Дело для двоих. Хроники Воина Силы. Книга 1

Как хорошо, что меня не заваливают глупыми и банальными вопросами. А самостоятельно валят обильной информацией.

– И тебе, Жека, здравствуй, – сказал я. От чего мой собеседник застыл, не понимая юмора.

Мы зашли ко мне в комнату, где Жека тут же плюхнулся в широкое кресло и, по-барски, там развалился.

– Ты лучше скажи, кто мог меня на больничку так определить, что я ели концы не отдал.

– А ты не знаешь? Ты и в правду не знаешь, или прикидываешься.

– Зуб даю. Век воли не видать, Тут помню, а тут, как отрезало… – отозвался я кодовой фразой.

– Да ладно. Я то думал, как оклемаешься, разборки будут. А ту ещё розыск учинять придётся.

– А что в школе училки по этому поводу говорят.

– Да маразм устроили они по этому поводу, полный. Комиссия из ГОРОНО и из милиции была, так они заявили, что ты сам за шнурки свои зацепился, а потом сам с лестницы вниз головой метнулся. Во дебилки.

– Не может быть, – удивился я.

– А ещё, в тот же день после тебя, к нашей ЛеоЛене „скорую” вызвали. Говорят инфаркт. Может ещё оклемается, но вот в школу уже не вернётся. А жаль. Классная она тётка была.

– Так мы в одной больничке отдыхали, – ответил я, хотя совершенно не помню кто такая ЛеоЛена.

– Не. Её сразу в кардиологическую клинику в Москву увезли.

Тут щёлкнул дверной замок, и в квартиру вошла мама.

– Мишанька, ну здравствуй.

Мама вошла и с порога прильнула ко мне. Ох, да чего ж красива и хороша эта женщина. Молодая ещё женщина. Помню её в середине девяностых, она тогда только на пенсию вышла, красота её ещё не поблекла и выглядела она, даже для своего возраста, совершенно очаровательно. А сейчас – просто СНОГСШИБАТЕЛЬНО!

– Что тут у тебе приключилось. А то я у подъезда соседку из восемьдесят первой встретила, так она сказала, что ты в больнице. Здравствуй Женечка, – заметила она одноклассника.

– Мам, привет, да всё нормально. Я уже дома.

– Тёть Лид, здравствуйте. Ну, я пойду… – отозвался Жека и стал одеваться домой.

– Мам, ну сказал же, всё нормально. В школе на ступеньке поскользнулся и вниз. На голове только царапина была, а врачи смотри, какую плешь выстригли. Теперь стричься почти наголо придётся, – забалтывал я её.

Мама с недоверием нагнула мою голову и стала рассматривать плешь. Не увидев ничего опасного и для верности, ощупав меня всего, она вроде, как успокоилась. Далее, пока она раздевалась, шли банальные вопросы: про учёбу, и про спортивную секцию. Я отвечал уклончиво или односложно. Но и таких ответов ей было достаточно.

Мы разошлись по разным комнатам, она к себе переодеваться, я к себе осваиваться на новом месте.

…

Моя комната… Узкая и вытянутая к окну, метров десять не больше. Но вполне просторная, так как абсолютно аскетичная. Слева у входа шкаф, у окна письменный стол и широкое раскладное кресло, справа простая кровать лежанка, и всё. Чисто. Даже очень чисто. Интересно, это Мишка так поддерживал чистоту, или бабушка убралась, пока я был в больнице. На письменном столе равная стопка книг, учебники для девятого класса, рядом стопка тетрадей. Тут я вспомнил о сумке-портфеле, что остался в прихожей. Ага, вот он. Устроившись поудобнее в кресле, я извлёк от туда дневник. Интуиция подсказывала, что я сейчас узнаю о Мише, то есть о себе, много нового и интересного. Открыл. Почерк… отвратительный – «как кура лапой» – с таким почерком прямой путь в медицинский… Да, я помню, получал несколько писем от Михаила, но я не думал, что у него в детстве было всё на столько ужасно. Корявые буквы разной высоты пьяно шатались в строю. А замечания… Красными чернилами, как крики души: «Качался на стуле, сломал стул», «Опять качается на стуле», «Пришёл без сменной обуви», а вот интересная запись: «В классе был, но на уроке отсутствовал»… Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Полез в конец дневника. За первую четверть, «тройки» были по химии, а так же по английскому, русскому и литературе. Да, писателем или дипломатом мне не быть… Остальное, слава богу, «четыре – пять». Пролистал две последней недели второй четверти. Оценки разные, не отличник, это хорошо. Алгебра, геометрия, физика – только «четыре и пять», русский и литература – сплошные «тройки», химия – стойкая «тройка», ну с химией и биологией у меня без проблем, сам могу эти предметы преподавать. Английский, удивительно!, но во всём дневнике нет ни одной текущей оценки по английскому, только четвертная «тройка». Хорошо, что у Миши английский, а не какой-то там французский или немецкий. У меня и в школе, и в медучилище, и тем более, в академии был английский. Да, к тому же и практика у меня была хорошая, пол года в Лондоне стажировался. Сейчас каникулы, значить я имею десять дней, что бы войти в курс школьной программы и не выглядеть на уроках полным кретином. Да и вообще, надо учёбу вытягивать. Тройкам – бой. Хороший лозунг, где-то я его уже слышал. И так, когда мне в школу, заглянул я в дневник, до десятого января расписание не заполнено, а только на пятницу и субботу. В пятницу меня ожидают геометрия, физкультура, химия, английский и биология.

А что у Мишки, то есть у меня, с одеждой? В шкафу… ух ты, да я богатенький „Буратино”. Костюм с жилеткой „тройка” тёмно-синий, импортный, с каким то гербом на накладном кармане, ну очень солидный. Ещё пара брюк и джинсы!, такая редкость в эти годы. Только у мажоров и фарцовщиков были настоящие Levi’s. Рубашки, футболки, галстуки, аж четыре штуки, не у каждого солидного мужчины в те годы было хотя бы два галстука, а тут целых четыре. Из обуви: туфли – Югославия, чешские кроссовки – Воtаs, ботинки зимние Salamander на меху, а вот ещё одни, Цебо, в коробке, не ношеные. Откуда? Немного поразмыслив, я предположил, мама проводница в поездах дальнего следования, от Москвы и до … А по маршруту, идёт товарообмен и движение дефицита почти бесконтрольное. В Одессе – джинсы, в Риге – туфли, в Барнауле – дублёнки, и так далее.

Справа за дверью самодельная „шведская стенка”, перекладина и некоторый другой спортивный инвентарь. Даже „боксёрская груша” имеется. Вне всякого сомнения, Михаил был мальчиком спортивным.

«Обязуюсь!!! Буду заниматься спортом. И обязательно по утрам зарядка и пробежка. Честное слово». – Пообещал я сам себе.

Хорошо бы узнать, где и каким видом спорта занимался Миша. Мама, что-то говорила, о спортивной секции. Надо бы аккуратно узнать подробнее.

…

Бабушка вернулась не скоро. Часа через два-три. За это время мы с мамой успели осмотреть и примерить новогодние обновки, мне спортивную шапочку Adidas, бабушке, новое зимнее пальто с меховой подкладкой. А себе, мама привезла финские зимние сапоги, она так им радовалась, аж светилась вся, но они оказались ей малы, в пальцах было узкое пространство, от чего нога зажата, как в тисках. От огорчения пошли на кухню, пить чай.

Чай пили с бабушкиными творожными ватрушками и говорили, говорили, говорили. Наговорились обо всём, и обо всех. До чего же приятная в общении эта женщина. Я, конечно же, не воспринимаю её за свою маму, а вижу в ней только молодую красивую женщину, ну очень привлекательную, лёгкую в общении, сексуальную. Это говорит мой истинный возраст, ведь она сейчас, моложе меня, того, из прежней жизни, больше, чем на двадцать лет.

– Мишань, что-то ты так разговорился, как будто, не с мамой разговариваешь, а с лучшей подружкой. И речь твоя совсем другой стала, без твоих немыслимых жаргонизмов. Ты говоришь, как будто, флиртуешь со мной, – мама заулыбалась, а глаза её светились счастьем.

– Да вот, как по голове ступенькой получил, так жизнь свою переосмыслил, можно сказать, за ум взяться.

Тут в квартиру ввалилась бабушка. Именно, что ввалилась. Да вместе с ёлкой.

– Лидочка, приехала. А я вот ёлку купила. От самой станции волоку. Новый Год ведь завтра. А у нас так ничего и не приготовлено.

– Ой! Мама, давай, давай. Миша, помогай бабушке.

– Я бы с радостью, да вот как с полки в поезде упал, да головой вниз, тут помню, а тут не помню… – произнёс я в очередной раз фразу из популярного в те годы фильма, – Я серьёзно. Ну, совсем не помню, где в нашем доме, какой инструмент лежит, помогайте вспомнить. Обязуюсь, до наступления Нового Года, вспомню всё.

– Да на балконе, если ветром не сдуло.

Мы весело рассмеялись. И я понял, шутка удалась, и при случае можно будет повториться.

Так с весельем и шутками, с запахом ёлки и мандаринов, да под салат оливье, начались наши предновогодние хлопоты. Маленькое домашнее счастье.

Глава 2

31 декабря 1974 года, 08:30.

Московская обл., г. Химки, проспект Мира, д. 18/5.

Утро. Сладко, до хруста в спине, потянувшись, прислушался к телу. Тело распрямилось упругой пружиной, что значит молодость… Прислушался: за окном послышался весёлый девичий гомон. Принюхался: а из кухни, до меня неслись такие завораживающие ароматы, что организм, тут же выделил доминантное желание. И это были не девушки, а еда! Я попытался выделить возвышенное, но доминантное – победило. Хм… Похоже, все-таки еда для меня самое актуальное желание. Ну, так-то оно и к лучшему – сейчас я точно найду, что пожрать, а вот девушку… за ночь в квартире она навряд ли завелась. Раньше, даже в молодые годы, такого у меня не случалось.

Тонкие иголочки „Силы” легонько прокалывали всё тело, мышцы вибрировали, а в голове царила непривычная для утра ясность. Эту бы хлещущую из меня энергию – да на мирные бы цели. Ну, тело, погоди! От потрясений отойду и впрягу тебя в нагрузки, взвоешь ещё. Надо будет составить программу физического развития, поддержания здоровья и интеллектуального роста. Предстоит период бурной молодости, а это оптимальное время для формирования личности. «И все же, каким видом спорта занимался Миша», – подумал я. – «И где». Ни каких намёков и подтверждений я в квартире не обнаружил.

Встал. Первым делом в ванну, помыться и зубы почистить. И опять, при взгляде на себя в зеркало, меня в очередной раз передёрнуло. И грустные воспоминания о „капитане Петрове” и о самом себе, чуть ли не до слёз, горьким комком подкатили к горлу. «Всё Алёшка, хватит скорбеть о себе, – подумал я, – ты живой и твой друг тоже, только в другой жизни. Радоваться надо, а не скорбеть». Собрал волю в кулак и решительно стал осматривать нового себя. Лицо, глаза, нос, рот, всё вместе и по отдельности, вполне симпатичная мордашка. Девушкам будет нравиться. Над верхней губой слегка темнеющий пушок первой мужской поросли. До ближайшей бритвы ещё года два, а то и три. Оскалился… Ровный заборчик крупных белых зубов.

«Кстати о зубах. Клянусь! Торжественно клянусь тщательно чистить их два раза в день и полоскать после каждого приёма пищи», – пообещал я сам себе. Встречаться со стоматологами, мне совершенно не хочется. Грустные воспоминания этой поры свежи даже через пол столетия.

С другой стороны, есть смысл проявить инициативу, дабы не доводить до худшего. В ближайшее время, надо к стоматологу самому сходить, в качестве профилактики. Ну что ж, раз уж я поклялся вести здоровый образ жизни, то часть планов можно начать осуществлять прямо сейчас. В ванной в стакане стоят три зубные щётки, тёмно-красная щётка – моя. Вчера, бабушка перед сном вручила. Свою то я в больнице оставил – примета такая… На полке у умывальника лежали два тюбика зубной пасты, «Апельсиновая» и «Поморин», привет из солнечной Болгарии. Взялся за «Поморин» и начал новый день новой жизни.

На кухне меня ждала записка:

Миша, на завтрак запеканка. На обед – в холодильнике суп, а тушёное мясо завёрнуто в одеяло в большой комнате. Макароны сваришь себе сам. Я с бабушкой в Москву, по магазинам.

Целую, мама.

Заглянул в духовку, а там, покрытая золотой корочкой, слегка зажаристая, пышнотелая – запеканка. Заглянул в холодильник: литровая банка сметаны. Густая, такая, что ложка стоит, нежного бежево-кремового цвета. (Такой у вас, в XXI веке, уже нет, даже на рынке у частника не купите). Две большие ложки сметаны, поверх кулинарного шедевра, … подумал… подумал…, и плюхнул третью ложку, обильно засыпав, всё это песком, сахарным – разумеется… Завтракать пошёл в большую комнату, сел перед телевизором: надо бы побыстрее окунуться в жизнь социума и почувствовать себя его частью. Сиюминутно проскочила мысль: – «А где же пульт… Какой пульт!! Очнись! На дворе середина семидесятых». Пришлось вставать и идти включать телевизор в ручную.

Прогревшись с полминуты, «Горизонт» мерзко запищал и вывел на экран настроечную таблицу. Пришлось опять вставать, топать к телевизору и крутить тугой переключатель каналов. На четвёртом щелчке выпала «Утренняя гимнастика». Четыре девочки в трико и юбочках под бряцание рояля повторяли за тренером наклоны.

Некоторое время я с интересом наблюдал за ними, потом с лёгким вздохом развеял, появившиеся вдруг, эротические фантазии и с энтузиазмом взялся за вилку.

Дожевав запеканку, вернувшись на кухню, я взялся за газету, и начал с самого интересного, приступил к изучению программы передач.

Ещё не вчитавшись в газету, я каким-то верховым чутьём унюхал банку с зерновым кофе. Вот тебя-то мне и надо, золотце моё! Пока тянулся к заветной банке кофе, тут же рядом заметить, две медные турки и кофемолку. Отлично, всё необходимое в наличии. Две ложки тёмно-коричневых зёрен в кофемолку…, пять минут стараний, и… Тот самый кофе, тот самый вкус… Не самый ароматный, но привычно бодрящий, вкус знакомый с детства.

Встал у окна, грея ладони о чашку, и вглядываясь в жизнь перекрёстка проспекта Мира и улицы Победы. Предстояло придумать, как жить дальше, чтобы потом не было мучительно больно… Один раз я уже пожил, поплёвывая в вечность, больше не хочу.

Отставив чашку, начал нарезать круги по кухне, выплескивая переполняющую меня энергию. Итак, передо мной две задачи. Одна тактическая – вжиться в новом теле, вписаться в социум, не вызывая у окружающих сильного удивления своим поведением. Тут есть сложности и без памяти реципиента мне не обойтись. А эта память, чаще всего молчит. Как сказала Ия: – «теперь в результате системной ошибки при „трансэкспортации”, в твоём теле будут сосуществовать одновременно два типа сознания. Твоё, Алексея, сознание определяет тебя как личность. В подсознании, на уровне инстинктов, твоё тело будет управляться специфическими навыками Михаила. Но доминировать, всё же, будет твоё сознание».

Вторая задача – стратегическая – ни много ни мало, защитить Вселенную от полного уничтожения, или как сказала Ия, от «Парадокса». И путь, и способ достижения моей цели мне не ясен. Смогу ли я это сделать без особых возможностей, или опять же, как говорила Ия – сверх способностей, которых пока нет и неизвестно, когда они появятся? Предположим, путь решения поставленной задачи просто ещё не проявился. Предположим. Буду исходить из этого, так приятнее. Иначе мне остаётся только плыть по течению, заново наблюдая за переформатированием общественного сознания, распадом страны, надвигающейся волной больших и малых военных конфликтов. И в конечном итоге войной на Украине.

Звонок в дверь грянул неожиданно, оторвав меня от моих безрадостных мыслей. Я изумлённо похлопал глазами: «Кого это черт принёс в такую рань?»

Вошедший первым Жека, как обычно, скинул ботинки посреди прихожей, вздёрнул на вешалку потёртую пилотскую куртку и зашвырнул шапку на полку, слегка косолапя, уверенно направился в мою комнату, освобождая место для Зайки.

– Миха, прикинь, иду я по двору, а тут Зайка у дома топчется, и войти не решается.

Зоя смущаясь вошла, и, разгребая себе пятачок для манёвра, отпихнула ногой брошенные посреди прихожей ботинки, начала снимать пальто. Я протянул руки, чтобы его принять.

– Ты это что? – удивлённо замерла она в неудобной позе.

– Пальто помогу повесить… – с недоумением откликнулся я.

– Да… Крепко ты приложился… – кривовато улыбнулась Зоя, и удивлённо покачивая головой. – Ты бы в школе ступеньку волшебную пометил?

– Зачем? – удивился я.

– А что бы потом, когда хорошие манеры опять забудешь, методом проб и ошибок волшебную ступеньку не искать. А то голова у тебя одна. Ой… Кофейком пахнет. – И Зайка потянулась на кухню.

– А хочешь, сварю тебе кофе по-турецки.

– Ты… – молчаливому изумлению Зои не было предела. – Ну, да, конечно.

Кофе, это конечно же хорошо, но надо бы ещё что-то, ну не супом и макаронами угощать гостей с раннего утра. Я открыл холодильник, осматривая содержимое. Так… план созрел моментально: сосиски, маринованные огурчики, брусок твёрдого сыра, томатная паста, горчица и, как я успел заметить, у окна большая кастрюля с дрожжевым тестом под бабушкины фирменные пирожки заготовлена. Удивлю я их обычной в наше время и совершенной экзотикой сейчас – пиццей. Кастрюлю на стол, отрезаю не большой кусок теста.

– Зайка, а ты поможешь.

– Я всегда – за. А что делать?

– Сейчас покажу. Я в старой «Работнице» недавно рецепт видел. Легче сделать, чем рассказывать. Кыш к умывальнику глистов с рук смывать! Жека. А ты чего в комнате застрял. Марш в ванну, руки мыть. И тебе работёнка найдётся.

Жека первый явился на кухню.

– Вот тебе кофемолка, а вот зерна, мели. А как перемелешь, так мели ещё раз.

– А сколько молоть.

– Много… Пока не устанешь.

Тут подошла и Зайка.

– Зая а тебе…

– Я не Зая, а Зоя, ну если хочешь, зови Зайкой, сколько раз можно говорить, – оборвала меня на полу слове девушка.

– Прости, забыл. Не сердись, как тебя не назови, всё равно ты милое создание.

От этих слов девушка опустила голову вниз, спрятавшись за собственными волосами, но покраснела аж до самих кончиков торчащих в стороны ушей.

А я продолжил.

– Вот доска, вот скалка, вот тесто. Его надо раскатать в тонкий блин.

Включаю духовку на подогрев, достаю дюжину сосисок, очищая от плёнки кожуры. А Зоя, тем временем, уже раскатала тесто в большой блин.

– Теперь переложи на противень этот блин.

Смазываю слегка противень подсолнечным маслом. А Зайка, намотав на скалку тонкий блин теста, ловко переложила его туда.

– А сейчас, тонкими колечками нарезай сосиски и огурчики.

А я, тем временем, замешиваю в известных мне пропорциях томатную пасту с горчицей, слегка посыпаю перцем, сушёным чесноком и другими пряностями. Всё эту смесь вываливаю на тесто и размазываю.

– А теперь поверх этого бутерброда надо разложить колечки сосисок и огурчиков. В шахматном порядке. Чем гуще, тем вкуснее. Но только не один на один.

Зоя быстро уловила суть процесса и включилась в работу. Колечки сосисок и огурчиков раскладывали споро, ловко и быстро. Беру тёрку и прямо через неё посыпаю наш шедевр крупными полосками сыра.

– Теперь надо слегка подвернуть края, вот и готово. Пиццу в духовку.

– Люблю повеселиться, особенно пожрать, двумя-тремя батонами в зубах поковырять! – нараспев произнёс Жека.

– Ребята, а пошли в кино на 12.00. Я афишу видела, в «Космосе» сегодня «Романс о влюблённых» идёт.

– Да ну. На фиг, на фиг. Одни сопли слезливые. Я вот в газете читал, что в «Родине» перед Новым Годом «Высокий блондин в чёрном ботинке» будут показывать. Французская кинокомедия, и в главной роли, ну этот, на рыжего кудлатого клоуна похож… – отозвался Жека.

– Пьер Ришар, – поправил я его.

– О да! На Пьера Ришара обязательно надо сходить. А любовь эту на фиг. – Жека выразительно поморщился. – Тьфу на эти мелодрамы.

– Жек, душа обязана трудиться, – наставительно заговорила Зоя, глядя на Женьку так, как смотрят любящие родители на дебильноватого сынка. – Мелодрамы надо смотреть, иначе так чурбаном неотёсанным и останешься. Будешь своей Валюше в кеды втихаря кнопки подкладывать да жёваными бумажками из трубочки в неё плевать.

– Зайка права, – поддержал я. – Вам с Валюшей «Романс о влюблённых» обязательно надо посмотреть, когда ни будь. При чём, вместе, вдвоём. Обещаю, эффект от совместного просмотра будет… многообещающий.

Ни Зайка, ни Жека моего намёка не поняли или не расслышали.

– А ты что, этот фильм уже видел, – поинтересовалась Зайка.

– Нет, но читал рецензию в «Советском экране».

– Вообще, – мечтательно протянул Жека, – название фильма звучит интригующе. Вот было бы смешно, если бы Тузя в меня влюбилась до беспамятства, – вот бы я повеселился.

– Размечтался!

При слове, Тузя, я тут же вспомнил фотографию сногсшибательной блондинки с удивительно женственными формами. Это её я приметил, когда рассматривал школьные фотографии. Незабываемая девушка!

– О боги! – задохнулась Зайка от возмущения. – Когда они повзрослеют, наконец!

– Скоро, Зоя, скоро, – обнадёжил я её. – У нас сейчас возраст такой, интересный: девочки уже стали девушками, они мечтают о романтических отношениях, а мальчикам – до сих пор хочется на переменке через трубочки поплевать. Но это ненадолго.

Зайка с подозрением покосилась на меня взглядом и, чуть помедлив, сказала:

– Хм… Как-то странно ты заговорил. Ну-ка, ответь мне, что лучше – самому влюбиться или чтобы в тебя влюбились?

– Вот сказанула! – немедленно откликнулся Жека. – Дураку понятно – лучше, чтобы тебя любили!

Зайка с пренебрежением отмахнулась от него и попыталась перехватить мой взгляд. А я старательно высыпал кофе из кофемолки, делая вид, что не расслышал вопроса. Наконец, когда молчание уже неприлично затянулось, посмотрел ей в глаза.

– Ну,  как, смотря с чьей точки зрения отвечать, – начал я. – Во-первых, кто должен отвечать на подобный вопрос, парень или девушка. Сочувствую той девушке, что задаётся подобным вопросом. А во-вторых… – тут я заметил, как Зайка потупилась и зарделась.

– Сочувствуешь… – только и смогла она сказать…, комок обиды подкатил к горлу девушке.

Зайка замолчала, резко повернулась к нам спиной и приступила к разглядыванию угла своего дома, что виднелся напротив за окном. Пряча, таким незамысловатым образом, поблёскивающие глаза, от накатившейся слезы. Жека вопросительно посмотрел на меня, а я почувствовал себя последней сволочью. Невольно обидел безответно влюблённую девчонку. Скотина же ты, Мишка.

Прелесть, ей-богу, чистейшая прелесть, чистейший образец. Жаль, что не мой типаж. Но если ей в будущем удастся немного разбавить властность женственностью, то от многочисленных ухажёров придётся отбиваться.

– Вы это о чём? – Жека вертел головой, пытаясь прочесть что-нибудь по нашим лицам.

Зайка быстро привела в норму свои чувства, повернулась ко мне, обеими руками ухватила меня за воротник рубашки, и…

– Ты что, с-с-скотина, – со зловещим присвистом начала она, – влюбился уже в кого-то? Ну-ка признавайся!

Я попытался вывернуться, но без приложения грубой силы это было немыслимо. И тогда я начал отмазываться:

– Да, что ты! Что! С чего ты решила?

– Да с того, что раньше за тобой такой рассудительности не замечалось. Ляпнул бы как Женька, что-то не впопад. Или ржал как лошадь. А ну, признавайся немедленно!

– А-а-а… Может, ума прибавилось, после удара?

– Да при чем тут ум! – От волнения Зайка аж подпрыгивала. – На этот вопрос и дурак правильно ответит, если он, хоть раз был влюблён!

– А логику ты совсем, напрочь отвергаешь.

– При чём тут логика. Любовь это чувство. И ответ проистекает из чувств.

– Я рассуждаю с точки зрения холодного ума, а ты – чувств. Но это тот самый случай, когда второе важнее первого.

– Правда? – Просветлев, она с надеждой заглянула мне в лицо. Ох и намаюсь я с ней…

– Правда, правда. Пока не влюбился…

Зоя некоторое время буравила меня взглядом, потом нехотя буркнула:

– Наверное, ты прав… – и сварливо полюбопытствовала: – И в кого это ты намерен влюбиться?

– О, разве тут можно предугадать? – начал я вдохновенно впаривать, хотя рабочая гипотеза на эту тему возникла ещё вчера при просмотре школьного фотоальбома. – Как звезды лягут, от меня мало что зависит. Это же инстинкт – он никого не спрашивает. Его не зовут, он сам приходит.

– Любовь – инстинкт? Ну ты загнул, – протянул Жека.

– Ни малейшего сомнения. Хотя, признаю, тут все очень запутано. Для начала мы называем словом «любовь» два совершенно разных чувства. Они очень сильно различаются у мужчин и у женщин. По-хорошему, их надо было бы обозначать разными словами…

– Теоретик…, – фыркнула Зайка.

Мы замолчали, и каждый думал о своём. Да у девушек при первой любви такой накал чувств, такой взрыв эмоций, который ни какой мужчина, никогда себе представить, и выдержать не сможет! Она нашла своего избранника – и все, точка! Дальше идёт сметающая всё стихия. А у меня в качестве щита от неё только куцее предложение дружбы в руках.

– Ой! Там у тебя этот… как его… блин с сосисками не сгорит?

Мы на корточках столпились и присели у плиты, зачарованно наблюдая, как сначала раздуваются, а потом начинают желтеть и розоветь колечки сосисок на пицце. Подсветку в духовых шкафах ещё не придумали, но окошко с термостеклом в дверце уже было. По неким, известным только мне признакам, я определил готовность продукта и торжественно, под всеобщее удивление извлёк невиданное из духовки. Выложив на большом блюде пиццу, я смочил её кулинарной кисточкой, заранее приготовленным соляным раствором с пряностями, разрезал на шесть равных долек и так оставил – остывать.