плечи напряглись, руки чуть сильнее сжали оружие, хотя лица оставались непроницаемыми.

– Вы только посмотрите, кто у нас здесь! – раздался громкий знакомый голос, перекрывая шум ярмарки. Из толпы вышел седовласый торговец в ярком кафтане, расшитом золотыми нитями. Его борода была аккуратно подстрижена, а хитрые зеленые глаза блестели, как у старого лиса. – Принцесса Диана и сам король! Благодарю светлых богов за такую встречу!

– Сальвио! – воскликнула Диана, узнав его сразу. Этот торговец бывал на ярмарках сколько она себя помнила, привозя редкие товары из дальних земель – от резных шкатулок до загадочных амулетов.

Сальвио поклонился с театральной грацией, затем выпрямился и хитро улыбнулся.

– Как же вы выросли, принцесса, – сказал он, прищурившись. – Помню, как вы в последний раз купили у меня куклу с кривым швом, а теперь передо мной стоит настоящая красавица, достойная легенд.

Король с нежностью посмотрел на дочь, но в его глазах мелькнула тень грусти. Диана заметила это и тихо спросила:

– Ты вспоминаешь мать, да?

Всеволод кивнул, его голос стал ниже, и он произнес почти шепотом:

– Ты очень похожа на нее. Особенно когда улыбаешься так, как сейчас.

Диана сжала его руку, чувствуя тепло его ладони сквозь перчатку.

– Я бы хотела, чтобы она была здесь, с нами, – призналась она.

– Она здесь, – Всеволод коснулся своей груди там, где билось сердце. – Она всегда рядом, Диана.

После прогулки они вернулись во дворец, усталые, но согретые теплом этого дня. Вечером Диана вышла в сад, где воздух был прохладным и пах снегом, хотя зима еще не вступила в свои права. В руках она держала маленькое зеркало – подарок от Сальвио, круглое, с резной деревянной рамой, покрытой узорами из листьев и птиц. Она поднесла его к лицу, глядя в свое отражение: бледная кожа, огромные голубые глаза, черные волосы, выбившиеся из косы. Ей показалось, что в глубине зеркала мелькнула тень – нечеткая, словно дым, но она исчезла, едва Диана моргнула.

– Истина… – прошептала она, вспомнив слова Сальвио, когда он вручал ей подарок: «Оно покажет тебе истину, если ты осмелишься заглянуть глубже».

Но ее тревожила другая мысль, куда более тяжелая.

– Где Теодор?

Мальчик, ее верный паж, которого она отправила следить за Совикусом, исчез. Он должен был вернуться через день-два, принести вести, но его не было ни среди слуг, ни во дворе, ни в казармах. Диана расспросила стражников, обошла конюшни, даже заглянула в людскую, где слуги ужинали после работы.

– Никто не видел его? – спросила она у капитана стражи, высокого мужчины с седыми висками.

– Нет, принцесса, – ответил тот, качая головой. – Он ушел несколько дней назад и не вернулся. Мы можем отправить людей на поиски, если прикажете.

Диана сжала кулаки, ногти впились в ладони.

– Глупый мальчишка… – прошептала она, глядя в окно своей спальни, за которым темнело небо. – Куда ты пропал?

В ту ночь ей приснился страшный сон. В нем она стояла в темном лесу, где деревья, голые и черные, тянули к небу изломанные ветви. Вокруг дрожали тени, ветер гнал серый туман, холодный и липкий, как дыхание смерти. Вдалеке мелькала тонкая фигурка – Теодор, его растрепанные каштановые волосы были видны даже в полумраке.

– Эй! – крикнула она, но голос прозвучал приглушенно, будто ее окружала вода, а не воздух.

Мальчик не обернулся. Он шел вперед, шаг за шагом, все дальше в глубину леса.

– Подожди! – Диана бросилась за ним, но чем быстрее она бежала, тем дальше он становился. Земля под ногами превратилась в вязкую грязь, цепляющуюся за подол платья, а ветви деревьев тянулись к ней, царапая кожу.

А потом он просто исчез – растворился в тумане, как призрак. Диана резко проснулась, ее грудь тяжело вздымалась, волосы прилипли ко лбу от пота. В комнате было темно, лишь лунный свет пробивался сквозь ставни, бросая на пол бледные полосы.

На следующий день во дворец пришла весть: Совикус возвращается.

– Пойду встречу его, – сказал король, поднимаясь с кресла в своих покоях. Диана заметила, как тень легла на его лицо, словно невидимая рука стерла тепло, что он излучал последние дни.

Она осталась в саду, сжимая зеркало в руках.

– Что ты скрываешь, Совикус? – прошептала она, глядя в свое отражение. Зеркало казалось темным, глубже, чем должно быть, словно за стеклом клубилась ночь.

Совикус вернулся на закате. Он не вошел через главные ворота, как ожидали стражники, а словно материализовался из сумерек, его черный плащ не шелестел на ветру, а тени под ногами извивались, как живые змеи. Диана наблюдала из окна своей спальни, как он пересек двор. Когда его фигура появилась в саду, розы, обычно яркие и гордые, свернули бутоны, будто прячась от его взгляда. Птицы, еще недавно щебетавшие на ветках, внезапно замолкли, сорвались с мест и исчезли в вечернем небе, оставив голые ветви дрожать на ветру.

Конюшни, находившиеся недалеко от главного зала, наполнились тревожным ржанием. Лошади били копытами о деревянные перегородки, их глаза лихорадочно блестели в сумерках. Одна из кобыл в дальнем стойле встала на дыбы, хрипло заржав, и едва не опрокинула кормушку, разбросав сено по полу. Слуги, выбежавшие успокоить животных, замерли, увидев фигуру советника в отдалении.

Во дворце домашние кошки – обычно ленивые, дремлющие на подоконниках, – распушили хвосты, выгнули спины и с приглушенным шипением скрылись в темных углах. Черная кошка с янтарными глазами, любимица кухарки, замерла у лестницы, ведущей к королевским покоям. Ее шерсть встала дыбом, зрачки расширились до предела, а затем она стремительно убежала, будто спасаясь от невидимого хищника. Даже псы, которые сторожили внутренний двор, прижали уши и поджали хвосты. Огромный кобель с серой шерстью зарычал, обнажив клыки, но затем опустил голову, заскулил и попятился в свою будку, дрожа всем телом.

Возвращение советника наполнило не только людей, но и саму природу необъяснимым ужасом. Будто с ним во дворец вернулась не просто тьма, а нечто древнее, что чувствовали даже те, кто не мог произнести ни слова.

Атмосфера во дворце начала меняться стремительно. Слуги, еще недавно болтавшие у очагов, теперь молчали, торопливо опуская головы, завидев фигуру Совикуса в коридорах. Стражники стояли прямее, их броня звенела от напряжения, а пальцы крепче сжимали рукояти мечей. Даже свечи, ярко горевшие в канделябрах, теперь едва мерцали, их пламя дрожало, словно боялось светить слишком сильно.

Диана замечала эти перемены. Казалось, тьма сгустилась в коридорах, стала плотнее, тяжелее. В покоях, где раньше было тепло и уютно, теперь стоял гнетущий холод, пробирающий до костей. Окна отражали не только лица людей, но и что-то еще – неясные силуэты, которые исчезали, стоило приглядеться внимательнее.

Король встретил советника в главном зале. Всеволод восседал на троне, его взгляд был тяжелым, словно он ощущал, как с возвращением Совикуса на плечи вновь легла старая ноша. Пурпурный плащ струился по каменным ступеням, а пальцы с силой сжимали подлокотники.

– Мой король, – склонил голову Совикус, его голос был мягким, почти вкрадчивым, но в нем звучало что-то новое, сильное, отчего у всех присутствующих в зале по спине бежали мурашки.

Всеволод молчал, изучая его. Диана, стоя в тени колонны, заметила, как отец напрягся. Ей показалось, что он видит перед собой не только слугу, но нечто большее – угрозу, от которой не так легко избавиться. Но затем король выдохнул, выпрямился, и его черты снова стали суровыми, голос – твердым, как сталь:

– Твоя поездка была полезной?

Совикус улыбнулся – тонкой, холодной улыбкой, от которой воздух в зале стал еще тяжелее.

– Бесценной, Ваше Величество, – ответил он, и в его глазах мелькнуло что-то темное, непроницаемое.

– Убийство? – переспросил он глухо. – Ты серьезно?Всеволод кивнул, медленно. В его лице промелькнуло напряжение, но тут же исчезло. – Надеюсь, ты вернулся с хорошими новостями. – Разумеется, Ваше Величество, – мягко улыбнулся Совикус. – Я начал с того, что мы обсуждали. План устранения Хротгара вступает в первую фазу.

Король чуть подался вперед, одобрительно прищурился.– Да, – спокойно сказал Совикус. – Прямой удар по нему невозможен, вы это знаете. Но я нашел другой путь. Люди, которые близко. Которые уже хотят перемен. Я лишь подтолкнул их, дал им зелье. Показал им, что жить без Хротгара – не такая уж и страшная перспектива.

– Совикус, я знал, что могу на тебя положиться.

– Благодарю, – склонил голову советник. – Все будет сделано без лишнего шума.

Всеволод поднялся и вышел.

Совикус молча кивнул, в глубине его взгляда сверкнула тьма, король был уже почти в его власти, все проходило тихо, незаметно. Скоро это все станет началом, началом конца Альтгарда.

Диана видела, как в глазах отца вновь появилась та усталость, которая исчезла с отъездом советника. Словно бремя, которое он сбросил, вернулось, обретя новую силу.

Позже, в коридоре, Совикус нашел ее. Она не слышала его шагов – он появился внезапно, словно тень, отделившаяся от стены.

– Принцесса, – его голос прозвучал за ее спиной, слишком близко. Диана вздрогнула и резко обернулась. Совикус стоял в шаге от нее, его темные глаза смотрели прямо в душу. В вытянутой руке он держал деревянный амулет – тот самый, который она дала Теодору перед его уходом. Его поверхность была покрыта тонкими трещинами, а по краям запеклась темная, почти черная жидкость, похожая на смолу.