Исчезающий: Инициация

– Я не думаю, что сейчас лучшее время, – ответил ей, поглядывая на дамочек, одетых в дорогое, безвкусное тряпье.

– Андрей, просто приезжай и все. Иногда нужно давать себе отдых.

Покрутив в руке монетку, я прикинул, что она права. Если я задержу книгу на пару дней, ничего не изменится. Всегда есть возможность наверстать.

– Ладно, выезжаю.

– Люблю тебя таким. Жду, – прошептала она и положила трубку.

Посмотрев на монетку, я подумал, что у нее есть все шансы стать моим талисманом. Ведь у каждого человека существует какой-то предмет, который, по его мнению, приносит удачу.

Засунув талисман в карман, я вызвал такси, сел в машину и направился к Юле.

Проезжая мимо внешне беззаботных людей, я задумался о причинах присутствия и отсутствия удачи. Что такое удача? Это благоприятные обстоятельства, во время чьих-либо действий. Поэтому чтобы сопутствовала удача, достаточно лишь рассчитать всевозможные обстоятельства, которые будут сопровождать человека во время исполнения намерений. Соответственно, выявив большую часть мешающих ситуаций, возникающих в процессе, и поняв, как нивелировать их отрицательное воздействие, человек будет удачливым по умолчанию. Значит, удача – это не что-то эфемерное, приходящее из неоткуда, а прямое следствие допущенных ошибок при планировании или полного отсутствия планирования на пути к заветной цели.

Миновав набережную, я отпустил мысль об удаче и сфокусировался на мелькающих фонарях за окном. Так же проносимся мы внутри своей жизни: от одной яркой точки невозврата к другой. Затем, через время, нам кто-то произносит извне: «Все, приехали». И в какой бы машине ты не ехал, в данном случае – жизни, – и как бы тебе не было комфортно в ней, ты будешь вынужден ее покинуть.

Промчавшись мимо недостроенной, громадной гостиницы, возвышавшейся над вокзалом, на чье строительство было выделено немерено кредитных денег, в дальнейшем присвоенных застройщиком, я оказался на мосту Стачки. Проезжая по нему, создавалось впечатление, что я уезжаю в другой город. Из-за расстояния или потому что мост разделял город на две отдельные части, ощущение дальней поездки присутствовало каждый раз, когда я ехал к Юле.

Свернув заметки на телефоне, я выключил его, чтобы сохранить заряд на случай, если мне придет в голову записать несколько мыслей. В чем я сильно сомневался.

Глава 2

Утро наступило со звенящего без остановки будильника. Юля любила просыпаться рано утром. И это была единственная причина, почему мне не сильно хотелось оставаться здесь с ночевкой. Я с трудом приоткрыл глаза, но мои веки закрылись обратно. Создавалось ощущение, словно кто-то придерживал их.

– Андрей… – донеслось издалека.

Голос был ненавязчивым и очень приятным, но мне все равно хотелось, чтобы он больше не возникал.

– Андре-е-ей! – голос стал ближе и я почувствовал легкую качку. Будто я плыву на корабле.

Еще раз услышав свое имя, – уже очень близко, – я, дернувшись в сторону, открыл глаза.

– Тебя не разбудишь, – тихо сказала Юля, лежа на уровне моего живота. Сложа голову на руку, по которой тянулась татуировка змеи с раскрытой пастью, она заигрывающе смотрела в мои заспанные глаза.

– Потому что для меня сон является источником вдохновения, – не пересекаясь с ней взглядом, сочинил оправдание находу.

– Как у Менделеева?

– Примерно.

Я прикинул, что мое оправдание не такое уж и глупое. Ведь на самом деле, сон для людей, которые работают головой, является очень важным инструментом к «подгонке» хаотично разбросанных по сознанию мыслей в четко сформированную систему. Ложась спать, мозг продолжает осмысливать то, над чем мы думали в течении дня. Или уничтожать.

– Ты так забавно порой смотришь, – сказала она, сбив меня с мысли.

– В каком смысле?

– В том, что по тебе видно, когда ты погружаешься в себя. Таких взглядов, как у тебя, я никогда не встречала.

– Сочту это за комплимент, – сухо ответил ей.

Она приблизилась ко мне и поцеловала в нос, после чего поднялась с кровати, накинула на себя халат и пошла в сторону кухни. Выглядывавшая из под ее рукава татуировка змеи, гармонично сливавшаяся с узорами на шелковой тряпке, притягивала взгляд так же, как ее обнаженное тело. Но я считал ее лишней. Примерно такой же необязательной, как Юлины замечания относительно моей тяги к курению.

– Ты будешь кофе? – донесся ее голос.

– Делай! – ответил ей, и, встав с кровати, направился в душ.

Из окон кухонной комнаты открывался странный вид на поле. Юля называла его верхом эстетического наслаждения, а я не понимал, как может человек, находящийся в здравом уме, приобрести квартиру на окраине города. С видом на поле. Да еще и в ипотеку.

– Как можно было здесь купить квартиру… – тихо произнес я.

– Андрей, человеку нужно иметь свое жилье, – отпив из кружки, сказала Юля. – К тому же не каждый способен приобрести квартиру за наличку. Я не вижу в этом проблемы.

– Хотя массовый психоз по поводу скупки квартир с завышенной ценой, как раз таки, является проблемой. Не проблема – это нежелание следовать стадному чувству.

– С каких пор желание иметь собственное жилье является психозом? – нервно спросила она.

Я заметил, как ее выражение лица изменилось. Глядя на меня покрасневшими глазами, она ждала ответа. И, вероятно, такого, чтобы ее точка зрения не разбивалась об мои доводы.

– Тут, видишь ли, дело в чем… – аккуратно начал я. – Раньше, лет двенадцать назад, покупая квартиру в ипотеку, ты платила какие-то вменяемые суммы риэлторам и на десять лет загружала себя кредитом. Сейчас же риэлторам платят сумасшедшие деньги, которые сложно обосновать одним лишь: «я вам подобрал вариант» и запрягают себя на тридцать лет.

– Таковы реалии, – констатировала она, разведя руки в стороны.

– Юль, тридцать лет! Ты понимаешь, что тебе будет семьдесят четыре, или сколько там тебе сейчас…

Не успев договорить мысль, она легонько ударила меня в плечо, после чего добавила по лбу.

– Макс, совсем охренел?! Вернее, Андрей.

– Называй меня как угодно, но семьдесят четыре года – это не шутки.

Она снова ударила меня по лбу, затем в плечо, после чего снова по лбу. Отодвинувшись от стола, я предотвратил дальнейшие удары, оставив лишь безуспешные попытки дотянуться до меня. Хоть ей было тридцать четыре, мне нравилось говорить так, будто ей за сорок. Я находил это хорошим развлечением. Особенно во время завтрака.

– Если серьезно, то большинство людей сейчас находится в новом, более усовершенствованном виде рабства, – не сближаясь, говорил я. – Ипотечная игла выполняет функцию сдерживания общества и гарантирует то, что акционеры банков, их любовницы и любовники будут в шоколаде до конца своих дней. А там уже наши дети подхватят и разовьют чужой успех. Ведь наши дети, видя, как мы оправдываем завуалированное рабство, не будут считать его чем-то из ряда вон. Это будет нормой.

– Интересная мысль, – прекратив бить, она посмотрела на меня игривым взглядом. Я уже видел его. И каждый раз он говорил о том, что в скором времени мы переместимся на кровать. Но я хотел закончить свою мысль. Мне было необходимо это сделать. Иначе незавершенность начнет томиться внутри меня, после чего я неосознанно впишу ее в свой материал и размою нарратив.

– И труднооспоримая. Наши деды и бабушки были категорически против кредитов, родители более терпимы, а для нас они приемлемы. Значит, наши дети будут считать их неотъемлемой частью повседневной жизни. Это ли не проблема?

– Ну, я думаю, все будет не так печально, – не отводя от меня глаз, понизив голос, сказала она.

Я понимал, что скоро она приступит к активным действиям, но я все еще недоговорил мысль и, увеличив темп, продолжил:

– Чтобы поменять сознание и устои в обществе нужно время. Но отрицательный результат, в качестве погрешности, будет высокий. Отсюда следует то, что, помимо времени, для положительного результата требуется смена поколений. Гораздо проще закладывать идеи и порядки в чистое сознание, оно не будет ловить контрасты. Вспомни, как когда мы были детьми, люди курили на каждом углу, во всех парках и заведениях? Затем приняли закон о запрете курения. И вуаля – спустя пятнадцать лет даже я, помнящий, что раньше людей не напрягало, если кто-то курил сигарету в парке, задумываюсь о том, как на меня посмотрят, если я начну курить. А еще….

– Все, хватит умничать! – перебив, она села ко мне на колени и нежно поцеловала.

Пока ее рыжие волосы касались моего лица и попадали на губы, я подумал, что во время разработки новой обложки для старой книги она попала на нее именно из-за своей страстности. Юля была замечательным человеком и, в силу своей многогранности, идеально подходила для одной, а то и двух историй в качестве прототипа. Но для семейной жизни она никуда не годилась. По крайней мере, в моем представлении.

– Но я недоговорил… – прошепелявил в ответ, пытаясь оторваться от ее губ. Но, услышав мои слова, она лишь крепче обхватила мою шею, не оставив никакого шанса на диалог.

Лежа на кровати, я курил вторую сигарету подряд. Я по-настоящему сильно любил курить. К счастью или сожалению я в своей жизни нашел то, что люблю, и чувствовал себя в этом очень комфортно.

Сделав еще одну затяжку и выдохнув тонкую, почти невидимую струйку дыма, я попытался вспомнить точку отчета моих отношений с Юлей. Как именно я пришел к тому, что она стала прототипом моих будущих книг. Наверное, ответ крылся в том, что я в ней видел ту редкую многослойность, какую очень тяжело найти в современном, окостеневшем обществе, в котором каждая личность – это злокачественная опухоль, живущая исключительно для себя. Юля была другой. С первого общения, завязавшегося на фоне ее рефлексии, вызванной прочтением одной из моих книг. Именно в момент ее очередного гневного и очень объемного сообщения с указанием, что я – женаненавистник, пытающийся с помощью своих книг обелить мужской пол и унизить женщин, мне в голову пришел вопрос: если в сообщениях ее не остановить, насколько она энергична в постели. А уже за ней и блестящая мысль – позвать ее на кофе и спустя встречу-две затащить в постель. Но все пошло не по моему сценарию, ведь, как выяснилось, у нее был свой, похожий на мой план, с одним лишь различием: затащить меня в постель в конце первой встречи, чтобы понять, кого из персонажей книги я наделил своими чертами. Ее план не удался, а спустя еще встречу мои завышенные ожидания оправдались. И так, без лишнего обсуждения, мы пришли к дружбе с расширенными возможностями, сужавшимися лишь тогда, когда у кого-то из нас начинались серьезные отношения. А так как на счет серьезных отношений у меня было свое веское «нет», то «кем-то» в данном случае являлась исключительно Юля. Она не оставляла попыток найти единственного, но очередь из желающих ее поиметь выстраивалась настолько огромная, что в образовавшемся болоте из извращенцев было крайне сложно сорвать джекпот в виде интеллектуального мужчины, способного искренне любить. Это при том, что на мой вопрос, что такое искренняя любовь, она никак не могла ответить. Но, учитывая, что за три года, в которые уместились восемь мужчин по два месяца, несколько прощупывающих диалогов на предмет отношений со мной, и одно замужество с последующим разводом, все эти хождения красивой девочки по рукам в очередной раз подтверждали правильность мысли о том, что внутренне конфликтующему человеку не удасться наладить отношения с окружающими. Тот, у кого идет война с самим собой, не сможет поддерживать мир с окружающими. Исцели себя сам. Аминь.

На последней мысли я почувствовал подступающий залп чиха. Мое тело напряглось до такой степени, что Юля обернулась посмотреть на меня и ровно в этот момент я, приподняв пятки с кровати, словно человек, решивший качать нижний пресс, чихнул:

– Апчхи! – закричал я. – Господи Боже мой, да это же лучший момент сегодняшнего дня!

Повернувшись в сторону Юли, чтобы ее поцеловать, я встретил удар подушки по лицу.

– Ненавижу тебя! – игриво отреагировала она на мои слова.

– А, ты здесь была? – сказал ей, приготовившись отражать очередной удар подушкой.

Но все снова пошло не по моему плану. Она откинула в сторону подушки и, запрыгнув на меня, прижала коленями руки, после чего начала совать пальцы в рот.

– Сученыш!

Я пытался шевелить головой, чтобы прекратить это безобразие и мерзость. Ничего не выходило. Не способный сказать что-либо, я отчаянна бегал глазами по пространству. Выхватывая взглядом татуировку змеи, халат и растрепанные волосы, я предпринимал безуспешные попытки вытащить руки. И лишь когда силы начали покидать меня, я перевернулся всем телом набок и, скинув ее с себя, спрыгнул с кровати.

– Так, все, мне пора идти, – сказал ей, сорвав штаны, висевшие на стуле.

Из них выпала монетка и звонко ударилась об паркет. Следом за ней упала белая баночка с таблетками.

Юля переместилась на ближний край кровати и внимательно посмотрела на нее. Пока кончики волос, касаясь пола, раскачивались взад-вперед, я прикинул, что одинокому мужчине, забивающему на уборку, было бы неудобно с длинными волосами. Одно подобное прикосновение и у тебя не волосы, а целый ‘букет’ разнообразных микробов.

– Ты где это взял? – спросила она, прервав мой полет мысли.

– На стуле, – ответил, сделав вид, будто не понял, что она спрашивает про таблетки. – Только что. Если ты про штаны.

Как только она улыбнулась, стало ясно – мой план по запудриванию мозгов потерпел сокрушительное фиаско.

– Андрей, я не про штаны!

– А про что? – продолжал строить из себя дурачка.

– Про монету.

От ее уточнения мне сразу же стало легче. Я не сильно желал обсуждать происхождение банки с таблетками.

– Нашел, когда спускался к набережной.

Она приподнялась на локтях и внимательно посмотрела мне в глаза.

– Тебе нужно вернуться и положить ее на то же место, где взял.

Я нахмурил брови, пытаясь сложить хоть какую-то логическую цепочку.

– Зачем? – спросил ее. – Это мой талисман.

– Андрей, я не шучу! – как никогда серьезным тоном сказала она. – Тебе нужно пойти и положить ее туда, где она лежала. Ни в мусорку выкинуть, ни подарить, а положить на мес-то!

– Зачем? – спросил протестующим тоном.

– За тем, чтобы! – бросила она. – Все, что тебя касается, так это написание книг. Не забивай себе голову остальным.

Я поднял с пола таблетки с монетой, после чего положил их в карман брюк, а сами брюки натянул на себя. Мне не очень нравились указания без разъяснений, но, собственно, даже с ними я бы не сделал то, чего делать не хотел. А выбрасывать свой талисман мне уж точно не хотелось.

Полностью одевшись, я прошел к двери в сопровождении Юли. Не доставая монетку из кармана, я все это время крутил ее в пальцах. Меня сильно тянуло в сон. Словно на часах сейчас не час дня, а семь утра. И спал я не всю ночь, а пару часов.

– Андрей, больше не носи ничего с улицы в мою квартиру, хорошо? – обхватив мою поясницу, произнесла Юля.

– То есть, ты мне предлагаешь перестать быть твоим песиком?

Она улыбнулась, после чего поцеловала меня.

– Этого я предлагать не могу. Просто пусть песик ничего не тянет из помойки в квартиру. И прекрати курить одну за одной.

Послушно кивнув, я вышел из квартиры.

Оказавшись на улице, я почувствовал достаточно прохладный междомовой искусственный сквозняк, поднимавший мои волосы столбом. Подобный порывистый ветер был неотделимым атрибутом свежих многоэтажек, растущих в Ростове словно грибы в лесах Алтая. Но не те грибы, которые на длинных ножках. Менее впечатляющие.

Заказав такси, я закурил сигарету и поднял взгляд в небо. Осень была близка как никогда. И навивая тоску по ушедшему летнему воодушевлению, она погрузит и без того серый Ростов в сплошное черное пятно, с вкраплением фонарей и пыльных витрин на каждом углу. Этот период жизни являлся для меня хорошим напоминанием об утраченных возможностях и местами просранной жизни. Осень разбивает все надежды на то, что жизнь закончится как-то иначе. Не так, как у всех. Она обнажает замаскированный где-то поблизости конец. С каждым упавшим лепестком, каждой опустевшей веткой дерева и гробовой тишиной вокруг, дает понять, что у всего есть лимит. Но мы, словно птицы, пытаемся сбежать от этой реальности в места потеплее. И даже когда наше позитивное воображение потерпит крушение при соприкосновении с суровой действительностью, мы продолжим улыбаться неминуемому концу в лицо. Приняв неизбежность собственной смерти, мы позволяем впустить в свою жизнь всю палитру эмоций. И это подталкивает нас жить так, как мы хотим. Что, конечно же, неприменимо к ‘камням’, заполняющих тысячи квадратов жилой недвижимости, живущих лишь ради того, чтобы потреблять.

Сев в такси, я посмотрел на часы и прикинул, что писать сегодня точно не получится. Впрочем, это не было такой уж неожиданностью. Каждый раз коммуницируя с людьми, мне нужно какое-то время для того, чтобы эмоционально отдалиться от всего, что мне ‘залили’ в уши. Чтобы жить придуманной историей, в которую я бережно закладываю один смысл за другим. На книжных конференциях, либо при личном общении с неважными для меня людьми, я часто слышу один и тот же вопрос : «Как написать книгу?». Но ответ на любой вопрос всегда лежит на поверхности. Особенно на этот. Каждый раз когда я вспоминаю, как пришел к этому, удивляюсь, насколько все просто механически, и в то же время сложно морально. Механически ты просто берешь и пишешь. Но чтобы начать писать, тебе нужно полностью порвать общение со своим окружением или сужать его до одного, максимум двух человек. И вести общение с ними только тогда, когда тебе это нужно. Цинично? Да. Но если ты оставишь прежний круг общения, в который входят даже малознакомые люди, то ты остановишься на одной, может, двух достойных главах. Люди будут забирать все твое время на бессмысленные диалоги и рассуждения, пустые встречи и отношения, обреченные на провал.

Остановившись на светофоре, водитель сделал музыку на одно деление громче. Приятный звуковой фон пробудил мое воображение и я тут же достал из кармана телефон. Пытаясь его включить, я старался не потерять смысловую нить, которую было бы неплохо заложить в своей истории. И как только загорелся экран, я увидел за окном сыплющиеся фотографии с изображением моего прошлого. Было очевидно, что моя фантазия с подсознанием слишком увлеклись заигрыванием между собой. Так часто они мне не посылали сигналов. Впрочем, это меня лишь мотивировало. Не позволяло чересчур расслабиться.

Фотографий на этот раз было немного. Их было четыре, но всего лишь одна из них прилипла к стеклу перед моими глазами.

На изображении был я.  Стоящий у кабинета врача со справкой в руках, и прикидывая в уме возможные исходы. Я начал погружаться в изображение с головой. В тот самый момент, когда я впервые постучал в дверь…

– Тук-тук-тук, – произнес я, постучав в дверь врача, после чего приоткрыл ее и засунул голову в образовавшийся проем.

– Проходите, – сказал доктор, не поднимая головы.

Я зашел в кабинет и сел напротив него на стул.

Не отрываясь от экрана монитора, доктор протянул руку для того, чтобы я сунул в нее листы с результатом обследования. Забрав их, он пробежался глазами, после чего перевел на меня взгляд.

– Есть две новости? – спросил его на опережение.

– Нет, только одна, – ответил он, глядя мне в глаза.

Ясно представляя дальнейшее течение диалога, мне стало слегка не по себе. Но я попытался не подавать виду.

– Здорово, когда есть только хорошая новость! – старался разрядить обстановку. В первую очередь, для самого себя. – К черту эти инь янь в мире диагнозов и перспектив!

– У вас рак мозга, четвертая степень.

Я нервно ухмыльнулся, но, все же, попытался перевести диалог в шуточную форму:

– Отлично, что только четвертая! А их сколько всего? Десять? Восемь?

Он посмотрел в свою раскрытую папку, будто там у него изображена таблица степеней рака. Но там были лишь малопонятные загогулины, которые можно было бы приравнять к почерку творческого человека. Но, к сожалению, творчеством здесь не пахло. Вместо этого был запах безнадеги с отчаянием. Возможно, именно от меня и исходила эта вонь. Как от ходячего мертвеца.

– Их всего четыре, Андрей. – Ответил он. – Я бы порекомендовал вам побольше проводить время с близкими.

– Для понимания контекста: побольше в диапазоне какого времени?

– Полгода максимум.

Как бы я не пытался вытянуть себя из морального падения, скорость, с которой я летел в объятья к отчаянию, была невыносима высока и сокрушительна. Я прищурится, хотя в кабинете было не ярко и прикусил губу изнутри.

– Это тяжело для восприятия, я понимаю. – Видя изменение моего настроения, он взял слово. – Но лучше знать всю правду и подготовиться, чем отдавать предпочтение маловажным делам и остаться в памяти близких как человек, который иногда появлялся дома.

– Я с вами согласен, да. – Пытаясь казаться невозмутимым, сбивчиво произнес я.

– Я вам выпишу рецепты, встанете в электронную очередь за лекарствами. Они облегчат боль.

– Так ее ведь и нет.

– Это и странно. Но, я думаю, ее пока нет, – сказал он, после чего принялся рисовать каракули на моем бланке.

Спустя пару минут гробовой тишины, он сунул его мне.

– Будьте рядом с близкими, чтобы они вам оказывали паллиативную помощь.

– Интересное название. Внушает веру в счастливое будущее.

– Эта помощь, в основном, включает в себя уход и помощь. Ну и лекарства, которые вы возьмете с помощью этого рецепта. Они помогут вам испытывать меньше боли.

– У меня нет болей. – Отстраненно произнес я.

Когда он грустно посмотрел на меня, я понял, что на этом наш диалог окончен.

– Всего хорошего. Приду к вам через год-полтора, – произнес с улыбкой и встал со стула. – Как только напишу пару книжек.

Он посмотрел на меня, слегка склонил голову и приподнял брови. Его выражение лица давало понять, что он тоже надеется, но не верит. Впрочем, это не так уж и важно, ведь я верил. К черту прогнозы.

Выйдя за пределы кабинета, я оперся спиной о стену и сжав в кулаке рецепт, поднял голову в потолок. Рано или поздно всему настанет конец. Но это не значит, что нужно слишком долго переживать по этому поводу. Нужно действовать.

– Теперь нужно действовать… – сказал шепотом в никуда.

Выйдя из больницы, я направился прямиком к Боре – одному из единственных людей в моей жизни, которому я мог бы рассказать о происходящем, не переживая, что после диалога я буду себя чувствовать выжатым как лимон. Других людей у меня не было. Вернее, я считал, что их нет. Мой горячий темперамент поспособствовал даже прекращению общения с бабушкой, отцом и всеми родственниками. Сорвавшись с цепи, я зашел слишком далеко. Стал персоной нон-грата для всех знакомых.

– Тук-тук-тук! – произнес, постучав в Борину дверь.

Дверь тут же распахнулась. На пороге, в белом халате, с мутным взглядом и расплывчатой улыбкой стоял тот самый человек, которому можно было доверить самую сокровенную тайну, не переживая за ее сохранность. Будучи чайным пьяницей, постоянно ищущим истину, а заодно и путь к познанию вселенной, он не испытывал потребности в интриганстве. Мечтая стать барбером, он ничего не предпринимал и ждал, когда все произойдет само собой. Я не осуждал его увлечение чаем. Более того, в моменты застоя, я обращался к нему за мягким толчком в свою аналитическую задницу.

– Братик, привет, – очень неторопливо сказал он, и, раскинув руки для объятий, обнажил надпись «сохраняю баланс», изображенную на майке. – У тебя что-то произошло?

– И да, и нет. Я, видимо, встал на путь, ведущий к бесконечности. – ответил, приобняв его.

– Слушай, ты прямо сейчас очень славно закрутил. Я предлагаю тебе немного разбавить гнетущую бытность. Проходи.

Сидя на диване напротив акустической системы, я ему рассказал все от и до, после чего, сделав большой глоток из чашки без ручки, откинулся назад.

– Братик, рак – это психосоматика чистой воды, – говорил он. – Ты себя слишком много ел изнутри. И как бы грубо это ни звучало в данный момент, результат закономерен.

– Все едят себя. Но не все заболевают раком. – Не согласился с ним.

– Так, как это делал ты? Я сомневаюсь, братик.

– Ладно, какой теперь смысл ссылаться на что-то, если все уже случилось. – сделав еще один глоток, сказал я. – Или случится.

Последовав моему номеру, Боря отпил из своей чашки.

– Не, братик, ничего не случится, –  произнес он, поставив чашку на стол. – Тебе нужно начать писать, как ты и хотел когда-то при разводе.

– Я об этом думал. Чтобы оставить что-то после себя. Хотя бы мысли и взгляды.

– Нет, не после себя! Если ты начнешь писать, то все что съедало тебя изнутри, исчезнет. А значит ты, как минимум, останешься в том же положении. Как максимум – пойдешь на поправку.