Полная версия
Чернила цвета облаков
Задыхаюсь. Коченею. Холодно. Вода вытекает за пределы ванной. Она так хотела разбиться о камни у водопада, а теперь хочет убиться о кафель на полу. Открываю глаза, они пекут от пресной воды. Снова закрываю. Снова сильнее зажимаю рот. Лёгкие уже уменьшились до максимума, а сердце матерится и плюётся, желая остановить свой ход и убить придурка, придумавшего эту затею.
Голова закружилась, перемешала все мысли. Говорят, перед смертью люди видят всю свою жизнь в быстрой перемотке. Нет, не верьте. Видите Вы лишь то, к чему были больше всего привязаны.
Я резко поднимаюсь, делаю глубокий вдох и откашливаюсь, вытирая воду с лица руками. Получилось и не получилось одновременно. Сознание почти покинуло меня, но видел я лишь фиолетово-жёлтые цвета и изредка пробегающие чёрные тени. Смех вырывается у меня сам. Откидываюсь назад, облокачиваюсь о стену и смеюсь. Неужели всё настолько паршиво? А где чёртовы бабочки? Где феи и цветочки? Меня что, обманули? Я ждал какого-нибудь предсмертного чуда в виде единорога-алкоголика с его армией обдолбанных гномиков или вроде того. Почему мне достались чёрные тени? Я понимал, что умирать не так уж весело, но не настолько же. И что видели все те, кого отправил на ту сторону? Все те, кто умирал от потери крови, что они видели? Что видел тот парень, на глазах которого я забрал жизнь его же девушки? А она? Кроме разлагающейся от кипятка кожи что она видела? Свою жизнь? Чёрные тени? Монстра? Меня? Монстра… Да, она видела именно меня.
Я поднимаюсь, покидаю ванную, стягиваю с себя мокрую одежду и провожу пальцами по щеке. Я будто зачем-то проверяю, на месте ли шрам, или его смыло водой, которая не смогла смыть моё сердцебиение. Но нет, он на месте. На месте, как и сердце.
ЭШЛИ
Нарисованные ангелы смотрели на меня с отвращением. Их сломанные крылья жаждут прикосновений ластика. Ведь лучше не иметь что-то, чем иметь то, что только приносит боль. Самое ужасное то, что это касается и людей тоже. Порой лучше быть одиноким. Это не так больно.
Наверное, Марти тоже следовало бы задуматься об этом. Я приносила ему лишь разочарование и сорванные нервы. Порой я задумываюсь, почему он терпит меня. Невозможно любить человека, видя в нём только минусы. Тогда чего он хочет? И кто из нас ещё кем пользуется?
Я собираю сумочку, ярко крашу глаза и брови. Слишком тёмный макияж выделяется на фоне слишком светлых волос. Слишком больные мысли витают в слишком больной голове. Всё в этом мире слишком… Я долго смотрю в своё отражение, потом отрываюсь от него, когда слышу сигнал машины. Я подхожу к окну, выглядываю на улицу и вижу серебристую Ferrari и уже недовольное лицо Марти, стоящего возле неё. У парня с самого начала появилось негативное отношение к моему соседу. Ну, я бы тоже расстроилась, если бы какая-то незнакомая девушка выкинула меня из окна второго этажа дома моего парня. Марти нервно вглядывался в окно моего соседа, который, кстати, опять только вышел из душа. Мёрфи снова сидел на окне боком, свесив одну ногу и держа в руках гитару. Он, слегка нагнувшись, чтобы лучше слышать струны, подбирал мелодию и говорил что-то одними только губами. Наверное, придумывал мелодию к тексту. Парень забавно потрепал мокрые волосы, и влага от них разлетелась по воздуху. Он был так увлечён гитарой, что не увидел моего взгляда и того, как из его рук вывалился лист с текстом.
– Эшли! – раздражённо крикнул Марти, когда увидел меня в окне. Он явно был взбешён. Его крик привлёк не только меня, так что уже через секунду я заметила самодовольную ухмылку соседа, заметившего чрезмерное внимание к себе.
Я фыркнула, закрыла шторы и спустилась вниз. Марти заставил сесть в машину. Он прекрасно знал, что я ненавижу серьёзные разговоры в машине. Здесь жуткая атмосфера: всё пропахло дорогим, но противным одеколоном. Здесь слишком чисто и тесно. Моё желание убить жениха не может вместиться в таком тесном салоне.
– Может, ты хочешь мне рассказать что-нибудь интересное про своего соседа?
– Например? – я безразлично смотрю в окно, хоть мы даже не тронулись с места. Мой взгляд пожирал собственный дом, как будто я никогда его раньше не видела.
– Например то, что он не просто сосед?
– Господи, Марти… – я поморщилась и попыталась выйти, но двери были заблокированы.
– Так не хочешь говорить об этом?
Все его следующие слова мне казались мерзкой зелёной желчью. Он любил кричать. Кричал даже тогда, когда я использую не ту вилку или делаю не тот бутерброд. Он кричал даже сейчас. Его выражения лица я не видела, да и не хотела. Я смотрела вперёд. Смотрела, как псих по соседству заводит мотоцикл. Я смотрела, как ночное небо сдавливало эту и без того низкую машину. Смотрела, как чёрные мокрые волосы всё так же неровно спадали на лицо парня, который тоже посмотрел на меня. Я ухмыльнулась. Не знаю, что бы это значило и как он это воспринял. Просто мне хотелось. Хотелось выглядеть сейчас не такой жалкой, как есть на самом деле.
Мёрфи перевёл взгляд на Марти, затем на меня и молча спросил: «Оно того стоит?» Я не знаю… Я запуталась. Я хочу чего-то, о чём раньше боялась подумать. Чего-то, что спасёт меня.
Я отрицательно покачала головой, и это стало последней каплей терпения Марти.
– Ты можешь хотя бы сделать вид, что слушаешь меня? – заорал он и схватил меня за волосы, поворачивая моё лицо к себе. Я тоже закричала, но от боли. Это остановило его. Мой «жених» практически сразу же разжал кулак и разблокировал двери, а в его глазах промелькнуло сожаление.
Я услышала шаги, приближающиеся к нам, а потом увидела высокую фигуру, стремительно быстро сокращающую расстояние. Дверь с моей стороны открылась. Тейлор наклонился ко мне и протянул руку, словно звал с собой в своё мрачное тёмное царство, откуда пришёл сам. Его настойчивый взгляд не обращался к Марти, который сейчас, кажется, не мог отойти от шока. Нет… Его взгляд словно твердил, что это не помощь, а какая-то сделка, которая заключится сразу после того, как я подам свою руку. Брюнет молчал. За него всё говорил один только взгляд. Почему-то в нём я искала подвох и, возможно, тайное желание затащить меня в ловушку.
– Не смей, Эшли, – пригрозил мне Марти. – Только попробуй. – я закатила глаза и протянула свою руку соседу. – Не смей!
Тейлор взял меня за руку и помог выбраться из низкой машины, а потом отпустил меня и стремительно обошёл авто, подойдя к водителю. Он ударом ноги выломал боковое зеркало. Это было несложно, учитывая высоту Ferrari.
– Э-э-э, ты знаешь, сколько оно стоит? – Марти хотел выйти, но его опередили. Тейлор открыл дверь и с размаха врезал парню по лицу тем самым боковым зеркалом. Почувствовала ли я что-то? Волнение, страх? Нет, ни капли. Мне было плевать. Наверное, я действительно ужасный человек. Такой же ужасный, как и актриса, ведь играть роль нормальной невесты у меня явно не получается.
Марти заткнулся. Наконец-то я услышала тишину. Не стану врать, мне даже принесло удовольствие то, как он закряхтел от удара по голове. Мёрфи ударил снова, а затем силой вытащил парня из машины за ворот рубашки и бросил на землю.
– Хватит орать! – крикнул на него Тейлор и ударил ногой в живот. Где-то это уже было…
Марти сильно закашлял и скрючился в позе эмбриона. Уверена, ему не впервые приходилось защищаться от ударов. Мало кто смог бы вытерпеть такого противного собеседника и человека.
– Пойдём, – уже намного спокойнее и тише сказал мне Тейлор. Ему не нужно было смотреть в мою сторону. Он знал, что я услышу. Он знал, что не поблагодарю, хоть и хотелось.
Парень пошёл в сторону своего мотоцикла, а потом остановился, когда понял, что я не иду за ним. Сколько же в нём разношёрстных чертей? Сколько времени понадобится, чтобы их изгнать? Боюсь, даже он сам не знает, на что может быть способен. Люди, которые не смогли понять самих себя – самые опасные люди.
Я обняла себя за плечи и виновато глянула на Марти. Ну же, Эшли… Сделай хоть что-нибудь. Тейлор снова разочарованно покачал головой и отвернулся от меня, продолжив свой путь.
Я. Глупая. Безответственная. Бестактная. Слабовольная. Креветка.
Я сорвалась с места и пошла за соседом. Помнится, до этого я много раз поступала глупо и опрометчиво, но в этот раз явно решила побить все рекорды. Марти злобно смотрел нам вслед не с самого лучшего ракурса, а потом всё же решился подняться с земли, изображая раненого на войне солдата.
– Такой храбрый, такой дерзкий… Надолго ли? – с улыбкой прохрипел он, держась рукой за капот машины. Тейлор остановился. Сжал кулаки. – Люди всегда ненавидели выскочек. Они вечно мешаются под ногами. А ты часто перебегаешь другим дорогу? – наверное, Марти слишком сильно ударился головой. – Каково быть тем, кого ненавидят, а?
Мёрфи повернулся к нему, сделал пару шагов в его сторону. Этого хватило, чтобы заставить Марти заткнуться. Он никогда не был героем. Никогда не мог соответствовать своим словам или хотя бы ответить за них. Он был человеком, чьи возможности заканчивались на деньгах. Деньги… вот его защита.
Парни стояли друг напротив друга, но не один из них не собирался делать что-то больше. Испепеляющие взгляды встретились на невидимой арене. Это была битва за дешёвый приз. За иллюзию.
Когда-то я мечтала о приключениях, о друзьях, которые будут катать меня на великах и заботиться о том, чтобы моя улыбка не спадала с лица. Всё изменилось. Я еду на мотоцикле, неловко обвив руками талию парня, которого трудно назвать чьим-то другом. У него есть друзья? Нет, не думаю. Такие люди, как он, сами соглашаются на голодную смерть в одиночестве.
Мои волосы развеваются на ветру от бешеной скорости. С той же скоростью Марти возил меня на машине, но ощущать на своей коже ветер и чувствовать, как скорость течёт по венам – совсем другое. Фонари подмигивают нам и тут же скрываются за нашими спинами. Уверена, в одиночку Тейлор разгоняется намного сильнее. Я смотрю на город сквозь тёмное стекло шлема, который парень мне отдал. Становится холодно. Ночь вызывает усталость. Скорость вызывает бодрость. Бесконечная война.
Мы остановились под мостом у берега реки. Над нашими головами шумят двигатели авто, под нашими ногами – мокрый песок. Похоже, мальчишка бывал тут очень часто, ведь здесь, под мостом, была спрятана гитара. Ещё одна? Тейлор взял её и сел на бетонный выступ, согнув ноги и поудобнее взяв инструмент.
– Сядь, – скорее не просьба, а требование. Я сжала губы и села рядом, обнимая себя руками. Странно, но в этом месте, казалось, было очень тихо, хоть прямо над нами находится трасса.
Тейлор молчал с минуту, не начиная играть и не глядя на меня. Потом он посмотрел на меня и словно чего-то ждал. Но что я могла ему дать?
– Ты счастлива? – неожиданно спросил он без ухмылки, без взгляда, которого я больше всего не хотела видеть. Я пожала плечами, отведя взгляд на реку. Она была абсолютно спокойной, как и всё вокруг, словно в этом месте город вымер.
– Он не всегда такой. Просто иногда бывают моменты, когда лучше держаться подальше от этого говнюка.
– Мне плевать, какой он. Ты счастлива? – он повторил вопрос грубее. Забавно. Выглядело так, словно ему действительно интересно.
– Ты считаешь, что можно быть только счастливым, либо несчастливым?
– Я считаю, что люди глупы, раз воспринимают это слово так буквально, – он улыбнулся краем губ и отвёл взгляд от меня. – Люди любят всё однозначное. Это так…
– Нормально? – перебила я, и он ухмыльнулся, опустив голову.
– Мы все так боремся за мир во всём мире. Хотим порядка. И при этом сами же любим разруху. Падение звёзд уже хаос. Разрушение. А мы загадываем желание. Это тоже нормально?
Я посмотрела на небо, но сейчас его закрывали густые тучи. Звёзды будто услышали его слова и поспешили спрятаться где-то, чтобы скрыть свою печаль, ведь люди действительно любят смотреть, как те умирают.
– А ты счастлив? – я посмотрела в его сторону, и он ответил мне тем же. Прекрасные люди прекрасны не во всём. Ужасные люди ужасны лишь в одном.
– Я жив, – ответил он, и только он сам понял значение своих слов. Жизнь не всегда может быть счастьем. Для кого-то это вечная пытка. – А ты?
Помню, папа всегда запрещал мне общаться с такими людьми. Они были опасны даже не тем, что могли затащить в переулок и заколоть ножом, а просто тем, что они ломают твоё мировоззрение. Они голыми руками проламывают стены твоего сознания и запускают туда своих чертей. И вот ты сидишь и пытаешься справиться с ними, но не можешь, ведь они подчиняются не тебе. А ему. И теперь только он может руководить твоими мыслями.
– Не отвечай. Мы оба знаем, что ты мертва.
В самую длинную ночь самый отвратительный человек говорил самые искренние слова.
– Ты не знаешь меня.
– Ну, так расскажи мне.
Он постучал пальцами по гитаре, внимательно рассматривая струны разной толщины и смахивая пыль с инструмента.
– Всё слишком банально и глупо. Неполноценный ребёнок в неполноценной семье.
– Мама? – перебил он меня. Скорее всего, вспомнил про фотографию, которую сам же сжёг. Я ухмыльнулась.
– Иногда мне кажется, что я недостаточно сделала, чтобы заслужить эту жизнь. Я не делаю людей счастливыми, я не пытаюсь осчастливить саму себя. Я просто жду чуда, но сама же запираю двери в свой дом, – я снова улыбнулась и опустила голову. Он слушал. Знаю, что слушал. Он молчал, но пускай молчит. От его ответов мне точно стало бы хуже. – Всё так странно… Я говорю это человеку, который хотел меня задушить, – я засмеялась и покачала головой, а Тейлор даже не улыбнулся. Его лицо никак не изменилось. Он смотрел на гитару и молча впитывал в себя информацию и атмосферу этого места. – А что насчёт тебя? – я повернулась к нему лицом. – Кто ты такой, мальчик по соседству? Что ты скрываешь?
Кажется, стало слишком тихо. Ветер вдруг утих, и вода перестала шуметь. Всё замерло, когда Мёрфи поднял взгляд. Он взял поудобнее гитару, провёл пальцами по струнам, прервав тишину приятным музыкальным звучанием. А дальше… Дальше настала музыка. Одна нота за другой, одна за другой. Прошло совсем немного времени до того, как Мёрфи произнёс первые слова куплета.
Cross my heart and hope to die. Burn my lungs and curse my eyes.
Пересеки моё сердце и надейся на смерть. Сжигай мои лёгкие и проклинай мою зрячесть.
Он поднял глаза к небу, где тучи понемногу расступались. Звёзды, спрятав свою грусть, как и обычно, сверкали над городом, жалобно глядя на людей. Печальная ночь. Печальные звёзды. Всё в этом мире сегодня было в трауре.
I've lost control and I don't want it back.
Я потерял контроль и не хочу его обратно.
Сегодня всё стало с ног на голову. Даже мысли сейчас были где-то не здесь. Где-то не в этом мире, а за пределами вселенной. Небо медленно падало на наши головы, разбивалось вдребезги о наши больные сердца. Печаль и радость поменялись местами, теперь и неясно, что есть что.
I'm going numb, I've been hijacked.
Я цепенею, я похищен,
Мне была знакома эта песня. Когда-то её крутили по радио, пока моя мачеха заботливо расставляла столовые приборы на стол. Отец поморщился, сказав что-то вроде: «Что за похоронный марш? Поставь что-то повеселее». Я согласилась с ним. Сейчас же я с удовольствием слушаю её снова.
It's a fucking drag. I taste you on my lips and I can't get rid of you.
Это грёбаное бремя. Я чувствую твой вкус на своих губах и не могу избавиться от тебя.
Я слабо улыбнулась и задумалась. Почему он выбрал именно эту песню? Почему именно её поёт в ответ на мой вопрос? Впрочем, на сегодня вопросов достаточно.
So I say damn your kiss and the awful things you do.
Поэтому пошла ты к чёрту со своими поцелуями и всеми ужасными вещами, что ты делаешь.
Я спела эти слова вместе с ним, и он стал играть громче, улыбнувшись краем губ. Мне не быть ни певицей, ни актрисой, но что-то мне подсказывает, что счастливым быть невозможно всегда. Счастье – это моменты. Это аккорды мелодии. Это влажный песок под ногами. Это огромный огненный шар, тонущий в волнах. Это ветер, развивающий волосы. Это застрявшая на месте секундная стрелка. Это временная вечность.
You're worse than nicotine.
Ты хуже, чем никотин 2 .
Глава 10. Солёная невеста
ЭШЛИ
Сегодняшняя ночь и правда отличалась от других. Подняв голову к небу лишь однажды, человек понимает, что больше не сможет прожить ни дня без звёзд. Я рассматриваю белые огоньки, потом хмурю брови, ведь больше не слышу гитары, которая всё это время наигрывала медленные мелодии. Тейлор поднялся с бетона, отряхнул джинсы и стал идти к месту, откуда взял гитару.
Пора домой. Пора возвращаться в мёртвый город. Пора продолжать умирать.
Встаю с земли, подхожу к мотоциклу и без лишних слов сажусь, надевая на себя шлем. Я сижу в тишине всего несколько секунд, а потом слышу, как кто-то стучит по шлему пальцем. Приходится поднять стекло.
– Постой-постой, ты куда это собралась? – спрашивает он, улыбается и нагибается, чтобы наши глаза были на одном уровне.
– Домой.
Он изогнул бровь и облокотился локтем о руль.
– Ну, попутного ветра.
Моё лицо изменилось. Недовольная гримаса, злобный взгляд… Ничто не помогло. Мёрфи сделал жест рукой, мол, убирайся отсюда.
– Говнюк. В чём твоя проблема? – я слезла с мотоцикла и сняла с себя шлем, грубо вернув его лёгким ударом парню в грудь.
– Можешь думать, что мне не понравилось, как ты меня трогала.
Я фыркнула и закатила глаза. Действительно, Эшли, неужели ты правда подумала, что это будет безобидная поездочка за город? Наивная.
– Я подозревала, что ты гей.
Он как-то безэмоционально улыбнулся краем губ и, оттолкнув меня в сторону и надев шлем, сел и завёл мотоцикл. Пыль ударила в нос, заставила закашлять. Она попала в лёгкие так же быстро, как всего меньше часа назад глупые наивные мысли поразили мою голову. Похоже, всё кончено. Марти и прошлое теперь синонимы. Я не знаю, что я чувствую. Кто-то словно нажал на кнопочку и выключил во мне всё человеческое. Деньги ведь можно заработать иначе. Это ведь не проблема, да? Любая проблема кроется за нашим страхом неудачи.
Холодно… В последнее время это чувство посещает меня всё чаще. Холод… Слово такое же холодное, как и его значение. Я тру руки ладошками, поднимаюсь по склону к трассе и стою на дороге до тех пор, пока машины не обливают меня полностью. Вода от луж просачивается сквозь одежду. Холодно… Наконец возле меня останавливается какой-то автобус. Он абсолютно пустой. Водителю так же одиноко, как и луне на тёмном небе, закрытом тучами.
– Тебе помочь, девочка?
– Да, скажите, сколько миль до Сент-Пола?
– Чем больше сумма, тем меньше расстояние.
Мужчина с седыми усами и со старой потрёпанной кепкой улыбается своими неухоженными зубами. Хочет денег. Я кивают головой, захожу внутрь.
Это и был твой ход, Тейлор?
Прошла неделя. Трудно поверить, но я каждый день ходила в школу без пропусков. Уверена почти наверняка, что под конец года у меня будут большие проблемы с учителями, их предметами и оценками.
Иду по школьному коридору, и ничего не предвещает беды. Вроде… Вот только что-то гложет меня. Что-то скребётся прямо под сердцем. Что-то мерзкое ползает там и слюнявит орган, который, кажется, должен отвечать за чувства. Я о чём-то думаю, но не знаю, о чём стоило бы думать. Я куда-то смотрю, но снова сомневаюсь, что в нужную сторону. Фортепиано в моей голове начинает играть мелодию. Я хмурюсь, ведь не знаю этой песни. Как мои собственные мысли могут быть мне не знакомы?
Мелодия доносится из кабинета музыки, который должен быть давно закрыть. Наш преподаватель взял больничный, так что его кабинет всегда должен быть под замком. Я останавливаюсь у двери и неуверенно опускаю ручку. Тихо-тихо, чтобы это слышали только мои демоны. Открываю дверь, замираю на месте. Человек, сидящий у фортепиано, совсем не собирается смотреть в мою сторону или даже замечать меня. Он продолжает делать то, что ему нравится. Люди особенно прекрасны в те моменты, когда окружающий мир для них не так важен, как их занятие. Я любила смотреть, на то, как подростки, сидя за столиком в кафе, не отрывались от своих телефонов, поедая бургеры, и улыбались. Да, они сидели за одним столиком. Да, они не разговаривали друг с другом. Но их лица были прекрасны. Было прекрасно каждое их движение.
Я медленно вошла в кабинет и села за одну из парт. Куча инструментов сейчас казалась горой хлама, но фортепиано… Оно было ухожено, словно кто-то каждый день смахивал с него пыль. Словно только оно было живым среди кучи мусора этого кабинета.
– Мистер Камски оставил мне ключи от своего кабинета перед тем, как уйти на больничный, – пояснил парень, ответив на мой немой вопрос. Он продолжал играть и не смотреть на меня, но теперь казался не таким отмороженным. Выглядел он странно. Серые джинсы, порванные в некоторых местах, будто специально, такая же серая шапка, из-под которой торчали кучерявые русые волосы, расстёгнутая красная клетчатая рубашка и очки. Он был таким же странным, как и мелодия, которую он играл.
– Ты знала, что звучание фортепиано нравится не только людям? – говорил он и играл, играл, играл… – Животные от него успокаиваются. Они будто под гипнозом.
Парень улыбнулся, нахмурил брови и наконец посмотрел на меня. Серые глаза. Он отвернул голову и резко перестал играть. Он вздохнул.
– Хотя, знаешь… Неважно. Это всё неважно.
Примерно так же ведут себя люди, что видят перед собой лицо человека, который не может их понять. Мальчик в клеточку поднялся со стула и подобрал с пола сумку на одно плечо. Я вспомнила, что уже однажды видела его. Это тот мальчишка, что записывал что-то в тетрадь, пока все остальные смотрели фильм. Одиночка…
Он не сказал ничего больше, а только вышел из кабинета, но остановился у дверного проёма, когда я ответила:
– Видимо, мои знакомые намного глупее животных, раз даже музыка не может их успокоить, – парень обернулся в мою сторону и закинул сумку на плечо. – У тебя ведь тоже есть такие знакомые… Правда?
Он понял, о чём я. Пару дней назад я видела, как этот самый парень лежал у шкафчика и пытался спасти свою записную тетрадь от нашего школьного хулигана. Его банда частенько донимала всех, кто выглядел странно, говорил странно и странно одевался.
Мальчик в клеточку не ответил. Он злобно сжал губы и нервно кинул ключи от кабинета на парту, за которой я сидела, а потом просто ушёл. Наверное, это было грубо с моей стороны.
Время утекало сквозь пальцы, точно вода. Кажется, иногда я не успевала вдохнуть воздуха, как вдруг мне в горло вцеплялись холодные руки нового дня. Я медленно открываю глаза и понимаю, что уже нахожусь на пороге школы и провожаю взглядом своих одноклассников. Я стою долго, чувствую, как ноги прирастают к земле. Чувствую лёгкую вибрацию по телу. Сначала кажется, что это от холода из-за дождливой погоды, но потом понимаю, что это звонок на телефон. Марти… Скорее всего, это он. Я уже закатываю глаза, но потом вдруг вспоминаю, что этого просто не может быть. Мы не общались уже больше недели, да и расстались без слов и объяснений. Достаю телефон, смотрю на экран. Марти… Как так? Почему он звонит?
– Да? – я откашлялась, чтобы голос не казался жалостливым.
– Долго ты будешь стоять там?
Я оборачиваюсь по сторонам, ища взглядом знакомый силуэт, а потом замечаю на парковке серебристую Ferrari, которую ученики школы никак не могут оставить без внимания. Что он здесь делает? Украл пистолет и хочет убить меня? Увести в лес и утопить? Засунуть в багажник и запереть в подвале?
Я сбрасываю вызов и медленно неуверенными шагами приближаюсь к нему.
– Что ты тут делаешь?
– Да ладно, Эшли. Ты ведь не такая глупая.
Он открывает передо мной дверь, словно истинный джентльмен. Закрывает её за мной и садится на водительское сидение, заводя авто.
– Что происходит? Зачем ты пришёл?
– Мы, вроде как, помолвлены. Пора уже выбрать платье. Я заплатил неплохие деньги, чтобы подобрать тебе стилиста, – он оборачивается назад, включая задний ход, чтобы выехать с парковки.
– Я не про это. Что происходит?
Марти дал по газам, выехав на ровную дорогу. Он не соврал, мы действительно направлялись в сторону свадебного салона.
– Ты про то, почему я не попытался догнать вас, почему я не задушил твоего соседа и почему всё ещё не ненавижу тебя? – он улыбнулся, посмотрел на меня и, увидев, как я кивнула, снова отвлёкся на дорогу. – Брось, Эшли. Ты же не думала, что я такой тупой? Ты правда считала, мол я не знаю, что ты со мной из-за денег? – он засмеялся громче. – Ты первая девушка, которая смогла вытерпеть мою мамашу после всего, что она сделала. Ты первая, кто вытерпел меня и продолжает терпеть даже зная, как ты облажалась. Не трудно догадаться.