Подаренная жизнь

Я сплю и вижу сон, что я лежу на ленте транспортёра вместе с металлическими заготовками. Лента движется в сторону большого кузнечного молота, который штампует эти заготовки, его удары отдаются в моей голове, от волнения сильно стучит сердце. Мне становится страшно, ведь через две заготовки молот меня расплющит. Я хочу подняться с ленты, но у меня совсем нет сил. Кажется, что сердце скоро выскочит с груди, И это произойдёт раньше, чем молот расплющит мою голову. Я просыпаюсь, встаю на ноги, но они у меня ватные и совсем меня не держат. Я со всего маха, падаю на стул, ломаю переносицу и теряю сознание. Сколько я пролежал на полу, одному Богу известно. Когда я очнулся, было вокруг темно, я лежу на полу в луже липкой жидкости. От боли разрывается голова и всё также сильно и часто стучит сердце. Каждый его удар отдаётся мне в кончиках пальцев рук и ног. Я пытаюсь встать на ноги, но снова падаю. На этот раз, мимо, по странному обстоятельству, не упавшего стула. Поэтому более удачно, я не потерял сознание. В темноте ползу в сторону двери в коридор. Нащупываю её, встаю на колени и с трудом открываю двери. Через коридор, доползаю до входной двери со второго этажа у лестницы, с третьей попытки проворачиваю ключ и открываю двери.

Здесь я снова теряю сознание. Очнувшись, я ползу по бетонным ступенькам лестницы вниз, несколько раз за время движения в темноте промахиваюсь рукой об очередную ступеньку и ударяюсь каждый раз лицом о бетон. Вот я, наконец, добрался до тамбура на первом этаже, встаю на колени и открываю дверь в тамбур, затем на улицу. Свежий морозный воздух, на улице минус десять, понемногу, начал включать мою голову. Я по ступенькам сполз с крыльца к сугробу, и растёр лицо снегом. Меня шатало, со стороны в сторону, и я с трудом поднялся на ноги. Потом меня несколько раз вырвало на снег и мне стало легче.

– Что со мной?

Первая здравая мысль посетила меня.

– Как там моя сестра? Что с ней?

Эта вторая мысль вонзилась в мою голову и вытеснила первую. Я с трудом, держась за перила лестницы, поднялся в квартиру. Включил свет в коридоре потом на кухне. Нечаянно бросил взгляд на плиту и всё понял. Заслонка на выходе с трубы была закрыта. Я быстро открыл заслонку и поддувало. Уголь в топке сразу воспламенился, синим пламенем. Значит, мы угорели. Я открыл дверь в комнатку сестры и включил свет. Она была на три года моложе меня. Первый год ходила в школу в местечко. У неё была привычка укрывать голову одеялом.

– Я так с вечера быстрее согреваюсь.

Говорила она маме, когда та делала ей замечание.

– Любишь ты тепло, как кошка. С брата бери пример, он на ночь с себя даже майку иногда снимает.

Воспитывала она доченьку. Я быстренько отбросил с головы одеяло и попытался разбудить сестру. Алла не просыпалась, хотя и дышала. Я попытался её поднять и упал вместе с ней на кровать. Как я ослаб. До этого я легко мог носить сестру на руках длительное время. Сейчас, я её за руки вытащил в коридор. Она не шелохнулась, не пришла в сознание, но дышала.

– Вот он какой, угар.

Человек засыпает, не приходя в сознание. Угарный газ не имеет ни цвета, ни запаха. Вдруг, вспомнил я, материл по химии. В прошлом году у нас в посёлке угорела и умерла целая семья из пяти человек. Но они отапливались дровами, а тут уголь. Мне стало страшно. Я склонился над лежащей на полу сестрой, начал трепать её за уши, бить легонько по щекам. Алла немножко зашевелилась. Тогда я набрал в рот холодной воды и брызнул ей в лицо. Сестра открыла глаза. Я поверну её лицом к полу и приподнял голову. Она оперлась руками о пол и села. И тут её несколько раз вырвало. Ей стало легче, и она невнятно стала повторять плачущим голосом:

– Мне холодно. Мне холодно. Мне очень холодно.

Её тельце начало дрожать. Мы, держась друг за друга, встали на ноги. Я повёл сестру в зал и уложил в мамину кровать, накрыл ватным одеялом, и она скоро мирно уснула. Тут мне опять стало дурно. Я сел в коридоре на стул, поставил перед собой таз и уже не на пол, а сознательно начал дожидаться, когда меня вырвет. Мне становилось всё хуже и хуже, но не рвало. Тогда я заложил два пальца в рот и меня сразу вырвало. Меня рвало долго и много раз в основном жёлчью. Во рту было горько. Я пил воду и меня снова рвало. За этим занятием и застал меня отец, когда вернулся домой среди ночи, после устранения повреждения на линии связи. Оказывается поздним вечером, его вызвали на работу, и он торопясь, закрыл заслонку, не убедился, что уголь прогорел.

– Что тут происходит? Все двери в тамбуре настежь. И в квартире тоже. Перед крыльцом блевотина.

Но увидев меня, в одной майке залитой кровью, с распухшим окровавленным носом, с отёкшим лицом и тазиком в руках, замолчал.

– Что, что?! Угорели мы по твоей милости, если б не страшный сон, могли бы и не проснутся.

– А где Алла?

– Спит, твоя Алла, еле откачал. Спасли её плотно закрытая дверь, и дурная привычка укрываться с головой одеялом.

– А ты чего не спишь?

– А ты что не видишь? – Плохо мне.

Меня снова стало рвать одной жёлчью. Отец пошёл в зал проведал сестру. Закрыл входную дверь в квартиру. Двери в тамбуре он закрыл сразу походу движения на второй этаж. Меня перестало рвать, и он переселил меня на кухню. Увидев запёкшуюся лужу крови перед стулом., отец собрал её в помойное ведро и помыл полы на кухне и в коридоре. Я проверил свою школьную форму. Странно, но она не упала в лужу крови, а висела на спинке стула. Слава Богу, с ней всё в порядке, в сравнении со мной. Вдруг, меня начало знобить. Я подбросил угля в топку, снял майку и умылся тёплой водой до пояса. Но озноб не проходил. Отец видя, как я мучаюсь, предложил:

– Может скорую вызвать?

– Какая скорая? Мне на олимпиаду. Забыл что ли? К утру, надеюсь, отпустит, а так в больницу заберут.

– Какая тебе олимпиада? Ты себя в зеркале видел? Там все конкурсанты разбегутся.

– Ну и хорошо я займу первое место, – ответил я и припомнил, как бабушка Домна лечила озноб.

Принёс с кладовки молоко, вскипятил его. Затем налил его в пол литровую алюминиевую кружку, растворил в нем ложку меда, ложку сливочного масла и с трудом выпил содержимое. Я сразу согрелся, мне стало легче и меня потянуло на сон. Я сказал отцу, чтобы он разбудил меня в половине седьмого и спокойно уснул. Проснулся я сам в половине восьмого и понял, что проспал. Отец после бессонной ночи и перенесённого стресса спал без задних ног. Я быстро оделся и пошёл на восьми часовой автобус, но тот, как назло не пришёл, сломался. На попутках, я добрался до города. Три квартала прошёл пешком, нашёл нужную школу и класс, на десять минут опоздал. Водители, и по дороге прохожие, украдкой, бросали на меня косые взгляды, уж больно им не нравился мой вид. Наконец, я открыл дверь класса.

Он был заполнен победителями олимпиад в разных школах района. Они сидели по одному за партой. Только парта прямо перед столом оказалась свободной. Сзади за ней сидел Янковский Влад. В классе было две учительницы. Одна молодая, как наша учительница Елена Ефимовна, другая – лет на двадцать постарше. Председатель комиссии представитель Райкома, грузный мужчина лет пятидесяти пяти отбывал разнарядку за учительским столом, читал газету. Учительницы ходили по проходам между партами и следили, чтобы конкурсанты, не пользовались, шпаргалками и справочниками. На моё: «Здравствуйте!»,– обернулся председатель комиссии и язвительно произнёс:

– Вы, наверное, ошиблись дверью, здесь проходит олимпиада.

– Нет, мне сюда и надо, – произнёс я, а дальше у нас завязался следующий разговор.

– Что у вас за вид?

– Не обращайте внимания, упал сегодня ночью.

– А почему опоздал?– Автобус сломался.

– И какое место ты собираешься занять?

– Первое.

Разразился дружный смех. Только Янковский не смеялся. Он единственный, кто был рад моему появлению. Влад опоздал на первый автобус на несколько секунд. Шофёр уехал раньше времени на несколько минут, Янковский даже увидел хвост автобуса, который уже был переполнен. Салон был забит людьми с котомками, едущими в воскресенье на базар. Тогда он поднял руку и уехал в город на попутке, шедшей сразу за автобусом, и приехал на автовокзал раньше автобуса. Не найдя меня при выходе из автобуса, он понял, что и я опоздал. Он ждал меня на автобусной остановке, но когда узнал, что автобус сломался и на второй рейс не пойдёт, то пошёл в школу, надеясь, что я туда доберусь. Влад записался последним и сел сзади одной из оставшихся парт. До моего прихода он решил примеры, и как многие обдумывал, как подступится к задачам. Кроме примеров, которые решили все конкурсанты, было пять задач. На решение всех заданий отводилось четыре часа. Примеры и первые четыре задачи я решил быстро, у меня они не вызвали затруднений. У меня осталось два часа на решения последней задачи. Задача была с подковыркой, высшей степени сложности. После кошмарной ночи решение не лезло в голову. Но все же, с Божьей помощью я не сдался, и решение само пришло в мою больную голову.

Через час я решил все задачи и собрался уехать домой первым вечерним автобусом, не дожидаясь окончания олимпиады. Если я уйду прямо сейчас, то успеваю на него. Мне очень сильно болела голова и сломанная переносица, к тому же начал болеть правый бок. Меня подташнивало, и я стал бояться, что не добегу до туалета, и меня вырвет прямо в классе. Я поднялся и неожиданно пошел к столу, даже для Янковского, он не успел списать последнюю задачу в черновик. Учительницы в это время вышли из класса, вроде, как в туалет и их давно не было. Я почувствовал, что не дождусь их прихода.

– Примите, пожалуйста, мою работу и запишите время сдачи, – обратился я к председателю комиссии.

– А что так скоро, позже пришёл, раньше уходишь? Трудиться не любишь, решай, как все у тебя ещё час. Я не хочу, как все, может я уже всё решил.

– Ну, ну давай.

Пробурчал себе под нос председатель комиссии, поставил второй штамп, время сдачи и расписался. Я еле добежал до туалета, меня опять вырвало прямо в унитаз одной жёлчью. По пути домой, я услышал через неплотно закрытую дверь голоса двух учительниц вышедших якобы в туалет. Они решили четвёртую задачу для своего любимца и планировали передать ему листочек, когда уйдёт председатель комиссии. Ведь их ученик не смог решить последние две задачи. Последнюю задачу они не смогли решить сами, как не старались. Учительницы вернулись в класс, заметили моё отсутствие и спросили у председателя комиссии:

– Где этот?

Показав при этом на первую свободную парту. Председатель комиссии махнул рукой:

– А, этот, он ушёл вскоре за вами, не волнуйтесь, работу я отметил.

Учительницы снова пошли ходить по рядам, а председатель комиссии ушёл в туалет, и в это время учительница постарше, незаметно, подложила листок с решением задачи своему ученику. Когда вернулся председатель, Янковский Влад переписал задачи с черновика в чистовик и положил задание на стол, сказал председателю:

– Извините, четыре задачи я решил, боюсь опоздать на автобус, иначе мне придётся добираться на попутках.

Влад побежал на автовокзал и успел на мой рейс. По дороге домой он спросил:

– Где тебя избили? Почему ты опоздал?

Мне пришлось рассказать эту ужасную историю, которая приключилась со мной.

– Не верю, скажи правду, наверно опять доказывал своё мнение. В городе не всё так просто, здесь ребята крутые, они в спортивные секции ходят, вот тебе и навешали.

– А в это поверишь? Учительницы, которые ходили по рядам и контролировали нас, боясь, что мы спишем со справочника какую-нибудь формулу, решали задачи своему ученику.

И я рассказал нечаянно услышанный мной разговор двух учительниц. На это Влад мне ответил:

– А в это верю. Что ты брат удивляешься? Это жизнь! Не зря ученики их школы всю жизнь первые места занимают в Районе.

– На этот раз перебьются!– Озлоблено ответил я. Я не рассказал Янковскому, что учительницы не смогли решить последнюю задачу, и был уверен в своей победе.

Но судьба преподнесла мне сюрприз. Вот как развивались события в классе дальше. Время пролетело неумолимо быстро. Учительницы собрали работы конкурсантов. Потом старшая спросила:

– Поднимите руки, кто решил все пять заданий. Нет движений.

– Поднимите руки, кто решил четыре задания.

Ученик Шучинской школы поднял руку.

– Поднимите руки, кто решил три задания.

Десяток рук поднялись вверх.

– Вы понимаете, что между этими ребятами и будут разыграны первые три места. До свидания! Желаем вам победить в своих школах и приехать к нам на следующую олимпиаду.

Ученики ушли, а младшая учительница в первую очередь проверила работу Янковского Влада и озвучила:

– Права была Ленка, когда говорила, что у неё учится талантливый мальчик, он ведь решил четыре задачи, и четвёртую более коротким способом, чем наш. Она улыбнулась и посмотрела на старшую учительницу.

– Ленка была лучшая у нас на факультете, и говорила, что она иногда не может сама решить задачу из научных сборников, это после окончания института, а ученик восьмого класса решает её. А ведь меня распределили в ту школу, но Ленка, вдруг, выскочила замуж за водителя, который нас подвозил, и мы обменялись школами.

– Да хороший мальчик, он мне понравился, дорогой костюм, рубашка с накрахмаленным воротничком, обложенным поверх воротника костюма, всё по моде, не то, что этот «забулдыга», в школьной форме с разбитым лицом. Смотреть противно, а с той же школы. Проверьте его работу не забудьте, мне интересно, какое место он занял. Сколько времени вам на всё про всё надо, чтобы я подписал протокол?

Своим диалогом охарактеризовал Янковского председатель комиссии.

– Час!

– Ладно, милые девочки, дерзайте, а я удалюсь с вашего позволения на базар, тут жена задание дала, целый список написала. Через час вернусь, а то скоро базар закроется.

Учительницы проверили работы, начали заполнять протокол и обнаружили, что нет моего задания. В это время позвонили с Гродненской областной комиссии. Старшая учительница взяла трубку. Вот их разговор по телефону.

– Почему не передаёте итоги олимпиады?

– Подводим.

– Почему так долго?

– Два претендента на первое место, не можем решить, кому дать.

– Так дайте, два первых.

– А так можно?

– Можно, только второго уже не будет, а сразу третье.

– Скажите, сколько задач решили победители?

– Четыре.

– Скажите, может, кто решил пятую задачу, не обязательно победитель.

– Нет.

– Ни в одной школе области эту задачу, пока не решили, вы не расстраивайтесь.

Тут вошёл председатель комиссии с авоськой продуктов.

– Не находим работу того «забулдыги», как вы выразились, – доложили учительницы.

– Так она на столе лежала.

Председатель снял пальто, повесил на вешалку авоську, подошёл к столу с лежащим на ней свежим номером газеты "Правды", поднял газету. Под ним лежала моя работа. Они открыли её и учительницы потеряли дар речи. Все пять задач были решены. Редкий, почти чертёжный, чёткий красивый подчерк ни помарки. Четвёртая задача была решена коротким способом. Стало ясно, что Янковский списал её с меня.

– Чего молчите? Что подчерк красивый и пятая задача решена, это я вижу. Какое место он занял?

– Сейчас будем решать.

Сказала учительница постарше.

– Как скажете, так и будет. Вы ведь председатель комиссии.

Молодая учительница, сидела, обняв голову руками, и молчала. Потом проронила:

– Всё же счастливая Ленка, талантливого паренька воспитывает. А мы, его даже разглядеть не сумели. Вы даже посмеялись над ним, когда спросили, какое место он собирается занять, а он честно ответил, первое. Мальчишка даже с разбитым лицом, не постеснялся, пришёл на олимпиаду, кто знает, что у него там случилось. Тот Янковский Влад, который нам понравился, списал у него все четыре задачи, это по символам видно. Списал бы и пятую да не успел, тот ушёл. Но как? Обвёл нас вокруг пальца.

– Никто по школам в области пока не решил пятую задачу. А мы уже согласовали два первых места. И сказали, что у нас тоже никто не решил пятую задачу. Потому, что не знали, что нам выпала такая удача. Сейчас бы прогремели на всю область. Пришли бы вы немного пораньше, хотя в отведённое время, вы вложились. Как быть?– Спросила старшая учительница у председателя комиссии.

– Как быть отдадим ему первое место. А городу второе и прогремит наш район на всю область, – сказал председатель комиссии, представитель Райкома, ратуя за свой район.

– А нам что, тогда новое место работы искать, а то вы не знаете нашего директора. В один голос, чуть не плача сказали учительницы.

– Я хочу, чтобы всё было по справедливости,– сказал председатель

– По справедливости, уже не будет. Сказала старшая учительница.

– Мы ведь не уличили, Янковского в списывании, а сейчас … после драки кулаками не машут,– произнесла старшая учительница, а потом добавила:

– У нас уже не второе, а третье место будет, а второе придётся отдать Янковскому, у него лучше показатели, чем у нашего ученика. Сдал он раньше, да и списал более короткий способ.

– Этот проходимец будет выше моего ученика? Я такого не допущу. Ладно, тот решил, а этот списал все задачи и будет выше? Да и для Леночки, только пришла, сразу первое и второе место, у её учеников, когда до этого представители их школы выше десятого места не поднимались. А я, получается, работала не покладая рук, опустила вашу школу на третье место. Нет, как отчитались, пусть, так и будет. А у этого таланта не последняя олимпиада, он с такой головой и такой учительницей в следующем году, и областную олимпиаду выиграют. Да Лена говорила, что он физику знает лучше, чем математику, смотри через две недели опять приедет.

– Я согласен, но как это сделать?– Пожалел председатель молодую, хорошенькую, даже красивую в гневе учительницу.

– Очень просто. Давайте наложим на него дисциплинарное взыскание, как нарушившего условия олимпиады, ему это не повредит. Снимем три балла за опоздание, три бала за чистый оставленный на парте со штампом черновик, и дадим два первых, ему третье место. Вы ведь предупреждали, чтобы ученики сдали черновики, с любыми пометками, только не чистыми. Сами ведь говорили, что чистая проштампованная бумага может попасть в руки не доброжелателя, что там должны быть какие-нибудь пометки, если нет текста, то перечеркните лист,– выдала учительница постарше.

– Но он опоздал и не слышал этого.

Вступился, вдруг, за меня председатель комиссии.

– Незнание закона, не освобождает от ответственности за нарушение этого закона и вам, как юристу, это хорошо должно быть известно,– ответила ему предложившая взыскание учительница. Она подошла к моей парте и взяла в руки оставленный чистый лист бумаги со штампом и продолжила, обратившись к молодой учительнице:

– А этот талантливый парень, за два года пока будет учиться, ещё не раз прославит наш Щучинский район. А ты милочка позвони Леночке и поздравь её с первым и третьим местом, и расскажи ей всё, как есть, а они там сами разберутся. Да предупреди, чтобы сор из избы не выносили.

Всех устроило такое решение, и члены комиссии подписали протокол, взяв грех на душу.

Ночью я почти не спал. Утром меня тошнило, но не вырвало. Сильней стало болеть в правой стороне под рёбрами. Голова болела, но не так сильно, как вчера. Нос распух, и я дышал ртом, как рыба. Сердце уже не вырывалось с груди, но щемило. Сильная слабость. Отец заставил выпить меня горсть активированного угля в таблетках. Есть не хотелось. Но отец насильно влил в меня кружку молока. Я взял свой ранец с учебниками набросил его на спину поверх пальто, и собрался уже идти в школу, как услышал голос отца.

– Куда собрался?

– В школу, – ответил я.

– Ты себя в зеркало видел?

Со вчерашнего дня, после случившегося, я ещё не смотрелся в зеркало. Зеркало у нас было одно и то на внутренней стороне двери шифоньера в зале, да маленькие у мамы и сестры Аллы. Я смотрелся в зеркало один раз в день, и то когда уходил в школу, если не забуду, как сегодня. Это сестрёнка у меня ещё в пятом классе, а уже не вылезала с зеркала, как мама, и всё жаловалась, что она похожа лицом на папу, а не на маму, как я. Насчитала у себя пять веснушек и говорила маме:

– Ну почему Бог так несправедливо поступил? Лучше бы брат был похож на папу, а я на тебя. Ты у нас, вон, какая красивая, а я? Ему ведь всё ровно, за ним и так девчонки бегали бы. Он у нас вон, какой умный на всю школу, его другим ученикам в пример всегда ставят, в том числе и мне. Все учителя спрашивают: «Он твой брат или однофамилец?» Если я сделаю, что не так, хоть в школу не ходи из-за брата. Ну почему, Бог сделал так, похож на тебя, умный и сильный, как папа, уже большой и не одной веснушки. Да и домашнее задание не делает, только книжки свои читает. Почему Бог дал, ему всё, а мне нечего?

Тут она роняла свою голову маме на колени и плакала. Мама огладила её по голове и отвечала:

– Не завидуй брату – это грех. Домашние задания он в школе делает. Сильный потому, что с маленького он один почти всю работу за нас с тобой делает. Тебе плохо, что тебя в школе никто не обижает, брата побаиваются. Он умный – потому, что много читает. Ты не гневи Бога, родилась здоровенькой, не хромой, не глупой, не уродливой. С веснушками ты даже красивее. Не родись красивою, а родись счастливою, кажется, так в народе говорят. А ещё говорят, что девочки похожие на отцов, в основном счастливы в личной жизни. Всё сейчас в твоих руках, учись хорошо да веди себя правильно, а не часами в зеркало смотрись, да веснушки считай.

Сейчас Алла мирно спала в своей комнатке, потому что дети с пятого по седьмой класс не ходили в школу, когда на улице ниже минус десяти. В этом году вышел приказ после того, как один мальчик из шестого класса обморозил руки, неся портфель. Пять километров, зима, а мы ходили раньше в школу каждый день, не взирая, на погоду. Сейчас всех, кто живёт дальше километра от школы, обязали носить ранцы, даже нас старшеклассников.

Я пошел в зал, открыл дверь шифоньера и посмотрел в зеркало. На меня смотрел не я, а какой-то худой урод: с впавшими щеками, с разбитым распухшим горбатым носом, отёчными мешками под глазами и приоткрытым ртом. Так вот почему от меня шарахались люди в городе и транспорте? После моего возвращения на кухню, отец продолжил:

– Забыл, как я тебя на руках на горшок носил? Ты не дышишь носом. На улице холодно. Подхватишь ангину, а там ревматизм с неактивной фазы перейдет в активную и что тогда? Инвалидную коляску заказывать, чтобы на олимпиады ездить?

– Ты в этом виноват! – Выпалил я со злости, хотя всю жизнь любил и уважал отца.

Отец после моих слов сразу изменился в лице, сел на стул и тяжело вздохнул:

– Да я виноват. Я не хотел, всё случилось по спешке, ты сам знаешь, какая у меня ответственная работа, трое детей, жена не вылезает с больницы, хозяйство. Я не отдыхаю, не высыпаюсь. Хорошо, что ты помогаешь, так бы я давно протянул ноги. И я не дом тебе до конца, угробить твоё и моё здоровье.

Только сейчас я заметил, как постарел наш отец. И очень пожалел, что сказал обидные для него слова. Но слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Я снял ранец и пальто, выпил стакан воды и немного успокоился.

– Вот и молодец, сейчас поедем в город к хирургу, я еле отпросился с работы. Ты расскажешь всё, что случилось. Он посмотрит, что можно сделать с твоим носом и лицом. Нужно чтобы ты смог дышать носом.

– Хорошо папа, но в больнице я не останусь.

Вот мы у хирурга. Молодой, сильный, красивый парень выслушал мой рассказ о случившемся и осмотрел меня, потом выписал направление на рентген. Тут же в кабинете у меня взяли кровь из пальца и вены. И сказали прийти к двум часам. Я прошёл в кабинет рентгена и мне сделали снимок. Мы с отцом сели в уголке и ждали. Мы видели, как после обеда в кабинет хирурга зачастили врачи. Они о чём – то спорили так, что было слышно в другом крыле коридора. Больных в этот день было мало, так что к часу у дверей хирурга никого не осталось. Мы пересели к двери нужного нам кабинета и стали ждать. Вдруг вышел хирург увидел нас и пригласил к себе в кабинет. Там продолжил:

– По моей части. У тебя перелом костной и хрящевых тканей носа с небольшим смещением, как следствие искривление носовой перегородки и сильная отёчность, ты пока не можешь дышать носом. Но это не самое главное, от сильного отравления угарным газом у тебя не работает печень, а анализы крови настолько плохие, что мы такие, в своей практике не встречали. Я говорю мы, потому что я провёл консилиум с другими более опытными специалистами. По своему профилю я скажу, что надо было приехать вчера. Сегодня у тебя почти срослись ткани, но с небольшим смещением. Придать прежний облик не получится, да в этом и нет смысла, допустим, я сейчас проведу операцию, снова поломаю кость и хрящи и исправлю всё идеально, то неизвестно, что вырастет из твоего носа через месяц, год или пять лет. Тем более тебе, тогда надо делать наркоз, а состояние твоей печени не позволяет делать даже новокаин. Так что всё, что я буду делать сейчас, будет очень больно, но придётся терпеть. Моя первостепенная задача обеспечить носовое дыхание. Хирург посадил меня в кресло и на чал загонять, какие – то трубочки молоточком в ноздри. Каждый удар молоточка вызывал адскую боль в моём мозгу. После каждого удара хирург смотрел в мои глаза, а сестра убирала испарину марлевой салфеткой на конце пинцета на его лбу. Наконец он сказал: