Резидент

– Конси! – окликнул меня знакомый голос. Я повернулся и увидел Сентидо, сидящего за рулем красной машины. Она выглядела как кроссовер, но казалась сильно приземистой из-за своей стремительной формы и больших колес. На секунду случайная встреча мне показалась крайне странным совпадением. Я подошел ближе. – Пришел тусоваться? Садись, вместе доедем. Сентидо проехал вдоль всего здания, завернул за угол, на парковку, и резким рывком проехал вглубь рядов, до первого свободного места. Все произошло так быстро, что я не успел осмотреться в салоне, хотя люблю смаковать каждую деталь дорогой вещи. Раздался звонок, и Сентидо посмотрел на экран телефона, который лежал в подстаканнике между сиденьями.

– Это Вита. Скажи ей, что ты приехал, – сказал Сентидо. Я знал его всего один день, но уже мог вслепую сказать, что на него похоже, а что нет. Это было похоже.

– Алло, – ответил я на звонок.

– Тебя долго ждать? – послышалось из трубки.

– Ммм…

– Где твоя машина?

– Уже на парковке.

– Давай быстрее, я тебя у главного входа жду.

– Это Конси. Сентидо сейчас паркуется, попросил меня ответить.

– О, Конси! Как я рада, что ты пришел! Просто невероятно, как у вас похож голос.

– Извини, хотел сразу сказать.

– Я была уверена на двести процентов, что разговариваю с Сенти. Короче, я буду внутри.

Это место мне уже было знакомо. Танцпол, люди, одинокие столики, бар, очередь, огненная прическа. На этот раз Вита была в платье, разделенном на белый верх без рукавов и рыжую, как ее волосы, рифленую юбку. Мы заметили друг друга одновременно:

– Мне текилу, – обратилась Вита к бармену. – Сенти?

– Тоже. Две, – ответил тот.

– А ты, Конси, что будешь? – обратилась Вита ко мне.

– Ничего, спасибо. Я принял обезболивающее лекарство, поэтому сегодня мне пить нельзя. И к тому же, Вита, насколько помню, я сам тебя собирался угостить, – в общем, я отказался от выбора и остался без напитка. Вита уже не первый раз на моей памяти пыталась скрыть эмоции, но у нее это плохо получалось. Она сначала злилась, но вскоре отвлеклась.

Время в компании ребят шло неумолимо быстро. Они были очень открытыми и смешливыми. Я не мог скрыть своего удовольствия от общения с ними. Так получилось, что мне не пришлось не проронить ни слова о работе. И мне понравилось это. Сегодня я мог быть человеком, состоящим из предпочтений в кино, мнений о новостях, воспоминаний о масс-культуре прошлого. Возможно, в разгар беседы я даже забыл, кем являюсь на самом деле.

– Долонья хочет встретиться, сейчас, – сказала Вита после пяти минут залипания в телефон.

– Что такого интересного она хочет тебе рассказать во втором часу ночи? – спросил Сентидо.

– У нее сейчас трудности с заданием, – Вита повернулась ко мне и пояснила: – Заданием на работе.

– Езжай. Хотя с нами веселее.

– Подвези меня. На машине до нее – десять минут.

– На такси столько же.

– Я не люблю таксистов. У меня с ними всегда проблемы.

– Хорошо, – лениво согласился Сентидо и обратился ко мне: – Конси, поедешь с нами?

– Ты же выпил, – справедливо заметил я.

– Мы не будем попадаться, – интриговал Сентидо.

– И как ты это сделаешь? По ночам полиция только и тормозит спорткары, чтобы поймать таких, как ты.

– Конси, ну разве нельзя хотя бы попробовать? – удивлялся Сентидо. – Для твоего спокойствия я напишу СМС и отправлю его в космос, чтобы звезды были к нам благосклонны, – Сентидо стал карикатурно печатать на своем телефоне. В другой раз с другим человеком я бы разозлился, но этот парень располагал к себе своим эпатажем.

Мы довезли Виту до нужного адреса, и Сентидо предложил поехать перекусить. Посреди ночи. За недолгое время я уже успел привыкнуть к клубу, поэтому с неохотой согласился сменить обстановку. Без Виты Сентидо водил достаточно агрессивно, с нарушениями, не опасаясь полиции и камер контроля скорости.

Сначала это пугало, но потом я убедился в навыках Сентидо: он полностью контролировал свой болид и обстановку на дороге. Мой новый приятель остановил машину на бульваре, и нам оставалось пройти двадцать метров до входа в подсвеченный особняк. На пороге нас встретил администратор и проводил внутрь. Помещение пестрило позолотой, красным бархатом и отблесками от хрусталя помпезных люстр. Если убрать из помещения и так редкие столы, это место легко будет спутать с дворцовыми покоями или картинной галереей. Мы заняли стол на двоих в самом центре зала, отчего мне было неуютно и хотелось прикрыть спину. Видимо, как раз для этого здесь использовали такие массивные стулья с широкими мягкими спинками.

– Будьте добры, свиные медальоны в сливочном соусе и лимонад «Веселый Цитруша», – Сентидо сделал свой выбор сразу, как только мы сели.

– А для вас? – официант обратился ко мне.

– Извините, я не могу сказать сразу.

– Хорошо, я подойду к вам чуть позже, – услужливо ответив, официант ушел. Я проводил его взглядом, и, в ожидании того, когда принесут меню, стал неспешно осматриваться по сторонам.

– Ты выбрал? – спросил меня Сентидо через минуту.

– Нет. Меню же нет, – ответил я, отчего Сентидо громко выдохнул носом.

– Его и не будет, – сказал он. – Просто скажи гарсону, чтó ты хочешь.

– А вдруг у них нет того, что я хочу.

– Здесь такого не может случиться.

– Даже если я попрошу вырезку нарвала?

– Ты живодер, чтобы такое хотеть? – Сентидо стал грубым за секунду, отчего по мне пробежали мурашки. Я стал быстро придумывать классическое не очень дорогое блюдо. Хотя до этого Вита и норовила меня угостить, но сюда меня позвал Сентидо, и я не был до конца уверен в том, что ужин достанется мне бесплатно. К нам подошел официант с бокалом газировки для Сентидо и снова обратился ко мне.

– Сможете сделать болоньезе? – я выбрал блюдо, которое чаще всего заказываю в обычных кафе.

– Напиток? – официант спросил о том, о чем я заранее не подумал.

– Такой же, – я указал на бокал с приторно-сладким напитком, который официант только что принес.

– Хорошо.

– А, подождите… – я вспомнил, что блюда бывают очень дорогими. – Не могли вы сориентировать по цене? – страх прилюдно обанкротиться был сильнее, чем прямо сейчас намекнуть на свою несостоятельность. Официант и Сентидо переглянулись, и мой приятель одобрительно моргнул.

– Здесь блюда подаются бесплатно, – успокаивающе ответил официант и удалился, оставив меня озадаченным.

– Удивляют цены? – Сентидо первым атаковал меня шутливым вопросом.

– Бесплатного ничего не бывает, – недоверчиво ответил я.

– Для кого как.

– Ну, вот кто оплачивает работу повара?

– Владелец ресторана.

– С такими ценами на чем он зарабатывает?

– Я его знаю. Ему не надо зарабатывать, чтобы содержать ресторан.

– Он настолько богатый? В чем тогда, вообще, смысл этого заведения?

– А ты как думаешь?

– Ну вот ты можешь открыть такой же? – мне захотелось узнать, сколько Сентидо зарабатывает.

– Такой, наверное, нет. Здесь в каждую деталь столько души вложено, – Сентидо говорил так, что было непонятно, шутит он или вполне серьезен. В любом случае, в такие заявления я никогда не верил, особенно в отношении богатых.

Нам принесли еду, и я впервые в жизни ел такие вкусные макароны. Но до сих пор ощущалась повисшая в воздухе недосказанность.

– Честно, я не верю богатым людям, когда они делают что-то бесплатно, – все-таки решился озвучить свои мысли. – Они занимаются благотворительностью, чтобы скостить налоги. Покупают дорогие картины, чтобы отмыть деньги. И если совершают что-то хорошее, то только под камеру, для пиара.

– Ты все верно говоришь, – Сентидо неожиданно меня поддержал, хотя я уже был готов спорить.

– В любом случае, деньги можно тратить не только в свою пользу.

– Конси, а представь, что у тебя сейчас появится пять тысяч, – Сентидо доел свое блюдо и теперь ждал меня. – Как бы ты ими распорядился?

– Я бы…

– При условии, что их нельзя тратить на себя, – перебил меня Сентидо.

– И на покупку вещей для себя?

– Вообще на все, что с тобой связано.

– Ну… Я… – у меня не было идей. – Слушай, ты предлагаешь мне невероятную гипотетическую ситуацию. Будет у меня на руках такая сумма, я что-нибудь смогу придумать, – моя категоричность понравилась Сентидо, и он начал что-то вбивать в свой телефон. Мы еще немного поговорили на отвлеченные темы, и я не спеша доел блюдо. Затем Сентидо поторопил меня на выход, и мы возвратились к машине.

– Конси, – Сентидо подозвал меня к багажнику. Он достал телефон и ввел пароль для разблокировки. Девять, пять, шесть, три, – я случайно подглядел код. Я часто не специально смотрю в чужие телефоны. Для меня это, скорее, вредная привычка, чем злое деяние. Сентидо зашел в приложение с гарцующей лошадью на иконке, затем нажал на символ замка – и машина пиликнула, поприветствовав нас. Сентидо открыл багажник, окинул его взглядом и достал бумажный пакет.

– Держи, – передав это мне, сказал он. Я заглянул внутрь и сначала подумал, что это какая-то шутка. Там лежало несколько пачек купюр.

– Здесь пять тысяч.

– Ты шутишь? Они бутафорские?

– Нет, можешь проверить.

– Где ты столько взял? И зачем?

– Написал в чат «помощи», – безразлично ответил Сентидо.

– Куда?

– Разве это важно? Что будешь делать с деньгами? – Сентидо спрашивал настойчиво, отчего я только путался в мыслях. Сложно с ходу сказать, как можно потратить восемь своих зарплат. Тем более – как можно потратить их не на себя.

– Давай отправим в фонд помощи животным.

– Чтобы ты гордился собой, что спасаешь собачек?

– Тогда не знаю. Все, что бы я ни сделал, так или иначе связано со мной.

– Тогда как, по-твоему, богатый должен тратить свои деньги?

– Я уже понял, что ты имеешь в виду, – мы стояли молча, пока я не продолжил: – Если нет возможности потратить не себя, то есть ли способ максимально дистанцироваться от воздействия этих денег.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – в Сентидо появился азарт. Ничего не сказав мне, он направился по дороге в сторону жилых домов. Он шел не быстро, уверенно, не оглядываясь по сторонам. Хотя водителям светил зеленый свет, все они сбавляли скорость перед Сентидо, и никто ни разу не посигналил, не объехал. Я пропустил все машины, побежал за Сентидо и догнал его, когда тот уже заворачивал за угол дома. Он прошел вдоль него и остановился у случайного подъезда. Затем достал телефон и начал звонить:

– Какой код? – спросил Сентидо, а следом ответил, видимо, уже на вопрос, прозвучавший по ту сторону трубки. – Не скажу… Отгадайте… – Вскоре он принялся нажимать на кнопки домофона, и замок с щелчком отпустил дверь. Не сказав больше ни слова, Сентидо завершил звонок. Затем он, уже когда мы вошли в подъезд, засунул руку в пакет с деньгами и достал одну пачку.

– Есть ручка? – спросил он меня. Я огляделся и нашел на подоконнике карандаш. Сентидо принялся писать прямо на верхней купюре: «Это подарок». Затем он с силой запихнул пачку в щель случайного почтового ящика. – С остальными поступаешь так же, – скомандовал Сентидо. Он говорил так строго, что я побоялся перечить ему. Да мне и не хотелось: все, что делал Сентидо, меня завораживало. Сначала я подписал все пачки, после чего в случайном порядке разложил их по ящикам. Мы молча вышли, и, убедившись, что Сентидо в хорошем настроении, я спросил:

– Зачем мы это сделали?

– Ты хорошо помнишь вчерашний день? – вопросом на вопрос ответил Сентидо.

– Да.

– А прошлую неделю?

– Наверное, тоже.

– Какие на той неделе были самые яркие события? – продолжал мой непредсказуемый «подельник». Для меня было очевидно – мое новое знакомство, но я сделал небольшую паузу, чтобы казалось, что у меня есть выбор.

– Я первый раз пришел в ваш клуб, – признался я.

– За прошлую неделю ты назвал одно событие. За месяц их должно быть четыре. За год – пятьдесят. Если у кого-нибудь спросить о ярких событиях года, мало кто с ходу назовет больше пяти. Позднее, с трудом, из человека можно будет вытянуть еще пять. Но это максимум. Жизнь идет, каждый день что-то случается, но воспоминания появляются в сотни раз реже. Ты спрашиваешь, почему я так поступаю. Я продлеваю свою жизнь, когда создаю в ней события.

– Если ты совершаешь такие перформансы постоянно, то и они сольются в одно воспоминание.

– Может быть… Но не исключено и то, что этот поступок мне запомнится – и тогда моя жизнь станет длинней. Кроме того, не только я, но и все сопричастные получат свое воспоминание, а значит, я поборолся за удлинение их жизни тоже. Для них это точно неординарное событие.

– Ты думаешь, они будут в старости вспоминать, как нашли лишнюю зарплату у себя в почтовом ящике?

– Нет. Найти деньги – это не событие. Они должны их потратить. Что-то купить. Куда-то поехать. Кому-то сделать подарок. Вот это останется с ними на всю жизнь.

Я понимал, о чем говорит Сентидо, но сам так не чувствовал:

– Они могут проиграть все на ставках или сорваться, будучи в завязке.

– Верно. Жизнь – это череда плохих и хороших событий. Они разноцветной россыпью раскиданы по линии жизни. Именно они просеиваются через сито времени и остаются с тобой навсегда.

– Я не уверен, что жизнь – это именно воспоминания. Да, ностальгировать приятно и важно, особенно в старости. Но даже старики половину дня думают о текущей жизни, то есть о сегодняшнем дне.

– А он – результат действий в прошлом, то есть воспоминаний.

– Но не само «прошлое». Если разделить жизнь человека на хорошие и плохие моменты, то первые никогда не случаются неожиданно. Никто «ни с того ни с сего» не завершает обучение в университете, не женится, не воспитывает ребенка. Зато негативные события, наоборот, случаются внезапно. Разнервничаться – и получить сердечный приступ. Уснуть за рулем. Даже многолетняя борьба с раком начинается с неожиданного получения диагноза. И в отличие от событий позитивных, плохие – меняют жизнь резко и кардинально. Так что в моем представлении жизнь – это отрезки спокойствия, и каждый обрывается катастрофой. Самый последний – тоже оборвется внезапно, – мы сели в машину, и я дополнил свой ответ: – Полученные деньги навсегда запомнятся только тем, в кавычках, счастливчикам, кому они принесут горе.

Сентидо молчал. По его дергающимся губам было видно, что идет напряженная беседа с самим собой. И мои слова явно посеяли зерно сомнений в его мыслях. Только через несколько минут он прервал свою внутреннюю борьбу и обратился ко мне:

– Уже поздно. Куда тебя докинуть?

– И правда, – я впервые за долгое время посмотрел на часы, которые показывали начало пятого часа утра. – Я живу вот здесь. – Открыв карту на телефоне, я попросил высадить меня на проспекте, чтобы Сентидо не видел мрачное многоквартирное здание, в котором я живу. На пути к моему дому каждый молча обдумывал разговор.

– Спасибо, что подбросил, – я был воодушевлен нашей беседой и уже общался с Сентидо, как со старым другом. – Ну что, через неделю будешь в клубе?

– Нет. Я буду далеко отсюда, – ответил он.

– Где?

– В другой стране.

– Командировка?

– Не совсем. Скорее, выездные игры.

– Во что ты играешь?

– Мунерамгейм, – Сентидо ответил быстро, на автомате, и теперь не мог подобрать слова, чтобы объяснить смысл сказанного. Наш разговор отвлекал его от внеочередного переосмысления реальности. – Игра для богатых, – скупо уточнил он. И я в тот момент решил больше не выпытывать подробности:

– Ладно, тогда увидимся потом. Удачи!

Следующая неделя после аварии

Я проснулся в четыре часа дня. Машинально попробовал найти телефон под подушкой – безрезультатно. Идти было немного неприятно, приходилось прихрамывать. При поворотах головы больно отдавало над правым ухом. В ванной, тщательно разглядев себя, я увидел под волосами ссадину с содранной кожей и буграми запекшейся крови. Я немного привел себя в порядок и решил распланировать день. У меня все еще не было моего телефона, и собственное отсутствие в сети вызывало внутреннее раздражение. Другим средством связи мог стать мой старый планшет, но я продал его за ненадобностью. Сделал я это не из-за денег. За него я смог выручить сумму, равную обеду в среднем заведении. Просто я стремлюсь рационально использовать место и ресурсы. Видимо, в своей жизни до вчерашнего вечера я никогда не собирался терять свой мобильный, иначе имел бы запасной. На столе я увидел телефон Сентидо и вспомнил, что положил его туда вчера, перед сном. Меня тут же начала засасывать неприятная вязкая вымышленная субстанция ответственности за гаджет друга. А также незнание и желание узнать, что с самим Сентидо. И теперь еще хотелось посмотреть новости, не попал ли автомобиль на камеры. Конечно, попал, додумал я. Ведь мы были в самом центре города. Но, может, для мегаполиса это не такая большая новость, чтобы сильно ее тиражировать? За чашкой кофе созрел план: прийти сегодня на работу в свое отделение, заглянуть в палату к Сентидо и передать мобильный ему или его родственникам. Заодно узнать, куда эвакуировали его спорткар. Я все еще рассчитывал найти свой телефон в салоне автомобиля. Еще час в ванне, полчаса на сборы, и я был готов к выполнению задуманного. В шесть часов вечера.

Хотя я не был сегодня дежурным врачом, мой приход никого не удивил. Врачи в таких госпиталях часто проводят больше времени здесь, чем дома. У них пропадает четкое представление о рабочем дне и выходных, ведь дежурство бывает ночное, а смены не начинаются ровно в понедельник. Потом, врач может прийти в свой выходной, чтобы дописать истории болезней пациентов – это повсеместная практика. Я накинул халат и первым делом обошел палаты. Иногда я задумываюсь, является ли моя работа интеллектуальной. Очевидно при проверке анализов и при осмотре пациента я обращаюсь к накопленным в голове за годы университета архивам знаний и практик. Но как объяснить тот факт, что каждый мой день в больнице никак не отличается от предыдущего. Может быть, мои действия выверены настолько, что я выполняю их на автопилоте? Мне кажется нет, иначе я не вел бы рассудительные диалоги в своей голове, не сомневался и не проверял факты в справочниках. Может, людей так много, и они настолько похожи, что в моих глазах они сливаются в одного вечно больного человека? Возможно, я не могу привести контраргумент, но все равно в душе не чувствую этот ответ верным. Я помню некоторых пациентов очень хорошо, хоть с того времени прошло много лет. Их болячки не были уникальными, эти люди не благодарили большими подарками и не сказать чтобы сильно к себе располагали. Эти больные просто отложились в моей памяти. Почему – не знаю. Может, запомнить одного пациента из сотни – это часть автопилота, потому что человеку всегда нужны новые знакомые, так в нас говорят древние корни охотников и собирателей. Может, интеллектуальной работой является более важная профессия, например, главного инженера атомной электростанции. А моя – такая? Не знаю.

С работой я разделался где-то за час и пошел в другое крыло госпиталя, где находилась травматология и реанимация. Я был знаком с врачами отделения и в привычной форме оповестил их, что буду разбираться с медицинскими картами своих пациентов. В стопке документов я нашел бланки с упоминанием Сентидо. Он, судя по протоколу, поступил в реанимацию в 4:49 утра без сознания, с ушибами мягких тканей и переломом левой локтевой кости. Выявлены разрывы внутренних органов, внутреннее кровотечение. На момент реанимационных действий Сентидо находился в состоянии клинической смерти, был откачан и переведен в медикаментозную кому, проведена интубация легких. Также токсикологический диагноз – острое отравление наркотическими веществами. Реанимационное отделение. В моей голове всплыли моменты, как я осматриваю Сентидо после аварии…

В надежде встретить его близких, я решил до него дойти. Но у дверей реанимации никого не оказалось. Это меня удивило, потому что вчера нас встречала толпа секьюрити. И я был уверен, что они до сих пор охраняют Сентидо. Белый халат позволял мне пройти внутрь. Лицо Сентидо было открыто, и я увидел множество ссадин и порезов. Изо рта торчала трубка и уходила внешним концом в аппарат вентиляции легких. Тело было открыто наполовину, на груди крепились датчики электрокардиографа. Монитор над головой отбивал ритм его сердца и визуализировал, с какой силой оно, будто назло Сентидо, все еще хочет жить.

– Вчера ночью доставили, – я вздрогнул, услышав голос из-за спины. Это был Оквабел. Наверное, увидел, как я зашел. – До утра оперировали. Даже заведующего отделением на спецмашине привезли.

– А что произошло? – спросил я как бы между делом, будто мне не очень интересно, и пришел я по другому вопросу.

– Никто не знает, – пожал плечами Оквабел. – Я утром курил с ребятами из реанимации. Говорят, что позвонили сразу на все телефоны нашей регистратуры и сказали не принимать никого в следующие шесть часов. А сразу после этого всем дежурным хирургам позвонил главный врач и сказал идти ассистировать в травматологическую операционную.

– А кто это?

– Настоящий призрак! Я пытался найти его в поисковике и в социальных сетях, даже своему знакомому полицейскому скинул имя, чтобы тот в базе пробил. Но без результата, только имя – восхищался Оквабел.

– Может, посмотреть по сводкам аварий? – осторожно предложил я.

– Каких аварий?

– Дорожных, – я почувствовал, как лицо заливается жаром. Я понял, что в медицинской карте не уточнялось, как Сентидо получил травмы – у него сломаны ребра, разбито лицо – похоже на аварию. Может его сбили на проспекте?

– Он сам водитель и вчера сам приехал. На заднем дворе госпиталя запарковался.

– Такого не может быть.

– Так говорят. Ну, машина точно его. В личных вещах – ключ от Феррари, и на заднем дворе, неожиданно, это авто, – уверенно проговорил он. – Либо у него был личный водитель. Но никто не оставил свой номер для связи. Такую машину не покупают, чтобы тебя на ней катали. Дежурные обычно пытаются найти родственников, но у призрака не было с собой ни телефона, ни бумажника. Должна прийти полиция и сфотографировать его для поиска. Короче, ждем ответа, пока хоть кто-то объявится. А ты чего пришел? Плановые операции вашего отделения перенесли на следующую неделю. Сказали свободной всегда держать минимум одну операционную, – Оквабела прямо распирало от желания поговорить. Но я ответил что-то невнятное и быстро удалился.

Машина стояла на заднем дворе. Мне хотелось самому убедиться в этом. Шел десятый час вечера. На улице было темно, поэтому я не побоялся подойти к автомобилю. Я не поверил своим глазам, когда приблизился на расстояние в несколько метров. На машине не было повреждений. Она была как новая. Чистый отполированный кузов красного цвета блестел в освещении уличного фонаря. В ту ночь мы получили удар под углом в бок, и я хорошо помню помятую морду. Такие повреждения, казалось, не восстанавливают. И точно не делают это за ночь. Значит, это было новое авто. Я подошел ближе и заглянул в салон. Внутри лежала спортивная сумка Сентидо. Вглядываясь в детали интерьера, я думал, что сошел с ума. Если это правда его машина, то в ней может лежать мой телефон. Я вспомнил, что Сентидо открывал спорткар через приложение. Тогда я достал из своего кармана его мобильный, разблокировал и нашел подходящую иконку. Нажатие – Феррари пиликнул, а на экране отобразился раскрытый замок. Я открыл водительскую дверь и сразу увидел свой телефон в подстаканнике. Вчера ночью его точно там не было, я это хорошо помню. Кто-то не только пригнал новую ультра-редкую машину, но и заботливо переложил туда все вещи. Я не стал медлить, закрыл дверцу и пошел в сторону метро, пока меня никто не заметил. Кроме метаморфозов с машиной мне было непонятно, почему Сентидо сейчас лежит в реанимации в полном одиночестве и никто не интересуется его состоянием. На следующий день я опять забегал на работу и несколько раз специально проходил мимо травматологии, чтобы застать кого-нибудь из близких, но никто так и не пришел проведать родственника. Впрочем, Сентидо в любом случае был в стабильно тяжелом состоянии и не собирался принимать гостей.

На удивление, несколько следующих дней я почти не вспоминал о Сентидо. В мою жизнь вернулись такие бытовые проблемы, как суд с соседями и выплата ипотеки. У меня состоялся напряженный разговор с судебным приставом. Тот интересовался моими доходами и планами погашения долга перед соседями. По расчетам, я мог откладывать не более двух сотен в месяц. Так, моя зарплата делилась на три равные части: жизнь, ипотека и долг перед соседями. Числа приставу не понравились. Он заявил, что на его работе любят, когда должник начинает живо отдавать запасенные средства. Потом, когда они кончатся, можно и потянуть лямку. Но сначала, будь добр, отдавай накопления. Пристав заключил официальным тоном, что по закону он может арестовывать до половины заработной платы, но пойдет мне навстречу и даст месяц на внесение существенной суммы. Чтобы лучше меня простимулировать, он упомянул о том, что вводит всем подопечным запрет на выезд из страны, но снимает его как только увидит рвение отдавать долг.