Граф и гувернантка

«Нелепо, нелепо… Так! До-диез!» Энн выставила мизинец правой руки и нажала на клавишу как раз вовремя – вернее, на две секунды позже, чем следовало бы, – и украдкой взглянула на слушателей. Женщина в первом ряду выглядела совершенно безучастной и вроде бы даже не представляла, где находится.

О господи, она сфальшивила! А, неважно. Этого никто не заметил, даже Дейзи.

И Энн продолжала играть, с сомнением думая, удастся ли ей выдержать темп до конца произведения. Но даже если не удастся, исполнение не станет хуже. Смычок Дейзи буквально летал над скрипкой, выдавая на-гора то громкие, то очень громкие звуки. Гонория поспевала за сестрой с трудом, отчего ее игра напоминала тяжелую вымученную поступь. Что же до Айрис… О, Айрис действительно была хороша, хоть это и не имело никакого значения.

Энн попыталась перевести дыхание и принялась разминать пальцы во время короткой паузы в фортепьянной партии, а потом вновь сосредоточилась на клавишах.

«Переверни страницу, Гарриет! Да переверни же ты страницу…»

– Переверни, наконец, страницу! – прошипела Энн.

И когда Гарриет перевернула, Энн взяла первый аккорд и тут же поняла, что Айрис и Гонория опередили ее на два такта. Дейзи же… О, она не имела никакого понятия, где играла сейчас Дейзи.

Пришлось пропустить несколько тактов в надежде нагнать остальных. Как бы то ни было, она наверняка не слишком испортила общее впечатление.

– Вы пропустили отрывок, – шепотом заметила Гарриет.

– Неважно.

Это и правда было совсем неважно.

А потом – наконец-то! – они добрались до той части произведения, где Энн не нужно было играть целых три страницы. Она немного откинулась назад, выдохнула, только сейчас осознав, что задерживала дыхание на протяжении, как ей показалось, десяти минут, и… кого-то увидела.

Энн замерла. Этот кто-то внимательно наблюдал за ней из дальней комнаты. Дверь, через которую они вышли на сцену – та самая, которую Энн самолично захлопнула и отчетливо услышала щелчок, – была теперь слегка приоткрыта. И вот теперь она, сидевшая ближе всех к этой двери, да к тому же не спиной, как остальные участницы квартета, увидела взиравшего на нее мужчину.

Энн мгновенно охватила паника, сдавившая легкие и опалившая кожу. Это ощущение было ей хорошо знакомо. Она испытывала его не слишком часто – благодарение Богу, – но все же испытывала каждый раз, когда видела кого-то там, где он не должен был находиться…

Так, стоп!

Энн заставила себя дышать размереннее. Она в доме вдовствующей графини Уинстед – в полной безопасности. Нужно всего лишь…

– Мисс Уинтер! – прошипела Гарриет.

Энн едва не подскочила от неожиданности.

– Вы не успели вступить вовремя.

– Где мы сейчас? – в отчаянии спросила Энн.

– Не знаю. Я не умею читать ноты.

Сама того не желая, Энн удивленно вскинула голову:

– Но ведь вы играете на скрипке.

– Если это можно назвать игрой, – с несчастным видом пролепетала Гарриет.

Энн быстро пробежала глазами ноты, а ее помощница прошептала:

– Дейзи просто вне себя! Так на нас смотрит!

– Ш-ш-ш.

Энн было необходимо сосредоточиться. Перелистнув страницу, она наугад взяла соль-минор, а потом перешла на мажорный лад. Так лучше.

Хотя это умозаключение было весьма относительным.

До конца представления она старалась больше не поднимать головы – не смотреть ни на зрителей, ни на мужчину, наблюдавшего за ней из-за двери, – и барабанила по клавишам с таким же изяществом, как остальные Смайт-Смиты водили смычками, а когда представление закончилось, встала из-за фортепьяно, присела в реверансе, по-прежнему не поднимая головы, пробормотала, что ей необходимо привести себя в порядок, и поспешно удалилась из зала.

* * *

Дэниел Смайт-Смит вовсе не планировал возвращаться в Лондон в день ежегодного семейного концерта, который его бедные уши выдержали с огромным трудом, но вот его сердце… Впрочем, это совсем другая история.

Как же хорошо вновь оказаться дома, даже если он наполнен ужасающей какофонией, особенно в этот момент! Ничто не напоминало мужчинам из семейства Смайт-Смит дом так, как фальшиво исполненное музыкальное произведение.

Дэниел не хотел, чтобы кто-то увидел его перед концертом, ведь он отсутствовал долгих три года и его неожиданное возвращение могло затмить игру квартета. Зрители наверняка поблагодарили бы его, но менее всего Дэниелу хотелось воссоединяться с семьей на глазах у представителей света, большинство из которых наверняка придерживалось мнения, что ему следовало бы оставаться в изгнании.

Он так соскучился по матери и сестрам, что, как только раздались первые звуки музыки, тихонько проскользнул в репетиционную, на цыпочках подошел к двери и слегка ее приоткрыл.

При виде Гонории, атакующей скрипку смычком с широкой улыбкой на лице, он улыбнулся. Бедняжка понятия не имела, что совершенно не умеет играть, как и остальные его сестры, но он все равно их любил.

Вторая скрипка досталась… Господи, неужели это Дейзи? Но она же вроде бы все еще ходит в школу! Впрочем, нет, ей, должно быть, уже лет шестнадцать: еще не дебютантка, но уже и не ребенок.

За виолончелью с несчастным лицом сидела Айрис, а вот за фортепьяно…

Дэниел в недоумении сдвинул брови. Кто, черт возьми, сидит за фортепьяно? Он слегка подался вперед и присмотрелся. Голова опущена так, что лица не разглядеть, но в одном он был уверен: это определенно не одна из его кузин.

В этом-то и состояла загадка. Дэниел знал наверняка (поскольку мать не раз говорила ему об этом), что квартеты Смайт-Смитов составляются исключительно из незамужних представительниц семейства и чужаков в них не допускают. Семья весьма гордилась тем обстоятельством, что производила на свет такое количество музыкально одаренных юных леди (так считала их матушка). Когда одна из них выходила замуж, ее место уже жаждала занять другая, а посему семья никогда не нуждалась в сторонних исполнительницах.

Но еще больше Дэниела интересовал вопрос, кто из посторонних пожелал сыграть в квартете Смайт-Смитов. Должно быть, одна из его кузин заболела – только так он мог объяснить присутствие на сцене незнакомки.

Дэниел попытался вспомнить, кто мог сидеть за фортепьяно. Мэриголд? Нет, она замужем. Виола? Но он, кажется, получал письмо, в котором говорилось, что и она вышла замуж. Сара? Да, должно быть, это Сара. Голову можно сломать при таком количестве кузин.

Он с интересом наблюдал за незнакомкой за фортепьяно, которая так старалась не отстать от остальных. Она то и дело вскидывала голову, чтобы взглянуть на ноты, и время от времени досадливо морщилась: Гарриет явно переворачивала страницы невпопад.

Дэниел тихонько засмеялся. Кем бы ни была эта бедняжка, он надеялся, что семья неплохо ей платит.

Наконец она убрала руки с клавиш, когда Дейзи затянула режущее уши соло на скрипке, выдохнула, распрямила пальцы и… подняла голову.

Время для него мгновенно остановилось. Возможно, описание этого момента показалось бы кому-то банальным и чересчур сентиментальным, но те несколько мгновений, когда лицо незнакомки было повернуто к нему, замедлились и растянулись, перетекая в вечность.

Ее красота поражала. Впрочем, этих слов было недостаточно, чтобы описать произведенное ею впечатление. Дэниел знал немало красивых женщин и даже со многими спал, но это… эта…

Мысли его путались.

Густые, темные блестящие волосы собраны на затылке в тугой практичный пучок. Ей не нужны ни щипцы для завивки, ни бархатные ленты. Она могла бы гладко зачесать их назад, как делали балерины, или вовсе сбрить – это не помешало бы ей оставаться такой же нежной и изысканной.

Скорее всего, дело было в ее лице – бледном, напоминавшем формой сердце, с удивительно темными, изящно изогнутыми бровями. В тусклом свете он не мог, к сожалению, разглядеть цвет ее глаз, но вот губы…

Дэниел искренне надеялся, что она не замужем, поскольку намеревался во что бы то ни стало ее поцеловать. Вопрос только, когда.

А потом – он даже не уловил момент, когда это случилось, – она его увидела: еле слышно охнула и замерла, в то время как глаза ее расширились от испуга. Дэниел с усмешкой покачал головой. Неужели она приняла его за безумца, проникшего в Уинстед-хаус, чтобы послушать концерт?

Что ж, пожалуй, это имело смысл. Он так долго опасался встреч с незнакомцами, что сразу же распознал этот страх в выражении ее лица. Девушка не знала, кто он такой, и скорее всего никак не ожидала увидеть его в совершенно пустой репетиционной комнате.

Удивительно, но она не отвела взгляда – смотрела прямо, не смущаясь, и он не двигался и даже не дышал до тех самых пор, пока все не испортила его кузина Гарриет. Девочка легонько коснулась руки темноволосой незнакомки, очевидно сообщая, что она не успела вступить вовремя.

Больше пианистка не поднимала головы, но Дэниел продолжал за ней наблюдать: как перед ее глазами перелистывались страницы, как она брала аккорды, – смотрел столь пристально, что в какой-то момент перестал слышать музыку, ибо его сознание исполняло свою мелодию, упоительную и совершенную, неумолимо приближавшуюся к мощному крещендо.

Только вот этого так и не случилось, ибо чары рассеялись вместе с последними звуками музыки, когда участницы квартета поднялись со своих мест, чтобы поклониться перед публикой. Темноволосая красавица что-то тихо сказала Гарриет, светившейся от радости при звуке аплодисментов, словно тоже была участницей квартета, а потом стремительно удалилась со сцены.

Но это было уже неважно, он все равно ее найдет.

Дэниел быстро зашагал по заднему коридору Уинстед-хауса, которым в юности частенько пользовался, и поэтому знал, какой путь выберет тот, кому необходимо уйти незамеченным. Он перехватил незнакомку как раз в тот самый момент, когда она уже собиралась свернуть за угол, направляясь к черному ходу. Она не замечала его до тех пор, пока он не произнес, широко улыбаясь, будто приветствовал старую знакомую (ведь ничто так не лишает присутствия духа, как неожиданная улыбка незнакомца):

– А вот и вы!

Девушка отпрянула и отрывисто вскрикнула.

– О господи! – пробормотал Дэниел, зажимая ей рот рукой. – Не кричите, вас могут услышать.

С этими словами он притянул ее к себе, ведь только так он мог держать ладонь прижатой к ее губам. Она оказалась маленькой и хрупкой и дрожала как осиновый лист. Было ясно, что она страшно напугана.

– Я не причиню вам вреда, – произнес Дэниел. – Просто хочу знать, кто вы и что тут делаете. – Он немного подождал, потом отстранился и заглянул незнакомке в лицо. На него смотрели огромные темные глаза, исполненные тревоги. – А теперь, если я вас отпущу, не станете кричать?

Она покачала головой, но Дэниел на мгновение задумался.

– Вы лжете.

Девушка закатила глаза, словно хотела сказать: «А вы чего ожидали?» – и он усмехнулся, а потом спросил:

– Так вы кто?

А потом случилось нечто странное: незнакомка вдруг расслабилась в его руках – слегка, но все же, – ее явно отпустило напряжение, и он ощутил на своей ладони теплое дыхание.

Интересно.

А ее беспокоило не то, что он ее не знает, а напротив, то, что узнал.

Медленно, словно хотел дать понять, что может передумать в любую минуту, он убрал ладонь от ее губ, но захват не ослабил. Дэниел понимал, что ведет себя не лучшим образом, но никак не мог выпустить незнакомку из объятий.

– Так кто вы такая? – прошептал он ей на ухо.

– А вы? – не осталась она в долгу.

Дэниел не удержался от улыбки.

– Я первый спросил.

– Я не разговариваю с незнакомцами.

В ответ на это он рассмеялся и развернул ее так, что они оказались лицом к лицу. Он знал, что ведет себя отвратительно: бедняжка не давала ему повода для флирта. Кроме того, она играла в квартете вместе с его кузинами, а значит, им она близка и следует ее поблагодарить.

И все же Дэниел испытывал головокружение и легкость во всем теле. Что-то в этой девушке заставляло его кровь кипеть в жилах, к тому же теперь, когда он наконец оказался в Уинстед-хаусе после довольно долгого путешествия, его охватило странное чувство, очень похожее на опьянение.

Он дома – дома! – и сжимает в объятиях прекрасную даму, которая явно не собирается его убивать.

Дэниел давно не испытывал ничего подобного.

– Я полагаю, – протянул он задумчиво, – что должен вас поцеловать, это мне просто необходимо.

Она отпрянула, но не испуганно, а скорее озадаченно или растерянно.

А она неглупа, ведь в этот самый момент Дэниел действительно походил на безумца.

– Всего лишь поцелуй, – заверил он незнакомку. – Мне просто нужно вспомнить…

Она мгновение помолчала, а потом, словно не в силах удержаться, спросила:

– О чем?

Ах, какой у нее голос! Успокаивающий и бархатистый, точно хороший бренди или теплый летний день.

– Господи, – выдохнул Дэниел, коснувшись пальцем ее подбородка и приподняв лицо.

У нее перехватило дыхание – он слышал, как хрипло оно вырвалось из груди, – но она не сопротивлялась. Он ждал, прекрасно понимая, что, если она попытается его оттолкнуть, ему придется ее отпустить. Но она не противилась и словно зачарованная смотрела ему в глаза.

И тогда Дэниел ее поцеловал – сначала легонько, точно боялся, что она вдруг исчезнет, но этого оказалось недостаточно. В его душе пробудилась страсть, и он вновь прижал незнакомку к себе, наслаждаясь прикосновением ее нежного тела к его собственному.

Она была такой маленькой и изящной, что могла пробудить в мужчине желание сразиться с драконом, чтобы только ее защитить. И все же он сжимал в объятиях настоящую женщину – теплую, податливую и весьма аппетитную в нужных местах. Дэниел сгорал от желания сжать ладонью ее грудь или обхватить мягкие округлые ягодицы, но даже ему не хватило бы дерзости проделать нечто подобное с незнакомкой в доме его матери.

И все же он не был готов ее отпустить. Она пахла Англией – летним дождем и обласканными солнцем заливными лугами, – и ему казалось, что он внезапно очутился в раю. Ему хотелось окутать ее собой, погрузиться в ее нежное тело и оставаться там до конца своих дней. За последние три года он не брал в рот ни капли, но сейчас будто захмелел, переполняемый бурлящей легкостью, коей уже не надеялся ощутить снова.

Просто сумасшествие какое-то.

– Как вас зовут? – спросил он шепотом.

Почему-то для него было очень важно узнать ее, но она не ответила, не успела: они оба услышали, как кто-то спускается по черной лестнице, располагавшейся дальше по коридору.

Она тряхнула головой, и в ее глазах промелькнуло смятение, потом взволнованно прошептала:

– Нельзя, чтобы меня увидели здесь, с вами.

И Дэниел ее отпустил. Не потому, что она попросила об этом – просто увидел, кто спускается по лестнице, и догадался, что привело сюда этих людей.

Все мысли о темноволосой чаровнице тотчас же вылетели у него из головы, с губ сорвался исполненный гнева крик, и он ринулся вперед точно умалишенный.

Глава 2

Пятнадцать минут спустя Энн находилась там же, где очутилась чуть раньше, когда бросилась бежать по коридору и скрылась за первой же попавшейся незапертой дверью. По счастью это оказалась какая-то темная кладовая без окон, и, пошарив вокруг себя, она нащупала виолончель, три кларнета и, кажется, тромбон.

Вполне подходящее место, ведь здесь медленно умирали музыкальные инструменты семейства Смайт-Смит. И вот теперь она застряла здесь до тех пор, пока не закончится творившееся в коридоре безумие. Энн не знала наверняка, что там происходит, хотя до ее слуха доносились громкие крики, глухое ворчание и еще какие-то тошнотворные звуки, напоминавшие удары плоти о плоть.

Присесть здесь было негде, поэтому пришлось опуститься на холодный деревянный пол, опершись о стену рядом с дверью, и ждать, пока там все не закончится. Что бы там ни происходило, она в этом участвовать не хотела. И что еще более важно, ей совершенно не хотелось оказаться поблизости, когда этих возмутителей обнаружат. А это непременно скоро произойдет, ибо поднятый ими шум вряд ли остался незамеченным.

Мужчины в большинстве своем идиоты, но в коридоре находилась и женщина, поскольку кричала именно она. Энн расслышала имя Дэниел и, кажется, Маркус. Похоже, это был граф Чаттерис, которого она встретила в начале вечера и который был явно влюблен в леди Гонорию…

Похоже, кричала как раз она.

Энн покачала головой: это не ее дело, и никто не осудит ее за то, что она пожелала остаться в стороне. Никто.

Кто-то с силой ударился о стену у нее за спиной, так что она отлетела на целых два дюйма и со стоном закрыла лицо руками. Ей никогда отсюда не выбраться. Может, пройдут годы, прежде чем ее бездыханное высохшее тело найдут поверх трубы и двух флейт, образующих крест.

Энн покачала головой. Нужно перестать читать на ночь мелодраматические романы, которые она брала у Гарриет. Ее юная подопечная мнила себя писательницей, и день ото дня ее произведения становились все мрачнее и трагичнее.

Наконец звуки ударов прекратились, и противники в изнеможении сползли на пол – Энн почувствовала это через тонкую стену. Один из них сидел прямо позади нее, и они наверняка прислонились бы спина к спине, если бы их не разделяла стена. До слуха Энн доносилось тяжелое дыхание и обрывки фраз. Она вовсе не собиралась подслушивать, но что было делать, раз уж она застряла в этой кладовой.

И тут вдруг до нее дошло: незнакомец, что ее поцеловал, не кто иной, как граф Уинстед, старший брат леди Гонории! Энн видела его портрет и должна была бы узнать. Художник прекрасно передал основные черты: волосы оттенка крепкого кофе и красиво очерченный чувственный рот, но в остальном сходство было неполным. Да, вне всякого сомнения, он был красив, но ни один художник не смог бы передать спокойную изысканную уверенность мужчины, знавшего свое место в мире и находившего его вполне удовлетворительным.

Господи, ну и вляпалась же она! Поцеловалась со скандально известным Дэниелом Смайт-Смитом! Энн знала о нем все – впрочем, как и остальные жители Лондона. Несколько лет назад он стрелялся на дуэли и был вынужден покинуть страну, чтобы остаться в живых. Но, очевидно, с отцом соперника они заключили своего рода перемирие. Леди Плейнсуорт как-то сказала, что граф наконец вернется домой, а Гарриет пересказывала Энн все сплетни. В этом отношении девочка была весьма полезна. Но если леди Плейнсуорт узнает о том, что случилось сегодня вечером… Карьере гувернантки придет конец. Энн не только не оставят в этом доме, но и наверняка не возьмут ни в какой другой, если станет известно, что она крутила шашни с графом. А ведь она с таким трудом добилась этой работы! Только вот ни одна заботливая мамаша не наймет своим дочерям гувернантку сомнительных моральных принципов.

Но ее вины в случившемся нет. На этот раз она действительно не сделала ничего дурного.

Энн вздохнула и прислушалась. В коридоре вроде бы воцарилась тишина. Нет, шаги еще слышались, но разобрать, сколько там народу, не представлялось возможным. Она выждала еще несколько минут, а потом, уверенная, что коридор опустел, повернула дверную ручку и осторожно вышла из своего убежища.

– А вот и вы, – произнес граф, второй раз за вечер.

Должно быть, Энн подскочила на целый фут, и не потому, что граф Уинстед застал ее врасплох, хотя так оно и было. Ее поразило то обстоятельство, что он оставался в коридоре так долго, не издавая при этом ни малейшего звука. Ведь она и в самом деле ничего не слышала.

И все же глаза ее округлились вовсе не из-за этого.

– Выглядите ужасно! – не удержавшись, выпалила Энн.

Граф сидел на полу в полном одиночестве, вытянув длинные ноги перед собой. Энн и представить себе не могла, что сидящий мужчина может выглядеть таким слабым, и была совершенно уверена, что граф непременно упал бы, если бы не прислонился спиной к стене.

Граф поднял дрожащую руку в шутливом приветствии:

– Маркус выглядит еще хуже.

От внимания Энн не ускользнул лиловый синяк у него под глазом и перепачканная кровью рубашка.

– Не уверена, что подобное возможно.

Лорд Уинстед испустил протяжный вздох.

– Он целовал мою сестру.

Энн ждала продолжения, но граф, очевидно, счел, что такого объяснения вполне достаточно.

– Э… – протянула она и осеклась, ибо в книгах по этикету не существовало никаких рекомендаций относительно поведения в подобных ситуациях. В конце концов, она решила поинтересоваться итогом стычки, а не причинами, что привели к ней. – Стало быть, вы обо всем договорились?

Подбородок графа опустился на грудь.

– Моя сестра вскоре будет принимать поздравления.

– О, это чудесно! – улыбнулась Энн, потом кивнула и сцепила руки перед собой в попытке собраться с мыслями. Ситуация весьма неловкая. Что полагается делать с раненым графом, который только что вернулся домой после трехлетнего изгнания и имел довольно скандальную репутацию?

О поцелуе, случившемся некоторое время назад, Энн и вовсе не хотела думать.

– Вы знакомы с моей сестрой? – устало спросил граф. – Ну конечно, раз выступали с ней на одной сцене.

– Ваша сестра – леди Гонория? – сочла благоразумным уточнить Энн.

Дэниел кивнул.

– А я – Уинстед.

– Да, конечно. Мне сообщили о вашем скором возвращении. – Энн смущенно улыбнулась, однако улыбка не помогла сгладить неловкость. – Леди Гонория очень мила и добра. Я рада за нее.

– Но играет она отвратительно.

– На сцене она была лучшей, – возразила Энн.

В ответ граф громко рассмеялся:

– Из вас получился бы неплохой дипломат, мисс…

Немного подождав, граф продолжил:

– Вы ведь так и не назвали мне своего имени.

Энн замялась: так происходило всегда, когда возникала необходимость представиться, но потом напомнила себе, что разговаривает с графом Уинстедом – племянником хозяйки, а следовательно, опасаться нечего, тем более что их никто не видел вместе.

– Я мисс Уинтер, – ответила Энн. – Гувернантка ваших кузин.

– Каких именно? Плейнсуортов?

Энн кивнула.

Граф заглянул ей в глаза.

– Бедняжка, очень вам сочувствую.

– О, перестаньте! Они чудесные! – с жаром запротестовала Энн, потому что обожала своих подопечных. Может, Гарриет, Элизабет и Фрэнсис и были более взбалмошными, нежели большинство юных леди, но зато обладали добрыми сердцами.

Граф вскинул брови.

– Чудесные? Не спорю. Но их поведение оставляет желать лучшего.

В его словах была доля правды, и Энн, не удержавшись от улыбки, чопорно произнесла:

– Уверена, они очень повзрослели с тех пор, как вы видели их в последний раз.

С сомнением взглянув на нее, граф спросил:

– Как случилось, что вы оказались за фортепьяно?

– Леди Сара заболела.

– А! – Как же много скрывалось за этим коротеньким восклицанием! – Передайте ей мои пожелания скорейшего выздоровления.

Энн была абсолютно уверена, что леди Сара почувствовала себя гораздо лучше в тот самый момент, когда мать освободила ее от участия в концерте, но ничего не сказала графу, а лишь кивнула, пообещав передать ей его слова, хотя и не собиралась этого делать, ибо никому и никогда не расскажет о своей встрече с графом Уинстедом.

– Ваша семья знает, что вы вернулись? – спросила Энн, внимательнее присмотревшись к графу. Он и впрямь был очень похож на свою сестру. Интересно, у него такие же удивительные глаза – ясные, бледного оттенка лаванды? В тусклом свете коридора разглядеть это не представлялось возможным, не говоря уж о том, что один глаз графа заплыл так, что от него осталась лишь щелочка. – Кроме леди Гонории?

– Пока нет. – Граф бросил взгляд на ту часть дома, где сейчас собрались гости, и досадливо поморщился. – Как бы ни обожал всех этих людей, заставивших себя присутствовать на концерте, я предпочел бы пока не показываться на публике. – Он опустил взгляд на свою порванную и перепачканную одежду. – Тем более в таком виде.

– Да, конечно, – поспешно кивнула Энн. Трудно представить, какая поднялась бы суматоха, появись граф в зале в таком виде – в крови и синяках.

Предприняв попытку пошевелиться, лорд Уинстед тихо застонал, а потом пробормотал себе под нос нечто такое, что явно не предназначалось для женских ушей.

– Мне нужно идти! – выпалила Энн. – Мне ужасно жаль, и… э…

Она мысленно приказала себе сдвинуться с места. Каждый уголок сознания взывал к ее здравому смыслу, заставляя убраться отсюда поскорее, пока в коридоре не появился кто-то из слуг или господ, но она думала лишь о том, что граф защищал сестру.

Разве могла она оставить в беде мужчину, поступившего столь благородно?

– Позвольте вам помочь, – предложила Энн вопреки здравому смыслу.

Граф слабо улыбнулся:

– Если вас не затруднит.

Энн присела на корточки, чтобы получше рассмотреть раны. Ей не раз приходилось обрабатывать порезы и царапины, но таких видеть еще не приходилось.