Боготворение матери

«Будучи всегда слишком даже осторожной и внимательной во взаимоотношениях с сестрами и не только с сестрами, я не заметила, что Аннушка влюбилась в Петра. Как я могла этого не заметить? Видела наперед любые намерения сестер. Зная их все внутренние секреты каждой, предостерегала сестёр от необдуманных действий, поступков, следствием которых могли возникнуть неблагоприятные последствия для них и семьи. Я как опутана паутиной чувств и эмоций, ранее неиспытанных мною, которые познала, познакомившись с Петей. Столько тепла, света и еще чего-то трепетно неуловимого ощущается при его присутствии рядом. Ни о чем думать не мне хотелось в его присутствии. Потеряла бдительность, ослепла не заметив, не почувствовав происходящего с Анной. Или не хотела замечать? Или не могла? Подвела отца, ведь он так уверен был во мне, а я не смогла уберечь от разочарований Анну. Сама стала причиной её страданий»,– размышлениями о случившемся изводила себя Галина.

Галине было стыдно и больно за свою недальновидность в этом случае. Она понимала, что ничего не может быть важнее, чем счастье и гармония их семьи: отца и сестёр. Долгое время она жила умело маневрируя для того чтобы каждый чувствовал, что его любят и что он значим. Демонстрируя собственным примером и прививая сестрам во взаимоотношениях честность, уважение, прощение и ответственность, выстраивая их семейные взаимоотношения на семейных традициях, основанных на щедрости и любви, обладая даром хранителя рода переданный ей от матери никто и ничто не должно разрушить кропотливо созданный ею мир в семье.

«Права она не имеет в одночасье поддаться искушению к разрушениям взаимоотношений в семье, несмотря на то, что ей оттолкнуть от себя Петра будет невыносимо больно, но она должна»,– думала Галина.

Моя мама Галина всегда отдавала всю себя без остатка, но никто из семьи не давал ей того, что вкладывала она в каждого, а она и не требовала, получая истинное наслаждение от возможности отдавать, не думая о себе.

В общении с Петром Галина почувствовала, что наполняется от него. Находясь с ним рядом, отдающим был он, отдавая Галине свою предназначенную только для неё искреннюю заботу, щедрость и любовь, другую, которую нельзя сравнивать с любовью отца или сестер.

«Видимо с благодарностью принять чувства Петра ко мне, не суждено»,– для себя решила Галина.

В это же время Анна, сидя перед зеркалом в своей комнате, беспокойно расчесывала волосы, она жалела о таком проявлении своей несдержанности по отношению к Галине.

«Сестра такого отношения к себе не заслужила. Она с ласковой заботой вырастила меня. Я в детстве называла её мамой. Как мне хотелось, чтобы у меня была мама, и Галина ею для меня была. Мы выросли, и между нами стерлась грань возраста, а старшая сестра перестала для меня быть олицетворением матери, отражая в зеркале силуэт такой же, как и у меня. Так хочется иногда прижаться к ней, спрятаться за неё как в детстве. Она совсем не против этого, только я уже стесняюсь и не могу себе этого позволить. Однако с радостью дарим друг другу обнимашки, которым нас со Стешей научила Галина в детстве, одаривать друг друга по любому поводу и по малейшей потребности. Обнимашки, выражающееся в крепком затяжном обнимании, проявление нашей искренней поддержки друг друга, сестринской любви и уважения. Галина не виновата, что Петр, полюбил её, а не в меня, как мне бы этого хотелось. Нужно честно признать, что она достойна его любви»,– укоряя себя, размышляла Аннушка.

«Необходимо, собраться с мыслями в моей дурной голове и сказать обо всем этом Гале. О том, что она самая любимая и самая дорогая моя сестра. Нет. Не так. Нет, ну дурёха я, что натворила, что наговорила. Необходимо срочно поговорить с Галей и попросить за всё прощение, только бы она меня простила. Я, наверное, такое простить не смогла. Ближе сестры у меня никого и ничего нет»,– констатировала для себя Анна. Импульсивно и решительно отложив расчёску, встала и направилась к двери своей комнаты.

Распахнув дверь комнаты, она увидела отца, который тихо, словно тень устало ходил от двери к двери их с сёстрами комнат. Он безмолвно поднял на неё потухшие от переживаний свои всегда искрящие голубые глаза, пристально вглядываясь, как будто что-то в ней искал. Анна подошла к нему, обняв за плечи, прислонилась к нему и проговорила:

– Отец прости меня за мою необъективность и несдержанность, я не права и зря обидела Галину. Она невиновата. Не знаю, что на меня нашло. Я поговорю с Галиной и попрошу у неё за свой поступок и слова прощения.

Выдохнув, дед Степан крепко обнял в ответ Анну и произнес:

– Я рад Аннушка, что ты поняла недостойность своих действий и мыслей по отношению к сестре. Галина действительно, такого отношения и слов, произнесенных тобой в её адрес, не заслужила. Не знаю, простит ли она тебя. Мне кажется, все стены дома пронизаны её болью. Надеюсь, что ты подберёшь необходимые слова, чтобы она тебя простила. Это очень важно для нас всех,– поцеловав в лоб Анну, он прижал её к себе сильнее, и замолчал.

– Подожди, пожалуйста, здесь, за дверью, мне необходимо с ней поговорить наедине, но я буду увереннее себя чувствовать, если буду знать что ты рядом. Тебе необходимо отдохнуть, ты неважно выглядишь отец,– немного отстранившись и пристально смотря на него, сказала Анна, робко добавив,– Я пойду к ней. Дождись меня здесь.

– Хорошо, Аннушка, я побуду здесь, иди к ней, я очень за неё переживаю. За меня не переживай,– качая головой и крепче Анну обнимая, сказал дедуля.

Тщательно перебирая мысли в своей голове о том, что сказать Галине Анна неуверенно освободившись из объятий отца, направилась к двери комнаты Галины, задержалась возле неё, приложив руку к двери, чтобы постучать, постучала в дверь.

Дедуля отвернувшись, мысленно сопровождал Анну до двери, надеясь на благоприятное разрешение конфликта между дочерьми, радуясь, что действия по прекращению затянувшегося локдауна в семье начались.

Галина пребывала в неведении о происходящем за её дверью комнаты. Она все-таки преодолела усилием воли и смогла дотянуться до кресла стоящего возле окна, подняться на него и приоткрыть окно комнаты, пустив в него свежий, прохладный воздух, наполненный различными нотками ароматов из их сада. Опустив голову на подоконник, так как её ей хотелось на что-нибудь опереть, глубоко вдыхала в себя воздух, наполняясь силами. Казалось, что возле окна она просидела вечность.

Стук в дверь заставил её вздрогнуть и приподнять с подоконника голову. За дверью она услышала взволнованный голос Аннушки, её настроение по голосу Галина хорошо научилась распознавать:

– Сестренка у тебя все хорошо. Разреши войти, мне необходимо с тобой поговорить,– с предпосылкой доброжелательности произнесла она эту фразу. Галя понимала, сестер по интонации их повествований без акцента на суть фраз. Галину взбодрило желание Анны поговорить с ней, она встрепенулась и направилась к двери, остановившись на первом шаге потеряв равновесие, сбалансировала его и решительно продолжила движение к двери, повернув ключ, распахнула дверь.

На пороге стояла Аннушка, нервно теребя платье, вдали она заметила отца, склонившего в их сторону голову и молча наблюдавшего за ними. Глаза его возмущенно расширились, выдвинув обескуражено голову в её направление, хотел сказать, но Галина его опередила:

– Добрый вечер, отец, не беспокойся, поговорим обо всем позже. Всё будет хорошо.

Развернувшись к замершей Анне, чуть улыбнувшись, добавила: Здравствуй, проходи, Аннушка.

Галина не предполагала, что её внешний вид испугал Аннушку и отца, жутко бледное лицо, глаз не видно за черными кругами вокруг них и появились проблески седых волос, от неожиданности они оба оторопели. Отец присел, как только закрылась за сестрами дверь комнаты Галины, из глаз невольно у него потекли слёзы.

Ощутив ещё больше себя виноватой перед Галиной Аннушка, робко переступив порог комнаты Галины, прикрыв за собой дверь, смущенно залепетала:

– Галина прости меня, пожалуйста,– произнесла она,– ты ни в чем не виновата,– давясь слезами, которые градом катились из её глаз, продолжала Анна. Прости сестренка, не знаю, как я могла обвинить тебя в том, к чему ты никакого отношения не имеешь. Да, я влюбилась в Петра, красивый, галантный. Он до твоего появления и вашего знакомства с ним оказывал мне знаки внимания, проявляя явный интерес ко мне. Мне импонировала его заинтересованность мною. Петр очень красиво и нежно ухаживал за мной. Мы даже уединялись от всех на прогулку вдвоем от всех. Несколько раз он провожал нас со Стефанией домой. Потом появилась ты, и Петя переключился на тебя, глаз с тебя не сводил, следил за каждым твоим движением. Прогуливался он уже с тобой и тебя провожал домой, а мы со Стешей возвращались одни. Больше всего меня злило, что ты ничего вокруг не замечала. Даже мое угрюмое настроение и наши со Стешей слежки за вами во время ваших прогулок. Понимаю, я поступила эгоистично. Привыкла, что ты всегда знаешь, что со мной происходит, тебе лишних слов и объяснений не надо. Ты всегда все тонко замечаешь, а здесь ничего не видишь. Меня это очень сильно обидело. Но я не права, ты имеешь право на свои чувства, а не только видеть мои и Стефании. Просто я привыкла к тому, что сначала ты думаешь, о нас и никогда не думаешь себе.

Аннушка бросилась к сидящей возле окна Галине, став перед ней на колени, продолжала, опустив голову:

– Сестренка, прости, ты имеешь право полюбить, так же как и я. Конечно же, ты не виновата в том, что Петр отдал предпочтение тебе, а не мне. Ты заслуживаешь этого, как никто другой. Знаешь, как за ним наши девчонки сохнут, даже Людмила?

Анна приподняла голову и взглянула в глаза Галины, но заметив, в её глазах усталость и пустоту опустила голову, обратно многократно тихо проговаривая:

– Прости, прости, прости…..– уже не пыталась Анна найти в глазах сестры поддержку и понимание.

Галина, опустив руку на голову Аннушки, поглаживая её, проговорила еле слышным голосом:

– Успокойся, Аннушка, я всё понимаю, ты права я должна была разглядеть твою заинтересованность Петром. Это ты меня прости. Я не должна была проигнорировать твои чувства, но я как ослепла. Ничего и никого не замечала вокруг.

– Нет, нет, Петр выбрал тебя. Я повела себя ужасно, заявляя тебе о твоем вмешательстве в наши с ним взаимоотношения. Я никогда больше так не поступлю по отношению к тебе, клянусь, ты лучшая сестра на свете – перебив Галю, убеждала Галину Анна.

Устало улыбнувшись, Галина приподняла голову Аннушки и, глядя в глаза ей, твердо сказала:

– Я очень люблю тебя, Стефанию и отца. Для меня нет ничего важнее чем, то чтобы вы были счастливы. Запомни это. Даже если меня не будет рядом с вами, я все равно буду вас любить. Моя любовь к вам без срока действия и каких-либо ограничений. Ты запомнила? – уточнила она.

Анна испуганно большими заплаканными глазами смотрела на сестру безмолвно, кивала, таким образом, подтверждая, что поняла.

– Давай, продолжим разговор завтра, я очень устала, не спала две ночи, хочу отдохнуть. Завтра я поговорю с отцом, позаботься о нем, он выглядит уставшим. И всё у нас будет по-прежнему,– крепче обняв Анну, Галина продолжила,– А сейчас оставь меня отдохнуть и привести себя в порядок. Встретимся завтра.

Анна испугалась еще больше, слишком категорично и сухо говорила Галя, а эта её фраза «когда меня не будет». «Как не будет»,– думала Анна,– «Галины не будет, как это, чего она удумала». Настороженно с хитринкой проговорила:

– Галочка, а давай я останусь у тебя, как в детстве, помнишь? Расчешу твои косы, у тебя ведь нет сил, а я помогу тебе. Я буду молчать, просто побуду рядом. Позову к отцу Стешу, она о нем позаботиться, поговорит, успокоит.

– Кто Стефания, не смеши, ну если только поговорит про таблицу Менделеева, которая ему во сне привиделась на земле. Ой, не-е-е-т,– желая засмеяться но, не имея на это сил, ответила Галина и продолжала,– так не пойдет. Она своими успокоениями последние силы с него вытянет, заставит его так голову напрягать, следя за её неординарным ходом мыслей. Боюсь, что сейчас он этого не выдержит. За меня не беспокойся, помоги мне только до кровати дойти, глаза слипаются. Высплюсь, а завтра в порядок себя приведу. Всё будет обязательно хорошо.

Ловко подскочив с колен, Аннушка подхватила под руки Галину, приговаривая:

– Конечно, конечно, держись на меня. Секундочку сейчас расстелю,– суетилась Анна,– Как же так, Галя, ты всё это время даже в кровать не ложилась,– причитала она.

С огромным усилием Галина преодолела расстояние от окна до кровати с помощью Анны, соприкоснувшись с кроватью, в тот час провалилась в глубокий сон. Анна вновь испугалась, затаив дыхание прислушалась, склонившись над ней, но услышав её дыхание, выдохнула воздух из груди, немного отпустила беспокойство, с заботой укрыв сестру. С чувством не проходящего страха за Галину тихо вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь комнаты.

Глава 4

ГЛАВА 4.

Всё это время, возле дверей комнаты Галины ожидал их уставший отец, который на протяжении всего разговора между дочками не отходил от дверей в беспокойстве за них обеих.

– Отец, Галина спит, я попросила у неё прощения. Мне кажется, удалось её немного разговором успокоить. Она истерзала себя из-за моего поступка. Прости меня отец, неправильно я поступила, а мучается Галина и ты,– плача, проговорила Анна.

Подошла к отцу и обняла его, продолжила:

– Она беспокоиться за тебя, просила меня позаботиться о тебе. Пойдем, выпьем чая. Я приготовлю.

Дедуля, обессилено опустив низко голову, сказал:

– Анна, что-то чая мне не хочется, извини. Я рад тому, что вы поговорили, а ещё больше рад, что инициатором разговора стала ты, признав своё неправильное поведение по отношению к сестре. Иди в свою комнату и отдохни. Обо всем остальном я поговорю отдельно с каждой завтра. Всем необходимо набраться сил, так как предстоит серьезный, большой разговор.

Из дверей комнаты Стефании показалась её голова. В это время, затишья в доме она приняла выжидательную позицию, отвлекая себя чтением нового сборника стихов, подаренного ей автором в тот злополучный вечер.

Стеша с присущим ей спокойствием, но явно с беспокойством в этот раз поинтересовалась у Аннушки:

– Сестрёнка, вы помирились, я слышала твой голос и Галины из её комнаты? Все в порядке? Анна, ты больше не злишься на Галю? Как она?

– Галина уснула, Стеша. Она,– Анна замолчала, подбирая слова,– такой я Галину, никогда не видела, ей сейчас очень плохо и выглядит она неважно, если можно, так сказать. Прости меня сестра, все вы, из-за меня сейчас переживаете за Галю. Что я наделала? Отец, Стеша,– обращаясь к ним обоим,– Простите меня. Я уже не знаю, как всё исправить. Очень надеюсь, что Галина простит меня, глупую. Никогда больше такой глупости я не сделаю. Я люблю вас всех и Галю, как я могу её не любить. Ближе неё у нас никого со Стешей нет. Правда? – спросила она у озабоченной событиями в дом сестры.

Стефания, выйдя из своей комнаты, подошла к Аннушке и обняла её.

– Глупышка, я прощаю тебя. Совсем не злюсь на тебя. Только вот за Галю очень переживаю. Только бы все было с ней хорошо и с тобой тоже. Я бы такого не пережила. Не знаю, как я без вас сестрёнки. Очень вас люблю.

К ним подошёл отец, обняв их обеих, чуть улыбнувшись, сказал:

– Родные мои, я рад, что вы с заботой и поддержкой относитесь друг к другу. Рад, что ты Аннушка, признала свою ошибку, оценив её как глупость. Но ситуация не простая, нам необходимо её разрешить с максимально благоприятным исходом для вас обеих. Завтра утром, я жду тебя Анна на разговор. Обдумай всё, с учётом последствий твоего поступка, которые ты увидела. Ты знаешь, о чем я говорю. Половина дела признать свою ошибку, необходимо приложить усилия для нейтрализации последствий её. Сейчас, все отдыхать,– поцеловав сестёр каждую в лоб, он ушёл в свой кабинет.

Сёстры, оставшись одни, решили заглянуть в комнату к Галине, удостовериться, что она спит. Сестра крепко спала. Дверь её комнаты они оставили приоткрытой, решив сегодня остаться вдвоём в комнате Стефании, которая располагалась за комнатой Галины, чтобы присматривать за сестрой.

Измотанные событиями последних двух дней молча, сёстры прилегли, взаимно пожелав благословенной ночи, обняв друг друга как в детстве давая понять каждой из них, что они вместе. Встревоженная словами Галины «даже если меня не будет рядом с вами», Аннушка засыпать не собиралась, решив для себя, что будет стеречь Галину, пока она спит. Недооценив свои возможности, как только коснулась подушки, провалилась в глубокий сон.

      Дед Степан отдыхать и не собирался, у него накопилось много не решённых вопросов за это время. Необходимо было просмотреть, кто поступил с земного мира и куда их определить, а душ таких собралось уже немало за два дня. Да и пора определённые души отправлять в земной мир, время упускать нельзя. Так, что ему и этой ночью отдыхать не придётся. Следует хоть часть этой работы выполнить.

Не находя покоя, Петр позже в тот вечер после того как дед выгнал его и Николая один вернулся в сад около дома деда Степана, ожидая, когда Галина выйдет из дома в сад, чтобы поговорить с ней. Знал, что Галина каждый поздний вечер перед сном обязательно прогуливается одна, или с сёстрами по нему, любуясь им. И каждое своё раннее утро начинает с работы в саду. Петр был уверен в том, что если не вечером Галина выйдет в сад, то утром обязательно, а он дождётся её в саду. Ему необходимо поговорить с ней о случившемся в саду её дома и договориться, что им делать дальше.

Галина так и не вышла в сад вечером, не появилась там она и утром. Дом и сад был окутан безмолвной тишиной, создавая впечатление, что в доме никого нет и в саду никого, даже птиц, которые удивительно всё это время молчали. Петра охватило жуткое беспокойство, подумал: «Может они уехали? Нет, все уехать они не могли. Кто-то остался. Дождусь». Не отрывая и не смыкая глаз, он наблюдал за домом, в котором казалось, не было ни души.

Пребывая без сна в ожиданиях две ночи подряд, к полудню следующего дня Петр увидел Галину, которая молниеносно распахнула окно в своей комнате и исчезла. Её силуэт с кем-то другим он перепутать не мог. Обрадовался увиденному и вновь поник, не понимая, почему никто не выходит из дома и что там у них происходит, да и к ним никто не спешит. В ожиданиях третьей ночи он решил: «Если утром никто не выйдет из дома, я пойду туда сам. Заберу оттуда Галину и увезу, куда глаза глядят». Петр от усталости прилёг на скамейку и уснул.

Дед Степан проработал в своём кабинете всю ночь. Ещё было темно, время ближе к утру, ложиться спать уже бессмысленно, скоро встанут дочери. Он вышел из дома в сад. Из него увидел, в комнате Галины загорелся свет. Это его порадовало и огорчило одновременно. Скоро предстоял непростой разговор с дочерьми. Он определит их выбор пути, по которому каждая из них пойдёт. Всё теперь зависит только от них. «Их выбор я должен буду принять. Пойду, пройдусь по саду, вдохну сил и вдохновения, как говорит Галина»,– шагая и улыбаясь, думал он.

В саду он увидел лежащего на скамейке, свернувшись клубком, Петра. «Нет, ну вы поглядите, разлёгся тут в моём саду, стервец»,– думал дед Степан. Подойдя ближе к нему, увидел, что Петр стучит зубами, при этом обхватив себя руками. «Ему холодно»,– догадался дедуля,– «Ну не пьяный же он, а то раздобыл чего на земле»,– склонившись над ним, понюхал,– «Нет, запаха нет от него».

Деду стало жалко его, сняв с себя накинутый на плечи плащ, он укрыл его, от чего тот даже не проснулся. «Видимо, здесь он давно, раз спит, как убитый»,– подумал он,– «Раз так, значит действительно, любит Галину. Николая, что-то здесь не видно. Ухажера, разбрасывающегося подарками, комплементами, да громкими словами. Этот кроме себя никого любить не может. А ведь это очень важно. Только на фундаменте взаимной любви и взаимоуважения можно построить здоровую семью. Может, Петр не так уж и плох, как мне думается. Моя Галина, недостойного полюбить не могла, слишком гордая она. Надо присмотреться к нему. Пусть общаются, а там посмотрим. Но, Аннушка… Сначала поговорю с дочками, а потом приму решение»,– шагая к дому, чтобы самому не замёрзнуть, размышлял дед Степан.

Войдя в дом, дедуля вернулся к себе в кабинет. Галина в это время, подготовилась, приведя себя в порядок, выйти в сад, пока все спят посмотреть что, там, всё ли в порядке и с чего начать работы в саду. Позже она планировала привлечь сестер и заняться им. У самой у неё сделать все работы в нём, которые необходимо делать каждый день, такие как полить, обрезать, подрыхлить, пересадить, пока не было сил. Сад это мощная энергия дома и их семьи, за ним необходимо постоянно ухаживать и беречь. Превозмогая свою слабость, она вышла в сад. Наступал рассвет, самая любимое её время чудес пробуждения всего в саду.

Шла по алее не спеша, разглядывая состояние каждого деревца, кустарника и цветка. « Эти надо опрыскать, не поливая, а эти подрезать, ну а этот вымахал надо подумать, как и куда рассадить, чтобы сохранилась целостная гармония сада»,– отмечала, зная наизусть, как и что надо Галина.

На скамейки возле горюна, так они назвали дерево, потому что оно вызывало ассоциации, смотря на него, как горюющее всем своим видом, стволом и разветвлением ветвей, даже листьями, которое отец доставил из похода. Галя увидела чей-то силуэт, низко склонивший голову, который был в плаще отца. «Это ни отец, ни его фигура. Кто это? Почему он в его плаще»,– насторожившись, подумала Галина. Замерла на мгновенье, теряясь в догадках, выкрикнула:

– Кто вы? Почему на вас плащ отца? Где он сам?

– Галина!– выкрикнул силуэт голосом Пети, подорвался со скамейки и устремился в её сторону.

– Стойте, я буду звать на помощь, кто вы? – разворачиваясь в сторону дома, пытаясь этим его остановить, крикнула ему она.

– Галя, это я, Петя. Ты что, не бойся. Я ждал тебя всё это время в саду – удивившись её вопросу, как можно спокойно, сказал он.

– Петр?– недоверчиво переспросила она. Почему ты в плаще отца?– взволнованно, пытаясь взять себя в руки, спросила Галя.

– Не знаю,– разглядывая себя, ответил он. Я уснул, ожидая тебя, а как он на мне оказался я понятия не имею. Твоего отца я с того вечера не видел,– ответил ей он стремительно приближаясь к ней.

– Стой на месте, Петр,– жёстко скомандовала Галина. Уснул? А вот я не спала две ночи и эту ночь, кажется, как с открытыми глазами провела, и отец не спал всё это время. Ты точно его не видел?– уточнила она.

– Нет, зачем мне тебе врать, Галина, почему ты так говоришь? Я тоже не спал, уснул только под утро, сил не было больше, бродил по вашему саду две ночи, ожидая тебя. Если бы ты не пришла, с рассветом пошёл бы в дом тебя искать. Я уже проснулся, собирался идти к дому. Вдруг услышал твой голос,– остановившись, дрожащим голосом сказал Петр.

– А чего ждал столько времени, надо было прийти, полюбоваться на творение своё с нами,– с леденящим холодом произнесла она.

– Галя, что ты говоришь, твой отец меня и Николая, как собак со двора прогнал. Чтобы не злить его ещё больше, я решил тебя дождаться, чтобы вместе решить, как нам быть. Галина, дай мне к тебе подойти. Я так хочу этого,– проговорил он.

– Стой, где стоишь,– голосом, словно пощёчина прошлась по лицу, резанула Галина. Незачем тебе ко мне приближаться, подходил уже и ко мне, и к Аннушке. Достаточно. Я уезжаю, Петр в гости к давним друзьям отца, думаю, что надолго. А ты мой друг, женишься не на мне, а на Аннушке. Так как я стала между вашими отношениями, а так не должно было быть,– чётко добавила она, так что сама не сомневалась в том, что говорит.

– Ты что говоришь, куда ты стала? Между кем? О чём ты говоришь, ты себя слышишь? Между мной и Аннушкой сложились добрые дружеские отношения не более. Почему я должен на ней жениться? С чего это? Галя, послушай. Я не думал, что Аннушка моё дружеское отношение к ней расценит, как нечто более между нами. Она прекрасная девушка, но я не испытываю к ней тех чувств, что чувствую по отношению к тебе. Я никого больше не вижу рядом с собой, кроме тебя. Она придумала себе то, чего нет. Кроме Аннушки есть ещё мы и наше отношение друг к другу,– убеждал её Петр.

– Довольно, перебила она его. Я не стану твоей женой. У меня было время все обдумать. Я считаю, что заблуждалась на предмет тех чувств, которые я к тебе испытывала. Приняла их за те, которые таковыми не являются. Я уверена, что за время нашего общения с тобой между нами сложились теплые дружеские отношения, не более, как между родными людьми. Мы ими и останемся, когда ты станешь мужем Анны,– невозмутимо проговорила она.

– Значит так? Дружеские отношения говоришь. Ты уверена?– отвернувшись от нее, сказал Петр. Ну что ж. Запомни, я никогда не женюсь на Аннушке. Женюсь, но на другой. Благо таких подружек как ты с Аннушкой у меня хватает,– со злостью высказал он.