Кекс с изюмом, или Тайна Проклятого дома

Диван? Абсолютно непригодная для чтения вещь! Развалиться на нем, наслаждаясь упругой мягкостью и гладкостью обивки, – запросто. Но вот читать! Читать, вдумчиво вглядываясь в стройные ряды букв, изучая лабиринт схем, делая на полях пометки острозаточенным карандашом, – читать на диване было категорически невозможно. Этот предмет мебели попросту несовместим с таким интеллектуально затратным действием, как чтение. Он вообще ни с единым интеллектуальным порывом несовместим. Только роскошь, покой и наслаждение… Кто додумался установить этого монстра в библиотеке?

Письменный стол? В принципе, неплохая альтернатива любимому подоконнику. Была бы. Будь этот дубовый гигант лет на пятьдесят помоложе. Сай оценил вес зажатого в руке тома и с сожалением подумал, что не рискнет взвалить столь непосильную ношу на старичка.

В целом обстановка особняка поражала своей эклектичностью, а проще говоря – разнородностью. В далеком детстве это не так бросалось в глаза. Когда тебе десять – одиннадцать лет, ты принимаешь как данность соседство роскошного дивана и обшарпанного стола. Тебе плевать, что амурчики на бумажных обоях, укрывающих одну стену в библиотеке, с испугом косятся на драконов, вырезанных на лакированных панелях, украшающих стену напротив. Про разнообразие на книжных полках упоминать даже не стоило. Рябило в глазах.

За такое смешение стилей и видов следовало благодарить дядюшку. Сай хорошо помнил этого жизнерадостного чудака. Гораздо лучше, чем собственных родителей, усмехнулся молодой человек. Хотя дядюшку он в последний раз видел десять лет назад, с момента последней встречи с отцом прошло лет пять, а драгоценную матушку имел честь лицезреть в году текущем. Интересно, отец вообще смог бы его, Сая, узнать, столкнись они внезапно в людном месте? Матушка бы непременно узнала. Если бы потрудилась заметить, конечно. А отец? Вряд ли. Сай был в принципе честным малым, а уж врать себе считал распоследним делом. Он вовсе не думал, что Уильям Кернс сына не любил. Любил, но по-своему. Это доказывали редкие, но очень душевные письма и посвящения на форзацах книг.

Уильям Кернс никогда не сидел на месте, он даже книги свои писал в дороге, и, по сути, они представляли собой сборники путевых заметок о движении по бескрайним водным просторам, о покорении горных вершин, о блуждании в дебрях джунглей или о трудностях преодоления пустынь, снежных ли, песчаных ли. Известнейший путешественник, этнограф, археолог и сумасброд, он писал о своих экспедициях и раскрывал тайны истории, географии и даже религии различных малоизученных уголков мира. И каждую свою книгу – а за последние двадцать лет их было издано больше десятка – он посвящал своему сыну. Новую книгу отца издали по заметкам, которые он привез из очередного путешествия лет с десять назад.

Сай встал, оперся плечом о стену и звучно шлепнул книгу на узкий подоконник. Перелистал в начало. Полюбовался на фронтиспис. С рисунка на него смотрел мужчина неопределенного возраста с глубокими лучиками морщинок, разбегающихся от прищуренных глаз и с задорной юношеской улыбкой. Перевел взгляд на титульный лист. Пробежал глазами по строкам. Перевернул страницу. «Моему сыну, Сайгусу Кернсу, посвящается» – гласила надпись, набранная мелким шрифтом над основным текстом.

– Вот ты где! – раздался громкий, как пушечный выстрел, и такой же внезапный голос за спиной Сая.

Сай вздрогнул и обернулся.

На пороге библиотеки стоял Шакуилл О`Гра.

– Заманил меня в эту глушь и бросил подыхать от скуки! – продолжил громыхать Шак, тряхнув гривой непокорных и черных, как смоль, волос.

– Спешу напомнить, что я всеми силами пытался отговорить тебя от мысли составить мне компанию, – с кривоватой усмешкой попытался восстановить историческую справедливость Сай.

– Это неважно, – отмахнулся Шак, сверкая белозубой улыбкой. – Я твой гость, и я скучаю. Изволь позаботиться о моем досуге.

– Ты не мой гость, – Сай педантично отметил очередную неточность в высказывании друга. – Мы оба с тобой гостим у моей тетушки. Так что можешь обратиться к ней с просьбой организовать твой досуг.

Шак с наигранным ужасом воззрился на друга:

– Побеспокоить графиню?

– А что тебя смущает? С каких пор ты стал таким стеснительным? – с не менее наигранным удивлением уточнил Сай. – Кто всегда утверждал, что знает подход к любой женщине?

– Я, – самодовольно протянул Шак, падая на возмущенно скрипнувший диван. – Я знаю о женщинах все! Но это не значит, что я готов тратить свой талант на каждую из них. При всем моем уважении к твоей тетушке, она не тот человек, с которым бы мне хотелось общаться. Да от одного ее вида молоко может скиснуть!

– Хм… Так и остался бы в столице! Тратил бы свой талант на дам позадорнее. На баронессу Фэвор, например.

– А я и так трачу. И именно на Агнесс, – снисходительно пояснил Шак и закинул руки за голову. Рубашка на мощных плечах жалобно затрещала.

– Позволь полюбопытствовать, каким образом ты можешь общаться с Агнесс, когда вас разделяют до черта миль, два скандала и одно проклятье?

– Позволяю, мой юный, наивный друг. Любопытствуй, – сощурил смеющиеся глаза Шак и растянул губы в улыбке сытого кота.

– И? Ответь же мне, о великий знаток женской натуры, – начал загробным голосом Сай, воздев руки к потолку и закатив глаза, а затем, вернувшись к обычному тембру, продолжил: – Как ты собираешься выпутываться из истории с баронессой? Еще интереснее, как ты собираешься делать это, находясь здесь?

– Знай, о мой любопытный друг, – начал вещать Шак менторским тоном, но надолго его не хватило, и уже к концу тирады он заговорил обычным голосом: – в общении с женщинами главное не забывать делать паузу. Пауза – это великая вещь. Вовремя сделанная пауза позволяет даме соскучиться. Тут главное не передержать. А то дама пойдет спасаться от скуки в объятиях другого кавалера.

– То есть ты дал баронессе возможность соскучиться? – усомнился Сай. – А мне показалось, что остыть. И ей, и ее мужу, и той молоденькой вдове, с которой тебя застукала баронесса.

– Одно другому не мешает, – отмахнулся Шак. – Остынут, заскучают.

– А как быть с маркизом Теркли и его супругой? Они должны остыть или заскучать? Какого черта ты поперся на этот музыкальный вечер после того, как Агнесс тебя прокляла? Ну хорошо – вечер, но зачем ты к маркизе подходил? Зачем нужно было говорит ей гадости?

– Я хотел сделать бедняжке комплимент.

– После проклятия Агнесс? Ты же теперь не можешь лгать в лицо ни одной женщине. Только правда! Только искренность!

– Я искренне хотел сказать маркизе комплимент.

– Да уж, комплимент удался! На будущее я запомню: если я захочу произвести на женщину неизгладимое впечатление, нужно будет заявить ей, что никто не замечает ее длинноватого носа, поскольку не может оторвать взгляд от ее декольте!

– Никто из мужчин.

– Что?

– Я говорю, если взялся цитировать, то цитируй правильно. Маркизе я сказал, что никто из мужчин не замечает ее длинноватого носа, поскольку не может оторвать взгляд от ее декольте! – вальяжно поправил друга Шак, потягиваясь на диване до хруста в суставах.

– Да. Ты прав. Я зря упустил этот момент, поскольку одним комплиментом ты умудрился оскорбить троих. Маркизу, маркиза и нисса Слайбутса. На минуточку, ни много ни мало, действующего министра внутренних дел!

– А ниссу Слайбутсу стоит иногда придержать язык. Он приобрел скверную привычку громогласно обсуждать недостатки во внешности окружающих его дам. Зачем он сравнивал нос маркизы с клювом цапли? Да еще и нарочито громко, чтобы маркиза точно услышала. Так что ты не прав. Маркизу мой комплимент не оскорбил. Он ей даже понравился! В глубине души.

– Хм… Мне видится логический изъян в твоих рассуждениях, – проворчал Сай.

– Да, ладно! Мы же о женщинах говорим. Где женщины, а где логика? – задал риторический вопрос Шак и зажмурился.

Сай захлопнул лежащую на подоконнике книгу. Получилось неожиданно громко и резко. Шак приоткрыл один глаз и полюбопытствовал:

– Что крушим?

– Ничего, – вздохнул Сай. – Просто книгу читал. Новую. Отец прислал.

– Да? – протянул Шак и перетек из горизонтального положения в вертикальное. – Новую, говоришь? И как? Интересно?

– Занимательно.

– О чем на этот раз? – лениво поинтересовался Шак, приближаясь к Саю.

– О ком.

– Хорошо. О ком на этот раз? – задал исправленный вопрос Шак.

– О канаках.

– Хм… Звучит захватывающе.

– Еще как.

– Вы собираетесь встретиться?

– С канаками?

– С отцом!

– Мы не успеем. Он занят. Неделю назад отбыл в очередную экспедицию. В газетах писали, – отрывисто проговорил Сай и отвернулся к окну.

– Ясно, – протянул Шак и похлопал друга по плечу.

Выдержав приличную паузу, должную символизировать дружеское сопереживание и сочувствие к сложностям во взаимоотношениях отцов и сыновей, Шак поинтересовался:

– А канакские красавицы хороши?

– Необычайно! – ответил Сай, дрогнув уголками губ.

– А картинки есть?

– А как же! Отец постарался, – с гордостью произнес Сай и распахнул книгу.

Иллюстрация была великолепна! Казалось, женщина со страницы смотрит на зрителей. И при этом знает какой-то их секрет. Огромные глаза, занимающие половину лица, яркие полные губы, чуть широковатый и слегка приплюснутый нос, шикарные волосы, тяжелым плащом укрывающие голову и плечи красотки и ниспадающие гораздо ниже пояса. Короткая пестрая юбка из разноцветных лоскутов. Причем, судя по рисунку, каждый лоскуток был расшит каким-то сложным орнаментом. Впрочем, все открытые участки кожи, а их было немало, тоже были покрыты узорами. Пурпурная кожа и белые рисунки на ней завораживали. Собственно этими рисунками и юбкой наряд канакской женщины и ограничивался. Ничто не мешало зрителям любоваться округлыми плечами, сильными руками, полной грудью и стройными ножками красавицы.

– Хочу к канакам, – гулко сглотнув, сообщил Шак.

ГЛАВА 4, которая иллюстрирует тезис: «Чего только нет в женской сумочке!»

Лисси сидела в коридоре, сложив руки на коленях, обтянутых скромным платьем в клеточку. Одеться солидно и строго ей посоветовала мама. Она также предложила пойти вместе с Лисси на прием к мэру, но Лисси категорически отказалась.

– Что ж, ты всегда была самостоятельной девочкой. Даже слишком, – заметила мать, втыкая последнюю шпильку в прическу Лисси. – Вот так, все твои лохмушки теперь спрятаны. И не спорь! Перед мэром ты должна выглядеть как добропорядочная жительница нашего города. Если у тебя получится, конечно, – вздохнула она.

– Я буду очень стараться, мамочка, – улыбнулась Лисси и, вскочив, заключила мать в объятья. – Пожелай мне удачи!

– Удачи, дочка!

И вот теперь Лисси сидела в коридоре, куда ее проводил секретарь мэра, и дожидалась, когда из кабинета нисса Дрэггонса выйдет очередной посетитель. Рядом стояла корзиночка Лисси с блокнотом, платочком, зеркальцем и прочей дамской атрибуцией, которую мужчины считают дребеденью и искренне недоумевают, как можно тратить на нее треть семейного дохода. Среди милых сердцу Лисси безделушек валялись также зеленые шарики волосатника, которые она – разумеется, чисто машинально – нарвала по дороге к особняку мэра.

Волосатник был абсолютно бесполезным растением, разве что созревшие коробочки его семян лопались с особенно противным чмоканьем. Это открытие в детстве доставило Лисси немало удовольствия, и над всеми членами семейства Меззерли последовательно были проведены эксперименты различной степени циничности и жестокости. И сегодня, проходя мимо зарослей волосатника, Лисси не удержалась от того, чтобы не сорвать несколько созревших коробочек.

Лисси ожидала уже более часа, пока выйдут предыдущие посетители. Теперь в коридоре оставались только она и еще один нисс. Мужчина, сидящий напротив, вытянув длинные ноги поперек коридора, был незнаком Лисси. Перед тем, как усесться, он поклонился девушке, и это выглядело так, как будто он клюнул своим изогнутым носом какую-то мошку в воздухе.

– Я полагаю, что вы следующая, нисса? – спросил он чуть хрипловатым голосом, и Лисси даже захотелось спросить, не подхватил ли седоусый нисс ангину в разгар летней жары.

– Я полагаю, что это так, – смиренно ответила девушка елейным голоском и наклонила голову.

Тогда нисс грузно уселся в кресло и развернул местную газету, которую держал под мышкой. Однако его внимательный взор то и дело обращался к двери, ведущей в комнату мэра, к столу секретаря в отдалении и к девушке, чинно восседающей напротив.

Вот из кабинет вышла старенькая ниссима и приветливо кивнула Лисси. Лисси вскочила и уже собралась было войти в кабинет мэра, как в коридоре появилась еще одна молоденькая нисса.

У девушки было личико капризной куклы, нереально огромные изумрудного цвета глаза под длинными фальшивыми ресницами, и искусственно ровные золотые локоны, струившиеся из-под изящной шляпки. Она шла, гордо подняв подбородок, как будто пытаясь этим показать свое превосходство над всем остальным миром.

– А-а, это ты? – вместо приветствия бросила она Лисси. – Зачем ты пришла к моему отцу? Что тебе тут понадобилось?

– И тебе добрый день, Мэгги! – благожелательно ответила Лисси, спокойно глядя на свою бывшую одноклассницу.

Вражда двух девушек началась так давно, что сведения о ее истоках можно было почерпнуть разве что в древних рукописях, да и то священное предание давно превратило их в полулегенду-полумиф. Подруга Лисси утверждала, что началось оно в первом классе начальной школы, когда Лисси подбросила Мэгги в коробочку с ланчем живого таракана. Но Лисси почему-то казалось, что это было уже ответным шагом, возмездием за наушничество Мэгги. Тогда Лисси была наказана розгами за какую-то несерьезную провинность, раздутую ябедой Мэгги до размера вселенского бедствия. И чем глубже розги погружались в Лиссину… ладно, опустим подробности… тем глубже Лисси погружалась в сладостное измышление ответной мести. Месть – это блюдо, которое?.. Ха! Отныне возмездие стало не только дежурным блюдом, которым Мэгги потчевали с завидной регулярностью, но как истинный кулинарный поэт Лисси вкладывала в каждое свое произведение индивидуальные ингредиенты, специи и начинки. Мэгги пыталась жаловаться, Мэгги пыталась бороться. Противостояние становилось только острей, а выдумки Лисси только изощреннее. В конце концов отношения двух девочек перешли в непреодолимую вражду, причем Мэгги вспыхивала каждый раз при встрече с антагонисткой, а Лисси, напротив, наливалась сладким ядом, и в этой сладости Мэгги вновь и вновь запутывалась, как муха в патоке. Взросление девочек внесло свои коррективы. Теперь они обе старались вести себя более или менее благопристойно и скрывали свои истинные чувства под тонким покровом ледяной вежливости, который то и дело таял, когда чувство неприязни разгоралось с новой силой.

– Добрый день! – сквозь зубы процедила Мэгги, внезапно заметившая, что в коридоре кроме них двоих присутствует свидетель.

Она сделала книксен привставшему и поклонившемуся ей пожилому ниссу и снова развернулась к Лисси.

– Так чего ты тут забыла? Зачем ты приперлась к нам домой? – прошипела она.

– Осмелюсь заметить, – холодно поправила ее Лисси, – что в данный момент мы находимся не «у вас дома», а в присутственной части особняка нашего городского главы. И я пришла к ниссу Дрэггонсу по официальному вопросу как посетитель. Так что можешь преспокойно идти по своим делам, Мэгдала. Тебе незачем разыгрывать роль хозяйки и предлагать мне чай с мышьяком.

Мэгги только пробормотала что-то неразборчивое себе под нос и, грубо отодвинув Лисси, вломилась в кабинет отца. Хрястнутая со злости дверь должна была захлопнуться, но Лисси вовремя подставила ногу, поэтому створка двери прикрылась не полностью, а оставила малюсенькую щелочку, не замеченную в пылу гнева Мэгги.

Лисси с подозрением покосилась на седоусого нисса, но тот сделал вид, что не заметил короткой перепалки девушек и вновь отгородился от мира газетой. Что-то в его напряженной спине подсказывало Лисси, что этот нисс далеко не так прост, как хочет казаться, все разговоры слушает внимательно и делает какие-то свои выводы, которыми, тем не менее, не спешит делиться с окружающими. Однако в данный момент Лисси больше интересовало то, что происходило в кабинете мэра, и она, наплевав на мнение о ней незнакомого мужчины, вся обратилась в слух.

– Папа! – услышала Лисси капризный голосок дочери мэра. – Я слышала, что ты собираешься идти к графине.

– Да, детка. Но тебе не кажется, что это можно было бы обсудить вечером. Сейчас у меня посетители, и мне надо…

– Да какие там посетители! Там Лисси Меззерли и еще какой-то старик.

Лисси скосила глаза в сторону седоусого нисса, но тот то ли ничего не услышал, то ли сделал вид, что не услышал.

– Папа! Ты должен взять меня с собой к графине!

– Зачем, Мэгги? – изумился мэр. – Мне надо обсудить с ее сиятельством предстоящую ярмарку и…

– Ты должен представить меня ее племяннику!

– Хм… Я не знал, что графиня приехала с племянником. Она говорила…

– Ты даже не представляешь себе, какой он душка, папа! Я пошла сегодня с Анни в магазин за новыми перчатками и там наткнулась на него.

– Разве у тебя мало перчаток?

– Ты странный, папа, – Лисси воочию представила, как Мэгги в этот момент закатила глаза, и усмехнулась. – Мое новое платье цвета пыльной розы, а старые перчатки цвета розового персика в сумерках. Они же не сочетаются!

– Гм… Пыльный персик… Неужели?

– Они категорически не сочетаются. Ка-те-го-ри-чески! Папа, ты что?!

– Да-да, детка. Наверное, не сочетаются.

– Наверное?! Папа!

– Нет-нет, конечно, они не сочетаются, ты совершенно права, детка, разве они могут сочетаться?..

Лисси с сочувствием покачала головой. Ей было искренне жаль нисса Дрэггонса. Его обожаемая Мэгги доставляла ему хлопот больше, чем все дела города Груембьерра вместе взятые. Мэр города, лишившийся жены, когда Мэгдала была еще совсем крошкой, перенес на единственную дочь весь жар своей неутоленной любви, и надо сказать, что выкованный под влиянием этого жара клинок не только являл собой редкий сплав эгоизма, истеричности и взбалмошности, но к тому же частенько покалывал и самого незадачливого кузнеца. Не способный долго противостоять юному напору, бедный отец предпочитал идти на уступки. И Лисси даже считала, что он проявлял в этом завидное здравомыслие. Впрочем, чем старше становилась Мэгги и чем острей становились уколы ее клинка, тем толще становилась броня флегмы, в которую поневоле приходилось облачаться слабохарактерному отцу.

– …И когда мы входили в магазин, из него вышел та-а-акой красавчик! Ну та-а-акой красавчик!

– Неужели? А…

– Ах, просто прелесть! Вообрази себе: высокий, плечи вот такие… Глаза! Чудные, черные! Ах, он так посмотрел на меня, что я чуть не упала в обморок. Шикарный брюнет! А нос? Какой нос! Я видела такой же на портрете древнего героя.

– Может, на статуе, Мэгги?

– Да какая разница! Там была картинка в учебнике… И еще ямочка на подбородке.

– У героя?

– Да нет, конечно! У душки-племянника. Папа, ты просто обязан представить меня этому красавчику!

– А почему ты решила, что он племянник графини?

– Когда он выходил из лавки, то попросил прислать перчатки в графский дом. А ниссима Альбрада сказала, что у нее сделал заказ племянник самой графини.

– Хм. Я ничего о нем не слышал.

– Когда ты поедешь к графине, непременно возьми меня! Ты слышишь?

– Ну раз ты просишь… Не в первый же визит, но потом я найду способ представить тебя графине и ее племяннику. Он заезжал в лавку один?

– Нет, с ним был какой-то плюгавенький очкарик… Да какое это имеет значение? Не забудь про мою просьбу, папа!

– Да где ж тут забудешь? – вздохнул нисс Дрэггонс. – У тебя все? А то меня ждут посетители…

– Ах да, папа! – тут Мэгги перешла на драматический шепот, но до Лисси все равно донесся ее голос. – Там сидит эта кошмарная Лисси Меззерли. Не смей делать для нее ничего, ты слышишь, папа?

– Я слышу, детка, слышу. У тебя все?

– Да, у меня все. Помни: племянник графини – ангел, я должна с ним познакомиться. Причем как можно раньше. Лисси Меззерли посылай к черту! Причем как можно подальше. Запомнил?

– Запомнил, – обреченно пробормотал мэр. – Ангела послать к черту… То есть…

– Тогда все, я побежала! Целую!

– Пока, детка.

Раздался стук каблучков, и вскоре вслед за этим из кабинета выплыла довольная Мэгги. Она с превосходством взглянула на Лисси, хмыкнула и сделала шаг в сторону выхода.

– Чмок!

Мэгги с недоумением и брезгливостью посмотрела на пол, подумав, что она что-то раздавила, и невольно шагнула в сторону.

– Чмок! – раздалось такое же противное чмоканье, и Лисси демонстративно сморщила носик.

– Ты, кажется, на что-то или, вернее, на кого-то наступила, Мэгги. Я видела, как тут по коридору проползал то ли жук, то ли таракан.

– Где?

Мэгги взвизгнула и отпрыгнула в сторону.

– Чмок! Чмок! – раздались звуки, вторящие шагам Мэгги.

Секретарь в конце коридора, сделавший от визга кляксу, даже привстал с места, пытаясь понять, что происходит. Седоусый нисс отложил газету и с неподдельным интересом стал наблюдать за развитием событий. Мэгги с отчаяньем оглянулась вокруг, но окружающие мужчины отвечали ей лишь недоуменными взглядами. Тогда девушка робко сделала шаг в сторону и…

– Чмок!

Мэгги постаралась вывернуть ногу, чтобы посмотреть, кого она раздавила, но высокие каблуки не позволяли ей балансировать на одной ноге.

– Чмок!

– Кажется, жуки убежали вон туда, – спокойно заметила Лисси, указывая на ковер под креслами. – А один ползет в твою сторону, Мэгги.

Этого Мэгги не смогла выдержать. Снова пронзительно взвизгнув, она подхватила юбку и опрометью кинулась бежать вдоль по коридору.

– Чмок! Чмок! Чмок! – раздавались ей вслед те же противные звуки, вызывая новые повизгивания и заставляя Мэгги подскакивать от ужаса.

Вскоре крики и визги унеслись в глубь дома. Секретарь, бросив испорченный лист бумаги в корзину, осуждающе покачал головой и склонился над работой. Лисси осторожно высыпала из ладони в корзинку остатки коробочек волосатника и воровато оглянулась на случайного свидетеля. Пожилой нисс разглядывал девушку с интересом и некоторым недоумением, если не сказать упреком. Лисси ответила седоусому ниссу взглядом невинного младенца, которому хотели приписать ограбление банка. Нисс молча закрылся газетой. Лисси достала карандашик и внесла в свой блокнотик дополнения. Потом осторожно постучалась в дверь.

– Прошу вас! – раздался изнутри голос мэра, и Лисси вошла.

ГЛАВА 5, в которой мэра стреножат

Мэр Дрэггонс стоял у окна и разглядывал пронизанную солнечными лучами улицу. Летняя какофония: цоканье копыт лошадей, звон посуды из ресторана напротив, журчанье струй фонтана и заливистое пение птиц, – все это врывалось в открытые по случаю жары окна и оседало мельчайшей пылью на грузных томах делопроизводства и потертых корешках папок, которыми был завален стол хозяина кабинета. По ссутулившейся спине мужчины Лисси показалось, что и сам мэр мечтает о том, чтобы вспорхнуть подобно птичке – этакой толстенькой и круглобокой птичке – и улететь подальше из этого душного кабинета в сияющий летний день. Мужчина вздохнул, промокнул лысину платком, обернулся к посетительнице и вздохнул еще глубже и обреченней.

– Прошу вас, нисса Меззерли, садитесь! – любезно предложил он, и Лисси снова испытала сочувствие к мэру, представив, сколько сил стоила ему эта любезность. – Какое дело привело вас ко мне?

– Видите ли, нисс Дрэггонс, – начала Лисси. – Я уже окончила школу, и наступила пора вступать во взрослую жизнь.

– Вот как? Выросли, говорите? – поднял брови мэр, и этот излом бровей являл собой скепсис в чистом виде. – И собираетесь ступить на дорогу жизни… И как же вы представляете себе этот… м-м… путь во взрослую жизнь?

Тут нисс Дрэггонс поднял на Лисси глаза, и она ясно прочитала во взгляде мужчины, что путь Фелиции Меззерли не кажется мэру Груембьерра ни в коем случае той проторенной дорогой, по которой организованными рядами ходят добропорядочные граждане. Скорее, этот путь представляется ему кривой лазейкой, темным коридором, полным неприятных сюрпризов за каждым углом, проулком в адских трущобах, где тебя на каждом углу подстерегает громила с дубинкой и сакраментальным вопросом: «Вы не скажете, как пройти в библиотеку, а то закурить хочется?»

– Я собираюсь открыть в нашем городе кондитерскую, – с подкупающей откровенностью призналась Лисси. – У нас же нет ни одного специализированного на десертах магазина. А для этого мне сначала нужно получить разрешение городских властей, проще говоря, ваше, нисс Дрэггонс.

Недоверие, которое отразилось в глазах мэра, чуть смутило Лисси. Она тоже понимала, что ее путь к славе и успеху тернист и крут, но вот подобное недоверие все же было обидно. Ну честное слово, коржики-моржики, неужели он думает, что…