Маленькие мужчины выросли

– Будешь так трясти головой, последний мозг растеряешь, а я бы на твоем месте его приберег, – поддразнил Тед.

– С чего пошла гражданская война? – спросил дедушка, многозначительно подчеркнув слово «гражданская», отчего наши бойцы слегка умерили свой пыл.

– Ну, мы корпели над «Илиадой», как раз дошли до места, где Юноне Зевс велит не вмешиваться в его планы, а не то отведает кнута, и Джози возмутилась, что Юнона послушалась. А я сказал, что все верно – старик был прав, женщины ничего в делах не смыслят и должны подчиняться мужчинам, – объяснил Тед к большому веселью слушателей.

– Пускай богини поступают как угодно, но вот гречанки и троянки совсем уж нюни, раз слушались своих мужчин – они ведь в собственных же битвах не могли сражаться, вечно Палладе, Венере и Юноне приходилось их подбадривать, не то потерпели бы поражение. Подумать только – обе армии сидят себе и смотрят, как два героя бросаются друг в друга камнями! Нет уж, невысокого я мнения о вашем Гомере. Вот Наполеон или Грант[22] – совсем иное дело.

Очень уж забавно прозвучала отповедь Джози – словно птичка-колибри взялась отчитывать страуса; всех рассмешили ее претензии в адрес бессмертного поэта и богов.

– А Наполеонова Юнона, надо полагать, хорошо жила? Вот и спорь с девчонками – все аргументы вперемешку, – сострил Тед.

– Как у той девицы у Джонсона[23], которая «рассуждала не категорично, а вразброс», – подхватил дядя Лори, наслаждаясь битвой.

– Я лишь оценивала их боевые качества. Ну а в плане женщин… разве не был Грант добрым мужем, а миссис Грант – счастливицей? Уж он-то не грозил отстегать ее за вполне естественный вопрос, а Наполеон если и поступил с Джозефиной несправедливо, все-таки храбро сражался, и никакой Минерве не пришлось над ним хлопотать. А эти – жалкая компания, от щеголя Париса до Ахилла, вечно хандрившего на корабле, и все Гекторы и Агамемноны Греции не изменят моего мнения! – заявила непреклонная Джози.

– Сражаешься ты, как истинный троянец, это видно. Ну а мы покорно понаблюдаем, точно те две армии, как вы с Тедом бьетесь за победу. – Дядя Лори оперся на воображаемое копье, словно воин.

– Боюсь, придется разойтись – с небес спускается Паллада и вот-вот заберет нашего Гектора, – с улыбкой заметил мистер Марч: Джо подошла напомнить сыну, что скоро ужин.

– Вернемся к бою позже, без вмешательства богинь, – решил Тедди и отвернулся с неожиданной прытью – вспомнил, какое его ожидает лакомство.

– Клянусь Юпитером, воин покорен всего-навсего булочкой! – крикнула ему вслед Джози, радуясь возможности употребить грубое выражение, неприемлемое для ее пола.

Тедди не остался в долгу и с благовоспитанным видом уколол ее парфянской стрелой:

– Подчинение приказу – вот первейшая обязанность солдата.

Джози приготовилась уже воспользоваться женским преимуществом всегда оставлять последнее слово за собой, но не успела с ее губ сорваться едкая отповедь, как по лестнице взбежал чрезвычайно загорелый юноша в синем костюме.

– Эй, на палубе! – кликнул он. – Где все?

– Эмиль! Эмиль! – обрадовалась Джози. Тед тотчас бросился Эмилю навстречу, и недавние противники закопали топор войны, дружно приветствуя новоприбывшего.

О булочках позабыли, и дети, точно два хлопотливых буксира, что тянут крупное торговое судно, потащили Эмиля в гостиную, где он расцеловал всех женщин и пожал руку всем мужчинам кроме дяди – его юноша по немецкой традиции обнял, к большому удовольствию присутствующих.

– Не знал, получится сегодня пришвартоваться или нет, но вот получилось – и я сразу взял курс на старый добрый Плам. А там ни души, вот я и развернулся на Парнас – гляжу, а все матросы в сборе! Благослови вас Бог, как я рад всех видеть! – воскликнул морячок, лучась улыбкой и широко расставив ноги, словно под ним по-прежнему качалась палуба.

– Надо говорить не «благослови вас Бог», а «свистать всех наверх», Эмиль, а то не очень по-мореходному получается. До чего ж ты славно пахнешь кораблем и дегтем! – восхитилась Джози, восторженно вдыхая свежие морские ароматы, что Эмиль принес с собой. Среди кузенов он был ей дороже всех, да и она была у Эмиля любимицей, а потому знала: в туго набитых синих карманах скрываются для нее разные сокровища.

– Отставить, матрос! Дай-ка сначала измерить глубину, а потом уж ныряй, – рассмеялся Эмиль, прекрасно понимая причину сестринских ласк, и, удерживая Джози одной рукой, другой принялся вынимать из карманов всяческие диковинные коробочки и свертки с разнообразными названиями и начал раздавать с подобающими объяснениями, вызывающими дружный смех – Эмиль был известный остряк.

– Вот этим канатом нашу бойкую лодочку можно удержать на месте… минут на пять, – возвестил он, надев Джози через голову цепочку с прелестным коралловым кулоном. – А вот подарок Ундине от русалок. – Он протянул Бесс нитку жемчуга на серебряной цепочке. – Я подумал, Дейзи не откажется от скрипки, а кавалера ей Нат подберет, – с усмешкой продолжил моряк и вынул из бумаги изящной работы брошку в форме скрипки.

– Уверен, не откажется. Я сам ей отнесу, – вызвался Нат и тотчас отправился выполнять приятное поручение – уж он найдет Дейзи вперед Эмиля.

Эмиль прыснул и вынул затейливого резного медведя – голова у фигурки откинулась, и внутри обнаружилась вместительная чернильница, которую морячок, расшаркавшись, преподнес тете Джо.

– Зная вашу любовь к этим замечательным животным, я привез вам образчик – обмакивать перо.

– Прекрасно, Коммодор! Продолжай в том же духе, – ответила довольная миссис Джо, а профессор предсказал, что из глубин чернильницы явятся «труды, достойные Шекспира», ибо его любимая брюнетка непременно найдет в ней вдохновение.

– Раз тетя Мэг носит капоры, несмотря на молодость, я попросил Людмилу достать немного кружев. Надеюсь, вам понравится. – Из мягкой оберточной бумаги он вынул полупрозрачные ленты, одна из которых вскоре легла на красивые волосы миссис Мэг облачком снежинок.

– Для тети Эми я ничего достойного не нашел – у нее и так есть все что душе угодно, – поэтому принес картинку. Она мне напоминает о тете в то время, когда Бесс была маленькой. – Он протянул миссис Эми овальный кулон из слоновой кости с написанной на нем златовласой Мадонной, что держала в складках синего покрывала розовощекого младенца.

– Какая прелесть! – воскликнули все, и тетя Эми, повесив кулон на синюю ленту из прически Бесс, тотчас надела его на шею; подарок пришелся ей по душе, ведь напоминал о счастливейшей поре в жизни.

– Льщу себя мыслью, что угадал с подарком для Нэн – миленькие вещицы, но не слишком бросаются в глаза. Своего рода знак, подходящий для врача. – Эмиль гордо продемонстрировал всем серьги с вулканическим камнем в форме маленьких черепов.

– Жуть! – Бесс, не выносившая всего уродливого, перевела взгляд на свои хорошенькие жемчуга.

– Она не станет носить серег, – предупредила Джози.

– Ну, пусть тогда проколет тебе уши, тоже по-своему радость. Ей лишь бы осматривать людей да кромсать ножом, – ничуть не расстроился Эмиль. – У меня в сундуке и для вас добыча отыщется, джентльмены, но я не рискнул ее раздавать, пока не разгрузил подарки для девочек. А теперь делитесь новостями!

И, усевшись на лучший мраморный столик Эми, моряк принялся болтать ногами и тараторить со скоростью десять узлов в час, покуда тетя Джо не повела всех на праздничное чаепитие в честь Коммодора.

Глава третья. Недавняя передряга Джо

На творческом пути семейства Марч встречалось немало приятных сюрпризов, но величайший из них заключался в том, что однажды гадкий утенок превратился если не в прекрасного лебедя, то, по крайней мере, в курочку, несущую золотые яйца. Причем имеющие на литературном рынке столь неожиданный успех, что через десять лет дерзкая заветная мечта Джо наконец осуществилась. Как и почему – этого она толком не поняла, просто в один прекрасный день приобрела небольшую славу, а главное – неплохой запас денег, способный преодолеть кое-какие финансовые препятствия в настоящем и обеспечить мальчикам будущее.

Началась история в неудачный для Пламфилда год, когда все пошло наперекосяк – времена выпали тяжелые, школа пришла в упадок, Джо слегла с долгой болезнью из-за бесконечной работы, Лори с Эми были за границей, и гордость не позволяла Баэрам просить о помощи даже у близких, хотя щедрая пара помогла бы им с удовольствием. Прикованная к постели, Джо совсем отчаялась из-за такого положения дел, а потом вдруг решила обратиться к давно забытому перу – единственному способу залатать дыры в бюджете. Одному издателю нужна была книга для девочек, и Джо наспех сочинила короткий рассказ о своих с сестрами приключениях, хотя больше любила писать о мальчиках, – и решила попытать счастья, пусть и без особых надежд.

Жизнь Джо вообще не отличалась предсказуемостью. Чему и удивляться, что первая книга, в которую она вложила много лет упорного труда, больших надежд и упований юности, на пути к успеху затонула, хотя обломки еще долго держались на плаву и принесли кое-какую прибыль если не автору, то хотя бы издателю. А вот наспех сочиненный рассказ, отосланный в издательство со слабой надеждой на несколько долларов, нежданно-негаданно поймал попутный ветер, обзавелся мудрым рулевым, доплыл до гавани всеобщего одобрения и вернулся домой груженный золотом и славой.

Мир не видывал более изумленной женщины, чем Джозефина Баэр в тот день, когда ее маленький кораблик вошел в порт с поднятым флагом, громогласно салютуя из прежде молчавших пушек; лучшим подарком ей послужили радостные лица близких, праздновавших с ней, и дружеские рукопожатия после искренних поздравлений. С тех пор корабли Джо плавали безмятежно – ей оставалось только нагружать их да отправлять в успешные рейсы, а затем раздавать добытые сокровища родным, ради которых она и трудилась.

Слава ее не слишком прельщала, ибо в наши дни больно много дыма идет от маленьких костерков, да и известность еще не значит почет. Вот доход – другое дело, его Джо приняла с благодарностью, пусть он был и куда меньше, чем считала щедрая публика. Поднявшись, волна вздымалась все выше и мягко принесла семейство в уютную гавань, где старшие члены могли отдохнуть от бурь, а младшие – приготовить лодки к плаванию по морю жизни.

За эти годы судьба щедро одарила счастьем, покоем и достатком терпеливых и неунывающих тружеников, свято верящих в мудрость и справедливость. Окружающие заметили процветание семьи, и добрые души возрадовались, что судьба ее членов переменилась к лучшему, – но лишь немногие знали о самом ценном достижении Джо и о радости, которую невозможно ни омрачить, ни отнять.

А радость заключалась в том, что Джо теперь могла обеспечить матери счастье и покой на склоне лет, дать ее натруженным рукам отдохнуть, снять с ее плеч груз забот, а с дорогого лица – печать тревог и позволить наконец доброму сердцу вволю помогать другим – ведь в том заключалась для него самая большая радость. Еще девочкой Джо мечтала подарить матери комнату, где та могла бы спокойно отдыхать от тягот героической жизни. Мечта эта стала чудесной явью, и мамочка Марч сидела в своем уютном уголке, наслаждаясь удобством и роскошью; любимые дочери ухаживали за ней в ее немощи, верный муж не покидал, а внуки озаряли сумерки жизни светом нежной заботы. То было бесценное время для всех, ибо мамочка радовалась счастью своих дочерей, как могут только матери. Ей удалось пожать посеянные когда-то плоды, молитвы ее были услышаны, надежды воплотились в жизнь, а за старания судьба отплатила ей сторицей, и на семейный очаг снизошли благополучие и покой – и тогда она, подобно храброму терпеливому ангелу, с чувством выполненного долга обратила взор к небу и безмятежно уснула.

То была приятная, драгоценная для Джо сторона произошедшей в ее жизни перемены, однако присутствовала и другая – нелепая, тягостная; так уж устроен наш непостижимый мир. Когда удивление, неверие и радость Джо прошли, она со свойственной человеку неблагодарностью стала тяготиться славой и тосковать по утраченной свободе. Внезапно и она сама, и вся ее жизнь, прошлое и будущее очутились во власти восторженных поклонников. Незнакомцы жаждали посмотреть на нее, порасспрашивать, пораздавать советы, упреждения и поздравления и сводили с ума своим доброжелательным, но весьма утомительным вниманием. Если она отказывалась раскрыть свое сердце, ее ждали упреки; если не хотела жертвовать на благотворительность, удовлетворять чужие нужды и сочувствовать каждой неурядице на белом свете, ее звали жестокосердной, самолюбивой и заносчивой; если не могла ответить на кипы посланий от преданных читателей, ее обвиняли в неисполнении писательских обязанностей, а если предпочитала домашнее уединение пьедесталу, на который ее против воли пытались водрузить, слышала неприкрытые упреки в сторону «чванства известных литераторов».

Ради детей Джо выбивалась из сил, ибо писала в первую очередь для них, и своим упорным трудом старалась исполнить жадное требование: «Еще рассказов! Еще, сейчас же!» Домашние возмущались, когда работа начала отнимать у них Джо и подрывать ее здоровье, и все же на какое-то время она с готовностью возложила себя на алтарь юношеской литературы – в конце концов, она была в долгу у маленьких друзей, что принесли ей славу после двадцати лет стараний.

Однако со временем терпение иссякло, и Джо, устав быть львицей, превратилась в настоящую медведицу, вернулась в свою берлогу и, грозно рыча, отказывалась покидать убежище. Домашние только забавлялись и мало сочувствовали ее невзгодам, зато для Джо обретенная известность стала худшей передрягой в жизни: свободу она ценила превыше всего, а теперь неуклонно теряла ее. Жизнь под пристальными взглядами быстро утрачивает свою прелесть, Джо была слишком немолода, слишком устала и занята, чтобы ей радоваться. Она считала, что оправдала все разумные ожидания, когда ее автографы, биографии и автобиографические наброски разошлись по стране; когда художники нарисовали ее дом во всевозможных видах, а репортеры – сфотографировали ее саму в виде крайне угрюмом (а иного в эти трудные времена у нее и не бывало); когда лавина восторженных школьников-пансионеров разорила ее владения в поисках трофеев, а нескончаемый поток доброжелательных паломников стер ступени ее лестницы своими благоговейными стопами; когда слуги, не выдержав бесконечного трезвона дверного колокольчика, начали увольняться через неделю; когда мужу пришлось охранять ее за столом, а мальчикам – прикрывать ее бегство через окно, если любопытные гости врывались в самую неподходящую минуту.

Наверное, краткое описание одного дня лучше объяснит положение дел, оправдает нелюдимость бедной женщины и даст намек злодеям-биографам, наводнившим в последнее время страну, – ибо история эта совершенно правдива.

– Надо принять закон, который защищал бы несчастных писателей, – заявила миссис Джо однажды утром после приезда Эмиля; почтальон принес ей необычайно огромную кипу самых разных писем. – Для меня это куда важнее международных авторских прав, ибо время – деньги, покой – здоровье, а я теряю и то и другое, а вместе с ними – уважение к себе подобным и все сильнее жажду сбежать в дикий лес, раз уж нет мне покоя в свободолюбивой Америке.

– Охотники за львами страшны в своих происках. Поменять бы вас местами – поняли бы, как докучливы, когда «берут на себя смелость нанести визит, дабы выразить восхищение вашими замечательными произведениями», – процитировал Тед и поклонился родительнице, которая хмуро разглядывала двенадцать просьб дать автограф.

– Одно знаю точно, – решительно заявила миссис Джо, – на такие письма я отвечать не собираюсь. Я этому мальчику уже послала шесть штук, не меньше, – похоже, он ими торгует. А эта девочка пишет из пансиона – ответь ей, и все остальные тоже попросят автограф. Все они сначала извиняются за беспокойство – мне ведь наверняка постоянно докучают подобными просьбами, – а после все же рискуют спросить, потому что мне нравятся мальчики или потому что они любят все мои книги либо только одну… Эмерсон и Уиттьер[24] такое швыряют в корзину для бумаг, и пусть я всего лишь литературная нянька, которая кормит юношество нравоучительной кашкой, я последую их наглядному примеру, иначе не видать мне ни сна ни отдыха – только и буду утолять желания ненасытных детей, – заявила миссис Джо и со вздохом облегчения смела письма на пол.

– Я открою остальные, а ты пока завтракай спокойно, liebe Mutter[25], – предложил Роб, часто бравший на себя секретарские обязанности. – Вот письмо с юга. – Сломав внушительную печать, он принялся за чтение:

«Мадам!

Коль скоро Господь решил вознаградить вас за труды немалым богатством, я без колебаний попрошу вас о финансовой помощи в покупке нового потира[26] для нашей церкви. Уверена, к какой бы конфессии вы ни принадлежали, вы ответите согласием на подобную просьбу.

С уважением, миссис Э. Ю. Явьер».

– Отправь вежливый отказ, милый. Деньги, отложенные на помощь, уходят на одежду и еду беднякам, что приходят к моим воротам. Так я воздаю Господу за успех. Дальше, – попросила мать, с благодарностью оглядев свой счастливый дом.

– Литературно одаренный юноша восемнадцати лет предлагает тебе поместить свое имя на обложку его романа, а после первого издания твое имя уберут и заменят на его. Скажи, выгодное предложение? Подозреваю, ты откажешься, хотя и питаешь сентиментальную привязанность к юным писакам.

– Вот уж чему не бывать! Так и ответь, только помягче, и не давай прислать рукопись. У меня их уже семь, свои читать некогда. – Миссис Джо задумчиво выудила из горсти писем маленькое письмецо и открыла бережнее, чем прочие, – криво-косо начертанный адрес подсказывал, что написал его ребенок. – На это отвечу сама. Девочка заболела и хочет книжку… Будет книжка, но продолжения ко всем прочим книгам ради ее удовольствия сочинять не стану. Я так ни одного сюжета не доведу до конца, если возьмусь потакать всем прожорливым Оливерам Твистам, которым то и дело подавай добавки. Кто дальше, Робин?

– А вот это премиленькое. Слушай:

«Дорогая миссис Баэр!

Я сейчас вам скажу свое мнение о ваших книжках. Я их все много раз читал, они у вас первоклассные. Пожалуйста, пишите еще.

Преданный читатель,

Билли Бабкок».

– Вот это другое дело! Билли – разумный мальчик и стоящий критик, ведь сначала перечитал мои книги много раз, а уж потом выразил мнение. Ответа не просит, поэтому пошли ему благодарность и добрые пожелания.

– А вот дама-англичанка, мать семерых дочерей, хочет знать твои взгляды на образование. И спрашивает, какое поприще им выбрать, если старшей исполнилось двенадцать. Да уж, понимаю ее тревогу, – засмеялся Роб.

– Попробую ответить. Только дочерей у меня нет, поэтому от моего мнения мало будет проку, а возможно, я ее даже ошарашу, и все же совет таков: пусть бегают, играют и окрепнут как следует, а потом уж можно начинать разговоры о поприще. Они сами вскоре скажут, чего хотят, если им предоставить чуть-чуть свободы и не кроить всех по одной мерке.

– А вот джентльмен спрашивает, на какой девушке ему следует жениться и найдутся ли у тебя среди знакомых барышни, похожие на твоих героинь.

– Дай ему адрес Нэн, там и поглядим, – предложил Тед, сам тайком решивший так поступить, если получится.

– А тут женщина хочет, чтобы ты приняла ее дочь в свою семью и дала ей денег на несколько лет обучения искусству за рубежом. Соглашайся, мама, хоть потренируешься на девочке.

– Нет уж, спасибо, у меня другое призвание. А это что такое, все в кляксах? – спросила миссис Джо. Дабы скрасить эту докучливую обязанность, она пыталась по конверту понять, что кроется внутри. Оказалось, ей пришло стихотворение от безумного поклонника – безумного, судя по несвязному стилю.

К Д. М. Б.

Был бы я гелиотроп,

Я б сыграл в поэта,

Тебе дал бы аромат

Втайне от всего света.

Станом ты как стройный вяз,

Фебом озаренный,

Щеки твои – розы цвет

В океане темном.

Мудрость есть в твоих словах,

Слава их нетленна.

Очутясь на небесах,

Будь благословенна!

Уста мои похвалы расточают,

И все печали пропадают,

И в глуши лесной, и в толчее городской

Ты в душе всегда со мной.

Взгляни на лилии, они

Забот не знают искони.

Жемчужина, прелестный цветок,

Соломона печать.

Герань мира – Баэр Джозефина.

Джеймс.

Пока мальчики хохотали над этим душевным излиянием – иначе не назовешь, – их мать успела прочесть несколько писем: из недавно открывшихся журналов (они великодушно предлагали редактировать их статьи на безвозмездной основе); от безутешной барышни, что умоляла «дорогую миссис Баэр, пожалуйста-пожалуйста, переписать рассказ, чтобы все хорошо кончалось»; еще одно – от сердитого юноши, которому миссис Джо отказала в автографе (он мрачно грозил ей бедностью и забвением, если только не пришлет ему и его приятелям автографы, фотографии и истории из жизни); другое – от священника, который желал знать, к какой конфессии она принадлежит; последнее – от нерешительной барышни, которая не могла определиться между двумя кавалерами. Эти письма красноречиво объясняют, на что занятой женщине приходилось тратить время, и, надеюсь, теперь читатели не станут осуждать миссис Джо за пренебрежение к некоторым из них.

– Дело сделано. Вытру пока пыль, а потом возьмусь за работу. Я немного отстаю, а книжные серии не терпят промедления, поэтому всем говори, что меня нет дома, Мэри. Приди ко мне хоть королева Виктория собственной персоной – не приму!

Миссис Баэр швырнула салфетку на стол, будто приготовилась бороться с целым светом.

– Надеюсь, день твой пройдет плодотворно, дорогая, – отозвался ее супруг, тоже занятый своей внушительной корреспонденцией. – Пообедаю в колледже с профессором Плоком – он к нам сегодня заглянет. Молодежь поест в Парнасе, а ты посидишь в тишине.

Разгладив поцелуем встревоженные морщинки на ее лбу, этот замечательный человек удалился – карманы набиты книгами, в одной руке – зонт, в другой – мешочек с камнями для урока геологии.

– Будь у всех писательниц такие ангельские мужья, они жили бы дольше и писали больше. Хотя кто знает… Может, оно и к лучшему, а то слишком много мы стали писать. – Миссис Джо махнула мужу перьевой метелкой, а он галантно взметнул зонтик и пошел дальше.

Роб в тот час собирался в школу и до того походил на отца со своими книгами, сумкой, широкими плечами и серьезным видом, что мать невольно рассмеялась.

«Благослови Господь обоих моих профессоров – нет и не было на свете лучше людей!» – горячо сказала она про себя.

Эмиль уже вернулся в город к своему кораблю, а Тед околачивался в комнате, втайне мечтая раздобыть вожделенный адрес, опустошал сахарницу и болтал с «мамулей» – они превесело проводили время вдвоем. Миссис Джо всегда сама убиралась в гостиной, меняла воду в вазах и занималась другими мелочами, чтобы все выглядело красиво и опрятно. Намереваясь опустить штору, она вдруг увидела на лужайке художника, досадливо простонала и тотчас метнулась к заднему окну отряхнуть метелку.

В тот же миг звякнул дверной колокольчик, и на подъездной дорожке зашуршали колеса.

– Я пойду, пусть Мэри сама заведет гостей. – Тед пригладил волосы и направился в холл.

– Я никого не приму! Дай мне минутку, я сбегу наверх, – прошептала миссис Джо, готовясь улизнуть.

Не успела она сдвинуться с места, как в проходе появился мужчина с карточкой в руке. Тед встретил его испытующим взглядом, а мать тем временем юркнула за штору, пытаясь выгадать время.

– Я пишу статьи для «Субботнего сплетника» и первым делом решил заглянуть к миссис Баэр, – объяснил гость вкрадчивым тоном, свойственным его племени, а сам шарил по дому быстрым взглядом – опыт научил его не упускать ни мгновения, так как визиты редко отличались продолжительностью.

– Миссис Баэр не общается с репортерами, сэр.

– Прошу всего несколько минут. – Мужчина двинулся чуть дальше.

– Это невозможно, ее нет дома, – сказал Тедди: он краем глаза заметил, что бедная родительница выскользнула на улицу – судя по всему, через окно, как ей обычно приходилось делать в крайних случаях.

– Очень жаль. Я загляну еще раз. Это ее кабинет? Очаровательно! – Незваный гость метнулся вперед в надежде что-нибудь пронюхать, пусть даже ценой жизни.

– Нет. – Тедди вежливо, но решительно подтолкнул его обратно в холл, от души надеясь, что мать успела спрятаться за углом дома.

– Буду весьма благодарен, если вы сообщите возраст, место рождения, дату бракосочетания и количество детей миссис Баэр, – как ни в чем не бывало продолжил гость, споткнувшись о коврик у двери.

– Ей под шестьдесят, родом она из Тимбукту, сегодня как раз сорокалетняя годовщина ее свадьбы, и у нее одиннадцать дочерей. Еще чем-то помочь, сэр?