Dualitate V

Пусть не вернется старый соръ

Предубежденья тайнаго! Зажимъ

Тревогъ – основа для творенья!

«Ты – единеніе съ собой…»

Ты – единеніе съ собой

Въ заброшенномъ и темномъ балаганѣ.

Ты – пиръ земной и схожій во…

Не знать про то! Очнись, гдѣ былъ!

Даль церкви – точный бой,

Слѣды ночей, потрепаны въ карманѣ.

Кѣмъ сталъ? Возложены въ кого

Терпѣніе, нарушенный твой пылъ?

Стукъ давитъ двери. Мессѣ радъ

Твой скульпторъ вѣры предисловій.

Въ улыбкѣ испоконъ – молчаніе и вой.

Пусты по горизонту всѣ скамьи воровъ.

Ряды безъ чиселъ – отворившій матъ

Всѣ правила и вѣхи пустословій.

Людской предѣлъ – колючій бой

За стѣнами плюющихъ поваровъ!

Ты – по себѣ… Ты – мѣрный край

Расхожихъ вывесокъ камней,

Пристрастій воспылать отъ монотонныхъ

Тѣхъ скриповъ, что другимъ – въ ухватъ

Во подати отъ счастья. Убирай

Свою натуру, отличимую при ней,

Кто не листала просо въ неуемныхъ

Флотиліяхъ при порчѣ новыхъ вратъ.

Какъ зелень въ приворотѣ гулкихъ клавишъ

Вмѣщаетъ двѣ звѣзды окна на злѣ

Казавшихся распоротыми въ полѣ

И спрятанными площадью высотъ!

Въ день новаго дождя собою травишь

Обманъ сидящаго на лопнувшемъ козлѣ,

Не замѣчаемомъ въ твоемъ укорѣ.

Всѣ прочитаютъ слово въ оборотъ!

Никто не обернется вѣшаться двери

Поблажкой прикрываемыхъ бугровъ

Отъ пѣнія, что выше. Не берусь судить.

Лишь воздухъ раскрываю въ морось.

Куда смотрѣть? Оттуда забери

Кончающійся перстъ. Онъ – не таковъ,

Какъ на прибитыхъ въ градѣ. Положить

Такъ стало нужнымъ выси скорость!

Чистилищемъ дворца не писанъ и поджогъ

Исхожей пристани внѣ рукъ

Ловящихъ облака, признаніе житья

По стертымъ тайнамъ въ переводѣ.

Луной застылъ щемящій сверху стокъ

Пощады примиренья. Модой вдругъ

Перевернулась старая бадья:

Тамъ много душъ! И сколь еще во сводѣ!..

«Все – сырость… Лужи – небеса…»

Все – сырость… Лужи – небеса…

Ложится вѣтеръ, стынетъ въ словѣ

Портретъ затасканныхъ до рукъ.

Дождь – возрожденная роса,

Разсыпанная въ чашѣ крови,

Неисчерпаемый извозчикъ отъ разлукъ.

Все таетъ… Не склонить и насъ,

Не помнящихъ ночные глазъ вокзалы.

Недвижимъ по театру этихъ чистыхъ

Далекій огнь, сторонясь прикрасъ,

Рожденные водою и хоралы,

И небеса, похожи на игристыхъ.

Все помнитъ глаженный конвертъ

Испуга прикасаться пожеланью

Задорныхъ тупиковъ въ аллеѣ напроломъ.

И благороденъ въ фонаряхъ простой alert,

Навязшій принимать по упованью

Отъ улицъ не причастія на сломъ

Своихъ не частыхъ тупиковъ рѣчей.

Объятъ мой вечеръ приглашеннымъ рвомъ

На безконечный возвращенья приступъ.

Гдѣ ловкость красокъ? Осенью ничьей

Становятся отъ номеровъ ночникъ и громъ.

Рука – погоды торопливый выступъ.

А каждый въ безпросвѣтной лжи этапъ

Намокшихъ вѣтокъ – тишь не эталона

Людского вечера въ подобіи «укусы».

Съ почтенной выси замѣняетъ трапъ

Испорченныхъ мелодій старостъ склона,

Забывъ собратъ по стѣнамъ юнымъ бусы.

Но гордъ не лоскутомъ потеръ угла

Смиренный въ цвѣтѣ, тающій въ иконъ

Послѣднемъ отъ страданій невпопадъ.

Сдуваемымъ по возвращеніи смогла

Остаться пропасть, обращенная въ поклонъ,

Разбитымъ въ стеклахъ мысленныхъ заплатъ…

«Имъ хотѣлось прибиться… Чертогъ…»

Имъ хотѣлось прибиться… Чертогъ —

Ложный путь фонарей, не забытъ.

Каждой твари, извѣстно, негоже

Проходить расписанья. Клинокъ —

Испытаній младенецъ. И плачетъ навзрыдъ

О своемъ утѣшеньѣ. О, Боже!..

Гдѣ же глубь, отстраненная насъ?

Подоспѣть бы однажды за ней!..

Крикъ – началенъ. Здѣсь – тьма и зерно.

Тамъ – круговъ кутерьма. Кто-то спасъ

Отъ величья издохшихъ царей

Всѣхъ и каждаго. Точно равно

Въ насъ, ступающихъ сразу на трапъ,

Суевѣрныхъ въ отброшенныхъ чарахъ

И листахъ пресловутыхъ кончинъ…

Бьется въ двери открыты сатрапъ,

Неизбѣжно цѣлуя во нравахъ

Воскрешенныхъ. И только одинъ

Носитъ свѣчи по старымъ дворамъ,

Принимая затишье за море

Бѣлыхъ заревъ за клѣткой земли.

Вонъ – ворота! Возьму и воздамъ

Свои дни, обреченные въ спорѣ.

Окрыленнымъ посланцемъ внемли

Воздыхать съ принесеннымъ листомъ

Ко бортамъ синеокихъ въ измѣнѣ

Всѣхъ пожизненно радостныхъ здѣсь.

Нѣтъ же!..

          Ставишь въ испугѣ на громъ,

Забиваешься въ сѣнѣ по мѣнѣ

Своихъ старыхъ забавъ. Отражается спѣсь

Надъ волной исповѣдниковъ стараго чина,

По касаемой волости крѣпкихъ ночей

И по лжи опасавшихся рунъ.

Повернись! Гдѣ достойна лепнина?

Гдѣ, касаясь не влажныхъ очей,

Новый свѣтъ?

             Только старый валунъ

Прячетъ дно, гдѣ мы жили. Беретъ

Старой носки – теченье удачъ

И колючій истокъ – безъ труда.

Участь въ томъ, что…

                    Да сколь уже лѣтъ

Не узнали того! И отнынѣ кусачъ

Давшій дни. На сегодня – среда

Насъ вращаетъ то спущенной… Дунь

На несносный привалъ отмѣчать!

Какъ здѣсь дышится! Право, не взвелъ

Я крестовъ на безбожну латунь,

Не способную вѣру позвать

Въ заготовки пути. Только плелъ

Небывалый мостокъ,

                   отраженный нѣжнѣй

Всѣхъ цвѣтущихъ по каждой струѣ

Образумившихъ цѣпкіе плаванья хоры.

Кто въ кусачихъ глазахъ кораблей

Станетъ святъ и собою вдвойнѣ?

Сдвинетъ къ окнамъ паленыя поры?

Имъ не снилось въ отвѣтѣ пощадъ

Разувѣриться встрѣчей тѣлесной

И уйти. Будетъ рожь на глазахъ!

Кто на рельсахъ остался – тотъ радъ

Своей краткости вздоха и прѣсной

Вѣчной схваткѣ въ ч/б на тузахъ.

Конченъ мракъ. Разошлись на ѵосе

Въ пыли всѣхъ этажей не обманы,

Но похожіе въ тонкихъ бѣгахъ.

Всѣ лежатъ на застывшей росѣ;

Точнымъ ритмомъ одернуты краны,

Взглядъ остался туманомъ въ вѣкахъ…

«Въ подсчетахъ сильно утомимъ…»

Въ подсчетахъ сильно утомимъ,

Безгрѣшенъ связывать едино

И то, что мы въ вѣкахъ растимъ,

А также плѣнъ рисунковъ сына.

Въ ночи надрѣзанъ старый Римъ:

То было страшно объяснимо.

Я роль изыскивать не сталъ.

Листъ – чистъ. И онъ сегодня – палъ.

Сей сборникъ выписанныхъ главъ

Закрытъ кипящимъ строемъ славы.

Изъ оперы начавшійся не сплавъ,

Угрюмый вѣстникъ, точитъ нравы.

Чужое на себѣ такъ испытавъ

Какъ брызги въ башняхъ ото Аѵе,

Низъ въ глазъ почилъ на страду силъ.

Налѣво – міръ. Его сносилъ

Аббатъ рисованный, что споромъ

Оберегалъ по рамѣ пятъ вѣковъ.

Я съ обезличеннымъ укоромъ

Поднялъ изъ пальцевъ отъ древковъ

Начищенный, какъ день, во скоромъ

Причастьѣ обѣлять всѣхъ дураковъ

Не сказанный еще предъ тупикомъ

Законъ смотрѣть. Свербящій комъ

Еще невѣдомъ въ присказкѣ губы,

Захваченной лѣсными берегами.

Чѣмъ смогъ верстать унынье? Вы

Низложены всей тьмой. И сами

Встаете отъ касанья на дыбы

Предъ скинутыми ранѣе богами!

Чѣмъ помѣшалъ раскрытый бредъ

Того, кто скоръ въ отмѣнѣ лѣтъ?

Даль тянется. Изгибы горожанъ

Отнынѣ – память въ крошкѣ стѣнъ.

Скрижали классика – подъ кранъ;

Невидимы разрѣзомъ ото мѣнъ.

Откуда зналъ то сѣдовласый Жанъ,

Запутавшійся въ возгласѣ сиренъ?

Кончаются слова своимъ сближеньемъ

Предъ чуждымъ для него сраженьемъ?

Какъ знать, что есть отъ чаръ смущеній

Расходъ ложащихся въ кусты?

Не выпросить застывшихъ подношеній

Отъ всѣхъ сторонъ. Опѣ – просты

По правдѣ талыхъ искушеній

Съ оградой, гдѣ таятъ листы

Примѣрку въ парѣ чувства полнотой.

Слѣди, безумецъ! Есть простой

Твой слѣпокъ пораженныхъ ссоръ,

Скрипящихъ сномъ за древа вкусомъ.

По слухамъ пресекающихся горъ

Осѣли съ будущаго трусомъ

Предать свои прогулки съ поръ

На отдаленіи руки. То ждется въ русомъ

Загонѣ, какъ имѣется въ другихъ.

Есть далѣе сіе въ оправахъ дорогихъ.

Во колыбели не удачныхъ строкъ

Южнѣе отъ накрытаго засовомъ

Пріятіи натуры скомканъ срокъ,

Не принятый за скуднымъ разговоромъ.

Въ среды подъемѣ какъ бы смогъ!..

Не начинаться во здоровомъ

Когда нѣтъ постоянства на міру.

Ходи, угрюмый, точно на пиру

Загадокъ прохожденія песка

Подъ шляпами расторгнутыхъ отъ глазъ

Другихъ здоровавшихся. Не низка

Съѣдаемая разомъ отъ расхода насъ

Такъ въ страсти схожая тоска

По намъ, затасканнымъ сейчасъ.

Гулъ признается. Я – пишу.

Я – только гримъ. И не прошу

Вернуть за даль отъ рукъ. Нуга

Не пострадала. Вкусъ берегъ своихъ

Прибрать заросшіе луга,

Зажженный пріискъ, ловъ лихихъ,

Не въ снѣ разлукъ. Потомъ – слуга,

По связкѣ не рождающійся стихъ,

Житье по кругу съ дозой лѣтъ.

И новый мѣсяцъ улицей согрѣтъ.

Не во четвертой сотнѣ хвалитъ небосводъ

Скрипъ старыхъ выкриковъ, лишенныхъ

Обидъ и переходовъ. Нарисованъ сотъ

Живущій призракъ точно завѣршенныхъ

Пріятій заметенныхъ. Ваше – вотъ!

Мое же – норовомъ гашеныхъ

И общихъ лепетаній старится силкомъ

Срывающихъ все мимо. Вертитъ комъ

За эрой по созданію «не красть

Благочестивой утренней погоды».

И, уговоромъ стойкихъ точно всласть

Катившись поперекъ, грозятъ народы

Искать за давностью ту масть,

Что отразится во седьмомъ. Породы

Нѣтъ въ томъ благословеніи искать

Обвалъ всѣхъ сценъ. Молчать! Играть

Не тащатъ по свирѣпой мѣрѣ въ залъ,

Такъ гибнущій, какъ не казалось въ рани!

Замкнулся вѣеръ. Сразу показалъ,

Померкнувъ воздыханьемъ: сани —

Не твой порядокъ. Вовсе не позналъ

Другимъ предписанное. Въ ваннѣ

Ты точенъ все закинуть во кадилъ

Отъ предписаній на исходѣ силъ.

«Всѣ достали изъ пыльныхъ гробниц…»

Всѣ достали изъ пыльныхъ гробниц

Жерди словъ, да отпущенныхъ вдаль.

Всѣ кормили себя, открывая

Свои бѣлые сны для другихъ.

Кровью маранъ исходникъ страницъ;

Забытье отразилось въ печаль.

Мы бредемъ, не себя сознавая;

Не кидаемся сказкой въ нагихъ.

Мы – просты и излѣчены въ матъ

Неприступной раскраски отъ благъ.

Что намъ свѣтитъ, даря не по розъ

Обѣгающей воли ходьбы?

Каждый – прахъ, проводникъ, виноватъ.

Бредъ молчащихъ – исходникъ и макъ,

Поле нашихъ людей. И вопросъ.

Кругъ, вершащій покои судьбы.

Такъ зашторенъ нашъ утренній ровъ

Этихъ спѣшныхъ наградъ. Фиміамъ…

Слухъ прощенъ, но просивъ на бобѣ

Этихъ вкусовъ, пощады снесущихъ.

Свѣтъ находитъ средь пальцевъ уловъ,

Что несбыточенъ. Тянетъ Марьямъ

Этотъ звукъ. Не пропалъ на губѣ.

Не разлился отъ вѣры поющихъ.

Каждый – ровный образчикъ тропы,

Открываемой въ прорѣзь окна,

Лучшій путь замороженныхъ. Гномъ —

Лютый пѣсни посланникъ. Взятъ.

Кто на зеркалѣ пляшетъ? Не ты…

Капель не видно на розѣ сукна;

Ловкость дается счастливыми. Сномъ,

Откровеннымъ моментомъ. Объятъ

Его долгій капризъ отъ тире

Какъ потрепанной свадьбы снѣговъ.

Отхожденье названій дается не такъ,

Какъ разрушенный счастьемъ оскалъ.

На раскаченной вѣтромъ зарѣ

Полонъ нашихъ овацій: таковъ

Серебристый когда-то чердакъ,

Во хмелю народившійся залъ.

Всѣ хлопочутъ, минуты не знавъ

Своимъ старымъ числомъ дураковъ

Темной комнаты двухъ представленій,

Точной лавки пустыхъ на глаголѣ.

Горькій запахъ – безпечный анклавъ

Не вернувшихся въ слогъ. Языковъ

Не представятъ. Столица сомнѣній —

Три перста при прогулочной волѣ.

«Тѣнь – чужая…»

Тѣнь – чужая…

Больница, отрава…

На скамейкѣ – отрубленный листъ…

Всѣ, себя провожая,

Мнутся мною не справа,

А въ гримеркѣ судьбы. Какъ артистъ.

И колышатся въ мигѣ;

Расторопно смѣняютъ слова,

Безкорыстіемъ старя броваду.

Мы проходимъ сквозь новыя книги;

Въ нихъ жива еще наша канва —

Денъ не долгій теряться по саду.

Тамъ нѣтъ только отъ насъ

Приспособленныхъ танцевъ разврата

И распущенныхъ въ небо земель.

Каждый камень имѣетъ свой глазъ:

Тамъ любовь отъ временъ – глуховата.

То – сожгли. Намъ своя акварель

Не способна поднять этотъ вѣсъ —

Прекращенный подарокъ лепнинъ

Отъ обѣщанныхъ станцій безъ паръ.

Тамъ же – изгородь, ангелъ и лѣсъ…

Въ тотъ же срокъ отъ потрепанныхъ спинъ —

Возвращенный Эдемъ, тишина, самоваръ.

«Міръ качнулся…»

Міръ качнулся.

              Морозъ. Голова.

Больше не за что взяться.

Больше нечего ждать…

Синимъ флюгеромъ точитъ молва

Жажду строить, прощаться.

Больше нечего ждать…

Міръ – должникъ пустоты. И временъ.

Точенъ старости вѣтеръ

И холмы – не прочитанный хламъ…

Оберегъ истонченья съ собою беремъ

Какъ затасканный…

                   Свѣтелъ!..

И холмы – не прочитанный хламъ…

Ложка сна – перемѣнчивый грифъ,

Пустословіе, кража песка.

Шея нищей отстала креста…

Надкуси самоцвѣты отъ сливъ,

За древкомъ замѣчая: доска!

Шея нищей отстала креста…

Ложка сна – оголтѣлый обманъ,

Сладкій деготь отпущенныхъ стрѣлъ!

Такъ повинны подарки во ночь!

Въ кучѣ сирыхъ на островѣ странъ

Не достанешь молвы.

                    Не хотѣлъ!

Такъ повинны подарки во ночь!

Мы остались писать. Мимолетъ —

Нашъ достойный обрубокъ пещеръ!

Коситъ взгляды вчерашняя кожа…

Рукъ забывчивость страха нейметъ

По отмѣтинамъ рухнувшихъ сферъ.

Коситъ взгляды вчерашняя кожа!..

Мы остались мечтать. Попурри

Этихъ вынесшихъ лапъ – простота.

Больше нечего ждать…

Сладокъ кофе въ отмѣнной крови,

Не касаемой края листа.

Больше нечего ждать…

«Такъ негоже…»

Такъ негоже

Въ охапкѣ похабныхъ строкъ

Не летать, задѣвая

Не того, кто дороже;

Тотъ – башенный рокъ:

Тамъ – смѣлые мы, все зевая.

Такъ по сушѣ,

Примѣрно склоняясь въ кирпичъ,

Возвращаются наши молебны.

Окна, стражи и души…

Брегомъ сталъ не отъ слезъ этотъ спичъ.

Всѣ здѣсь тѣни – цѣлебны.

Такъ по старому хлѣву

Раздышаться, что святъ!..

И не лѣвой руки достояньемъ

Покреститься. Не здѣсь. И кому?

Выйди вонъ! Тамъ намъ всѣ говорятъ

Какъ намъ жить. Съ разстояньемъ.

Такъ по міру скользятъ

Перепонки заложенныхъ книгъ,

Вольность вяленой стаи…

Входъ одними давно уже смятъ.

Но другими давно не возникъ.

Не тѣхъ писарей мы пролистали!..

Такъ не взятъ облаковъ

Искушенный своимъ же постомъ

Не несущій ту длинную слякоть!

На иномъ берегу дураковъ —

Пляски нерва надъ чахлымъ листомъ

И спѣшащая вкусами мякоть.

Такъ не понятъ простой абажуръ,

Говорившій о ночи при томъ,

Прикасавшійся плоти страницъ.

Пустыремъ по слѣдамъ отъ фигуръ

Разглашается призрачный громъ,

Все пугая прощенныхъ дѣвицъ…

…

…

…

…

«Она ищетъ средъ капель – свою…»

Она ищетъ средъ капель – свою.

Ноетъ тонкой дорогой циновки,

Старитъ все, ничего не касаясь.

Она слушать не хочетъ? Ною…

Такъ стары отъ дороги уловки!..

Но играютъ за насъ.

                   Такъ стараясь!

Она зритъ отъ вагона засадъ

Долгій путь, остановки подъемъ

И всю снѣжную душу пустыхъ…

Что ходить намъ впередъ и назадъ?

Одинъ разъ въ этомъ мірѣ живемъ

Средь такихъ же, какъ мы, не простыхъ.

Но не въ точности брошена суть!..

Все – подъ краской на долгія лѣта

Намъ подставлено въ росахъ опять.

Выстрѣлъ есть поцѣлуй. Или путь…

Руки – прочь отъ пустого сюжета!

Руки – скатерть… Беречь, обнимать…

За морозными вѣтками – четъ

Нами пройденныхъ ночью дворовъ.

Тихо утро…

            Глаза – по тыламъ…

Пробка – въ слабости. Намъ повезетъ!

Градъ обѣщанный – слишкомъ суровъ…

Но даетъ замахнуться крыламъ.

День такъ кратокъ! Всѣ – вдоль…

Всѣ, конечно, подобны самимъ!

Теплыхъ рукъ такъ вѣчна колыбель!

Голубыми вѣтрами не боль,

Отстраненную буквой, творимъ.

Островъ – нужен. Какъ плоская мель.

Кто отпуститъ за двери маякъ

Кинуть скрытое малымъ заходомъ?

Нѣтъ несчастья въ симметріи той…

Заблудившійся – точно варягъ!

Кто – иной? Не рѣшающимъ родомъ

Точка новая – часть золотой…

«Какъ въ непригодной…»

Какъ въ непригодной

Желтѣющихъ, тощихъ, крылъ

Опоясанной сномъ метели

Разыскать въ благородной

И тонкой стезѣ духъ? Забылъ

Не стѣсняющій лѣтъ. Свирели

Забытьемъ источаютъ на вѣсъ

Твои крики, читавшій въ пробѣлахъ

Зыбкихъ вратъ. Гдѣ ихъ точный счетъ?

Вечеръ катится къ намъ… Чудесъ

Не беречь! Въ сѣрой чащѣ надѣловъ

Притворяется сномъ этотъ взлетъ

Нашихъ новыхъ огней при себѣ.

Чувства – битый свѣчою флаконъ,

Темнота надъ столомъ при небесъ

Данной мысли. Въ точеной гурьбѣ

Снятся юность и жизнь испоконъ.

Кто-то схожъ съ отличительнымъ безъ

Новой тяги, распущенной въ стать

Не вернувшихся главъ поперекъ.

То возложено въ жертвѣ приданыхъ.

Дымъ такъ черствъ! Не умѣетъ листать

Нашу правду. Приступокъ – далекъ,

Но живъ разомъ въ глазахъ окаянныхъ.

Трещинъ скорость – отложенный свѣтъ

И престранная участь фамилій.

Слѣдъ во слѣдъ – переулка мой тонъ…

Стѣны разомъ сложились въ браслетъ

Изъ отброшенныхъ участью лилій

Всѣхъ восходовъ. Касаемый гонъ —

Прядь успѣха во дымкѣ сиротъ —

Безпрестанныхъ нарѣчій горы

И ходящихъ безъ насъ на заливъ.

Въ каждомъ выдохѣ прячется годъ

Отъ воскресшей въ сіяньѣ дыры

Этихъ словъ, что идутъ супротивъ!..

«При наполненной строго прихожихъ…»

При наполненной строго прихожихъ

Тонкой таліи свѣта безъ правъ,

При нависшей отвагѣ обняться,

Кислородной потѣхѣ любить…

Намъ не надо блюсти свѣтлокожихъ:

Ихъ картинки звонкомъ отодравъ,

Приспособивъ весной, не стараться

Ужъ нельзя. Я стою… Эта нить —

Несказанное чувство колесъ и пути,

Промахнувшійся въ радости воръ,

Возводящій мосты отъ оконныхъ преградъ,

Принимающій память во соусѣ стада.

Яркій сказъ ты живьемъ не крути…

Часть не слушавшихъ – утренній соръ,

Во величіи трусовъ. Размашистый патъ

Притворяется облакомъ чада…

То – пролистанный парка испугъ,

Въ вѣкѣ слѣпленный новымъ морозомъ

Отъ махавшихъ намъ вслѣдъ безъ слезы.

Все – конецъ отъ начала листовъ…

Высь – скучна… Есть обмотанный кругъ:

Твоя слабость (срослась уже съ возомъ)

Топитъ долгихъ листовъ средь грозы

Такъ изъ новыхъ недѣль, что пластовъ

Нашихъ встрѣчъ не хватаетъ. Не шлютъ

Въ обручальный песокъ угодившій жилетъ

Отъ вѣковъ, что прострочены часто.

О, край мѣры! То видѣлъ въ своемъ!

Безъ мозговъ эти кроны сейчасъ не снуютъ

По большимъ городамъ, гдѣ привѣтъ

Не фасуется. Пусто. Бѣжимъ отъ пласта

Тѣхъ горючихъ участій отъ склона втроемъ!..

«Или прядь да измотана внѣ…»

Или прядь да измотана внѣ,

Или ложь не прожита вовѣкъ…

Старость рветъ всѣ отрывки въ конвѣ

И бросаетъ неловко на снѣгъ.

Или конъ замыкается вдругъ,

Или плачъ надъ пустою водой…

Все зачеркнуто волею мукъ,

Безпричинности новой, тобой.

Или все, что сочится изъ тѣлъ

Или пашни зашедшихъ вѣтровъ…

Каждый мигъ обезцвѣченъ и смѣлъ.

Катитъ капли въ умѣренность сновъ.

Даже врагъ недостоинъ здѣсь тлѣна,

Даже рукопись страсти – въ полетъ…

Безъ пяти появилась замѣна,

Ну а въ полночь – звѣзда. Или ледъ.

Даже птицъ не касаемъ причалъ,

Даже ввысь не идущій – мечты…

Десять звеньевъ узналъ, не узналъ,

Но принесъ обреченно въ кусты.

Даже ловля боится въ обманъ,

Даже лучъ быстроногъ и мечтаемъ.

Заикавшійся вѣтеръ – не планъ,

А задиристый отрокъ надъ Раемъ.

«Неотрѣшимо въ этомъ полушагѣ…»

Неотрѣшимо въ этомъ полушагѣ

Срѣзать хотящее знакомиться и пѣть.

Расходны капли на бумагѣ;

Слѣпы сраженные. Имъ – мѣдь.

Имъ – страхъ и новость предъ собой.

Изнеможеніе веселаго утра.

Въ опаскѣ жизни строимъ вразнобой

Все то же, что снесутъ вѣтра.

По искрѣ нашей и игрѣ чужихъ

Ломается начерченная струнъ

Двойная гордость. На иныхъ —

Лишь пустота. Вселяющійся лгунъ

Тропой несвѣдущъ, но знакомъ и намъ,

Развернутымъ потрепаннымъ мздоимствомъ.

На полкахъ – пыль и память. Хламъ.

Но все блеститъ гостепріимствомъ.

Все превращается въ свой бѣгъ

Разстроенныхъ кончающейся брагой.

Опередивъ на свѣтофорѣ всѣхъ калѣкъ

Не жги свой сонъ отнятой сагой.

Не пережить – больное отъ свѣчей

Благополучіе замазанныхъ во шагъ

Ступеней безпорядка. Кто въ ничьей

Прекрасной оперѣ не пьянъ? Чудакъ!

Кто, заградивъ ночнымъ кольцомъ

Причуды, присказки, желанья

И все иное, станетъ удальцомъ,

Подкидывая книги на закланье?

Имъ въ томъ – дождавшійся досокъ

И тѣни сгорбленной безсилья

Припадокъ выхода. Мысокъ —

Отпущенныхъ ступеней эскадрилья.

И ровенъ голосъ. Враль – за душъ

Проклятье, вѣру, полдень дугъ…

По качкѣ сна, по разстоянью сушъ

Любой не откликающійся – другъ.

Тѣмъ перекрестокъ старыхъ номеровъ

Не разойтись желалъ по травъ

Такимъ ночнымъ… Скажу не отъ воровъ

Не каждому, кто опасался. Правъ

Лишь жезлъ во стекаемой крови

За огражденьемъ бывшихъ воплощеній

Дороги, круговерти… Запали

Не мой оттѣнокъ славы ухищреній

Поддаться глубоко рѣзнымъ угламъ,

Истоптаннымъ все крошкой во бѣгахъ.

Пустуетъ столъ. Тоскуетъ по глазамъ

Держащихся на темномъ. Взмахъ —

Неумолимъ и страстно безпощаденъ.

Кто станетъ спины разбирать въ умахъ?

Тамъ все осталось. Входъ – наряденъ;

Тамъ небо – гость въ большихъ домахъ.

Нѣтъ отголосковъ стекшихъ въ наготу

Признаній, писанныхъ впустую.

Крикъ повторяется. Взметнусь на ту

Я часть созвѣздья, гдѣ ворую

Горохъ дождей и надпись тѣлъ,

Разставленныхъ подъ лампой коридора.

Тамъ кто-то тихо о любви пропѣлъ.

Или про память бешенаго мора.

«Эта тяжесть прослушана отъ…»

Эта тяжесть прослушана отъ…

Гдѣ то «до», что не выспалось всуе?

Столъ, ночникъ да живой блокнотъ…

Нашихъ слезъ все вино кто плеснули?

Вѣра скачетъ, конечно, ногой;

Старитъ косо повѣшенный свѣтъ…

Тѣнь – порядокъ. Забытъ серьгой.

Ждетъ себя за признаніемъ лѣтъ.

Краски – ложь. Нескончаемъ жаръ

Тихихъ пѣсенъ среди листовъ…

Въ битомъ небѣ бокала не старъ

Только страхъ не твоихъ… Таковъ

Рай безмолвныхъ. Илъ даже гласъ

Горькихъ правдъ отъ своихъ слѣдовъ.

Меркнетъ кожа игравшихъ въ расъ

Изумленье похожихъ. Твоихъ медовъ

Страсть окончена. Мѣра трехъ

Тонкихъ стульевъ – подъѣздъ, колунъ.

По глазамъ у метро дурехъ

Нѣтъ ковровъ. Есть скрипачъ. Шалунъ.

Мертвый звукъ не мѣшаетъ. Вой

Оголтѣлыхъ отцовъ пути —

Сокъ послѣднихъ. Идутъ собой.

Только бъ намъ не на томъ цвѣсти:

Какъ подаренный лучъ. Онъ же – усъ.

Какъ прославленный въ горѣ вѣръ

Не опасный своимъ. И во правѣ лузъ

Не искавшій другихъ манеръ.

Мы тамъ всѣ – корабли троны…

Не заглянемъ. Идетъ тамъ срокъ

Жизни данной. Цѣлѣй стопы

Только щебетъ того, кто смогъ.

Не таить во себѣ крахъ… Лоскъ