Рябиновая долина. Слезы русалки. Книга третья.

Скороговоркой поздоровавшись с сидящими за столом мужчинами, выскочила на крыльцо. Ведро с водой, как всегда, дожидалось меня на своем обычном месте. Я не уставала удивляться (если не сказать, восхищаться) своим мужем, его способностью придерживаться заведенного порядка, что бы ни случилось. Хоть снег, хоть дождь, хоть камни с неба, а все должно идти своим чередом. Не могу сказать про себя, что я любитель хаоса, но подобной педантичностью в мелочах я, увы, не отличалась. Тяжело вздохнув, на тему «умеют же люди», вылила ведро воды на себя, закуталась в огромное махровое полотенце и рванула в свою комнату.

В общем, уже минут через сорок, мы ехали по лесной дороге. Туман заволакивал все пространство вокруг и даже свет фар был едва виден в этой молочной мути. Кирилл сидел на заднем сидение и задумчиво смотрел в окно. Интересно, что он там такого интересного узрел? Мельком оглянувшись, поняла, что ничего он не узрел, а просто погрузился в свои какие-то мысли. Мои же мысли требовали «всенародного» обсуждения, и я стала приставать к мужу. В первую очередь я хотела выяснить, нашли они с Кириллом что-то, на предмет прослушки, в машине или нет. От ответа на этот вопрос зависело, насколько свободно мы могли разговаривать. Но вопрос задать тоже нужно было с умом, на случай… В общем, понятно, на какой случай. Не придумав ничего умнее, я, озабоченным голосом проговорила:

– Давненько ты машину не мыл…

Муж мой пасс понял правильно и коротко хмыкнув, ответил на незаданный вопрос:

– В машине чисто…

Мне показалось, что подобный ответ имеет продолжение, но так как муж продолжал молчать, словно сговорившись с Юдиным, я, несколько раздраженно спросила:

– И…? В машине чисто, и…?

Игорь усмехнулся:

– Ты была права. В кабинете мы нашли парочку зловредных «насекомых», но не тронули, оставили их на месте. А вот в столовой, пришлось их «вывести». Причем, говоря «вывести», я подразумеваю буквальный смысл этого слова. Кирилл их просто забрызгал клейким аэрозолем, как самых настоящих тараканов. Так что, они остались на месте, но теперь, кроме невнятного шума не пропускают никаких звуков, особенно, если говорить тихо.

Я кивнула. Честно говоря, меня не особо волновал сам способ, каким они обезвредили подслушивающее устройство, меня волновал результат. Ладненько. С этими «тараканами» разберемся позже. Главное, сейчас мы могли свободно разговаривать, не боясь, что нас подслушают. Воодушевленная этими выводами, стала приставать к мужу:

– Скажи, ты знаешь дорогу к дому деда Евпатия? – Муж, на секунду оторвав внимательный и напряженный взгляд от дороги, глянул на меня с удивлением. И я поспешно пояснила: – Я просто хочу узнать, твой отец нарисовал в своем дневнике схему проезда? – И пояснила свое любопытство: – Это я к тому, чего нам следует ждать от жизни. Потому как, если в дневнике есть схема, то эти чертовы Радетели могут нас опередить. Они не станут заморачиваться полной расшифровкой, а прямо рванут по схеме. Чай, не глупее нас, ироды!

Игорь с пониманием кивнул:

– Схемы нет. Все описано словами и зашифровано. Так что, им понадобится некоторое время, чтобы с этим разобраться. Отец описал все очень просто. Сколько поворотов реки нужно проехать, куда свернуть и прочее. Так что, я надеюсь, мы найдем, то, что ищем. Правда, как мы будем уговаривать этого самого деда Евпатия отдать нам книгу, я не имею ни малейшего представления. Но, для начала, нужно его найти, а там уже и думать будем.

Я с мужем была полностью согласна. Проблемы следовало решать по мере их поступления и не бежать «впереди паровоза», что называется. Тем более, я думала, что с этой миссией должен хорошо справиться Кирилл. Ведь не зря же его Хранители отправили с нами!

Солнце выкатилось из-за леса раскаленной золотой монетой. Под его лучами туман стал съеживаться, скукоживаться, прятаться под корни вековых деревьев, забиваться по небольшим логам и впадинам, словно спрут, втягивать свои щупальца под огромные валуны и буреломы, покрытые яркими пятнами мха и лишайника. Игорь вел машину неторопливо и аккуратно, и я, не выдержав монотонности движения, даже слегка задремала. Очнулась я, когда машина остановилась. Протерла лицо руками, пытаясь прогнать остатки дремы, и покрутила головой. Мы стояли на довольно живописной полянке. Никакой дороги дальше не просматривалось. Муж с улыбкой посмотрел на меня, и проговорил:

– Приехали… Дальше пойдем пешком.

Я кивнула головой. Ну что ж… Пешком, так пешком. Мне не привыкать. Мужчины вскинули на плечи рюкзаки, а я взяла в руки свой карабин. Как же в лес, да без оружия. Да и мой охотничий нож тоже был при мне, на своем месте, за кожаным голенищем ботинка.

Игорь шел впереди, время от времени оборачиваясь, чтобы подбодрить меня взглядом, я за ним, а замыкал наше маленькое шествие Кирилл. Мне, почему-то пришло на ум, что это уже было. Точно таким же порядком мы уже шли когда-то. Правда, в тот раз, враги преследовали нас по пятам, и опасность пряталась за каждым камнем. Сейчас, вроде бы, никаких врагов поблизости не было. Я усмехнулась. Вот именно, что «вроде бы». Те, кто украл дневник, вполне могли его уже прочесть. У них вся ночь была впереди. Наверное, следуя из этой предпосылки, я периодически настороженно крутила головой по сторонам. И тут же, за моей спиной раздался тихий голос Кирилла:

– Нет здесь никого… Я бы почувствовал…

Я только хмыкнула в ответ. Почувствовал бы он…, блин! И я бы почувствовала! Вот только моя интуиция семафорила мне, пока еще, желтым светом, что означало: близко никого нет, но…. Вот именно, что «но». И от ощущения этого холодило спину. Я чуть прибавила шагу, и, догнав мужа, спросила шепотом:

– Далеко еще?

Вопрос был с моей стороны довольно глупым. Откуда Игорь мог знать, если шел, можно сказать, наугад, по описанию, сделанному много лет назад его отцом? Может там уже и дома-то никакого нет, может и дед этот Евпатий давно помер… Тьфу, тьфу, тьфу… Не желаю ничего плохого этому неизвестному мне человеку. Просто, во мне росло какое-то раздражение, которое требовало выхода. Муж, обернувшись, пожал плечами:

– Откуда мне знать, Люсь… Как дойдем, сразу и увидим… – Попытался он пошутить, внимательно глядя на меня. Почувствовал мое настроение, как чувствовал его всегда. И, наверное, поэтому, в его синих глазах был вопрос.

Я вздохнула и покаянно пробормотала:

– Прости… Чего-то я сегодня, словно не в своей тарелке. Хочется кому-нибудь морду набить. – И повторила жалобно: – Прости… Знаю, что желание несколько «не женское», но ничего не могу с собой поделать… Эти Радетели уже достали!

Подошедший сзади Кирилл с тревогой спросил:

– Что случилось?

Игорь ответил быстро, не задумываясь:

– Ничего… Думаем, как лучше идти: держаться по самому берегу реки, или чуть углубиться в лес?

Кирилл задумчиво посмотрел по сторонам, и проговорил нерешительно:

– В дневнике твоего батюшки сказано, что дом стоит «недалеко» от реки. Значит, если берегом пойдем, то можем и промахнуться. Так что, думаю, лучше идти лесом.

Игорь кивнул:

– Да, мы тоже так подумали… – И прошептав мне: «Потерпи, родная…», направился дальше.

Обычно в сказках говорится: «Долго ли, коротко ли…», а еще мне нравится: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается…». В общем, солнце уже стояло над самыми нашими головами, когда мы вышли на небольшую прогалину. Среди вековых сосен стоял дом. Когда-то это был настоящий большой хутор, с приличным участком возделанной земли, с добротными хозяйственными постройками. Сейчас вся, когда-то пахотная земля, поросла мелким березняком и осинником. Крыша на покосившемся сарае давно прохудилась, и сквозь дыры нагло выглядывала мелкая березовая поросль. Столбики изгороди тоже стояли сикось-накось, почерневшие от времени и сырости, и к ним давно не прикасалась хозяйская рука. Но сам дом выглядел вполне себе крепким, сделанным на совесть. Ладный пятистенок из толстых сосновых бревен, резные наличники, выточенные столбцы подпирали козырек над крыльцом. В общем, тот, кто его строил, делал это с любовью, можно сказать, не на один век. Только вот двор зарос буйной крапивой, ставни были заколочены, а на дверях висел большой амбарный замок.

Мы остановились под защитой рябинового куста, и стали внимательно осматриваться. Через несколько минут Игорь проговорил, озвучивая очевидное:

– Сейчас здесь никого нет…

Я, продолжая осматриваться вокруг, добавила:

– Твое «сейчас» никак не меньше недели… Посмотри, к крыльцу вела тропинка. На данный момент ее слегка затянуло травой. Но трава на ней чуть примята. Значит, или хозяева, или гости, были здесь никак не позднее пяти – семи дней. И, скорее всего, что хозяева. Гости непременно бы пошли заглядывать по окнам. А вот под окнами трава совсем нетронутая стоит.

Кирилл внес предложение:

– Давайте подойдем поближе…

Честно говоря, в этом я смысла не видела, но и развернувшись, отправиться восвояси не солоно хлебавши, тоже не собиралась. Продравшись сквозь заросли молодняка и бушующего ярко-фиолетовыми султанами цветущего кипрея, мы вошли во двор. Мужчины пошли осматривать все вокруг, а я присела на крыльце. Кстати, крыльцо было вполне себе добротным, и не так давно, кто-то заменил на нем две нижних, по-видимому, прогнивших ступени. Значит, кто-то здесь, все же, время от времени, появлялся, причем, именно из хозяев. Вряд ли, те же Радетели кинулись бы ремонтировать здесь крыльцо.

Солнышко припекало, и меня опять неудержимо потянуло в сон. Стрекотание и жужжание насекомой живности навевали сладкую дрему. И тут меня словно кто локтем в бок заехал. Сонное состояние словно ветром сдуло. Чей-то тяжелый взгляд буравил мне висок, грозя проделать в нем впечатляющую дыру. Полошиться я не стала, просто, сделав неловкое движение, «нечаянно» выронила карабин. Вполне натурально чертыхнувшись, потянулась за ним, быстро оглядев из-под руки густые заросли пихтача, откуда, как мне показалось, на меня кто-то смотрел. Мягкая лапа питы шевельнулась, словно под ветром, только, вот ветра никакого не было. И тут же с высокой березы, стоявшей неподалеку, тяжело сорвалась большая сова. Совы, вообще-то, днем летать не любят, только, если чуют опасность. Так, так, так… В прятки, значит, играть любим. Еще бы понять, то ли это хозяева такие пугливые, да робкие, то ли враги уже тут как тут, затаились и выжидают, неизвестно чего.

В этот момент, из-за угла дома вывернул Игорь, отплевываясь от паутины, а за ним шел Кирилл. Лица у обоих были разочарованные. Понятно… Ничего и никого они не обнаружили. Подойдя к крыльцу, Игорь проговорил очевидное:

– Нет никого…

Кирилл добавил:

– Но, не так давно, кто-то был… Следы за домом почти совсем свежие. Ветки у кустов сломаны и листья только чуток подвяли.

Я, едва заметно усмехнувшись, прибавила:

– … И тот, кто был, до сих пор здесь. – На недоуменно-вопросительные взгляды мужчин, пояснила: – В зарослях пихтовых кто-то есть. – И поспешно добавила: – Не смотрите и не кидайтесь сразу. Осторожничает или прячется. Если хозяева такие пугливые, так это не страшно, дождемся. А вот если «гости» неизвестные – тогда хуже. Так или иначе, нужно разобраться. Думаю, сейчас нам нужно сделать вид, что мы уходим, а потом…

Муж усмехнулся:

– А потом, будет суп с котом… Пойдемте…

Я поднялась с крыльца и зашагала следом за мужчинами. Шли неторопливо, не оглядываясь. Но я и так знала, что тот, кто следил за нами, все еще там, в кустах. Его взгляд был напряженный, я чувствовала это. И внутри этого напряжения прятался страх. Ну что ж… Это уже кое-что. Не думаю, чтобы Радетели были способны чувствовать именно такой страх. Их страх походил на злобную гаргулью, которая, даже умирая, была способна на ядовитую и коварную жестокость. Здесь же, страх того, кто прятался в пихтаче, был похож на загнанного зверька, который не чаял, когда хищники уйдут от его норы и оставят несчастного в покое. Я всегда была способна ощущать человеческие и звериные эмоции. Но после всех наших, мягко говоря, приключений и озерных монстров, эти способности у меня, как бы, проявились более сильно. Это уже были не туманные ощущения, а какие-то более яркие и цветные образы. В общем, я уже привыкла к этим своим особенностям, и более того: я им доверяла.

Кирилл, шедший рядом с Игорем, вдруг проговорил:

– Я чувствую ЕГО присутствие… Он затаился… Ждет, когда мы уйдем.

Муж нахмурился:

– Нам некогда играть в прятки. Того и гляди, Радетели подсуетятся и нагрянут. – И потом, обращаясь к Юдину: – А может это они и есть? Что скажешь?

Тот пожал плечами.

– Не знаю… Я могу только ощущать присутствие человека. А вот, что это за человек… Увы… Отец Федор может проделывать такие штуки, он может «видеть». Мне этого не дано… По крайней мере, пока. – Откровенное сожаление по поводу ограниченности собственных возможностей, явно сквозило в его голосе.

Я со вздохом проговорила:

– Это не Радетели… Скорее всего, это хозяин дома. Но он очень напуган… – Объяснять, откуда я это знаю, не стала.

Мужу мои объяснения были без надобности. Он уже давно привык к моим некоторым странностям и даже в шутку, иногда, называл меня за это «ведьмой». А вот Кирилл удивленно вскинул брови. Причем, смотрел он при этом не на меня, а на моего мужа. И в его глазах был немой вопрос: «Ты ей веришь?». Игорь, обладая, можно сказать, сверх повышенной чувствительностью к подобного рода ощущениям (муж и жена – одна сатана), ответил ему с усмешкой:

– Уж поверь мне… Если Люся так сказала, значит, так оно и есть. Но это несколько облегчает нашу задачу. Нам его надо выследить и каким-то образом, дать знать, что мы не желаем зла. Идеи есть?

Юдин пожал плечами и посмотрел на Игоря.

– Как всегда… Ты слева, я справа… – Потом перевел чуть насмешливый взгляд на меня: – А Людмила по центру…

План был так себе, но, так как другого у меня все равно не было, я кивнула, соглашаясь с предложением Кирилла. Хотя, эти его взгляды, удивленно-снисходительные, чуть насмешливые меня ужасно раздражали. Но, разумеется, я своих чувств старалась не показывать. Еще чего не хватало!

Мы отошли поглубже в лес, чтобы со стороны дома нас нельзя было увидеть. Мужчины, не сговариваясь, словно полжизни служили в одной разведроте, скользнули неслышно в разные стороны. Чувствовалось, что школу они прошли одну и ту же. Я, проверив карабин (больше по привычке все перепроверять, чем из-за сомнений, заряжен ли он), залегла за небольшой куст можжевельника недалеко от тропы, по которой мы пришли к этому хутору. Время потянулось невыносимо медленно. Впрочем, в подобных ситуациях всегда так бывает. Честно говоря, я, по неведомой причине, не особо волновалась. Почему-то мне казалось, что тот, кто следил за нами, не представлял особой опасности и был один. По крайней мере, в кустах, совершенно точно, прятался один человек. Я чувствовала только его эмоции. Не думаю, что, если бы там был еще кто-то… Додумать я не успела. Впереди и справа, ближе к реке, вдруг раздались какие-то возгласы, шуршания, а затем, голос Игоря выдал… В общем, при мне он так никогда не выражался. И должно было случиться, что-то из ряда вон, чтобы мой муж употребил подобные выражения. Я сорвалась с места и рванула на звук борьбы. Потому что, все звуки, которые я слышала, совершенно определенно говорили о том, что Игорь кого-то сцапал, и сейчас там идет самая настоящая потасовка.

Я выскочила на небольшую полянку, поросшую мелким березняком вперемешку с редким пихтачом. Точнее, это место БЫЛО поросшее мелким березняком и так далее. Теперь полянка выглядела так, будто по ней прокатился асфалтоукладчик. Посреди всего этого безобразия стоял мой муж и тихо, но весьма живописно ругался, тряся кистью левой руки. Почти у его ног присел Юдин, упираясь одним коленом в спину кому-то, лежащему ничком на земле. Ворот его куртки был отодран, а на скуле наливался синевой здоровенный синяк. Вид он тоже имел злой и потрепанный. Увидев меня, Игорь моментально прекратил выражаться, и с видом обиженного ребенка, с негодованием выдохнул:

– Укусил, гаденыш… Представляешь?! Мы же только поговорить хотели, а он укусил!!!

Кирилл же, времени на жалобы тратить не стал, а, выдернув ремень из собственных джинсов, усердно связывал поверженного супостата. Покончив с этим, он встал на ноги, и, дернув за ворот старенькой выцветшей брезентовой куртки распростертого на земле человека, не особо любезно, скомандовал:

– Вставай, партизан-разведчик, блин!

Человек, при помощи Юдина поднялся с земли, и я охнула. Это был мальчишка! Рослый, плечистый, довольно высокий, но мальчишка! Ему было не больше пятнадцати лет! Я набросилась на мужчин рассерженной кошкой:

– Вы что, спятили совсем?! Это же ребенок!!! Сейчас же развяжите!!!

Мужчины между собой нерешительно переглянулись. Муж проворчал недовольно:

– Угу… Ребенок… Мне руку прокусил, Кириллу дубиной в челюсть заехал… Ребенок… Этот ребенок, только развяжи, сразу стрекача даст! Лови его потом по лесам…

Я подошла поближе к пленному пацану. Это был крепкий парнишка. Пожалуй, с пятнадцатью годами я погорячилась. Ему было никак не меньше семнадцати. Меня ввело в заблуждение его лицо. Немного курносый нос, разбитый и чуть распухший, из которого тонкой струйкой стекала кровь, невозможно рыжие волосы, которые сейчас были похожи на клок растрепанной соломы. Именно они придавали ему вид встрепанного, не очень взрослого домовенка. Светло-карие глаза мальчишки были сощурены и в них плясали злые, как у сердитого кота, зеленые искры, брови насуплены. Полные губы упрямо сжаты. Такой и не только укусить может! В общем, хоть сейчас пиши с него картину «партизан перед расстрелом».

Я сделала еще один короткий шажок к парню, и тихо проговорила, глядя ему прямо в глаза:

– Мы – не враги… Просто, хотим поговорить. Сейчас тебя развяжут, только сначала, дай слово, что не станешь убегать, хорошо?

Мальчишка продолжал хмуриться, но в глубине его глаз что-то дрогнуло. А я продолжила говорить, по-прежнему тихо, короткими фразами, стараясь пробить эту его стену отрешенного отчаянья:

– Мы приехали сюда по поручению профессора Кондрашенкова. Это, – я указала на Игоря, – его сын, Игорь. Олег Константинович поручил ему позаботиться о Евпатии. Он когда-то здесь жил. Ты его знаешь?

Парнишка волчонком глянул на настороженных мужчин, потом перевел взгляд на меня и через силу буркнул:

– Это мой дед…

Я позволила себе немного выдохнуть. То, что мальчик заговорил, уже было хорошо. Чтобы закрепить свой небольшой успех, продолжила:

– Замечательно… Отведи нас к нему. Он должен помнить профессора. Твоему деду грозит опасность. Мы хотим его предупредить и помочь. – И еще раз, вложив всю душевность и убежденность на какую только была способна в этот момент, повторила: – Мы – не враги… – И уже обращаясь к Кириллу: – Развяжи его уже, ради Бога.

Игорь протестующе поднял руку, но я на него так глянула, что он только покачал головой, и тяжело вздохнул, мол, делай, что хочешь. А я опять обратилась к мальчишке:

– Я Людмила, Игорь – мой муж, а это наш друг Кирилл. А тебя как зовут?

Юдин распутал связанные руки пацана, и тот, потирая запястья, тут же отбежал от него на несколько шагов назад. Кирилл с Игорем уже изготовились рвануть за ним, но я сделала предостерегающий жест рукой:

– Стойте! Он не станет больше убегать. – И обращаясь к мальчишке: – Ты ведь не станешь от нас больше убегать, правда? – Тот стоял насупившись, напоминая мне сейчас молодого упрямого бычка, и я опять спросила: – Так все же, как тебя зовут?

Паренек продолжал молча и очень пытливо смотреть на меня. Я взгляда тоже не отводила. Мне эта ситуация напоминала мои общения с волками. Тем тоже нужно было смотреть прямо в глаза и тихо говорить. Отведи только взгляд, и зверь кинется. В нашем случае, это был не волк, но настороженность и чуткость в нем чувствовалась звериная. Едва разомкнув губы, он с трудом выдавил из себя:

– Тимофей…

Я сделала небольшой шажок по направлению к нему и успокаивающим тоном проговорила:

– Хорошее имя… Тимофей. Ты отведешь нас к своему деду, Тима?

От этого моего ласкового «Тима» в глазах у пацана что-то метнулось, будто мое слово раскаленным угольком попало на сухую солому. И в его взгляде появилось такое отчаянье, словно какая-то, невысказанная, глубоко спрятанная в его душе боль, рвала его изнутри на мелкие клочья. У него затряслись губы, и он еле сумел вытолкнуть из себя:

– Дед умер… – Неожиданно он, вдруг, всхлипнул, словно маленький, и выдохнул: – Убили его…

Едва сумев выговорить эти страшные слова, он опустился на землю, словно ноги не держали его, и, обхватив голову двумя руками, затрясся крупной дрожью. Я кинулась к парню, опустилась перед ним на колени и, обхватив его за плечи, принялась говорить тихо всякие глупости, на тему «ну чего ты» и «все будет хорошо». Да, собственно, было не особо важно, что сейчас, в данный момент, было говорить. Сами слова совершенно не имели никакого значения, только интонации успокаивающего и сочувствующего голоса, только тепло моих эмоций, извечных эмоций всех женщин в мире, которые хотят защитить и утешить. А мужчины стояли, растерянные, несколько обескураженные, не зная, что предпринять. Мальчишка стал понемногу успокаиваться. Поднял голову, вытирая тыльной стороной ладони сухие щеки, и пробурчал, пряча от меня взгляд:

– Я в норме…

Я про себя вздохнула. Какая там, к чертям собачьим, «норма»!! Парень был в шоке, причем, не в том, который употребляют медики, касающегося физического тела человека, а совсем в другом, в тяжелом, изнуряющем и выматывающем силы, шоке души. И без долгого разговора тут было не обойтись. Его нужно было как-то, не то, чтобы, отвлечь, а переключить с собственных переживаний, на другие, которые касались либо других людей, либо какой-то ситуации. В общем, нужно было, чтобы он перестал себя жалеть. Это всегда помогало и всегда срабатывало. И я задала вопрос:

– Ты где живешь?

Он недоверчиво посмотрел на меня, и пробурчал охрипшим голосом, мотнув головой себе за спину:

– В доме деда…

У него опять затряслись губы, и я поспешно спросила, изображая удивление:

– Так дом на замок закрыт и ставни заколочены. Ты что, призрак, сквозь стены проходишь? – И улыбнулась, давая понять, что это шутка.

В таком состоянии человек не понимает разницы между шутками и серьезными разговорами. Мальчишка понял верно. Едва заметная улыбка тронула уголки его губ:

– Почему призрак… Там задняя дверь есть.

Тут встрял Игорь.

– Так там тоже замок висит, мы с Кириллом проверяли…

Тимофей грустно усмехнулся:

– Висит… Для чужаков. Только там есть маленький секрет… А ставни я не открываю, ну, чтобы те… другие… – Он запнулся на половине фразы и замолчал. А в его глазах опять заплескался страх. Я сжала его плечо, мол, не бойся, мы с тобой, Он трудно сглотнул и закончил: – Чтобы ОНИ подумали, что в доме никто не живет…

Тут вступил Кирилл.

– А что, они возвращались? – Его голос звучал настороженно.

Парень испуганно вскинул на него глаза:

– Нет… Но я читал, что преступника всегда тянет на место преступления. ОНИ непременно вернутся, и тогда… – Он сжал кулаки. В его глазах, смотревших прямо перед собой в одну точку, полыхнул гнев. Он прошептал, словно давая клятву самому себе: – И тогда я их убью…!!

У меня, от того, как он произнес эту последнюю фразу, мураши побежали по всему телу. Мои мысли заметались, как блохи на горячей сковородке. Нужно было во всем как следует разобраться, иначе, мы можем наделать массу глупостей, которые обойдутся нам очень дорого. Поэтому, поднявшись на ноги, я внесла дельное предложение. Глядя на сидевшего мальчишку сверху вниз, проговорила весьма решительно:

– Вот что… Пойдем-ка в дом. Там обо всем спокойно поговорим и придумаем, что нам делать дальше. Нечего тут в лесу сидеть. – И спросила совсем другим тоном: – Ты, поди, голодный?

Тимофей буркнул неохотно:

– Я не хочу есть…

Кажется, минутная слабость у него прошла, и он опять стал похож на волчонка, готового зубами и когтями отстаивать свою жизнь, свободу и независимость. А еще, он злился на себя за минутную слабость, выказанную перед нами, чужаками, наверняка считая себя большим и взрослым. А взрослые мужчины – они же не плачут, они просто огорчаются.

Мы с Тимофеем не спеша пошли к дому, а Игорь с Кириллом вернулись за своими рюкзаками, где, помимо самых нужных вещей в тайге, была еще и еда. Парня следовало накормить, да и мы уже немного проголодались. Чашка кофе с утра – не очень сытный завтрак. Паренек шел молча, сурово сжав губы, думая о чем-то о своем. Судя по выражению его глаз, думы эти были невеселыми. И я не стала его отвлекать разговорами. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя. Перед самым домом Игорь с Кириллом нас нагнали. Мы завернули за угол, и я увидела небольшую деревянную пристройку, напоминающую обычные деревенские сени. На дверях тоже висел весьма внушительный замок. Тимофей, настороженно оглядевшись (наше присутствие не отменяло его привычки быть осторожным), подошел к дверям. Пошурудил что-то там, и дверь распахнулась. Посмотрел на нас, застывших в ожидании и буркнул: