Останься со мной до рассвета

Мариза Сеймур

Останься со мной до рассвета

Дорогие читатели! Спешу вас приветствовать в первой книге моего цикла "Теперь ты моя". В этих историях герои после испытаний и ошибок в прошлом обязательно находят свое счастье. Спасибо вам за чтение! Рада буду вашим отзывам!

Пролог

Я иду по широкому холлу вглубь роскошного особняка клана Макарских. В нем даже есть собственная библиотека, столь излюбленная моим мужем. Цокот каблуков по мраморному полу отражается от стен и отсчитывает секунды до приближающегося апокалипсиса.

Знаю, что позже Вадим сорвет на мне свое негодование, но ярость клокочет внутри, не дает дышать. Мне до покалывания в пальцах необходимо вернуть Ирину Белогорцеву на место. Она совсем потеряла страх – устраивает секс-рандеву с моим мужем на моем же дне рождения!

Я заставлю эту дрянь опомниться и вернуться к собственному мужу. Как можно променять Яна Белогорцева на Вадима Макарского? В каком невминозе нужно все время находиться?

Для меня Ян – живое воплощение идеального мужа. Пытаюсь понять – моя злость на Ирину из-за моего раненого самолюбия, или потому что мне хочется защитить Яна? Как можно изменять ему с бесчувственным и холодным подонком?

С перекошенным от негодования лицом – о да, у меня аж скулы сводит, захожу в библиотеку и, естественно, застаю парочку там. Я должна понять, что они держатся отстраненно друг от друга не просто так, но гнев, как штора на шарнирах, мгновенно застилает мне глаза и я кидаюсь с репликой:

– О! Влюбленные голубки! – я редко подбираю слова и всегда остра на язык, но сегодня мое терпение достигает точки предела. – Не можете дождаться завершения вечеринки? Нужно срочно потрахаться? Ну, давайте начинать, не стесняйтесь. Я же почти своя. Семья, так сказать.

– Что ты несешь, дрянь? – шипит Вадим, а Ирина пялится на меня с выражением дикого ужаса на лице. Меня это даже не настораживает, хотя должно. Меня несет как снегоход на скользком повороте – попробуй останови.

– Кто из нас дрянь? – искренне удивляюсь, продолжая закатывать скандал. – Ты же про Ирину, не так ли? Вадик, когда ты спишь с ней, она не зовет тебя Яном? Нет? Странно, ведь он, в отличие от тебя, мужчина.

Вадим замахивается и бьет меня по лицу, едва не отправив меня в нокаут. Падая на пол, я замечаю темную фигуру у бара за дверью, ведущую в кабинет мужа. Но не придаю этому значения. Из-за звездочек от боли может привидеться, что угодно. Однако не собираюсь успокаиваться, хотя и знаю знаю знаю, что побоев мне потом не сосчитать.

– Иришка, расскажи, как ты объясняешь свое отсутствие сыну? Видишь ли, Нике уже четыре года, и она задает неловкие вопросы. Как подруга, ты должна научить меня врать собственному ребенку. Ведь наш папочка постоянно где-то пропадает.

Вадим кидается на меня, но его удары не достигают цели. Кто-то отталкивает его.

Наконец-то замечаю потемневшее от гнева лицо Яна. Еще чуть-чуть и потеряю сознание. То ли от понимания, что я натворила только что, то ли от боли в голове. Мне удается отползти к стене. Ирина бросает на меня полный презрения взгляд своих красивых глаз. Вадим тяжело дышит. Краснеет, сдерживая свою ярость, потому что при Яне не рискует ударить меня еще раз.

– Это правда? – спрашивает Ян у жены. Ирине даже не нужно отвечать – и так на лице все написано. Ян молча выходит прочь из библиотеки. Ира бросается ему вслед.

– Я убью тебя, сука, – обещает мне Вадим. – Ты – жадная тварь. Я дал тебе все! Вытащил из грязи, а ты так отплатила за это? Ян был моим другом и партнером!

Слезы текут по моим щекам, потому что знаю… знаю-ю-ю… что за этим последует.

Он снимает с себя ремень и начинает хлестать меня. От его ударов моя кожа горит – я пытаюсь защититься руками, но платье слишком открытое и он попадает мне по плечам, спине и груди. Мне больно и я почти не соображаю, но гордость и самолюбие не позволяют опускаться до просьб. Пусть бьет! Пусть!

Я, как обычно, потеряю сознание, а потом и вовсе спрячусь за стенами особняка и обо мне все забудут. Наступят дни тишины, потому что Вадику неприятно смотреть на мои синяки. Вечно я как живое напоминание его извращенной натуры. Когда-нибудь он обязательно меня убьет, и я уже не понимаю, боюсь я этого или нет.

Кто-то снова его останавливает.

Свекровь. Маргарита Алексеевна собственной персоной.

Она до неадекватного безумия любит своего Ваденьку. Но сама против любого насилия над женщинами. И хотя со мной у нее отношения практически на ножах, все же периодически старается защитить меня от припадков единственного сына.

– Будь мужчиной, проклятый ты идиот, – кричит она, выхватывая из его рук ремень. Ваденька всегда слушается маму. – Уходи. Видеть тебя не могу в своем доме.

– Ты меня выгоняешь? – удивляется он.

– Этот особняк принадлежит мне. И если это единственное место, где несчастная девочка может спрятаться от тебя, то так тому и быть. Иди, спи со своей Ириной, коли нравится, но ко мне, жене и моей внучке не подходи и на километр!

– И как же ты собираешься мне помешать? – Вадим смотрит на маленькую темноволосую женщину свысока, свернув свои губы в циничной усмешке.

– Поверь, найду способы, – Маргарита Алексеевна не боится его абсолютно. Она потеряла мужа год назад, но уверенности у нее хоть отбавляй. Она по-прежнему основной владелец семейной нефтеперерабатывающей компании и запросто может лишить своего сына наследства в пользу более нормальных племянников.

Вадим какое-то время смотрит на меня с ненавистью в глазах. Позже покидает библиотеку. Спустя какое-то время я слышу заведенный мотор и шорох открытых ворот. Вижу в окне ярко выделяющиеся ночью красные стопы черного “Мерседеса” Вадима.

– Я знала, что ты принесешь в наш дом ссоры и склоки. Твои родители слишком правильно воспитали тебя, – произносит Маргарита Алексеевна, вглядываясь во тьму за окном. На небе не видно ни звезд, ни луны. Ветер усиливается, предвещая изменения погоды.

– Я хотела поставить Ирину на место, но не ожидала, что здесь будет еще и Ян, – пытаюсь оправдаться. – Я не планировала катастрофу.

– Ты и без катастрофы? – сквозь уныние улыбается свекровь. – Иди, переоденься в закрытое платье, и подкрась лицо. Вроде сильно лицу твоему не досталось. Тебе нужно идти к гостям и провести достойно этот вечер, несмотря ни на что. В конце концов, у тебя день рождения.

– Спасибо, Маргарита Алексеевна, – шепчу ей. Я впервые испытываю к свекрови нечто вроде симпатии.

– Не благодари. Из-за тебя я поссорилась со своим сыном. Но я прожила с тираном почти сорок лет и не позволю Вадиму уподобляться своему папаше. Не путай, пожалуйста, с доброжелательностью и любовью к тебе.

Я оказываюсь в еще худшей ситуации, чем пять лет назад. Тогда у меня умер отец. Мне пришлось принять помощь от кредиторов отца. Тех, кто довел нас до нищеты. Но даже тогда мой дух не был сломлен. Нет, я не боюсь за себя, если попытаюсь уйти. Но теперь-то я не одна. У меня растет доченька, моя Ника, от которой ни за что никогда не откажусь. Я знаю, что справлюсь и прекрасно ее воспитаю. Вероника Макарская достойна самого лучшего, но Вадим нас из-под земли достанет и не позволит спокойно жить. Ради здоровья и благополучия доченьки мне придется и дальше терпеть оскорбления и побои. Пока что я не придумала другого выхода.

Хотя нет. Кажется, есть один…

1. Соня

Останавливаю машину у крыльца двухэтажного дома. Сколько раз я бывала здесь у своей подруги Ирины Белогорцевой? За предыдущие четыре года и сосчитать невозможно. Но наша дружба разрушилась. Равно, как и наши семьи. Все пошло наперекосяк этим летом. К счастью, оно закончилось, о чем невзначай намекала эта сентябрьская ночь с порывистым ветром и неугомонным проливным дождем.

Жалею, что не прихватила с собой даже куртки.

Я пробегаю от машины до входной двери, скрывшись под навесом крыльца. Голубой свитер насквозь промок, а джинсы неприятным холодом облипают мои ноги. За каких-то тридцать секунд замшевые бежевые ботинки приходят в негодность.

– Ну и погода, – ругаясь себе под нос, нажимаю на дверной звонок. Он отключен. Время на часах показывает далеко за полночь. Наверняка все, в том числе и прислуга, спят. Но слабый мерцающий свет в гостиной на первом этаже с одинокой тенью за плотными шторами опровергает мои предположения. Рискнув, я надавила на медную ручку двери с вырезанным рисунком ястреба.

Перешагнув через порог и оказавшись в вестибюле, я оглядываюсь. Темнота смыкается вокруг меня, и лишь тонкая полоска света, тянущаяся откуда-то справа, ведет меня в нужном направлении. Спотыкаясь, я наконец-то добираюсь до раздвижных дверей гостиной, где обычно собираются друзья мужа Ирины.

Ян. Я прикусываю губу, надеясь на то, что за дверями не он. Как я смогу посмотреть ему в глаза? Я знала обо всем, но молчала, как настоящая трусиха. А ведь он считал меня своим другом. Собравшись с духом, я распахиваю двери и спускаюсь по столь знакомым ступенькам вниз. Дом Белогорцевых проектировал один из лучших архитекторов Москвы и области, и вызывал настоящее восхищение у соседей и друзей. Сейчас восхищение уступает место тоске и похоронному маршу по образцовой семье.

Возле зажженного камина – единственного источника света в огромной гостиной, в полном одиночестве стоит высокий мужчина. Его широкие плечи опущены под грузом серьезных жизненных проблем. Обычно Ян Белогорцев излучает уверенность, заражая ею окружающих. Всегда улыбающийся, чересчур шумный. Его постоянно много. Я неизменно замечаю, как становится пусто и тихо, когда он покидает очередное мероприятие или совместные дружеские посиделки. Он – душа любой компании. Мое сердце грохочет в момент, когда он оборачивается. Ян, банкир из Москвы-Сити, со стальным стержнем внутри, несгибаемым характером, и огромной жизненной волей, сломлен. Подавлен и выброшен в пучину отчаяния и боли.

– Я… я… к тебе. Могу с тобой поговорить? – мой голос-предатель дрожит. Только сейчас понимаю, что вода стекает с меня на дорогой ковер ручной работы. Мокрые волосы темными змеями струятся по светлой ткани свитера. Я и есть настоящая гадюка, испортившая жизнь людям. Дорогим и близким людям. – Ирина дома?

– Она ушла, – обманчиво тихим и доброжелательным голосом произносит Ян. – Тебе не кажется, что час слишком поздний для разговоров?

– Я… э-э… а когда она вернется? – сжимаю руки в кулаки, вонзив длинные ногти в ладони. Сказанное им звучит двусмысленно.

– София, ты никогда не страдала тупостью, не будь дурой и сейчас, – рычит он. Ян так резко разворачивается ко мне, что из стакана в его правой руке выплескивается виски на его белоснежную рубашку. Я вздрагиваю. Пожалуй, я заслуживаю не только плохого отношения. Я не удивлюсь, если он ударит меня.

– П-прости, – только это и могу выдавить из себя. Ян, с перекошенным от ярости лицом, залпом выпивает весь виски и швыряет пустой стакан в камин. Пламя взметается по осколкам и каплям спиртного, сжигая все хорошее, что было раньше.

– Это все, что ты можешь сказать? – его голос может проломить стены, а меня заставляет дрожать от страха. Сколько раз я ругалась со своим мужем, но тот никогда не вызывает во мне ничего, кроме презрения. Такого мужчину, как Ян Белогорцев, опасно выводить из себя. Я мысленно ругаюсь на себя и думаю о побеге. Заманчиво, конечно, но…

Нет. Достаточно я бежала от проблем и закрывала на все глаза, трусливо огораживаясь от действительности. Сейчас из-за меня страдает этот человек. Сильный, уважаемый и бесконечно добрый ко мне. Я не заслуживаю этой доброты. Я ничем не лучше своего тщедушного муженька.

– Ян… прости меня, – я действительно ничего больше не могу сказать. В полумраке он похож на средневекового воина, мрачного и безжалостного. Но ведь передо мной Ян, и остальное – игра моего воображения. Жаль, что я не могу увидеть его темно-серые глаза, отсвечивающие теплом, когда он, бывает, смеется над моей шуткой. Или его удивительные губы, чувственно растягивающиеся в полуулыбке. И нет сейчас этих впадинок на щеках, которые вместе морщинками вокруг глаз и темными густыми ресницами разрушают весь его стальной образ.

– За что, Соня? – вкрадчиво спрашивает.

2. Соня

Обычно, когда окружающие называют меня Соней, я страшно злюсь и чопорно поправляю. Но Ян единственный, кому я разрешаю звать меня, как угодно. Даже Соней. Даже «Растрепанная неумеха» и «Чертовка». Сейчас я вполне ожидаю услышать «Сука» и «Тварь». А он имеет неплохую выдержку, ограничившись именем «Соня».

Я упрямо смотрю ему в лицо, не в силах сказать ни слова.

– За то, что знала обо всем и молчала, покрывая мою неверную женушку? Или за то, что ее любовником оказался твой муж, о чем ты, кстати говоря, тоже знала? Я не ошибусь, если назову цифру три? Ах, нет. Четыре. Четыре года они надо мной потешались.

Я сглатываю ком в горле, не дающий возможности даже дышать.

– Ты могла все предотвратить, но терпела и молчала. Где твое хваленое самоуважение? Неужели ты продалась этому подонку ради денег? Пускай творит, что хочет, но зато обеспечивает? – Ян шагает мне навстречу. Я пячусь назад, но спотыкаюсь и не удерживаясь, раскладываюсь на ступеньках. Я тут же выпрямляюсь и сажусь. Холод мрамора проникает сквозь мокрые джинсы. Дрожь по телу бежит не только от озноба, но и от ледяных слов человека, который всегда верил мне.

– Это из-за дочери, – не узнаю свой голос, то ли шепчу, то ли хриплю. Я все равно смотрю ему в лицо и в темные зрачки глаз. Правда, мне приходится для этого задрать голову. – Вадим угрожает забрать у меня дочь.

– И ты продолжаешь спать с ним?

Мои щеки пылают от стыда. Вадим из тех, кто не принимает отказа. Он умеет надавить на меня. И хотя после рождения дочери наша супружеская спальня служит исключительно полем битвы, факт остается фактом. Я с ним сплю.

– Тебя саму от себя не выворачивает? – Ян останавливается очень близко от меня, заслонив своей огромной фигурой весь свет.

– Тебя это не касается, но ничего общего с моим желанием это не имеет, – нахожу, что ответить, разозлившись на него. Я не виновата в том, что Ирина изменяет ему, и хоть он имеет право сердиться на меня, но сваливать всю вину – нет. – И в последнее время он не слишком часто бывает в пригороде, вероятно, остается в Москву, чтобы развлекаться с твоей женой.

Ян вскрикивает и швыряет стоящий рядом с ним торшер куда-то вглубь гостиной. Я сжимаюсь, мысленно готовясь к тому, что теперь он точно меня ударит.

– Ты ведь донесла это до меня вчера вечером. Весьма изощренно, я должен признать, – говорит он более спокойно. Усевшись возле меня на ступеньки, он зарывается пальцами в свои волосы.

– Это произошло случайно. После рождения Ники, в нашей семье начался кошмар. Я знала, что он изменяет мне, но с кем —поняла только в июне. Я не собиралась разрушать вашу семью, я вообще не знала, что ты в библиотеке вместе с нами, – вспоминаю я эту уродливую сцену.

Единственное, я не могу простить себе унижение прекрасного человека и мужчины, сидящего сейчас возле меня. Мои зубы стучат от холода, я ничего не замечаю. Ян не в себе, и, наверное, я правильно сделаю, если уйду. Но я не могу себя заставить. Почему мне хочется быть рядом с ним сейчас? Он презирает меня точно так же, как и все остальные.

– Так зачем же ты пришла? – разрушает тишину Ян.

– Поговорить с тобой. Объяснить, что я не хотела этого. К своему стыду, попыталась бы объяснить тебе, что пошутила, – наверное, так было бы правильнее. Их семья не была бы разрушена, хотя и имела бы отдаленное понятие от идеальной.

– Я бы все равно не поверил. Не такой уж я и дурачок, как вы все думаете, – сокрушается Ян. Он двигается ко мне. Наши плечи соприкасаются. Меня накрывает от двойственных ощущений. Дикого холода одежды и жара тела молодого мужчины. Очень привлекательного, если быть точной.

В глубине души в одинокие ночи я признаюсь, порой, самой себе, что без ума от Яна Белогорцева, но при свете дня тщательно скрываю это даже от себя, боясь, что потеряю его дружбу. Впрочем, я и без этого потеряла ее.

– Я не хотела разбивать вашу семью. Правда, я не знала, что ты был там, – я поддаюсь порыву и хватаю его заледеневшими пальцами за руку, покоившуюся на могучем бедре. Рядом с Яном я всегда ощущаю себя какой-то маленькой и хрупкой. Он бросает на меня странный взгляд.

– К счастью, я был там. Иначе бы наш нелепый брак с Ириной затянулся бы черт знает на сколько, – он разжимает мои пальцы, и, вместо того, чтобы оттолкнуть, растирает мои холодные руки своими горячими ладонями. Я перестаю дышать. – Я четыре года мучился, не понимая, что происходит. Ответ лежал на поверхности, а я упрямо не хотел замечать его. Я винил во всем себя, думал, что делаю что-то не так. Я любил ее, Соня.

Он отпускает мои ладони и встает.

– Я не верю, что ты не знала о моем присутствии в библиотеке. Я вообще теперь не верю тебе, – Ян отворачивается от меня, устало вздохнув. – И ты пришла не за разговорами. Ты пришла за реваншем.

Не в силах выносить этот холод, подхожу к барной стойке у противоположной стены, нахожу кубинский ром и выпиваю залпом полстакана. Такая доза может сшибить с ног взрослого мужчину, но я, невысокая хрупкая молодая женщина двадцати шести лет, проглатываю спиртное чуть тяжелее, чем воду. Что ж, выпивка иногда служит мне спасеньем от реальности.

Когда отец медленно умирал от рака, я тайком таскала ром из его запасов. Единственного, что мы не продали ради его выздоровления. Но увы, его не спасли миллионы, и пара ящиков элитного рома ничего бы не решили.

3. Соня

– В нашем доме на Княжьем озере у меня была своя лошадь. Резвая, породистая, из Андалусии. Одна моя лошадь стоила дороже, чем весь твой гараж, Ян, – я улыбаюсь, понимая, что вся моя жизнь похожа на нелепый спектакль. Классическое произведение о принцессе, добравшейся до самого дна. – И знаешь, что с ней произошло? Ее продали с молотка. На аукционе, как ненужный никому антиквариат. Все наше состояние ушло на лечение отца и покрытие долгов. Нам оставили только ящик рома и мой личный счет для мелких расходов на двести тысяч рублей. Эти деньги я потратила до копейки в надежде, что смогу спасти отца.

Джинсы подсыхают. Я встряхиваю волосами и вода перестает раздражающе капать на пол.

– Я думал, ты из Питера, – слышу задумчивый голос Яна. Никто не знает о моей жизни.

– Это уже не имеет значения. Для всех я – София, жена Вадима Макарского. Подобранная с улицы, вернее, купленная за долги зверушка. У меня нет ничего, кроме пары тысяч в кошельке и кредиток, которые, вероятно, завтра уже будут заблокированы. Если я уйду от Вадима, я больше никогда не увижу Нику. Макарские сотрут меня в порошок, не оставив от меня даже мокрого места. Вот в каком я дерьме, Ян.

Я допиваю ром и ставлю пустой стакан на каминную полку.

– Глупости. Можно добиться развода и забрать к себе дочь, – протестует он, скрестив руки на груди. Он стоит позади меня и не стесняется разглядывать как дикого зверька в зоопарке.

– Да я не дойду даже до суда. Я вчера жива осталась, потому что свекровь за меня заступилась, – всхлипываю. Мне стыдно признаваться в том, что я настолько слабая. Мне стыдно, что об меня вытирают ноги и я это терплю. Стыдно стыдно стыдно!

Я не контролирую слезы. Они не хуже дождя потоком заливают мою одежду.

Пламя камина согревает, но меня все равно бьет дрожь. Я никогда не выберусь из этого ада.

– Соня, – зовет меня Ян, но я не могу обернуться. Пока не могу. Сейчас, только успокоюсь.

Он мягко кладет свои руки мне на плечи и разворачивает лицом к себе.

– Соня, – повторяет он. Цепкими пальцами хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. – После того, как я ушел, он бил тебя?

Что я могу ему ответить? И вообще, могу ли я ответить? Я продолжаю реветь, как последняя дура, а сказать не дает ком в горле. Кажется, если открою рот, то затоплю здесь все похлеще ливня.

И мне так жаль себя!

Ян проницательный. Умный. Чуткий. Необыкновенный. Потрясающий.

Смотрю на него мокрыми от слез влюбленными глазами и мысленно кричу от несправедливости. Почему мой муж Вадим, а не Ян? Мы были бы счастливы! Я бы сделала все, чтобы Яну было хорошо. Просто ради его внимания, улыбки и теплых взглядов. Просто за его отношение. Выстелилась бы ковриком у его ног. Я не Ирина, которая не способна ценить доброту.

Яну не нужны мои ответы. Он крутит мое лицо и видит небольшой синяк на скуле, хоть я и прячу его за волосами. Оттягивает ворот у свитера, сдвигает мокрую шерсть на плечо и смотрит на алый след от ремня.

– Снимай свитер, – требует он. А меня колотит. И уже не от стыда и страха. Раздеваться? Перед Яном? – Дурочка, заболеешь. Нику хочешь заразить?

Его мягкая и добрая интонация внушает доверие, хотя я понимаю, что он меня обманывает. Не желание согреть меня руководит им, а кое-что еще.

Слушаюсь его и снимаю свитер через голову, оставшись в одном простом бюстгальтере с поролоновыми чашечками. Промокший. Его бы тоже по-хорошему снять надо, чтобы не заболеть.

Ян откидывает мои длинные волосы мне за спину и молча изучает мое тело в полумраке. Мне хочется закрыться от него, потому что понимаю, на что он смотрит. Красные следы от удара ремнем испещряют мою грудь и плечи. Особым фиолетовым пятном красуется место на руке, куда Вадим попал пряжкой.

– Болит? – спрашивает, а я нервно веду головой. И не поймешь ведь меня – да говорю, или нет. – Соня, ответь мне!

– У меня душа болит. Тело уже давно привыкло, – выдавливаю из себя.

Ян выдает крепко отборное ругательство, продолжая изучать “художества” Вадима на моем теле.

– И ты решила мне пожаловаться сразу после того, как уличила мою жену в измене, – я не могу определить его настроение. Да, он злой, как черт. И ему есть из-за чего злиться. Я зажмуриваюсь, в ожидании худшего. – Раньше не могла? Думаешь, я бы не открутил его поганую голову?

– Ты не должен был узнать ни об измене Ирины, ни о том, как Вадим издевается надо мной. Я не имею права втягивать тебя во все это, – с горечью произношу.

– То есть тебе жаль Ирину и Вадима, верно?

Как он умудряется перевернуть мои слова?

– Ну, да, можно ей посочувствовать, что она спит с таким подонком, как Вадим Макарский, – ром придает мне немного смелости, о чем я уже жалею, поскольку Ян кидается ко мне, но сдерживает порыв и хватает за тонкие плечи.

– Этот подонок трахал мою жену четыре года! Избивал тебя сколько? Можешь не говорить, и так понимаю. И ты говоришь о том, что я не должен был этого знать? Я что, блять похож на оленя, который все стерпит?!

Это несправедливо. Почему он срывает злость на мне?

– Я не виновата в том, что сделала Ирина, – слезы жгут мои глаза и щеки. Злость, отчаяние, боль – все вырывается наружу. – Ты даже представления не имеешь, через какой я прошла ад.

– Чего же мы ждем, Соня? – Ян вдруг проводит тыльной стороной ладони по моему лицу. – Мы просто обязаны взять реванш. Отомстить, так сказать. Вот он я, и рядом никого нет. Ну же, решайся.

– Ты не в себе, Ян! – хочу вырваться, но он удерживает меня. Его бархатный голос обволакивает меня с ног до головы, соблазняя. В серых глазах отражается пламя камина, заставляя мое сердце биться чаще. – Мы оба будем жалеть об этом.

– Это вряд ли! Все время я обращал внимание на то, как ты смотришь на меня. Это желание, Соня. С момента нашего знакомства ты хочешь меня. И я очень долго ждал, когда ты это поймешь.

Он уже далеко за пределами ожидания. Сейчас он нападает. Мне нужно срочно уходить. Ничем хорошим это все не закончится.

– Нет, Ян. Нет! Я не хочу тебя впутывать в разборки с Вадимом. У меня и так все слишком сложно, – я всхлипываю. Ян касается пальцами моей шеи и ключицы, спускаясь ниже к груди и медленно расстегивает бюстгальтер спереди.

– Нет, милая Сонечка. Все очень просто.

4. Соня

Это ужасная затея. Он слишком сильно злится. Да, мечтает о том, чтобы залечить свою раненую гордость, но останавливает свой выбор для этого на совсем неподходящей ему женщине.

Ведь я давно люблю его всем сердцем. Ему нужна холодная расчетливая любовница, а не пылкая и малоопытная Соня Макарская. Однако, во мне что-то надламывается. Я устала от одиночества, устала от презрения и ненависти. И если Ян предлагает мне подобный, хоть и сомнительный, способ уйти от проблем, то я не могу ему отказать.

Наши губы встречаются в неистовом поцелуе.

Я запутываюсь пальцами в его густых волосах. Мой рот открывается и уступает натиску опытного воина. Его язык не исследует, не ласкает, нет… Он уничтожает, врываясь и требуя капитуляции. Вихрь чувств кружит мне голову, заставляя позабыть обо всем. Я задыхаюсь.