Чернила цвета облаков

Я округлила глаза и отвела взгляд в сторону, пытаясь собрать в голове чертовски тупой пазл. Раз он знал, то почему всё ещё со мной? Зачем сделал предложение? Какая-то идиотская комедия.

– Ты сам знаешь, что я хочу спросить. Отвечай уже.

– Ну… Можно сказать, у нас у обоих есть планы друг на друга. Моя старуха ненавидит тебя. Она ещё давно сказала мне, что если я продолжу отношения с тобой, то могу и не мечтать о её помощи, её компании и присутствии в моей жизни. Такой себе ультиматум. Либо ты, либо она. Знаешь, мне будет легче, если я буду держать в своём доме нахлебницу вроде тебя, чем буду терпеть свою мамашу с её компанией. Завод для изготовления зубной пасты… Тоже мне бизнес, – он ухмыльнулся, переключил передачу и увеличил скорость.

– Как же это всё…

– Нормально. Это взрослая жизнь. Фиктивный брак – не конец света, Эшли. Только после нашей свадьбы, когда тебе снова приспичит умчаться в закат со своим соседом, делай это подальше от людей и камер, – он зло посмотрел в мою сторону. Улыбка давно спала с его лица. – Мне-то плевать, но не очень хочется потом видеть в новостях, как моя якобы жена чпокается с каким-то уличным бродягой. Это испортит мне репутацию.

Наверное, он почувствовал, как сильно его слова разозлили меня. Мои глаза норовили прожечь в его голове дыру.

– А ты не такой, каким хотел казаться. Почему ты не сказал всё раньше?

– Не был уверен, что согласишься. Ах, да… Будешь смиренно улыбаться на камеру, носить платья, следить за своим внешним видом и делать всё, чтобы тебя считали женой, достойной меня, поняла? Взамен на это будешь получать щедрое вознаграждение. Я оплачу тебе все салоны, которые смогут сделать из тебя хотя бы подобие моей девушки. Я думаю, всё это не так уж сложно.

Счастье может быть лишь однажды. А однажды может и не быть. Именно с этими мыслями я попыталась выдавить из себя улыбку и заметила, что раньше этот жест давался намного проще… Раньше… Ага. Лет на десять раньше, когда все проблемы заканчивались на мокрых сапожках и грязных коленках. Сейчас же я промокла насквозь из-за этого потока грязи, что делала мою подростковую жизнь сущим адом. Вот-вот настанет мой День рождения, а потом… Потом всё станет только хуже. Семнадцать лет – такой большой срок для тюремщика, но такой маленький для подростка, чтобы осознать за эти года, что вообще имеет значение в этой жизни.

– Я согласна, – всего два слова, но сколько в них ошибок, будущих слёз и сломанных жизней. Сколько в них боли, которая, возможно, пронзит не только моё сердце.

Солёная невеста… Невеста, чьё платье пропиталось слезами.

Выбор свадебных нарядов – это точно не моё. Я не смогла ничего выбрать даже за четыре часа и даже с помощью профессионального стилиста. Вечер настал очень быстро, и утомлённый моим недовольством Марти довёз меня до дома, где меня уже ждал голодный кот и долгожданная кровать. Я зашла в дом, несколько раз прокричала имя своего питомца, но он не прибежал ко мне. Наверное, опять тусовался под деревом между моим и соседским домом. Я пошла туда, с наслаждением вдыхая влажный воздух. Тучи затянули небо, мой кот жалобно замяукал, когда увидел меня. Я невольно подняла взгляд на подоконник соседа, чтобы убедиться, что никто не будет меня сейчас подкалывать. Пустота. Окно открыто, но одиноко.

– Ты специально, да? – сказала я рыжей наглой морде, когда она вальяжно поднялась с земли и сама пошла домой.

Под окном Тейлора было очень много сигарет и скомканной бумаги, но мой взгляд привлекли два ровных листа, которые он только недавно выронил. Я помню. Я видела. Там текст.

Ты не слышишь, ты не дышишь.

Ты не веришь, ты не ищеш.,

Ты не хочешь и не встанешь,

Мою руку нервно тянешь.

Я молчу, а ты кричишь.

Я кричу, а ты ревёшь.

Я тяну, а ты молчишь.

Я живу, а ты умрёшь.

Ты умрёшь.

Ты умрёшь.

Слышишь, тварь, ты мне споёшь?

Ты споёшь, как больно было?

Ты споёшь, как ты убила

Моё время, мою душу?

А теперь меня послушай.

Ты мертва уже давно.

Здесь довольно глубоко.

И хочу я лишь одно –

Видеть, как пойдёшь на дно.

Ты умрёшь. Ты умрёшь.

Слышишь, тварь, ты мне споёшь?

Ты молилась слишком часто.

Нож и вены –

Всё напрасно.

Всё прекрасно –

Ты ужасна.

Мы не в сказке,

Я проказник,

Твоя маска

Не на праздник.

Ах, как жаль, ведь ты не слышишь.

Очень жаль, но ты не дышишь.

Ты мертва.

Ты мертва.

Ты не спела.

Солгала.

Мне кажется, я перестаю трезво мыслить, когда читаю его песни. Мне хочется продолжения, но одновременно с тем мне хочется залезть в его голову и зашить ту рану в его мыслях, которая заставляет его писать нечто подобное.

Жить, как нечто подобное. Верить в нечто подобное. Быть нечто подобным.

– Нравится? – услышала я и почувствовала сильную боль в руке. Я дёрнулась, а потом увидела, как вниз упала сигарета, оставив на моей руке ожог. Ещё один. – Бумага нужна? Поройся в мусорке. Найдёшь что-нибудь.

Я подняла голову, увидела парня на втором этаже, ехидно улыбающегося и достающего новую сигарету.

– У тебя слишком мрачный и нестандартный текст. Такое может писать только… псих, – я улыбнулась, когда до меня дошло, что всё сходится, и развернулась к дому, желая поскорее лечь в кровать.

– Все мы немного психи, малышка Молли.

Я замерла на месте. Сердце упало в пятки. Паника вдруг сковала моё тело, и я перестала чувствовать, как капли мелкого дождя мочат мою голову.

– Что ты сказал?

– Что? А… Я сказал, что все мы психи.

– Нет-нет, как ты меня назвал? – я повернулась к нему и нахмурила брови, а он непонимающе покачал головой.

– Я не так забывчив, чтобы не помнить твоё имя, Эшли. Или тебе больше нравится Мотылёк?

Нет, мне не могло показаться. Я точно услышала, что он назвал меня моим настоящим именем. Мне стоило бы перестать удивляться ещё после того, как он узнал про Мотылька, но этот скелет в шкафу не так ужасен, как все те, что он может найти, узнав моё настоящее имя.

Парень ядовито улыбнулся, и я поняла, что мне не послышалось. Он всё знал. Всё, что хотел. Всё, что нельзя было. Всё…

– Горьких сновидений тебе… Эшли, – сказал он и отошёл от окна вместе с сигаретой, но оставил мне привкус железа во рту и мысли, наполненные чернотой.

Эшли. Я стала называть себя так после первого же переезда. Эшли Фрай. Не додумалась сменить и фамилию. Посчитала, что это будет лишним. Оказалось, что лишним было всё, что я сделала. Даже переезды не дали мне спрятаться от прошлого. В Сент-Пол я переехала только месяц назад и то из-за Марти, которого перевели сюда по работе. Я всё не перестаю думать о нашей сделке. Выходит, мы обманывали друг друга всё это время. Я даже не могу жаловаться на то, что он, подонок, пользовался мною, ведь я поступала точно так же.

Ночью дождь усилился, как и ветер, который так и норовил вырвать картонку на моём окне. Это единственное, что я нашла в доме, чтобы прикрыть дыру в стекле. Ливень бил по крыше, я всё не могла уснуть. Потом эти звуки заменил какой-то грохот на улице. Я подошла к части окна, которая не была заклеена, и посмотрела на улицу. Грохот доносился от дома Тейлора. Его окно не было закрыто и теперь порывами ветра ударялось о стену с диким шумом, а ливень заливался в его комнату. Хозяин точно не будет рад, когда увидит это.

Грохот… Снова грохот. Но в этот раз он прозвучал у меня в доме. Он был намного громче, чем тот шум, который мог бы создать мой кот. Иду к двери, медленно открываю её, сжимая в руке край длинной рубашки, в которой обычно сплю. Спустившись по лестнице, иду сначала в прихожую и беру там железную ложку для обуви. Не быть тебе рыцарем, Эшли. Не быть тебе героем. Не быть и Шерлоком, ведь в своём же ты заблудилась доме. Да, сочинять стихи в такой ситуации – самое глупое из всего, что я могла придумать. Я медленно иду на кухню, тихо зову кота. Может, это всё-таки он.

Здесь очень темно. Луна и звёзды не светят, ведь небо покрыто тучами. Я слышу шорох. Вижу кота. Выдыхаю.

– Сегодня кошачий день дурака? – спрашиваю у него и улыбаюсь, опустив ложку на пол. Он нервно виляет хвостом, потом встаёт с пола и шипит, а его шерсть встаёт дыбом. Злится.

Я резко оборачиваюсь, вижу что-то за своей спиной, что явно пришло не для того, чтобы подарить мне яблочный пирог. «Что-то» ударяет меня по лицу, наверное, целясь в шею, но промазывая. Я еле удерживаю равновесие и пытаюсь удержаться за кухонный стол. Всё, что там лежало, падает на пол, разбивается, издаёт много шума. Я начинаю кричать, звать соседей на помощь, паниковать и пытаться встать. Всё же я падаю. Прямо на пол, прямо туда, где только что был мой кот. Я начинаю жалеть, что завела не собаку, а это безмозглые существо, которое сделало ноги при первой возможности.

– Заберите, что вам нужно, и уходите! – кричу я и выставляю руку вперёд, второй нащупывая железную ложку.

Я хватаю её, с размаха ударяю по какой-то части тела незнакомца. Он сначала шёпотом матерится, потом шипит. Я понимаю, что это парень. Он хватает меня за ворот рубашки, заставляет сесть, а потом берёт за волосы и ударяет головой об угол стола. Все цвета меркнут. Меркнет всё. Всё расплывается, а потом темнеет. Всё темнее и темнее… Я уже перестала чувствовать боль, хоть он всё ещё бьёт меня об стол. Голова кружится. Я засыпаю. Или умираю. Забавно, но мне всё равно…

Глава 11. Танец мотыльков

ЭШЛИ

Приступ тошноты напомнил о том, что мой желудок всё ещё функционирует, а значит, всё остальное – тоже. Голова кружится. Я смутно помню, как меня били головой о стол, а потом тащили по полу куда-то к двери. Дальше пустота. Дальше меня не было. Но сейчас то я есть. А где я? Почему так темно и сыро? Я в прямом смысле не вижу ничего дальше своего носа. Я лежу на холодном зацементированном полу, подношу руку к шее и провожу пальцами ниже. Одежда не моя. На мне была рубашка, а теперь слишком мало ткани. Какой-то лифчик или топик, какие-то шорты и колготки в сеточку. Я ничего не вижу, только чувствую. Забавно. Все те же ощущения переживают девушки, без памяти влюблённые в идиотов. Они ничего не видят. Они чувствуют. Чувствуют то, что их потом убьёт. Надеюсь, ко мне это не относится.

– Вы чего тут застыли? Живо работать! – крикнул кто-то из темноты, находясь в другой комнате. Я чётко слышала, что мужчина был не рядом. Работать? Где я, чёрт возьми?

Я еле поднялась с пола, доковыляла до, наверное, стены и стала искать выключатель. Где-то же должен зажигаться свет. Я услышала звук, похожий на открывающуюся дверь. Луч света упал на пол и протянулся ко мне. В дверях стоял мужчина. Он еле вмещался в дверной проём, а потом позволил мне рассмотреть себя детальнее, включив свет.

– Ещё одна, – недовольно промычал он. – Забыла, где сцена?

Глаза жутко заболели. Я так привыкла к темноте, что мне было больно смотреть на лампочку. Мужчина толкнул меня в спину, открыл передо мной ещё одну дверь и вышвырнул туда, заставив пройти через какие-то красные шторы. Идти было тяжелее, чем открыть глаза. Теперь я ощущала, что на мне высокий каблук, и только теперь смогла увидеть, что на мне надето. Лучше бы не видела…

Вой публики я услышала сразу. Его я не могла ни с чем спутать, ведь так не могли кричать ни дети, пришедшие в кинотеатр, ни старушки, сидящие на креслах в театре. Это был клуб. Стрип-клуб. Рай для разврата, алкоголя и потерянных душ. Паника… Вот, что я почувствовала, услышав голоса. Сердце вновь упало в пятки, дыхание перехватило, но больнее всего было пережить воспоминания. Они сложились в один колючий ком, проникли в моё сердце и разбились там на сотни маленьких колючек, разбегаясь по венам и уничтожая моё тело целиком. Больно, холодно, обидно и мерзко. Я бегу обратно, врезаюсь в закрытую дверь и понимаю, что выхода нет.

Бегу к краю сцены, чтобы спрыгнуть оттуда, но меня останавливают мужские руки, так и норовящие дотронуться до меня. Мерзость. Я смотрю по сторонам. Стою я на круглой сцене, которая переходит в прямоугольный подиум, похожий на дорожку для моделей. По бокам от меня находятся похожие сцены, окружённые огоньками, где девушки вроде меня извиваются в разных позах, пытаясь удовлетворить всех разом.

– Танцуй! – кричат мне.

Я дрожу… Всё холодеет, я чувствую, как паника переходит все границы. К глазам подступают слёзы, и я безнадёжно сажусь на пол возле двери, обнимая себя руками и стараясь укрыться шторами, которые закрывают железную дверь. Слёзы… Который раз, вы, гадкие создания, пытаетесь выставить меня жалкой? Кто притащил меня сюда? Кто так хочет моих унижений? Кто снял с меня рубашку и, лапая моё тело, надел на меня эту ужасную форму?

– Танцуй! – снова кричат мне, и я чувствую пронзительную боль в спине. Плеть. Я помню это ощущение. Охранник, стоящий возле моей сцены, ударил меня плёткой, заставляя работать. – Ты никуда не уйдёшь, пока не заработаешь.

Снова удар. Мой крик вырывается, как и слёзы. Они текут по щекам, и я вспоминаю, как натягивала на лицо улыбку, танцуя на похожей сцене пару лет назад. Сейчас многое изменилось. Мой характер, моё тело, моя кожа. Она стала бледнее, обтягивая кости. Да, я ужасно похудела и теперь была чуть ли не таким же цветом, как мои волосы.

– Отпустите меня! – кричу, а потом вою от боли. Ещё один удар.

Ноги трясутся, я заставлю их себя поднять и выставляю руки в сторону, медленно шагая вперёд и опуская голову. Начинаю танцевать, чтобы они прекратили бить меня. Всё умолкает. Всё, кроме музыки. Всё, кроме звуков наливающегося алкоголя. Я смотрю в сторону звука и слышу, как умолкает и моё сердце. ОН. Это ОН. Чёртова змея. Чёртов Бермудский треугольник. Он смотрит на меня своими чёрными глазами, поднимает свой бокал коньяка или виски в стиле Ди Каприо, улыбается и прищуривает глаза, отпивая яду. Он сам яд. Тяжело убить того, кто убивает сам. Яд… Отрава. Тейлор Мёрфи.

Мои слёзы застывают на глазах, я делаю волну руками, надеясь, что это поможет мне потянуть время. Смотрю только на него, а он смотрит на меня. Моё тело теперь привлекает тебя больше, да, Мёрфи? Теперь, когда оно оголено, оно нравится тебе больше, чем мой разум? Закрываю глаза, надеясь, что исчезну из этого мира. Делаю круговое движение бедром и выставляю вперёд ногу. Плачу, но теперь намного тише. Или громче?.. Глаза жмурятся, руки дрожат. Всхлипы продолжаются. Всё от обиды. Я не могу так больше. Я не могу… Я хочу исчезнуть, забыться. Хочу свободы, тишины. Хочу держать в руках Арнольда и смотреть, как он недовольно будет мяукать, когда его шерсть станет мокрой от моих слёз. Как там говорили? Боль продолжается всего двенадцать минут, а остальное – лишь самовнушение? Покажите мне человека, который сказал это, и я задушу его этими самыми колготками в сетку.

Я вновь открываю глаза. Мёрфи всё ещё смотрит на меня, но теперь совсем по-другому. Он держит наполовину пустой стакан коньяка или виски, не пьёт его, а только сводит брови и качает головой, глядя на меня. Улыбается. Всё ещё издевается.

Смешно? Весело? Тебе нравится?

Я останавливаюсь, опускаю руки. С меня хватит. Моих унижений достаточно. Опускаю голову, чувствую, как мне ещё больше хочется реветь. Ноги уже начинают болеть из-за каблуков.

– Продолжай! – кричит мне охранник и замахивается плетью. Удар. Крик. Боль.

Я падаю на колени, сжимаю руки в кулаках и опускаю голову, чтобы волосы закрыли лицо. Снова слышу, как плеть разрезает воздух и ударяет по моей спине. Я вновь кричу. Кричат и зрители. Им нравится, а мне больно. Обычно так и бывает. Кто-то страдает, а кто-то на этом поднимает себе настроение. Убираю руки за шею, практически полностью ложась на пол, и готовлюсь к следующему удару. Мне еле хватает сил, чтобы поднять голову. Мёрфи теперь серьёзен. Не улыбается и, опираясь руками о сцену, упорно испепеляет меня взглядом. Нет, совсем не угрожая. Изучая. Как всегда. Изучая и молча спрашивая: «Почему ты сдалась так рано?»

Я слегка приподнимаюсь, подношу руку к губам и многозначительно размазываю по лицу свою помаду, а потом этой же рукой показываю ему средний палец. Улыбаюсь. Смотрю на него. Наблюдаю, как он холодно улыбается в ответ, а потом снова кричу от боли. Откуда на мне макияж? Да откуда я знаю? Наверное, оттуда же, откуда одежда и каблуки.

Становится как-то… пусто. Всё это жутко напоминает мне моё прошлое. Слёзы смывают с глаз тушь. Порезы от плети смывают кровью грязь со спины. Принося удовольствие другим, мы губим себя так, словно нас можно починить. Какие же мы идиоты.

Я поднимаю голову, на месте Тейлора вижу совсем другого парня. Оглядываюсь по сторонам и вижу, как Мёрфи отталкивает от себя какого-то мужика, чтобы подойти к охраннику. Он что-то говорит ему, и тот, внимательно выслушав парня, отходит в сторону. Мужчина делает всего несколько шагов, чтобы подойти к небольшому чёрному ларьку, который есть возле каждой сцены. Он заходит внутрь. Внезапно огоньки, окружающие мой подиум, гаснут. Девушки с соседних сцен смотрят на меня с завистью, а зрители, до этого окружавшие меня, начинают расходиться. Почти все. Почти…

– Пойдём со мной, – Тейлор подходит максимально близко к сцене и протягивает мне руку.

– Серьёзно? Ты смеешь звать меня куда-то?

– У тебя нет выбора.

– Я уйду отсюда только домой и только одна либо с Марти! – эти слова я говорю очень громко, перебив его предыдущую фразу. Это злит парня, но он только сдержанно улыбается одним краем губ и щурит глаза. Я заметила, что он делает это очень часто.

– Я купил твой приватный танец.

Именно в этот момент я забыла, как дышать. Мальчишка так хотел задушить меня в моём доме, но теперь задушил одной только фразой. Ядовитая улыбка, прожигающий взгляд… Всё в тебе так ужасно. Всё в тебе так душит меня. Всё слишком, слишком, слишком…

– Я отказываюсь. У меня есть на это право.

Охранник подошёл к нам и молча отдал Мёрфи плеть, а тот угрожающе намотал её на руку, гордо подняв голову

– Право? Ты действительно думаешь, что здесь это слово имеет хоть какой-то смысл? – он намотал плеть на обе руки и, закинув её мне на шею, притянул к себе, как собачку за поводок. – Постарайся меня не расстроить. Может быть, тогда я буду бить нежнее.

Затемнённая комната находилась в самой дальней части клуба, так что даже если мне взбредёт в голову кричать о помощи, меня всё равно никто не услышит. Никто не услышит. Никто не придёт. Никто…

– Зачем ты делаешь это? – мой вопрос растворился в воздухе, как и запах чего-то спиртного, что Тейлор взял с собой. – Что тебе нужно? – громче повторила я, когда мальчишка наконец сел на красный диванчик, проигнорировав предыдущий вопрос.

Я старалась дышать ровно, чтобы не показывать, как меня всю трясёт. Я старалась смотреть прямо ему в глаза, хоть так и хотелось осмотреть комнату и найти хоть что-то, чем можно ударить парня по голове. Но ничего кроме его бутылки пока не заметила.

– Я знаю, у тебя есть опыт. Ты можешь начинать. И никуда отсюда не уйдёшь, пока я не останусь доволен.

– Знал бы ты, как ты сейчас мерзко выглядишь, ублюдок, – на это он издевательски ухмыльнулся и отпил из стакана, другой рукой сжимая плеть, которую дал ему охранник. – Я отказываюсь.

И он снова проигнорировал это. Похоже, ему больше нравилось играться с жидкостью в стакане, которую он слегка взбалтывал.

– У тебя двадцать секунд, либо сценарий приведёт к очень печальной концовке.

Ноги вдруг слегка свело, а в голову ударила пронзительная боль. Наверное у меня лёгкое сотрясение после нападения стола на мою голову. Только сейчас до меня дошло, что тем горе-маньяком оказался сосед.

– Тебе конец, придурок. Считай, копы уже на твоём хвосте. Взлом с проникновением и избиение. А ещё принуждение сексуального характера.

Он улыбнулся… Так легко и беззаботно, словно кто-то нашёл его детские рисунки и похвалил за них. Только теперь он перевёл взгляд на меня и, поставив стакан на стол, поднялся и подошёл ближе.

– О-оу, какой я плохой мальчик. Мне так стыдно… – он жалостливо нахмурил брови и наклонил голову на бок, чуть нагнувшись перед моим лицом. – Наверное, я должен быть наказан, но… – парень краем плётки поднял моё лицо за подбородок, запрещая опускать взгляд. – Сегодня счёт в мою пользу.

Я смотрела ему точно в глаза и, стараясь не пялиться на шрам, разрезающий напополам его левую сторону лица, думала, что же может управлять им. Что это? Жажда чужих унижений? Для чего? Зачем?

Горячие слёзы вновь скопились в уголках глаз. Кажется, стоит мне только моргнуть, и одна из них покатится по щеке, в очередной раз показывая мою слабость.

– Ну-ну, прекрати, – прошептал Тейлор и улыбнулся, заметив мой жалкий вид, мои жалкие глаза и слёзы на них. – Ты слишком мила, когда плачешь. И слишком мила, когда задерживаешь дыхание… – теперь он медленно перевёл взгляд на мою шею. Теперь он смотрел точно так же, как тогда, когда между нами были одни только сантиметры. Теперь он хотел… – Сделай для меня кое-что, – продолжил он, не отрывая глаз от шеи. – Не дыши чуть дольше, чем обычно.

Парень закусил губу, и что-то в нём стало пугать меня ещё больше. Змея, змея, змея… Прысни ядом и убей. Прекрати душить меня. Прекрати делать вид, что не хочешь моей смерти.

А потом его желание исполнилось. Его рука уже второй раз зависла в воздухе в сантиметре от моей шеи. Стоило бы ударить его. Хотя бы попытаться… Но всё, что я смогла – замереть на месте так, словно кобра обвила своим телом мою ногу и хотела заползти мне под штанину. Паника смешалась со злостью. Его рука дрожала всё сильнее с каждой секундой. Чем дольше он держался, тем больше ему хотелось прикоснуться. И он сделал это. Он провёл пальцами от ключиц до подбородка, и дрожь в его руке прекратилась. Показалось ли мне это странным? Ещё бы. Странным, пугающим и непонятным. На месте его прикосновений кожа словно охладела. Что есть страх, если не ожидание смерти? Что есть смерть, если не пучина страха и пугающей невесомости?

– Кто твой хозяин, Мотылёк? – томно спросил он, а его лёгкие и пока ещё нежные прикосновения перешли на новый этап. Он медленно схватил меня за шею, но не душил, а словно заставлял предвкушать грядущее удушье. – Кому ты принадлежишь?

Он не грубил. Пугал, но страх этот был мне не знаком ранее. Гипноз… Да, это был именно он. Иллюзия того, что ты беззащитен. Но действительно ли это всего лишь иллюзия?

– Что ты несёшь? – я покачала головой, но парень явно ждал не этого ответа. Я поняла это по тому, что он чуть сильнее надавил на горло, но всё ещё не душил.

– Я хочу знать, чья ты. Ты явно не свободна. У свободных людей не такой мёртвый взгляд, – наконец он перевёл свой взор на мои глаза и чуть нахмурился. – Я надеюсь, ты не такая глупая, чтобы подумать, мол я говорю об отношениях.

Кожу спины до сих пор обжигало огнём. Кровь сочилась из открытых ран. Понятия не имею, насколько всё серьёзно, но мне жутко больно даже дышать.

– Ты правда не понимаешь, что тебе конец? – выдавила я сквозь еле натянутую улыбку. – Марти узнает об этом и уничтожит тебя. Уничтожит всё, что ты имеешь.

Его взгляд изменился. Я бы не сказала, что он испугался. Скорее снова разочаровался, ведь всё, что он сделал – глубоко вздохнул и отпустил мою шею, потеряв в ней и во мне интерес.

– Марти, Марти… Снова Марти? Почему ты не вспоминаешь о нём, когда тебе ничего от него не нужно?

– Я не скажу больше ни слова, пока ты не дашь мне позвонить.

Знаю, это было требовательно и дерзко, но, думаю, у меня есть право на один звонок, учитывая, что меня насильно затащили в это логово ночных бабочек и… мотыльков.

– Это тебе не нужно. Твой полосатик уже едет сюда. Он знает, что ты здесь и знает, во что ты одета.

– Ты…

– Да. Ты же не думала, что это только ради твоих слёз? Ну, по большей части ради них, но…

Я поверить не могу, что у всего этого ночного кошмара всё ещё намечается продолжение. Какие ещё сюрпризы преподнесёт мне сегодняшний день?

Злость во мне кипела, как лава в вулкане. Я уже не знаю, куда деть эмоции, которые вызывал во мне этот мерзавец. Одно я знала точно. Я не успокоюсь, пока он не получит по заслугам. И сейчас я тоже успокаиваться не собиралась. Я оттолкнула от себя парня и схватила бутылку того самого коньяка, который он принёс с собой. Сильно сжав горлышко, я хотела ударить бутылкой Тейлора и, клянусь, хотела разбить ему голову. Хотела, чтобы его кровь пролилась на пол. Плевать, чем мне придётся за это заплатить. Я хотела его страданий.

Только я ухватилась за своё оружие, как парень резко потянул меня за руку, а потом ударил мою голову о ближайшую стену. Бутылка выпала из моих рук, разбилась о пол. Затем и я рухнула на колени, которые в миг порезались о стёкла только что рассыпавшиеся по полу. Пол окрасился кровью. Не кровью Тейлора, как я хотела, а моей. Какая же ты жалкая, Эшли… Особенно сейчас, когда стоишь на окровавленных коленях в костюме проститутки и опираешься о стену так, словно она поможет тебе не рассыпаться на части.