Дело для двоих. Хроники Воина Силы. Книга 1

– Он сказал: «Поехали!» – и взмахнул рукой, – продекламировал я и, подавая пример, осторожно взялся первым.

– Мм… – замычал Жека, неосторожно отхватив одним укусом треть дольки. – У-ум-м…

– Ась? Что-то я не расслышал… Или интеллектуальные зачатки канули под натиском вкусной, но не здоровой пищи? – поглумился я над ним.

– Ат-али… нэ эшай эсть.

Минут через десять мы закончили бодро жевать и сыто откинулись на спинки.

– Хороший рецепт, годный, – подвела итог Зоя. – Жаль, сосиски в магазинах ловить надо, а то можно было бы этим питаться хоть каждый день. При случае своим предкам сделаю.

«Дай ка время, – подумал я, – и будут тебе эти сосиски на каждом углу лежать и из каждого ларька торчать».

– А сосиски здесь не при чём. Здесь вообще любые ингредиенты могут быть, и колбаса, и мясо порезанное кусочками, и грибы, и даже сладкие фрукты. Экспериментируй…

В тот же день, 11:15.

Московская обл., г. Химки, парк культуры и отдыха, у входа в ДК „Родина”.

От меня Жека и Зайка разбежались по своим домам, собраться, одеться и „пёрышки почистить”. После недолгих прений пришли к консенсусу и решили сходить на „Высокого блондина”, договорились, встречаемся у ДК в одиннадцать.

Время встречи давно уже пришло, а Зайки ещё нет.

– А вот и Зайка, – воскликнул Жека, и через секунду добавил: – ну конечно, как же Зайка и без Светки.

По аллее, ведущей к ДК, шла Зайка, в сопровождении с известной мне по фотографиям из школьного альбома, Светкой Верховцевой. И тут, из памяти реципиента, прилетело: я, Женька и Светка – знакомы ещё с детского сада. Как говорится: познакомились сидя на соседних горшках. А вот с Зайкой мы вместе учимся с первого класса. Хотя к нашей компании она присоединилась не так давно, не больше чем два года назад. Вот интересно, дружба Зайки и Светки искренняя и спонтанная, или, что у женщин часто бывает, это какой-то такой тактический ход. В этой паре, Зайка, несомненно, проигрывает, так как по всем внешним признакам, Светка на много красивее, женственнее и волнующе притягательнее её.

– Здравствуйте мальчики. – Света поздоровалась. Её речь, даже в одном слове «здравствуйте», говорила о воспитанности и интеллигентности этой девушки. Невероятное достоинство, выдержка и самоуважение, были стержнем, каноном для Светланы. И как это она умудряется, столько лет, быть своей к нашей «рабоче-крестьянской» компании. Наверное, благодаря её умению держаться, с достоинством преподать себя в любом обществе, к ней не прилепилась ни какая кличка, или прозвище. Даже язык не поворачивался назвать её просто Светка. Только Светлана хотелось её звать. В крайнем случае – Светик.

– Скидываемся. – Жека снял шапку и, бросив туда свой рубль, подставил остальным.

Я не ожидал такого действия, но по лицам, и по поведению присутствующих, было видно, что подобное скидывание в общую кассу, было постоянным, и обыденным действием для нашей компании. Я ещё дома выпотрошил из заветной коробочки в ящике письменного стола три купюры по рублю и увесистую пригоршню серебряных советских монет. Ведь я совсем не знаю, не помню, что и сколько сейчас стоит. Но по моим детским воспоминаниям, самый дорогой билет в кино мог стоить не более полутора рубля, плюс мороженое или молочный коктейль для дамы, ещё рупь, ну трёшки с довеском, как я прикинул, должно хватить.

Девочки, не говоря ни слова, тоже опустили в шапку свои деньги, и как я успел заметить: Света – рубль, а Зайка несколько монет. Я сунул в шапку два рубля, и Жека не сказав ни слова, бегом, помчался в кассу.

В фойе ДК было уже много народу, в основном детвора и подростки. Многие из них здоровались с нами или издали приветственно взмахивали рукой. Как вошли, Жека первым делом метнулся в очередь в буфет. Я подошёл ближе к витрине, чтобы произвести рекогносцировку, так сказать оценить ассортимент: мороженое – шоколадное, крем-брюле, фруктово-ягодное, пломбир обычный, с орехом и с изюмом; – густой молочный коктейль, вид которого вдруг закольцевал в мозгу прошлое и будущее, создав иллюзию бесконечности наподобие той, что возникает, если встать между двумя неидеальными зеркалами. Видишь пышную молочную пену, вальяжно льющуюся из высокого стакана-смесителя, и на языке возникает мираж восхитительного вкуса из далёкого детства – того самого детства, весёлого и беззаботного, в котором я сейчас нахожусь.

– Принимаю заказы, кому, что, – сказал Жека, – Сегодня мы богатенькие, как Буратино, и на буфет, и на поиграть хватает.

Девушки переглянулись, коротко обмолвились, и…

– Нам по мороженому, – сказала Зайка, – крем-брюле.

– С вишнёвым сиропом, – добавила Света.

– И мне, – сказал я. И тихо, только на ушко Жеке, добавил: – Если что, Жека, не стесняйся, есть ещё заначка.

· · ·

Из ДК шли все вместе, возбуждённые и радостные, но молчаливые. В ушах вертелась, проигрывалась незабываемая музыка Владимира Косма, созданная по мотивам буковинских народных мелодий, так хорошо знакомых мне с детства. Моего – Алексея Бондаря детства.

– Мальчики, а вы помните, что, первого, я пригласила всех к нам на дачу, на лыжах кататься, – вдруг, заговорила Света.

– И на сколько мы в такой отрыв уходим, – спросил Жека.

– Да пока Светкины предки нас не выгонят. Хи, хи, – был весёлый смешок от Зайки.

– Светик, – многозначительно протянул я, ища повод отказаться, – так там и родители твои будут.

– Миш, не тупи. Да если бы они там были, мы бы не поехали, – сказала Зайка.

– А кто это – мы.

– Я и Зоя. И ещё я надеюсь, что и ты, и Жека, а ещё Дюша. А из девочек, я приглашала Валю Молотову и Настю Ястржембскую, ты её не знаешь, она из десятого. Мы с Зоей и с Настей вместе ходим в музыкальную школу. В прочем, Настя и Валя под вопросом, их родители могут не отпустить. Ну, что, ты будешь? – Света умоляюще вопросительно посмотрела мне прямо в глаза. Нет, на такой взгляд невозможно ответить отказом. За такой взгляд и в огонь, и в воду, и в любую драку не раздумывая, кидались мужчины.

– Да, конечно, да. – ответил я.

– Хорошо, – облегчённо выдохнула Света. – Тогда до завтра, электричка в тринадцать двадцать, встречаемся на платформе.

Дальше наша весёлая молодая компания, как то непроизвольно распалась на пары. Я с Зайкой к её дому, а Жека со Светой…

– Ну всем, пока. Всем с наступающим Новым Годом!

31 декабря 1974 года, 23:15.

Московская обл., г. Химки, проспект Мира, д. 18/5.

Новый год – это быстрый, скоротечный миг, искра во вселенной мироздания. Сверкнёт риска циферблата, стрелки сойдутся ножницами на двенадцати, отсекая старый год – и первые секунды семьдесят пятого запульсируют в сердечном биении. Даже воздух пропитался новогодней ночью – веяло хвоей, мандаринами, чуть-чуть припахивало острым дымком бенгальских свечей. Конфетти из отстрелянных хлопушек пестрело повсюду, добавляя празднеству нотку озорной бесшабашности. Душа, заново проигрывала забытые детские ожидания и заряжалась верой. От всполохов ёлочных игрушек крепла робкая надежда, что где-то, на смутных горизонтах сознания, как будто виднелось – моё новое будущее, неизведанное, пугающее, но влекущее до озноба в теле.

Заняв полдивана, я расслабленно улыбался, следя за праздничной суетой. Верхний свет в общей комнате притушен – пусть ярче сияют фонарики на ёлке, роняя дрожащие блики на дутые шары, на стеклянные гирлянды, на мерцающий «дождик». По потолку бродят разноцветные сполохи, колючую верхушку венчает сияние рубиновой звезды, а по углам шушукаются тени, выставляя напоказ волшебство и тайну.

Мама приоткрыла дверь на балкон, чтобы впустить свежий воздух, и в морозной темноте затлели два зелёных фосфорических кругляша. Коротко мяукнув, соседский кот метнулся в тепло полосатой молнией. Распушив холодную шёрстку, пропахший снегом котяра запрыгнул ко мне на диван. Бухнулся рядом и басисто замурчал. Мама подсела с другого боку и слегка прильнула ко мне. В эти долгие, утекающие минуты кануна я жил ощущениями, отложив мысли на потом, как тот скупой Рыцарь, что устал перебирать золотишко и, усевшись в резное кресло перед камином, бездумно смотрит на языки пламени, на тёплые тени, перебегающие по стенам, и прихлёбывает из кубка пахучий глинтвейн, так приятно мутящий рассудок.

«Кабачок «13 стульев» закончился, когда семейство Петровых дружно провожало год уходящий, а ровно за пять минут до полуночи к нам обратился Брежнев: «Дорогие соотечественники! Дорогие товарищи и друзья! Идут последние минуты тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года…» – и так далее…

«С Новым годом, с новым счастьем, дорогие товарищи!»

Торжественно, с оттяжкой, с набатным отгулом ударили куранты. Втроём повели мы счёт размеренному бою – и вот сошлись бокалы! Тринадцатым ударом поплыл колкий хрустальный звон. Защипали язык, лопаясь на губах, сладенькие пузырьки Советского шампанского.

Начался «Голубой огонёк», но спокойно досмотреть, как Авдотья Никитична визгливо смеётся над жеманной Вероникой Маврикиевной, не удалось – весь подъезд гудел от топота и радостного ора. Люди сновали с этажа на этаж, делясь закусками, выпивкой и настроением. Ага, вот и от нашей двери понеслись заполошные звонки – соседи пришли поздравлять. Ворвались хохочущей, хмельной толпой, и сразу стало тесно, жарко, шумно, весело…

· · ·

Утром 1-го января в городе стояла тишина – народ отсыпался. Сегодня выходной, а завтра, взрослым на работу, это у школьников каникулы. Одинокий ветерок завивал позёмку, мешая снег с конфетти, катал со скуки бумажные стаканчики, путал ленточки серпантина. Тусклая серая заря бесцеремонно забралась ко мне в комнату, высвечивая малогабаритное помещение. Под напором грубой яви, данной в ощущениях, истаяли лукавые сонные тени.

1 января 1975 года, 10:30.

Московская обл., г. Химки, проспект Мира, д. 18/5.

Утро. Новый, 1975 год, наступил. Даже не вериться. Ещё неделю назад я собирался встречать 2025 год. Бред… Тело чужое, а вот душа, сознание моё. И эта моя сущность ни как не может принять эту новую реальность. Сможет ли… Теперь я понимаю, почему то видение с официанткой из прошлой жизни, не открыло мне цель моего пребывания в новой роли. Цель миссии будет открыта мне только после успешной адаптации к новой реальности. А это и есть самая большая проблема. Не желает моя сущность мириться с новой для меня жизнью. Я чувствую себя как лицедей дилетант на сцене большого столичного театра. Постоянно, ежеминутно жду из зрительного зала грозного окрика – «Не верю!» И нет мне выхода с этой ситуации.

Из этих грустных и почти депрессивных мыслей меня вывел телефонный звонок.

Трубку в прихожей сняла мама. После короткого разговора и взаимных поздравлений, она заглянула в комнату и сказала:

– Мишаня, вставай, твоя неугомонная звонит.

– Привет, – буркнул я.

– Привет, – отозвался на другом конце низкий, но мурлыкающий голос.

Вот же напасть. Была бы Зайка посимпатичнее, ну хотя бы как Светик, а так…

– Миша, ты помнишь, сегодня к Светке в деревню.

– Зайка, то, что было вчера, я не забыл. Я не помню только некоторые моменты до моего попадания в больницу. И ты обещала мне помочь всё вспомнить.

– Вот я и напоминаю. Сегодня встречаемся, в двенадцать на платформе.

– Зайка, я не понял юмора, договаривались ведь на тринадцать двадцать.

– Светка звонила, сказала, что после двух у местных автобусов будет большой перерыв. Так, что к деревенскому дому можем прибыть уже в темноте. А это нам надо…

– Ладно. Всё, понял, не отвлекай, я буду во время.

И начались лихорадочные сборы…

Мама, ни как не удивилась, таким экстренным сборам. Вероятно, подобные экспромты были у Михаила не первый раз. Она без суеты, и очень точно помогала найти и подобрать все необходимые вещи и снаряжение на два-три дня похода. А вот от бабули, были сплошные охи, вздохи и причитания. Но она, так же собрала все нужные съестные припасы. Под конец сборов, мама вынесла из своих закромов бутылку сухого Мартини и три алюминиевые банки импортного Швепс-Тоника.

– Вот, возьми, а то, я думаю так, сколько вам не запрещай, всё равно купите в привокзальном шалмане какой-то шмурдяк, типа Портвейна. И напузыритесь там до поросячьего состояния. Это сухое вино, его надо разбавлять тоником, так вкуснее, да и безопаснее. Разбавлять надо…

– Мам, я знаю, – тут я осёкся, понял, что ляпнул лишнее, – читал где-то в журналах.

– И ещё. Вы там с девочками, … – мама сделала многозначительную паузу, – ну сам понимаешь, что бы у них без залётов.

– …

Мой немой вопрос повис в воздухе без ответа. Мама только потрепала меня по коротко остриженному ёжику.

– А это, – она протянула мне две красненькие купюры, – так, НЗ, деньги ни когда не лишние, на всякий случай. Но лучше, что бы, всяких случаев, не было. Давай, – и мама чмокнула меня в щёчку.

1 января 1975 года, 11:50.

Московская обл., платформа железнодорожной станции Химки.

Я и Жека шествуем по пустой платформе. Утро после новогодней ночь, ни души. Только обрывки серпантины, конфетти и фантики от конфет. Над платформой скрипят на ветру не выключенные лампочки новогодних гирлянд. Тишина.

Неожиданный вопрос Женьки поставил меня в тупик.

– Ты чё то бухнуть взял?

Я завис.

– А ты?

– Во. – Жека, с торжествующим видом выставил из вещмешка горлышко бутылки. Это было хорошо узнаваемое горлышко с бескозыркой, водка, догадался я.

– Жека, да ты с ума сошёл. Капля этого поила, в твоём возрасте, превратит тебя в парнокопытное животное. И это будет совсем не ягнёнок, скорее всего, ты станешь козлом, только не тем козлом, каким желательно стать в глазах Валюши, а козлом вонючим. Спрячь, и ни кому больше не показывай.

Девичий смех и повизгивание донеслись из подземного перехода, ещё до появления всей компании на платформе. Затем, как из-под земли, медленно выплыли торчащие вверх лыжи, а потом три девичьи головы в спортивных шапочках одинакового фасона, но разного цвета. А чуть позади них плёлся парень. Как телок на верёвочке, невольно пришло сравнение. Память чётко подсказывала: парень это Дюха, или как девушки его называют Дюша. Андрей Дыховичный – наш с Жекой, одноклассник. Зоя и Света шли первыми. Третью девушку я не знал. Но она была точной копией Светы, только на много старше, выглядела лет на двадцать пять.

– Привет мальчики, – поздоровалась Зайка, и уже тихонько, только для меня, – это Светкина сестра, зовут Алина.

– Привет, всем. И с наступившим новым годом, – поздоровались мы.

Света и Зоя хихикали и весело щебетали между собой, а Алина, ни как не отреагировав на наше приветствие, всем своим видом выказывала нам своё пренебрежение. Явно было видно, что её, отправили в качестве старшего товарища и надзирателя, их, со Светой родители. А у девушки, скорее всего, были свои планы на эти дни.

До станции Поваровка электричка доехала быстро, минут за сорок. А дальше было так, как Зайка анонсировала маршрут, автобусом до какой-то деревни, что на берегу Истры, а уже от этой деревни, пешком, по грунтовке ещё примерно час пешком. Но она была здесь только летом, а сейчас зима, снега по колено, а где-то и по пояс. Интересно, а ходят ли вообще автобусы первого января.

На удивление, автобус уже стоял у остановки, как бы дожидаясь нас. В автобусе было всего три женщины деревенского вида, с кутулями и корзинками. До нужного места автобус доехал быстро, минут за пятнадцать. С водителем, за всех, расплатилась Алина, и о чём-то расспросила его.

По деревенской улице, расчищенной от снега, шли всей гурьбой. А за деревней встали на лыжи. Дорогу показывала Алина. По едва заметной тропе, да к тому же, по снежной целине, на лыжах, нагруженные рюкзаками, мы шли два часа. Снег под ногами лежал плотный, слежавшийся. Видно было, что перед новым годом прошли обильные снегопады, а потом была оттепель, и снег успел плотно утрамбоваться самой природой. Погода стояла пасмурная, безветренная, но было и не холодно. Сквозь плотную облачность свет уже ели пробивался. Вечерело.

По началу девочки наотрез отказались отдать нам свои вещи, но потом их усталость сказала своё веское: надо отдать… И оставшиеся пол дороги, мы, три парня, тащили по два рюкзака каждый. К деревенскому дому мы пришли очень уставшие и голодные.

1 января 1975 года, 15:30.

Московская обл., дер. Малые Полежайки.

Всей гурьбой мы ввалились в дом. Дом был промёрзший, видно было, что зимой здесь ни кто не жил. На правах хозяйки, Алина раздавала распоряжения, всем по способностям. Мне с Жекой досталось принести дров и натаскать воды из колодца. Дюха работал истопником. Зайка распаковывала и выкладывала наши запасы, а Алина и Света, по быстрому, соображали над провизией. А запасов было не мало. Тут было разных консервных банок штук десять, две кастрюли оливье, трёхлитровая банка с селёдкой под шубой, три кольца краковской, два бруска солёного сала, пирог с рыбой (творение моей бабули), а пирожков и другой выпечки, было просто не счесть. Гора конфет, печенья, вафли и даже коробка с эклерами с заварным кремом.

Дюха с печкой справился быстро и очень умело. Возможно, он здесь был и не один раз, а возможно у него есть свой опыт, деревенский. Скоро и чайник закипел, большой алюминиевый чайник, поставленный прямо в центр топки, на „под”¹ большой русской печки. С голодом справились, приговорив все бутерброды, добавив пирожков и другой выпечки. Я осмотрелся. Дом был старый, можно сказать старинный, типичная изба пятистенка. Стены из больших, грубо отёсанных брёвен, с множеством продольных трещин, выкрашенные белилами, которые со временем приобрели желтоватый оттенок. Потолок так же дощатый, крашеный белилами, но со следами печной копоти. Дом внутри разделён перегородкой на два пространства, как бы две комнаты без двери, и только проход был закрыт занавеской из линялой хлопчатобумажной ткани. Посреди избы громоздилась русская печь, „очёлком”² к входу, а лежак и полати располагались за импровизированной перегородкой. Мебель была в основном самодельная, добротная и очень старая. Вдоль стен стояли три лавки-лежанки, посреди комнаты огромный, вытянутый почти на всю комнату стол, сколоченный из толстых, плотно пригнанных дубовых досок. Слева и справа от входа стояли два буфета с посудой и мелкими вещицами. В углу умывальник-рукомойник, ну прямо как с картинки из книги «Мойдодыр». На стенах висели деревянные рамки с фотопортретами и фотографиями, воткнутыми прямо под рамки. За перегородкой стояли три железные кровати, все, до верха заложены одеялами, матрасами и подушками, старинный дедовский шкаф, и большой рундук для носимых вещей. Девушки быстро освоившись, оккупировали дальнюю часть избы за перегородкой.

Примечание автора:

¹ Под – это нижняя часть в топке русской печки. Обычно в качестве „пода” кладут большой металлический лист.

² Очёлок – это передняя, лицевая часть русской печки, там, где располагается топка.

Алина, со знанием дела, по хозяйски, стала доставать и раскладывать кухонную утварь, мимоходом, раздавая всем различные указания, кому кастрюлю помыть, кому вокруг печи подмести, кому матрасы, подушки и одеяла во дворе вытряхнуть, и взбить, кому в погреб спуститься за картошкой и соленьями. И эта, её хозяйственная, деловая жилка ни как не вязалась с той томной и безразличной девицей, что встретилась нам на платформе, в начале нашей загородной поездки. Так, с шутками смехом и умеренным молодым весельем наш дом теплел, оживал и преображался, будто старинный богатырь просыпался от векового сна. Как только у нас, у парней, закончились обязанности и дела по дому, Алина отправила нас „в баню”, так что б под ногами не вертелись. Надо было почистить снег на внутреннем дворе, натаскать воды в баню в котёл и растопить там печь-каменку. И как уже повелось, Дюха растапливал печь в бане и чистил снег, а я с Женькой, таскал воду из колодца. На двадцатом или на двадцать пятом ведре мы сбились со счёта, а котёл даже на треть не заполнили. Вероятно, он вмещал в себя литров четыреста, а может и пятьсот. Время летело быстро и незаметно. Потемнело. В редких деревенских домах горел свет. Пахло дымком от растапливаемых печей. Тишина.

Первыми в натопленную баньку пошли девушки. Парились они долго, а мы изрядно умаялись, а умаявшись, сидели молча на пороге веранды и смотрели в зимнюю черноту неба. Облачно. Ни месяца, ни звёздочки не было видно. Тихо, почти не слышно, только из бани доносились радостные визги и возгласы девчонок. Вдруг двери бани распахнулись и три грации, три Афродиты выскочили на белый пушистый снег. А девушки подготовились, все трое были в пляжных купальниках. Ведь знали чертовки, что будут делать. Поиграв, покружившись на снегу, девушки с визгами и смехом, юркнули опять в баню.

Первой напарилась Светлана, она вышла из баньки и села рядом на ступеньки веранды, между мной и Андреем.

– Ну, что мальчики, а слабо и вам голышом на снег.

– На снежок, это можно, вот только не в костюме Адама. Да и вы не голышом на снег выскочили. Прикрыли самое интересное, – сказал я шутливо.

– А вам и так достаточно…

– Маловато будет, – проговорил Жека, как персонаж известного мультика.

– Да ладно. Пошутила я. Идите вы в баню. А мы ужин будем готовить.

И мы пошли в баню.

Там же. В тот же день, 20:00

Стол был приготовлен царский. Мало того, что здесь было много вкусностей, так ещё и сервировка, да в таких условиях, была шикарная. Красиво, всё к месту, хотя посуда и приборы были самые простецкие, алюминиевые ложки да вилки, фаянсовая посуда довоенной поры да большие гранёные стаканы. Над окном девушки закрепили несколько крупных еловых веток и украсили их старинными новогодними игрушками, возможно даже самодельными. Они были из ваты, бумаги и серебристой фольги, и совсем не было современных, стеклянных игрушек. На столе стояли свечи в импровизированных подсвечниках из старых пустых бутылок цветного стекла. В свете свечей бутылочное стекло казалось хрустальным, изумрудным и рубиновым.