Обреченные на сражение. Не принимай покорно

Белоруссия, район Бреста, 27 мая 2181 года. Дневное солнце, пробиваясь сквозь защитные атмосферные фильтры в окнах, окрашивало небо в зловещие оттенки багрового и фиолетового. Лучи преломлялись в специальном антикоррозийном покрытии построек, создавая причудливую игру света, похожую на северное сияние. Командующий войсками Западного особого военного округа генерал армии Павлов сидел в своём просторном кабинете, где центральное место занимало массивное радио из натурального дерева – невероятная редкость в эпоху синтетических материалов.

Полированная поверхность радиоприёмника хранила тепло прикосновений нескольких поколений. Из его динамиков лилась старинная мелодия о любви, странно контрастируя с суровой военной обстановкой. Белые стены, покрытые интеллектуальной самоочищающейся краской, едва заметно пульсировали в такт музыке, создавая эффект живого, дышащего пространства. Световые панели, вмонтированные в потолок, излучали мягкое, рассеянное сияние, напоминающее лунный свет.

Павлов, высокий и подтянутый, с характерной военной выправкой и гладко выбритой головой, задумчиво водил пальцем по сенсорной панели рабочего стола. Его лицо, испещрённое морщинами опыта и ответственности, отражало внутреннее напряжение. Каждый нерв, каждая мышца выдавали тревогу, которую он тщетно пытался подавить.

Внезапно бесшумно работающая дверь отъехала в сторону, выпуская струю прохладного воздуха из системы климат-контроля. На пороге появились офицеры.

– Товарищ командующий! – голос старшего офицера дрожал от едва сдерживаемого волнения. – Наши лётчики принудительно посадили зэбовский разведчик. У пилота… – он на мгновение запнулся, – обнаружена секретная инструкция.

Старший из вошедших протянул ультратонкий планшет из гибкого графена. Павлов поднялся, его тяжёлые шаги гулко отдавались по термореактивному полу. Взяв планшет, он вчитался в светящиеся буквы на поверхности экрана.

– Что это? – его голос звучал глухо, словно сквозь толщу воды. – Инструкция по сигнализации? Как опознавать зэбовский самолёты во время операций с войсками и флотом в Англии?

Павлов начал мерить шагами кабинет. Каждый его шаг отзывался гулким эхом, усиленным акустической системой помещения.

– После империалистической войны, – его голос грохотал как гром, – европейцы никогда на два фронта воевать не будут! Не случайно же они договор о ненападении подписали. Им сейчас Англия нужна… Англия!

Планшет с глухим стуком упал на стол. Павлов остановился у окна, вглядываясь в лица офицеров. Их глаза, отражающие тусклый свет информационных панелей, выдавали плохо скрываемое беспокойство.

В Москве, в святая святых – Кремле, 30 мая 2181 года атмосфера была не менее напряжённой. Просторный кабинет, где классическая мебель из натурального дерева соседствовала с информационными панелями, был наполнен почти осязаемым электричеством тревоги. Ермолов, склонившись над картой западных границ, зачитывал отчёт.

Генералы, расположившиеся вокруг массивного стола, нервно теребили свои планшеты, изучая схемы расположения войск. Их пальцы оставляли светящиеся следы на сенсорных экранах, словно прочерчивая невидимые линии будущих фронтов. В центре этого водоворота информации и тревоги, словно неподвижная ось вращающегося мира, сидел Кузнецов.

– Зэбовские самолёты, – голос Ермолова разрезал густой воздух кабинета, – в последнее время неоднократно нарушали государственную границу России. – Проекция карты под его руками вспыхнула красными точками нарушений, каждая сопровождалась датой и временем инцидента. – Зарегистрировано более сорока восьми нарушений.

Кузнецов неторопливо поднялся из-за стола. Его шаги по ковру были неслышны, но каждое движение отзывалось едва заметным напряжением в позах присутствующих генералов. Подойдя к окну, он остановился, глядя на вечернюю Москву. Город внизу пульсировал огнями, антикоррозийные покрытия зданий отражали лучи солнца, создавая впечатление моря расплавленного металла.

– Позвоните Олссону, – произнёс Кузнецов, не оборачиваясь, его голос был спокоен, но в нём чувствовалась сталь. – Пошлите вербальную ноту. – Он помолчал, словно взвешивая каждое следующее слово. – Что нового у товарища Лисовского?

Лисовский активировал свой планшет – схемы передвижения зэбовских войск. Световые линии переплетались в сложный узор военной логистики.

– По последним агентурным данным, – начал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, – зэбовские войска должны совершить нападение на Россию пятнадцатого июня. – Его пальцы пробежали по сенсорной панели, вызывая новые схемы. – Ранее этот срок варьировался от пятнадцатого мая до конца мая. Агентура сообщает, что воздушная армия Нильссона, совершавшая налёты на Англию, переводит свой штаб в Познань…

Кузнецов медленно расхаживал по кабинету. Каждый его шаг был размеренным, словно маятник огромных часов, отсчитывающих последние мирные дни. Свет из окна падал на его лицо, подчёркивая глубокие морщины и заострившиеся черты. В глазах вождя читалась тяжёлая задумчивость человека, несущего на своих плечах судьбу огромной страны.

– А что скажет начальник Генерального штаба? – наконец произнёс он, остановившись у массивного стола красного дерева, где мерцали проекции карт.

Ермолов выпрямился, его форма с знаками отличия едва заметно блестели в полумраке кабинета:

– Я уже докладывал вам, товарищ Кузнецов, о тревожных настроениях в приграничных округах. – Его голос звучал твёрдо, каждое слово было выверено годами военного опыта. – Считаю необходимым привести войска в полную боевую готовность и развернуть первые эшелоны.

Температура в комнате словно упала на несколько градусов. Кузнецов медленно повернулся, его взгляд, острый как лезвие, впился в лицо Ермолова:

– Вы предлагаете провести в стране мобилизацию? – В его голосе появились нотки металла. – Поднять войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете это или нет? – Он сделал паузу, тяжело опираясь на край стола. – Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?

– К первому июня будет сто сорок девять дивизий, – чётко отрапортовал Ермолов, его пальцы непроизвольно сжались на краю планшета.

– Вот, разве этого мало? – Кузнецов махнул рукой, отметая все возражения. – Не всему можно верить, что пишут разведки.

Когда офицеры покинули кабинет, тревога, словно густой туман, поползла за ними по тихим коридорам Кремля. В полумраке коридора, где тускло мерцали энергосберегающие панели освещения, один из офицеров догнал другого:

– Филипп Иванович, – его голос был едва слышен, – шифровка от Китано.

Планшет перешёл из рук в руки. В приглушённом свете коридорных ламп проступили светящиеся строки: «Девять армий из ста пятидесяти зэбовских дивизий совершат нападение на русскую границу двадцать второго июня. Хироши».

Буквы словно пульсировали в темноте, каждая несла в себе отблеск грядущей катастрофы. Различные сроки начала предполагаемого вторжения зэбовских войск, о которых сообщали секретные агенты, расхолаживали, вызывали сомнения, путали выводы разведуправления Красной Армии. Но время, безжалостное и неумолимое, продолжало свой отсчёт, приближая страну к роковому часу…

В воздухе висело предчувствие надвигающейся бури. Каждый из присутствовавших в тот вечер в кремлёвском кабинете чувствовал это на каком-то подсознательном уровне. Но никто не мог или не хотел поверить, что гроза уже совсем близко, что её раскаты уже слышны у самых границ, что тучи войны вот-вот закроют небо над огромной страной…

Брест, 20 июня 2181 года. Тяжёлый, неестественно душный воздух висел над городом подобно траурному покрывалу. Титановые стены военной части тускло поблёскивали в лучах солнца, пробивающегося сквозь плотную завесу токсичного смога. Казармы, сохранённые как памятник архитектуры XX века, органично вписывались в футуристический пейзаж благодаря умелой реставрации. Вековые кирпичные стены были укреплены углепластиковыми лентами, а окна затянуты пленками, защищающими от агрессивной внешней среды.

Капитан Куликов шёл по длинному коридору штаба, и каждый его шаг гулко отдавался в гнетущей тишине. Старый паркет – настоящее дерево, невероятная роскошь в этом синтетическом мире – поскрипывал под его тяжёлыми ботинками. Стены, облицованные композитными панелями, были увешаны старинными фотографиями в рамках из полированного металла. Лица героев прошлых войн словно наблюдали за происходящим из глубины веков, безмолвно храня память о былых сражениях.

Капитан остановился перед массивной дверью кабинета комиссара. Его рука, потянувшаяся к сенсорной панели, заметно дрожала. Биометрический сканер считал его данные, и дверь бесшумно отъехала в сторону.

– Разрешите войти, товарищ комиссар? – голос Куликова звучал хрипло от внутреннего напряжения.

Кабинет комиссара представлял собой поразительное сочетание прошлого и будущего. Массивный стол из натурального дуба – музейная редкость – контрастировал с ультрасовременными дисплеями. На стенах мерцали информационные панели, отображающие состояние периметра обороны и данные с пограничных постов. В углу тихо гудел климатический модуль, поддерживающий оптимальную температуру и влажность.

За столом восседал комиссар Степанов – грузный мужчина с тяжёлым взглядом. Его лицо, изборождённое морщинами, освещалось холодным светом мониторов, придававшим чертам нечто зловещее. На левом виске поблёскивал старомодный индикатор связи – дань традиции, от которой военные никак не могли отказаться.

– Входите, капитан Куликов, – произнёс комиссар, поднимаясь для приветствия. – Рад видеть вас.

Они обменялись крепким рукопожатием. Куликов почувствовал, как холодные пальцы комиссара сжимают его ладонь. В этом рукопожатии чувствовалась какая-то недосказанность, словно за формальным приветствием скрывалось что-то большее.

– Присаживайтесь, Пётр Михайлович, – комиссар указал на кресло перед столом. – Рассказывайте, как продвигается строительство укрепрайона?

Куликов опустился в кресло. Его лицо, обычно спокойное и уверенное, сейчас выражало глубокую тревогу. Мышца на левой щеке нервно подёргивалась, выдавая внутреннее напряжение.

– Товарищ комиссар, – начал он, стараясь говорить ровно, – положение крайне серьёзное. Два батальона моего полка ежедневно работают на строительстве укрепрайона, но… – он на мгновение запнулся, собираясь с мыслями, – результаты неутешительные. Ни в одном доте до сих пор не установлено ни единого орудия. Даже системы наведения не откалиброваны.

Степанов слушал, постукивая пальцами по столу. Древесина глухо отзывалась на каждый удар.

– А что вас так беспокоит, капитан? – спросил он с едва уловимой иронией в голосе. – Командование округа не торопится со строительством укрепрайонов, потому что они фактически нам не нужны.

Куликов резко выпрямился в кресле. Его глаза, в которых отражались огоньки информационных панелей, расширились от удивления и возмущения.

– Как не нужны?! – воскликнул он, подавшись вперёд. – Товарищ комиссар, с заставы сообщили тревожные новости. Сегодня зэбовцы проводили промеры Буга прямо напротив крепости. Всю ночь в приграничной полосе слышался гул моторов. Их техника… – он понизил голос до шёпота, – их техника движется к границе!

– Послушайте, Куликов, – прервал его комиссар, поднимая руку в успокаивающем жесте. – Наша военная концепция – не оборона, а наступление. Если враг навяжет нам войну, наша армия будет самой нападающей из всех армий. Мы сумеем нанести противнику сокрушительный ответный удар и добить его там, откуда он пришёл. Удар на удар, малой кровью!

Куликов побледнел. Его руки, лежащие на коленях, заметно дрожали.

– Вы что же, серьёзно считаете, что зэбовцы будут форсировать Буг здесь? – продолжал комиссар с усмешкой. – На такой глубине? Они что, по дну пойдут?

– Может быть, и по дну, – тихо, но твёрдо ответил Куликов. В его голосе звучала горькая уверенность человека, предвидящего неизбежное.

Степанов внезапно стал серьёзным. Он поднялся из-за стола и подошёл к окну. За толстым стеклом, затянутым защитной плёнкой, догорал багровый закат, окрашивая небо в цвет запёкшейся крови.

– Вот что, товарищ Куликов, – произнёс он, не оборачиваясь. – Я официально пригласил вас, чтобы сообщить: на вас получен материал. Вас обвиняют в паникёрстве, в распространении слухов о неизбежности войны с Европой.

Куликов медленно поднялся. Его лицо, освещённое красными лучами заходящего солнца, казалось высеченным из камня.

– Да, я так считаю, – произнёс он с неожиданной твёрдостью. – В самое ближайшее время мы будем воевать с европейским блоком. И факты, к сожалению, это подтверждают.

Комиссар резко развернулся:

– Бдительность – дело хорошее, Пётр Михайлович, но этим занимаются люди повыше нас с вами. Что же касается вашего персонального дела… – он сделал паузу, – извините, но мы вынуждены поставить его на дивизионную комиссию. Двадцать седьмого июня.

Куликов стоял неподвижно. Его руки, безвольно опущенные вдоль тела, заметно дрожали. На лице застыло выражение человека, увидевшего край пропасти и понимающего, что никто не верит его предупреждениям о грозящей опасности.

За окном окончательно стемнело. Небо затянули тяжёлые тучи, пронизанные редкими всполохами далёких молний. В воздухе повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только мерным гудением систем жизнеобеспечения.

3 глава

Познань, 20 июня 2084года. Сумрачное небо над городом было изрезано острыми шпилями противовоздушной защиты, их матово-чёрные силуэты вонзались в низкие облака, подсвеченные багровыми отблесками заходящего солнца. Штаб группы армий «Центр» – циклопическое сооружение из сверхпрочного бетона – вздымался над городом подобно исполинскому монументу грядущей победе. Четырёхэтажный колосс, облицованный металлокерамическими плитами с интегрированной противоснарядной защитой, был неприступен, словно древнегерманская крепость будущего. Толщина его стен, армированных переплетением карбоновых нитей и усиленных энергопоглощающими слоями, делала здание неуязвимым даже для прямого попадания новейших термобарических орудий.

В просторном зале совещаний на верхнем этаже царила атмосфера едва сдерживаемого торжества. Гигантская люстра из полированного титанового сплава, созданная в стиле неовагнерианского милитаризма, заливала помещение холодным, стерильным светом. Её геометрические грани, напоминающие застывшие молнии, отбрасывали на лица собравшихся офицеров причудливые тени, придавая их чертам хищное, почти звериное выражение.

Вокруг массивного тактического стола, поверхность которого представляла собой единый интерактивный экран высочайшего разрешения, собрался весь высший командный состав. В их глазах читалось плохо скрываемое возбуждение – предвкушение грандиозного триумфа, который, казалось, был уже так близок.

В центре комнаты возвышался генерал-полковник – высокий, поджарый человек с властным лицом, высеченным, казалось, из того же материала, что и стены штаба. Его голос, усиленный превосходной акустикой зала, гремел под сводчатым потолком:

– Господа, – начал он, и в его интонациях слышалась плохо скрываемая гордость, – русские абсолютно не подозревают о готовящемся нападении! – Он сделал драматическую паузу, обводя взглядом собравшихся. – Их разведка полностью введена в заблуждение. Меры, принятые командованием Штурмвера по маскировке операции, превзошли все наши ожидания.

Генерал-полковник активировал карту театра будущих военных действий:

– Частая передислокация войск, – он указал на светящиеся линии перемещений, – дезинформация о подготовке десанта в Англии, – его палец очертил траекторию над Ла-Маншем, – и другие отвлекающие манёвры дали великолепные результаты. Господа, мы создали величайший обман в истории войн!

По залу прокатился одобрительный гул. Некоторые офицеры даже позволили себе сдержанные улыбки, что было редкостью в этих стенах.

– Армия России, – продолжал генерал-полковник, и его глаза загорелись хищным блеском, – не что иное, как Титан на деревянных ногах. Как гениально заметил Канцлер-Прайм, она развалится от первого же удара! – Он ударил кулаком по столу, и по проекции пошли глич-помехи. – Русская армия будет разгромлена в скоротечных приграничных сражениях, именно так, как предусмотрено планом «Громовержец». Все расчёты указывают на то, что предстоящая кампания продлится не более шести недель.

В этот момент он повернулся к генералу-суперкомандору Нильссону – седовласому командующему вторым воздушным флотом, чьё лицо выражало спокойную, почти отеческую уверенность в успехе:

– Прошу вас, суперкомандор, изложите наш план по нейтрализации русской авиации.

Нильссон поднялся с грацией опытного хищника. Его движения, отточенные десятилетиями службы, были исполнены внутренней силы. Подойдя к гигантскому настенному экрану, он активировал детальную карту приграничных территорий:

– Мы проведём эту операцию как истинные мастера воздушной войны, – начал он с едва заметной улыбкой. – Наши самолёты подкрадутся к русским аэродромам на высоте десяти километров, используя естественные воздушные потоки как прикрытие. – Его пальцы танцевали по сенсорным элементам управления, рисуя траектории ударов. – Русские настолько привыкли к нашим разведывательным полётам, что даже не поднимут тревоги. Точность расчёта времени абсолютна – наши бомбардировщики появятся над их аэродромами ровно в 03:30, одновременно с первыми импульсным артиллерийскими залпами.

– Превосходно! Воистину выдающийся план! – воскликнул начальник штаба корпуса, его глаза сияли от восхищения. – Только такой манёвр может обеспечить абсолютную внезапность удара!

Следующим взял слово Крайгер. Его высокая фигура, облачённая в идеально подогнанную форму, отбрасывала на тактическую карту длинную тень, словно предвестник грядущих событий:

– Наш доблестный полк «Бранденбург-800», – начал он с нескрываемой гордостью, – уже распределён поротно между штабами авангардных армий. – Он активировал детальную схему расположения диверсионных групп. – Мы готовы к захвату ключевых переправ в тылу русских войск, уничтожению их коммуникаций и проведению диверсионных операций. Личный состав полностью экипирован трофейным русским обмундированием, многие бойцы в совершенстве владеют русским языком.

Крайгер перешёл к модели железнодорожного состава:

– Особое внимание прошу обратить на сегодняшнюю операцию. В 21:00 мы отправляем в Брест специальный эшелон с углём, якобы в рамках торгового договора. – Он увеличил изображение одного из вагонов. – Взгляните на это инженерное совершенство – двойное дно вагонов вместит три полностью экипированные диверсионные группы.

– Великолепно! – генерал-полковник не скрывал своего удовлетворения. – Итак, господа, начало движения войск к границе назначено на 19:30. История ждёт нас!

За пуленепробиваемыми окнами сгущались сумерки, и на горизонте собирались тяжёлые грозовые тучи, прорезаемые редкими всполохами молний. Но никто в этом зале не замечал приближающейся бури – все были охвачены предвкушением быстрой и решительной победы. Их лица светились уверенностью в собственном превосходстве, а глаза уже видели триумфальные парады на улицах поверженной Москвы.

В тот вечер 21 июня 2184 года природа, казалось, замерла в предчувствии надвигающейся бури. Бескрайнее море изумрудной травы простиралось до самого горизонта, где тяжёлые свинцовые тучи медленно пожирали последние отблески закатного солнца. Дубы и тополя отбрасывали причудливые тени на древнюю грунтовую дорогу, помнящую ещё следы минувшего столетия.

По этой дороге, словно исполинская металлическая змея, двигалась внушительная колонна бронетехники Штурмвера. Во главе шли боевые машины, прозванные солдатами «Валькириями» – шестиногие шагающие платформы, чьи массивные силуэты напоминали гигантских механических пауков из древних легенд. Каждый их шаг отдавался глухим тремором в земле, а хромированные гидравлические суставы тихо шипели, приспосабливаясь к неровностям местности. Их 180-миллиметровые орудия, способные поражать цели за горизонтом с помощью систем наведения, были направлены в небеса, словно копья древних воинов.

Следом двигались «Шквалы» – средние разведывательные броневики, чья обтекаемая форма напоминала хищных птиц. Их композитная броня, усиленная графеновыми слоями, переливалась всеми оттенками серого в угасающем свете дня. Между более крупными машинами, словно стая юрких хищников, сновали бронированные квадроциклы «Блиц», управляемые бойцами в экзоскелетах. Их электродвигатели издавали едва уловимый свист – песню новой эры войны.

Воздух был напоен запахами озона от работающих силовых установок и влажной земли, предвещающей грозу. Вдруг по всей колонне пронеслась команда остановки, передаваемая по защищённым квантовым каналам связи. Колонна замерла, словно единый живой организм, и в наступившей тишине стал слышен лишь шелест листвы деревьев.

Из командного броневика появилась фигура генерал-полковника Пирса. Его парадная форма, оснащённая системой терморегуляции и тактическими датчиками, безупречно облегала стройную фигуру.

Молодой сержант, чьё лицо было наполовину скрыто тактическими очками, почтительно протянул командиру усилитель голоса – старомодный, но надёжный прибор, не подверженный электромагнитным помехам и кибератакам. Пирс взял его уверенным движением, которое выдавало годы военной выучки.

Экипажи «Валькирий» выстроились возле своих исполинских машин. Их комбинезоны из ткани поблёскивали индикаторами состояния систем жизнеобеспечения. Каждый пилот носил на поясе личное оружие – компактные импульсные винтовки, чья огневая мощь не уступала пулемётам прошлого века.

Пирс поднял усилитель. Его голос, усиленный электроникой, но не потерявший человеческой харизмы, разнёсся над притихшим полем:

– Солдаты Восточного фронта! – В этих словах звучала уверенность человека, привыкшего командовать армиями. – Настал исторический момент, когда я могу говорить с вами без утайки. Мы стоим на пороге операции, равной которой не знала история человечества. Судьба Европы, будущее Западного Корпоративного Блока и нашего народа отныне покоятся на ваших плечах!

Его слова эхом разносились над полем, отражаясь от брони боевых машин. В этот момент первые капли дождя начали падать на землю, создавая причудливый узор на полированной броне «Валькирий». Сержанты заспешили между рядами техники, управляя антигравитационными платформами, гружёными контейнерами с синаптоголем – современным стимулятором, пришедшим на смену примитивному алкоголю прошлого. Синтетический напиток, разработанный в лабораториях Западных корпораций, переливался всеми оттенками электрик-синего в прозрачных ампулах.

Молодой унтер-офицер Вернер Краузе, принимая свою порцию синаптоголя, невольно содрогнулся. Его пальцы, затянутые в тактические перчатки с сенсорными накладками, на мгновение задержались на прохладной поверхности ампулы. «Неужели это действительно происходит?» – пронеслось в его голове. Он посмотрел на восток, где клубились иссиня-чёрные тучи, и почувствовал, как по спине пробежал холодок, который не смог погасить даже комбинезон.

Командиры боевых машин один за другим поднимались в свои кабины через герметичные люки, украшенные символикой их подразделений. Внутри «Валькирий» царила атмосфера высоких технологий: дисплеи проецировали тактическую информацию прямо в воздух, сенсорные панели мерцали мягким светом, а системы жизнеобеспечения тихо гудели, поддерживая идеальный микроклимат.

Гроза надвигалась с востока, словно сама природа предчувствовала грядущие события. Капли дождя участились, барабаня по броне боевых машин и создавая причудливую симфонию, в которой слышались отголоски будущей битвы. Завтра эта идиллическая картина летнего вечера превратится в арену одного из самых масштабных сражений в истории человечества, где сойдутся в смертельной схватке две величайшие военные машины, когда-либо созданные человеком.

В воздухе повисло осязаемое напряжение – то самое, которое предшествует великим историческим событиям. Солдаты и офицеры чувствовали это каждой клеткой своего тела, каждым имплантом и каждым усиленным нейроном. История творилась здесь и сейчас, под этим свинцовым небом, на этой древней земле, которая вновь готовилась принять на себя тяжесть военной поступи.

В тот вечер 21 июня 2184 года природа словно застыла в предчувствии надвигающейся катастрофы. Пограничная река, древняя как сама земля, несла свои воды, отягощённые веками человеческой индустриализации. В её глубинах клубились сложные химические соединения – наследие экологических катастроф прошлого столетия. Над водной гладью висел густой, почти осязаемый туман, в котором причудливо переплетались природные испарения и техногенная морось, создавая призрачную вуаль над речной поверхностью.

В наступающих сумерках ивовая серебристо-зелёная листва тихо шелестела, создавая почти металлический перезвон при каждом порыве тёплого июньского ветра.