Бывшие. Папа для Оливки

Николь Келлер

Бывшие. Папа для Оливки

Глава 1

Дина

– Мамоська! – на всю квартиру раздается жалобный крик. – Моя мамоська!

Из гостиной, смешно перебирая босыми ножками, выбегает мое кудрявое чудо. С огромными, на пол-лица темно-карими, цвета крепкого чая, глазками, из которых вот-вот прольются слезы. Нижняя губа надута и подрагивает.

– Мамоська! – Оливка врезается в мои ноги и намертво вцепляется в них. Хнычет, кроша душу в пыль. – С тобой хотю! Не уходи!

Присаживаюсь, падая коленями на пол и сгребаю свою малышку в объятия. Она доверчиво льнет всем тельцем и обвивает мою шею ручками.

– С самого утра беспокойная и капризная, – раздается взволнованный голос подошедшей няни. – Вроде температуры нет, кушала хорошо на завтрак, но подкашливать стала.

– Да, я еще ночью заметила, – сердце кровью обливается, что приходится оставлять заболевающую малышку дома. – Следи за ее состоянием, Маша, хорошо? При малейшем ухудшении сразу звони мне!

– Я поняла, Дина Алексеевна. Не волнуйтесь, все хорошо будет.

Ага, если моя маленькая принцесса отпустит меня…

– Я тебя люблю, мамоська… Идем играть? – заглядывает в лицо, хлопая длиннющими загнутыми ресницами. Хитрая лисичка.

Тяжело вздыхаю. Ненавижу себя за то, что приходится в момент, когда я больше всего нужна, оставлять доченьку с няней…И вроде понимаю, что нет иного выхода… Но все равно сжираю себя за это.

– Не могу, Оливка. Маме нужно на работу…

– Ну, пожалуйста…

– Кукленыш…

Дочь разражается диким плачем и только сильнее вцепляется в меня. Крупные слезы скатываются по щечкам, я утираю их, не замечая, что и сама плачу вместе с ребенком.

– Оливка, – ласково обращается к ней няня, – я принесла тебе небольшой подарок, идем, посмотрим?

– Подарок? – немного стихает и вскидывает голову на няню.

– Да. Надеюсь, тебе очень понравится. Пойдем?

Оливка переводит на меня растерянный взгляд. В глазках – сомнение и страх.

– Иди, солнышко, – осторожно подталкиваю дочь к няне. – А я схожу на работу. А вечером дядя Дима в гости придет, мы все вместе поиграем. Договорились?

– И дядя Дима купит мне мороженое? – прищуривается и сжимает губки. Маленький манипулятор!

– Купит, он же обещал.

– Ладно. Пока, мамоська. Я очень сильно-сильно тебя люблю.

– И я…Больше жизни…

В машине накатывает хандра. Наверное, всему виной осень на пороге. А еще сегодня день, когда мы с ним познакомились…

Мужчиной, который показал мне, как можно любить. Мужчиной, который боготворил меня, пусть всего лишь семь дней…С которым я, в конце концов, испытала удовольствие в постели. Впервые в жизни.

Отгоняю в сторону марево из воспоминаний. Зло утираю слезы, смахиваю капли дождя с лобового стекла и трогаюсь с места.

Надо же, столько лет не вспоминала, а сегодня накатило.

Ладно-ладно, лукавлю. Трудно не вспоминать, когда у моей дочери точно-такие же глаза…

Паркуюсь возле клиники, подхватываю сумку и, подняв повыше воротник плаща, быстрым шагом направляюсь к клинике.

И резко замираю на месте, как будто напарываюсь на невидимую стену. Отшатываюсь и даже отступаю на пару шагов назад.

Клим.

Мужчина из моих запретных воспоминаний стоит на пороге моей клиники, нервно курит и с кем-то разговаривает по телефону. Судя по напряженному выражению лица, разговор не из приятных.

А он все такой же красивый. Высокий, широкий размах плеч, узкие бедра. Бронзовая кожа, которую все также хочется попробовать на вкус. От него за версту несет силой и властью. Так было с самого начала.

Вот только непривычно видеть Клима в костюме и рубашке.

Он наклоняет голову, и вьющиеся пряди спадают ему на лоб. Я так любила, лежа в постели, запускать в них пальцы…Мне кажется, я даже сейчас чувствую их шелковистость…

Забыв обо всем, выкинув из головы не самые простые три с лишним года, делаю шаг вперед. Прикоснуться. Обнять. Заглянуть в глаза. И задать главный вопрос: почему?

Отвлекаюсь на седан представительского класса, что с визгом тормозов заезжает прямо на тротуар. Успеваю отскочить в самый последний момент.

А когда поворачиваю голову, мужчины из моих воспоминаний уже нет. Показалось?..

Внезапно накрывает злость на саму себя.

Дурочка! Какая же я глупая! А еще врач! Все эти годы надеюсь, чего-то жду! Стоило распечатать воспоминания, как тут же начала видеть его в первом попавшемся мужчине.

Трясу головой и решительно иду в клинику, ускоряя шаг. Я так размечталась, что даже немного опаздываю.

В кабинете успеваю забросить сумку в шкаф, накинуть белый халат на плечи. Поправляю воротник и включаю ноутбук.

– Извините, у меня прием в девять, можно? – раздается слегка капризное из-за двери.

– Да-да, конечно, проходите, – бормочу, забивая пароль в программе. Загружаю электронную карту пациентки и, натянув улыбку пошире, наконец-то вскидываю голову.

Вздрагиваю всем телом, как от удара хлыстом.

С силой вцепляюсь в край стола, чтобы не подскочить и не убежать. Именно это желание возникает, едва я вижу вошедшую пару. Стены давят, душат, воздуха становится катастрофически мало, и я не могу сделать полноценный вдох.

Но никто не замечает моих страданий.

Девушка садится напротив, закидывая ногу на ногу. Она точно такая, какой я успела увидеть ее в ту нашу единственную и роковую встречу: красивая, изящная, сексуальная. Знающая себе цену. Выразительные глаза, четкие губы, над которыми старательно поработал косметолог, также, как над выпирающими скулами.

Пациентка откидывает пряди волос за плечо и складывает ладони на плоском животе, сверкая внушительным бриллиантом.

Женат. Он женат…

Я как будто на полной скорости въезжаю в столб. Я в просто вдребезги. И у меня большие сомнения насчет того, смогу ли я собрать себя по кускам.

Все же нахожу в себе силы повернуть голову к мужу пациентки.

И со всего размаху врезаюсь в суровый и цепкий, изучающий взгляд цвета крепкого чая отца моей дочери.

Глава 2

Дина

Клим ошеломлен нашей встречей не меньше меня. Это факт.

Там, на турецком побережье, мы не обсуждали жизнь, что осталась здесь, в России. Не говорили о прошлом. Ни-че-го. Просто узнавали друг друга. Как мужчина и женщина. И самозабвенно любили.

Поэтому Клим никак не мог предположить, что, отправившись с супругой на прием к гинекологу – репродуктологу, встретит свою бывшую любовницу. Он просто не мог этого знать. Как и я до сих пор ничего не знаю о нем: ни фамилии, ни кто он, ни чем занимается, черт возьми. Хотя нет. Фамилию подглядываю в карточке супруги Яны – Исаев. Ему идет.

А вот у него был мой номер телефона. Но он так и не перезвонил. Наверно удалил, едва шасси моего самолета взмыли в воздух. Удалил… и как ни в чем не бывало полетел обратно к жене?..

А теперь он злится. Как будто имеет на это право.

Всматриваюсь в лицо некогда любимого человека. Как губка, впитываю образ и подмечаю детали. Дополняю картинку у себя в голове тем, чего не хватало эти годы, чтобы она получилась цельной. Как художник, любовно наношу последние штрихи.

Глаза печет, а в груди, там, где сердце, как будто тысячи диких зверей заживо раздирают. Больно. Невыносимо. Обидно.

Клим сохраняет невозмутимость и спокойствие. Безразличие. Но только для тех, кто не знает его хорошо. Его выдает венка на виске, что бешено бьется и выдает его волнение с головой. И пронзительный, почти черный взгляд, которым Исаев, не стыдясь жены, скользит по мне. Жадно разглядывает. Слишком жадно для женатого человека.

Глупо себе врать, что я не скучала.

Скучала. И очень сильно.

Так, что первые ночи без его рук просто не могла спать. А потом выла, как раненая волчица. Не могла есть, пить. Тупо смотрела в одну точку на стене.

Жить не хотелось. Не понимала, что и где я делаю не так, если мужчины только используют меня и предают. Что, черт возьми?!

Клим каждую из семи совместно проведенных ночей клялся, что любит. Жарко шептал, что я только его девочка.

Сказал, что заберет меня себе и никуда не отпустит.

Но отпустил…

Выбросил за борт своей жизни, как балласт.

Конечно, зачем ему простушка Дина, если у него есть такая красивая, величественная жена…

Мне больно. Сердце в ошметки, когда гляжу на эту пару. Прямо британская семья, ни дать ни взять! Решили обзавестись потомством, поэтому и явились ко мне. А Климу уже пора – статус и возраст в тридцать шесть лет обязывают.

Черная, выжигающая все внутри обида и зависть распространяются по венам. Глаза печет от подступающих слез, и я часто – часто моргаю и сдавливаю переносицу, чтобы не разрыдаться на глазах у пациентов.

Когда игра в гляделки и экскурс в историю затягиваются, Яна откашливается.

Встряхиваю головой, с трудом заставляю себя посмотреть на пациентку. Нацепляю профессиональную улыбку, складываю ладони на столе и поставленным голосом выдаю заученную фразу:

– Рассказывайте, что вас привело ко мне.

Девушка смотрит на мужа влюбленным взглядом, а Клим по-прежнему не сводит с меня ледяных карих осколков, что режут, вспарывают старые раны на сердце.

Жена хмурится. Недобро сощуривается, переводя взгляд с меня на мужа и обратно. Не скрываясь, пихает его локтем в бок. А Исаев продолжает шарить глазами по мне, задержавшись на пальцах правой руки. Там как будто ожоги остаются, и я их сжимаю, потирая.

– Клим!

– А мы, доктор, – хрипит он, выплевывая обращение как ругательство, – к вам установить беременность.

Дышать становится невозможным. Боль парализует. Скручивает в бараний рог. Мне больно до одури. За себя. За дочь, в конце концов, которая такая беззащитная и растет без отца. Даже не знает о его существовании.

Максимально собираю себя по крупицам, стискиваю волю в кулак и как можно невозмутимее вздергиваю бровь.

– Боюсь, вы обратились не по адресу. Я – репродуктолог, занимаюсь вопросами бесплодия. Вам нужно на УЗИ и к гинекологу…

– А мне говорили, что именно вы – самый компетентный доктор во всей клинике, – усмехается Клим, складывая руки на груди.

Вспыхиваю от злости. Он специально провоцирует меня. Выводит на эмоции. Впиваюсь ногтями в кожу на ладонях, чтобы не сболтнуть лишнего и не опуститься до непрофессионализма.

– В своей области – да.

Клим подается вперед, упираясь локтями в колени, и пронзает глубоким взглядом. Распинает как Иисуса на кресте.

– Тогда просто сделайте это, – бросает взгляд на бейджик на моей груди, – Дина Алексеевна. Просто подтвердите беременность моей жене. Или опровергните.

Он стискивает зубы так, что крошится эмаль. Как будто…как будто не рад новости. Да и вообще тому, что находится здесь.

Вскакиваю чуть резче, чем нужно, и бросаю со злостью:

– С удовольствием.

Прикрываю глаза на миг и уже спокойно и с улыбкой добавляю, обращаясь к Яне Исаевой:

– Раздевайтесь за ширмой и устраивайтесь на кресле. Муж может подождать в коридоре. Мы позовем вас на УЗИ.

Но вопреки всему Клим разваливается в кресле, широко расставляя ноги, и лениво произносит:

– Не-а, я никуда не пойду. Делайте все необходимые процедуры, но только в моем присутствии.

– Клим! – вспыхивает бедная жена этого тирана.

Мне даже жалко ее становится. Такое унижение. Интересно, почему она терпит? Рассказал ли ей муж об измене три года назад? Или она сама догадалась и теперь веревки вьет из Исаева?

Странная у них семейка: измены, подтверждение беременности у врача…

Стараюсь вычеркнуть все мысли. Стереть, как ластиком. Прохожу за ширму и занимаюсь тем, что люблю и что всегда спасает меня в минуты отчаяния – своей работой.

Внимательно провожу осмотр. Снимаю перчатки и записываю данные в карточку. В кабинете тишина. Липкая. Вязкая. И дурно пахнущая.

Наверно, поэтому вопрос Яны звучит как выстрел:

– Ну, что, доктор, я беременна?

Глава 3

Дина

Закусываю губу. В душе кратер глубиной с Мариинскую впадину.

Больно.

Очень больно диагностировать беременность у жены мужчины, в которого влюбилась с первого взгляда. В чьих руках умирала и воскресала столько раз. Которого не смогла забыть, потому что родила от него ребенка с такими же темными, как две вишенки, глазами.

– Доктор? – снова ввинчивается чуть взволнованный голос Яны. – Все в порядке?

Расправляю плечи. Выдыхаю.

Я выдержу.

Я смелая.

В конце концов, я столько прошла! Я дочь у смерти выцарапала, отвоевала в одиночку, неужели не выдержу приема с отцом моей малышки и его супругой?

Резко разворачиваюсь и нацепляю на лицо пластмассовую улыбку. Судя по промелькнувшему испугу в глазах пациентки, она больше напоминает улыбку Джокера.

– Матка слегка увеличена.

– И что это значит? – лупит глазами, слегка бледнея. Неуклюже сползает с кресла и судорожно натягивает нижнее белье. – Я, что, не беременна? Или у меня опухоль?

– Спокойно, не нужно волноваться, – слегка смягчаюсь. Все же Яна ни в чем не виновата. Она, по сути, всего лишь такая же преданная женщина, как и я. Только она – законная супруга, а мне в свое время досталась унизительная роль любовницы. – Это значит, что беременность не исключена, но я не могу сказать наверняка. Нужно УЗИ обследование. Ложитесь на кушетку, задерите рубашку и приспустите брюки.

Пока Яна проделывает все манипуляции, я включаю и настраиваю аппарат. Клим пересаживается на стул поближе к кушетке и прожигает меня взглядом. Я буквально каждой клеточкой чувствую его напряжение, злость и кучу невысказанных вопросов.

Какого черта?! Он еще мне претензии будет предъявлять?!

– Когда была последняя менструация? – щедро наливаю гель на плоский загорелый живот.

– Двадцать шестого августа. У меня четыре недели задержки, – Яна тянет руку, цепляется за ладонь и сжимает пальцы своего мужчины в поисках поддержки.

Спешу отвернуться.

Внутренности будто серной кислотой облили. Я умираю. Умираю рядом с ним от боли.

И от черной жгучей зависти.

Как же мне не хватало такой вот поддержки во время беременности! Как было страшно! Каждый скрининг – это не свидание с малышкой, а событие, полное боли и страха. Потому что я давно работаю в медицине и прекрасно осведомлена, какие бывают осложнения как у плода, так и у матери. И мне банально не хватало человеческого тепла, поддержки мужчины. Просто осознания того, что я не одна. Что…если со мной что-то случится, моя крошка не останется в одиночестве в этом жестоком мире.

Не хватало его и после тяжелых родов. Когда после девятнадцати часов схваток и тяжелых потуг мой долгожданный ребенок после первого крика начал задыхаться и синеть на глазах…

Не хватало крепкого плеча рядом и уверенного:

«Эй, я рядом. Все хорошо. Мы справимся. Наша девочка такая сильная.».

В итоге я справилась. В гордом одиночестве.

Я справлялась, пока наша дочь лежала в реанимации с пневмонией, и врачи не давали никаких гарантий и надежд. Справлялась в отделении патологии новорожденных, когда соски были разодраны в кровь, а моя дочь не могла сосать толком грудь. Я спала в обнимку с молокоотсосом, качая другой рукой кювез.

Но я справлялась.

И вот справляюсь чуть больше двух лет. Но порой срываюсь и вою в подушку. От адской усталости, от одиночества и, казалось бы, черной безысходности.

Но я ни о чем не жалею. Я прошла бы все круги ада снова ради объятий моей маленькой Оливки, ради ее улыбки и самой главной фразы в моей жизни:

«Мамоська, я так сильно лублу тебя!»

Я ни о чем не жалею.

Просто мне по-женски больно и обидно.

В то время, пока я боролась за жизнь своего ребенка, он…вернулся к своей жене. Да и не расставался он с Яной и не планировал. Потому что при знакомстве Клим утверждал, что абсолютно свободен.

А теперь он держит жену за руку в качестве поддержки. А потом они поедут домой, Исаев будет наглаживать ее животик и исполнять все капризы.

– Ну, что там, доктор? – нетерпеливо выпаливает Яна.

Боль раздирает на куски. Но я должна сделать свою работу. Непрофессионально смешивать личное и профессиональное.

Поэтому вывожу картинку на экран.

Глаза печет от слез, но я улыбаюсь, затаптывая тоску в душе.

– Видите вот эту точку? Это ваш малыш.

– Так я беременна?! Да?!

– Да, – голос все же немного сипнет. – Беременность маточная, плод один.

– Боже, боже, – слезы струятся по щекам Яны. – Я так счастлива! Милый, ты рад?

А вот реакция ее супруга ошеломляет.

Клим сжимает до хруста кулак, едва различимо бормочет что-то очень похожее на «Млять».

Высокие отношения в этой семье, однако…

Возмущение Яны тонет в моем задумчивом:

– Вот только…

Вожу датчиком, внимательнее вглядываясь в картинку. Делаю замеры в разных проекциях, кручу-верчу, но все равно не получается…

– Что?! Что не так?

– Вы уверены, что у вас четыре недели задержки? Судя по КТР (прим.автора – копчико-теменной размер), плод выглядит на шесть, даже скорее семь недель…А при четырех неделях задержки мы могли увидеть только лишь крошечную точку. И у плодика уже есть уверенное сердцебиение. Вот послушайте.

Нажимаю на кнопку датчика, и по кабинету разносятся частые и ритмичные удары сердца маленького человека. Плода любви.

Глаза пациентки увлажняются, и она сильнее сжимает ладонь Клима. Стараюсь максимально абстрагироваться от столь интимного и личного момента.

– Это наш малыш…Представляешь?

Но вместо того, чтобы радоваться вместе с женой, Исаев прожигает меня тяжелым взглядом. И я спешу отвернуться, чтобы он не заметил моих горьких слез, что снова подкатывают к глазам.

Вновь воспоминания врываются в подсознание, когда я лежала на кушетке и ждала вердикта врача. И молилась. Отчаянно молилась, чтобы моя малышка была жива. Потому что накануне загремела в клинику с обширным кровотечением, и совершенно некому было поддержать…Да, родители всегда были на подхвате, предлагали забрать к себе, отец вообще настаивал, чтобы я взяла больничный и переехала к ним. Я безумно благодарна маме и папе, но…Это все не то.

Вот только Клим не торопится поддерживать супругу. Странные у них отношения, однако…

– Так что с месячными, Яна? – как-то мрачно и едко проговаривает ее муж.

Она хлопает глазами и жалобно бормочет:

– Милый, меня снова что-то тошнит. Не подашь воды?

Исаев поднимается с места, а я заканчиваю обследование и протягиваю пациентке салфетку. Она вытирается и принимает стаканчик с водой из рук мужа. И только после этого отвечает:

– Критические дни у меня точно были двадцать шестого августа. Я веду календарь в приложении. Ошибки быть не может. Я слышала, что плод может опережать по срокам, и это нормально…

Господи, сколько раз я и мои коллеги слышали эти слова! Сколько раз так женщины прикрывали себя перед несведущими мужчинами…Не счесть!

Бросаю скептический взгляд на странную парочку:

– Может, но не на таких ранних сроках.

И пока Яна растерянно хлопает наращенными ресницами, беспомощно и умоляюще смотрит на мужа, я печатаю фото им на память и записываю свои рекомендации.

– Придите на повторное УЗИ через недельку, там все будет ясно. Возможно, у вас была ранняя овуляция. Или вы действительно ошиблись со сроком…Я сейчас запишу вас к своей коллеге. Она очень грамотная и опытная…

– Нет, – неожиданно рычит Клим, и мы с его женой одновременно подпрыгиваем. – На повторное обследование мы придем тоже к вам…

– Но…

– Только к вам, Дина Алексеевна.

– Послушайте, вам нужно встать на учет к гинекологу, он проведет вам экспертное УЗИ…Это не моя компетенция.

– Мы хотим только к вам. Правда, милая? – скалит зубы Исаев, бросая небрежный взгляд на недоумевающую супругу. – Да и клиент всегда прав, вы знаете такое правило?

– Я не оказываю услуг, Клим. Я – врач.

– Ну, мы же не станем из-за такой мелочи беспокоить Николая Валерьевича? Странно, ведь он сказал нам, что вы – лучший врач в этой клинике. А оказались настолько строптивой.

Рычу сквозь зубы и записываю к себе на ближайшее свободное окошко через неделю. Хозяин – барин. Мне не нужны лишние проблемы с руководством. Я просто хочу спокойно работать. А еще выкинуть из головы Клима Исаева.

– Буду ждать вас во вторник в девять утра, – протягиваю растерянной Яне бумаги. – Вот результаты осмотра и клинические рекомендации. Питаться полноценно, отдыхать, гулять и никаких стрессов. То, что половая жизнь противопоказана до двенадцатой недели вы, наверное, и так знаете, да? – мстительно добавляю.

Клим кривится. Так-то, Исаев, моя маленькая месть тебе. Ведь я помню, как ты любишь хороший секс.

А вот его супруга стремительно бледнеет.

– Есть какие-то риски? Что-то не так с малышом?

– С малышом все в порядке, не волнуйтесь, вам вредно. Первый триместр – самый сложный и опасный. Лучше перебдеть. Это же не станет проблемой?

– Нет, что вы, доктор. Ради жизни и здоровья нашего долгожданного ребенка мы хоть все девять месяцев потерпим.

– Вот и чудненько. Тогда до встречи через неделю.

Исаевы удаляются в коридор. Клим в дверях оборачивается через плечо и бросает на прощание пронзительный взгляд.

Едва они оказываются за порогом кабинета, роняю голову на сложенные руки на столе и часто дышу, пытаясь уговорить собственное сердце не колотиться так неистово.

Пациенты не прикрыли до конца дверь, и я отчетливо слышу восторженное щебетание Яны:

– Я подарю тебе сына! У нас обязательно будет мальчик. Я чувствую. Я хочу малыша, похожего на тебя. У тебя будет наследник, которого ты так хотел! Девочки – это такой отстой…

Глава 4

Клим

Если промотать все мои тридцать шесть лет назад, то что я могу вспомнить? Какие яркие события приходят на ум?

Только те, что связаны со счастливым, пусть и небогатым детством, и…встреча с Диной.

Смоленская Дина Алексеевна. Звучит.

Итак, она гинеколог – репродуктолог.

И это единственное, что я знаю о женщине, что прочно засела в моих мыслях и снах вот уже чуть больше трех лет. Ну, теперь еще фамилию и отчество.

Мы познакомились совершенно случайно на турецком побережье. Я прилетел с Арсом на конференцию о внедрении инновационных технологий в архитектуре и строительстве.

День выдался трудным – с самого утра заседания шли за заседанием, а вечером еще перца от души насыпала и бывшая любовница Яна, которая не могла смириться с нашим расставанием. Она хотела семью и замуж, а я отказывался жениться на ней, несмотря на то, что она – дочка известного предпринимателя.

Да и отношениями-то это было сложно назвать – мы просто встречались ради секса. Когда у меня было свободное время и желание. Вот только Яна принимала это за серьезные отношения. И искренне считала, что я просто не созрел. Угу, в тридцать три года.

Поэтому вечером, чтобы проветрить кипящие мозги, вышел к морю.

Я шел, сняв ботинки, босиком, наслаждаясь теплотой песка. Снял опостылевший за целый день галстук и расстегнул две верхние пуговицы. Закатал рукава и в таком хулиганском виде глава корпорации «АрхиСтройИнвестиции» пришел поздороваться с морем.

Глубоко втягиваю соленый воздух и…давлюсь выдохом.

Потому что вижу ее.

Сидящую на песке в тоненьком сарафане и обнимающей коленки. Бледную, с развевающимися длинными светлыми волосами. Хрупкую, тонкую, как статуэтка балерины. И безумно грустную, заплаканную и постоянно кусающую нижнюю губу.

Она как мираж в пустыне – красивая и такая недосягаемая.

Потому что девушка меня не замечает. Совершенно. Даже не шевелится и, кажется, не дышит. Как будто каждое движение, каждый вдох приносят ей боль. Это читается в ее позе, в воздухе, что витает вокруг нас, соединяя невидимыми нитями. Навсегда – так мне казалось в тот момент. А на деле – всего лишь семь дней. Самый обычный курортный роман. За исключением, что я влюбился, как мальчишка. Впервые в жизни.

Мы не заговорили с ней в тот день. Дина даже не повернула головы в мою сторону. Так и сидела, разглядывая морскую гладь и дразнящиеся волны.

На второй день ситуация повторилась. Лишь на третий девушка окинула меня равнодушным взглядом и вернулась к своему занятию.

Я уселся рядом и спросил какую-то чушь. Сейчас даже и не вспомню. А Дина неожиданно ответила. И втянулась в разговор.

Мы проговорили до утра. Только уже смотрели мы на звезды, а слушали море, взявшись за руки. А потом пошли досыпать в номер. Сейчас я даже не вспомню, чей это был: мой или ее.

Неважно.

Важно то, что, едва переступив порог, нам обоим снесло башню. Никто так и не сможет сказать, кто сделал первый шаг. Но уже через несколько самых долгих секунд я пробовал Дину на вкус. Да, вот так: безрассудно, стремительно и без лишних слов. Без имен, вопросов и ненужной информации. Только я, она и наше желание, что срывает тормоза.