Лютовой

Загляда сидела у себя в клети перед живым огнём, разведённым на полу в яме обложенной камнями, когда зашёл к ней воевода.

– Сбирайся, девка, поедешь с нами за княжичем в Заморочный лес.

– В Заморочный?! – ахнула Загляда, но тут же взяла себя в руки, – иди, дядько Буяр, щас выйду.

Буяр вышел, она открыла сундук, достала оттуда небольшой мешочек, повесила его на пояс, вынула чистые холстины, положила в суму горшочки с зельем и мазями, надела обереги, браслеты и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Глава 6

Ехать в Заморочный лес воям было страшно, но никто не хотел показать свой страх перед сослуживцами. Об этом лесе ходили разные нехорошие слухи. Кто говорил, что там живут оборотни, кто-то рассказывал, какие жуткие чудища там живут, и ни один человек, попавший в Заморочный лес, не вышел оттуда, все пропадали навсегда. Князь велел Загляде ехать с дружиной за Лютовоем в надежде, что она сможет отвести глаза нечисти, и они благополучно доедут до хижины кудесника Горазда, благо, что он жил на опушке недалеко от края леса.

Дружина уже приближалась к лесу, когда Загляда вдруг забеспокоилась, стала оглядываться и по-звериному принюхиваться. У кметей побежал мороз по спинам, они остановились и все уставились вопросительными взглядами на неё. Они не очень верили в её способности и не верили, что она сможет их защитить от чудищ Заморочного леса. Кмети выжидающе смотрели, а Загляда чувствовала где-то рядом опасность, но кто им угрожает, определить не могла, из леса тянуло каким-то незнакомым чужим запахом. Ей не хватало опыта, и она злилась на себя за то, что невнимательно слушала свою бабушку‒ведунью Светлодару. Она выбралась из возка, Буяр встал рядом с Заглядой с натянутым луком. Мрачен был лес. Берёзы, как белые свечки стояли меж тёмных, почти чёрных, елей. В некоторых местах вековые деревья теснились, желая дать место тонкому деревцу вытянуться вверх, чтобы увидеть солнце, посмотреть на облака, полюбоваться голубым небом, да где там, ветви огромных деревьев закрывают от него всё. Даже старому дереву, отжившему своё упасть некуда, и оно стоит, привалившись к соседним деревьям и опираясь на их ветви, как кметь, сражённый в бою, и упавший на руки своим братьям. Народ в этот лес не наведывался даже днём.

– Нам надобно быстро промчаться по лесу до хижины кудесника и тада мы будем под его защитой, – сказала Загляда, посмотрев на воеводу.

– А, ежли не успеем? – он опустил лук.

– Тада придётся биться, токмо я покуда не знаю с кем. Чувствую, что в зарослях кто-то есть страшный, аж дрожь пробират.

Взгляд Буяра стал острее, он всматривался в просветы между деревьями. На дальнем краю поляны что-то живое шевельнулось. Стрела Буяра мгновенно свистнула, ударила в ствол и осталась торчать там. Из-за деревьев вышла стая волков, впереди шёл вожак. Волки встали в ряд позади вожака. Глаза у них светились красным цветом. Кмети схватились за луки, готовые биться, но волки из леса не выходили. Там была их территория, и они её защищали. Вдруг они заволновались, и стали отступать. Загляда стояла, вытянув руку в их сторону и что-то шептала, но, сколько Буяр ни прислушивался, так ни одного слова не понял. Волки развернулись и быстро скрылись в чаще. Загляда сказала:

– Идите за мной, – и направилась пешком впереди воев. Почувствовав, что за ней никто не идёт, она обернулась и махнула им рукой.

Вои переглянулись и, решив, что ей виднее, двинулись следом за ведуньей. Вдалеке мелькнул меж деревьями свет. Они подошли к небольшой полянке, где к вековому дубу приткнулась хижина кудесника. Вокруг поляны стояла невидимая защита, через которую кмети не могли пройти. Загляда взмахнула руками, раздался тихий треск, как будто кто лучину переломил и в защите открылся проход во двор.

Когда кмети стали приближаться к хижине, Горазд уже встречал их, стоя на крыльце. Лес вокруг избушки был странно тих, неслышно было пения птиц, деревья не шевелили кронами, будто ожидали чего-то. Загляда чувствовала что-то чуждое, необъяснимое вокруг них, как будто воздух уплотнился, дышать стало тяжело. Нечисть явно обитала здесь, но на время затаилась. Кмети остались во дворе, а Буяр и Загляда пошли в хижину следом за кудесником.

Лютовой лежал на лавке, укрытый тёплым одеялом. Он повернул голову и, увидев вошедших, попытался встать, но Горазд, махнул рукой и княжич лёг, не решаясь ослушаться кудесника.

– Будь здрав, княжич светлый! – радостно воскликнула Загляда, хлопнув себя по бокам руками, на её запястьях зазвенели браслеты, знак, что девушка готова подарить жениху браслет, если таковой появится.

– С чем пожаловали, гости дорогие? – поинтересовался кудесник.

– Нас князь послал за сыном. У него хороший лечец, он присмотрит за княжичем. Разреши, Горазд Измирович, забрать нам его с собой.

– Ему верхом ехать покуда нельзя.

– У нас с собой возок есть, мы его повезём аккуратно, не тряхнём ни на одной кочке.

– Ну, коли так, забирайте княжича, везите с большим бережением, в палаты княжески.  Доброй дороги тебе, Светлый Ясный! – сказал кудесник.

Буяр ещё перед выездом из княжеского двора распорядился, чтобы кмети в возок положили побольше соломы, сверху шкуры медвежьи и теперь на Лютовоя надели шубу соболью, шапку, подхватили в четыре пары рук, перенесли в возок, аккуратно уложили и сверху укрыли медвежьей шкурой. Когда устроили княжича со всеми возможными удобствами, Буяр подошёл к Горазду.

– Благодарствуем тебя, Горазд Измирович, что сохранил нам княжича, почернел Нискинин лицом и поседел весь, када узнал, что сын пропал. Проси чё хошь, ни в чём тебе отказа от князя не будет.

– Да, чё же мне просить? У меня всё есть! Волки меня не тревожат, им ко мне хода нет. А для вас путь свободен, поезжайте спокойно, никто вас не потревожит. Да у вас с собой защита едет. Вижу я, у Загляды нет большого опыта, но ей и набраться его особо негде было, сидя в княжеских палатах при княжне. Ты, дева, приходи ко мне, я с тобой поделюсь своими знаниями, в обмен за это ты послужишь у меня год, покуда я проверю, что ты можешь.

– Спасибо, Горазд Измирович! Ежли князь разрешит, я приду, – сказала Загляда, смущённо опустив глаза.

Кмети взлетели в сёдла, Загляда изъявила желание ехать в возке рядом с княжичем, чтобы присмотреть за ним. Впереди ехал воевода, следом возок с княжичем, а за ними кмети. Через лес проехали спокойно, у Загляды больше не возникало ощущения чего-то угрожающего им. Горазд провожал их, стоя на крыльце и задумчиво смотрел вслед Загляде. «Хороша девка!» – прошептал кудесник, что-то обдумывая, глядя ей вслед.

А в это время Овсяница узнав, что Лютовой в полюдье скрестил мечи с дреговичами и ранен, места себе не находила. Каждый день по несколько раз бегала к княжескому терему и расспрашивала дворовых девок про княжича. Однажды прибежала узнать, и оказалось, что кмети с обозом и ведицей уехали в Заморочный лес за Лютовоем, она решила не бежать домой, а дождаться, когда его привезут. И дождалась. Увидев едущий по улице обоз в окружении кметей, она бросилась к нему, но Загляда её не допустила до Лютовоя. Он лежал с закрытыми глазами, а Загляда держала его за руку.

– Жив? – с тревогой спросила Овсяница.

– Жив. А тебе что за дело? – Загляда строго посмотрела на девушку.

– Значит, есть дело, – Овсяница отстала от обоза, остановилась и смотрела вслед, пока он не скрылся во дворе. Она была рада, что Лютовой жив и теперь, скорее всего в полюдье не поедет, а значит, вскоре она сможет его увидеть и подарить ему свой браслет.

***

У княгини Радославы слух был обострен материнской любовью. Она сердцем почувствовала приближение сына к родному дому. Вскочив с кресла, отбросила рукоделье и поспешно пошла из горницы.

– Куды ты, лада моя, так поспешашь? – оторвавшись от бересты с отчётом управляющего Яробора, спросил Нискинин.

– Кмети едут, пойду сына встречу.

Княгиня быстро пошла на выход, стремясь скорее увидеть Лютовоя. Она переживала за него, и всё это время была уверена, что сын жив, хотя после беспамятства пролежала в постели несколько дней. Накинув на плечи корзень16, подбитый беличьими шкурками, запахнув его и придерживая на груди рукой, стремительно вылетела из терема. Князь поспешил следом за ней.

Радослава уже стояла на крыльце, когда Нискинин вышел и встал рядом с ней, ворота отворились, впуская возок и кметей внутрь двора. Выбежавшая челядь выстроилась, встречая княжича. Радослава сразу увидела сына, лежавшего в возке, а рядом с ним Загляду. Лютовой увидел матушку и мгновенно протянул к ней руки.

– Мама! – с детским ликованьем крикнул он и потянулся обнять её. Радослава подбежала к нему, обняла, прижала к себе его голову и уткнулась в его волосы, пахнувшие лесом и травами.

– Соколёнок мой! – нежно прошептала она, целуя его горячий лоб. – Ты жив, благодарение богам! Как ты себя чувствуешь, сынок?

Княгиня торопливо обшаривала тревожным взглядом его руки, ноги, лицо, словно проверяла, не случилось ли с сыном чего-то непоправимого. Облегчённо вздохнув, княгиня приложила руку к сердцу.

– Уже почти нормально, но кудесник сказал, что я должон ишшо лежать, молвил, что скоро буду вполне здоров.

Не выпуская мать из объятий, Лютовой посмотрел на отца. Князь стоял рядом с Радославой, ожидая, когда она позволит ему обнять и прижать к своей широкой груди сына.

На дворе стоял гомон, челядь уводила коней в конюшню, кмети шумной гурьбой устремились в гридницу17, попросили еды и пива.

Лютовоя унесли в его ложницу18. Радослава и Загляда пошли с ним, чтобы посмотреть рану и наложить свежую повязку. Лечца вызвали, но ждать его не стали. Когда его раздели и уложили на ложе, Загляда подошла, вытаскивая из своей сумы горшочки с зельем и заживляющими мазями.

– Княжич, подними рубаху, мне надобно посмотреть твою рану.

– А сама не можешь? – он ухмыльнулся одним уголком губ.

– Княжич! Чтоб тебя кикиморы защекотали, поднимай рубаху! – зло воскликнула Загляда.

– Я не могу, у меня сил нет, поднимай сама, – он видел, как смущается Загляда, у неё не только щёки, но даже и уши покраснели, ему стало смешно, и он еле сдерживался, чтобы не засмеяться. Радослава смотрела на сына и качала головой. Загляда повернулась к Радославе.

– Матушка-княгиня! А что будет, када ваш соколёнок на крыло встанет?

– Загляда! Ежли ты не заметила, то я уже вырос и дажеть старше тебя, заноза.

– Тада подыми рубаху!

– Ты у нас ведунья, вот и подымай!

– Хватит вам спорить! – княгиня подошла и подняла на его животе рубаху.

Загляда подошла, осмотрела рану, протянула руку, потрогала пальчиком вокруг раны и стала водить над ней рукой. Из руки на рану полилось ручейком тепло подсвеченное лёгким голубым светом. Загляда почувствовала какую-то новую силу во всем своём теле, в каждой клеточке. И эта сила тёплым ручейком сейчас плавно перетекала в рану княжича. Веселый яркий огонь в очаге освещал лицо девушки, в её чёрных глазах отражался от каминного огня янтарный блеск, она широко улыбнулась княжичу. Всё это отвлекало его, и боль отступала, словно раздосадованная непочтительно весёлым голосом черноглазой ведуньи. Через некоторое время она почувствовала слабость, и убрала руку, прекращая делиться своей силой. На удивление рана прямо на глазах стала затягиваться, и осталось на этом месте красное пятно. От прикосновения её быстрых пальцев тепло бежало по жилам Лютовоя, ему легче стало дышать, боль почти исчезла.

– О, Матушка Жива, благодетельница наша! Избави княжича Лютовоя Нискинича от тяжкой хворобы. Наполни его тело силой, побеждающей все недуги, – приговаривала Загляда, чуть слышно.

Закончив сеанс магического лечения, девушка неожиданно поцеловала княжича прямо в губы и вскочила на ноги. Не ждавший ничего подобного, княжич покраснел и отвернулся в притворной досаде, на самом деле пряча усмешку. Ловкие руки и поцелуй не оставили его равнодушным. А Радослава улыбнулась, прикрыв рот ладошкой. Лютовой впервые ощутив на своей коже нежные прикосновения девушки, повернул голову, внимательно взглянул на неё и удивился, как он до сих пор не замечал её скромную красоту и большую нежность в её глазах. Он взял её за руку, она вскинула на него глаза, и его взгляд опалил её. В самой глубине его глаз тлел красный огонек, у неё перехватило дыхание, будто молния сверкнула прямо перед глазами. Он держал её тонкие длинные пальчики в своей твёрдой ладони, Загляда зажмурилась. Под опущенными веками возникли огненные пятна, будто отражая жар её сердца, а в мыслях она продолжала видеть перед собой молодого княжича.

Отпустив её руку, княжич приподнялся, посмотрел на рану, а потом перевёл взгляд на ведицу. Она впервые ощутила в себе магию и даже смогла помочь человеку, для неё это было ново, кудесник ей сказал, что в ней есть магия, но она проснётся тогда, когда она поможет страдающему. И теперь она чувствовала эту магию, её охватила радость, то, что с ней происходило, ей нравилось, хотя не надо, чтобы знали об этом. Она ещё не знала всех своих возможностей и решила сходить к кудеснику и поговорить с ним.

Лютовой сразу почувствовал облегчение, было такое ощущение, как будто у него там никакой раны нет. Он удивлённо смотрел на Загляду.

– Да у тебя волшебные руки, ведьмочка! – воскликнул княжич, – я боли совсем не чувствую.

– Там ещё краснота осталась, надобно ишшо раз повязку поменять.

Чем больше Загляда смотрела на Лютовоя, тем больше её поражала его красота. Чёрные ровные брови ярко оттеняли зелень глаз, в каждой его черточке, в каждом мягком волоске таился особый свет. Загляде хотелось смотреть на него без конца. Она удивлялась, почему она раньше этого не замечала. Она даже забыла, что собиралась наложить на рану, свежую повязку с заживляющей мазью.

– Эй! Ведьмочка! Ты не забыла, что я лежу тут перед тобой полуголый?

Она хлопнула длинными ресницами, подняла на него глаза и улыбнулась, как-то беспомощно и недоумённо, словно сама себе удивлялась, потом резко развернулась и выбежала из ложницы княжича. Лютовой проводил её взглядом и улыбнулся ей вслед. Княгиня подошла к постели сына и, взяв оставленные Заглядой мази, сама наложила ему свежую повязку.

– Хорошая девушка, жаль безродная, – сказала со вздохом княгиня. Лютовой ничего ей не ответил, он в мечтах уже назначал Загляде свидание.

Глава 7

На дворе вовсю хозяйничала весна, совсем недолго осталось до Русальей недели, а там и Велик‒день Купалы. К празднику кудесница Неграда собралась вызвать дух княжича Светловоя, которого давно хотела заполучить себе. Ради него она и пила постоянно молодящее зелье и пока он был жив, она видела, как он смотрит на неё, но только решила его приблизить и уже приворотное зелье сварила, но он погиб на ловах. И теперь она вызвала его дух, но не придумала, в кого его вселить и вот произошло первое убийство. Поселение Искоростень ожило от зимней спячки. В лесу раздались весёлые птичьи трели, из нор повылезала мелкая живность. Ночи пока ещё были тёмные и длинные, только Стрибог следил за ветрами, которые носились над полями, следя за вешними водами, чтобы они не заливали пашни, которые уже ждали орало, чтобы принять зерно и вырастить богатое жито людям.

В поселении все спали, лишь в одной хижине, в лесной чаще, через задвижку на окне в щель слабо пробивался свет от лучины. На краю поляны, под раскидистым кустом вербы, опираясь на посох, стоял кудесник Горазд. Он наблюдал за хижиной. Его кожух был расстёгнут, ночи уже были тёплые. Он вспоминал те времена, когда впервые увидел Неграду. С тех пор прошло много лет, её красота и до сих пор сводящая всех мужчин с ума не поблекла, а с годами приобрела красоту зрелой женщины. Для кудесника не было секретом, каким образом сохраняется её красота. Она достигла самых высот в знаниях составления и приготовления зелий на все случаи жизни. У Горазда тоже наступили времена, когда тело стало его подводить, требуя всё новых и новых наговорённых настоев. Он, тяжело вздохнув, прошептал: «Эх, Неграда-Неграда! Ты же знала, что нельзя нарушать установленные шабашем строгие запреты. Нельзя вызывать упокоенных из Навьего Мира, иначе между мирами может появиться разрыв, и тада всяка нежить полезет на свет божий».

Неграда нарушила этот закон. Ведьмак долго ждал и надеялся, что кудесница образумится, но этого не случилось, и теперь он пришёл, чтобы её наказать за самовольство. Она ничего не боялась в стремлении получить власть над людьми. Ведьмак, уставший от её проделок, вынес ей приговор.

Он вдруг почувствовал гибель человека от твари, выпущенной ведьмой из Навьего Мира. Ведьмак открыл калитку, подошёл к двери и остановился. Сквозь щели из избы тянуло холодом. Неграда всё-таки своим гаданием открыла врата Навьего Мира. Он прислушался и понял, что она пытается обуздать духа, спеша и сбиваясь, накладывает на него заклятье. Он рванул дверь, быстро вошёл и увидел, как сильно у неё трясутся руки, сила из неё уходила, лицо было перекошено от страха. Вызывая дух Светловоя из Навьего Мира, ведьма не знала заранее, кто явится на Зов.

– Здрава будь, Неграда, – неожиданно громко прозвучал голос Ведьмака, – не ждала? А я решил зайти, посмотреть, чем занимашься, чайку попить в компании. Почему дверь не запирашь? Куды опять залезла, дура безмозглая? – потрясая посохом, зло закричал Горазд.

Неграда, увидев Ведьмака, вскочила и ринулась в угол избы, ощетинившись жертвенным кинжалом. Глаза её испуганно засверкали ненавистью, она шептала защитные заклинания, как будто они могли её спасти от Ведьмака. Он оглянулся и смахнул с печи котёл, в котором варилось, булькая пузырями зелье. На полу была разложена пентаграмма, по углам которой горели лучины.

– Кого вызвала?

Ведьма не отвечала. Ведьмак посмотрел на неё, недобро прищурившись, показав своё демоническое лицо, суровое и беспощадное.

– Говори, кто он? Тада умрёшь быстро и без мучений.

– Не убивай, Горазд! Я не смогла устоять. Не губи! Ты же любил меня когда-то! Забыл?

– Про любовь вспомнила, гадюка болотная!

Глаза его налились чернотой, выпуская наружу демоническую сущность. Он сломал пентаграмму. Его лицо вмиг исказила брезгливая гримаса. Горазд схватил ведьму за руку, рывком придвинул к себе.

– Смотри мне в глаза! В глаза, я сказал!!

Неграда извивалась в его железной хватке не в силах отвести взгляда от его чёрных глаз, полыхающих красным пламенем. Холодный ветер вихрем ворвался в избу, затушив лучины, разметал пентаграмму, сорвал со стен пучки трав, разбросал их, перепутав, и вылетел прочь. С пола избушки стал подниматься густой туман, заполняя всё свободное пространство собой, а Ведьмак стал над старухой читать заклинание на потерю колдовских способностей.

– Дух великой колдуньи Седаны, услышь меня! По горам высоким, по ущельям глубоким, по болотам зыбучим, по рекам кипучим, крутиться, метаться, в беспамятстве забываться колдунье Неграде, в тёмной Нави затеряться, дурман-трава, затумань её, лиши разума и воли, чтобы день и ночь слились воедино, чтобы навалились на неё мрак, тоска, печаль. Слуги Чернобога покарайте грешницу, окутайте Чернаву дымом забвения! Моё слово верное, сильное, нерушимое! Да будет так во веки веков!

И быть тебе отныне старой, немощной и горбатой, – он повернулся и пошёл к выходу.

– Горазд! Не губи! Отмени заклятье или лучше убей меня!

Ведьмак обернулся в дверях, хмыкнув:

– Некада мне, старая, как токо изловлю выпущенного тобой духа, сама сдохнешь.

Он перешагнул порог, осмотрелся, вздохнул полной грудью и подумал: «Лес большой, где его искать? Ладноть, не впервой, найду! Ну, старая, как ты мне надоела со своей придурью!» – проворчал Ведьмак и широко зашагал в лес.

***

Когда Лютовой встал на ноги и стал уже выходить из терема во двор, Загляда пришла к княгине.

– Матушка княгиня, дозволь слово молвить? – Загляда стояла в ложнице княгини, а сама Радослава пристроившись на стуле у окна, была занята вышивкой.

– Говори, Загляда, чё ты хошь? Я готова для тебя чё угодно сделать, за то, что ты вылечила мово сына.

– Матушка‒княгиня, кудесник Горазд Измирович, звал меня на обучение к себе, молвил, что у меня есть магически способности, которы надобно развивать, и он научит, как енто делать. Отпусти, матушка, на ученье к кудеснику. А я, када тебе понадоблюсь, сразу прибегу.

– А, как я смогу тебя вызвать, када понадобишься?

– У меня ворон есть, выйдешь на крыльцо покричишь его, он прилетит, напишешь записку, привяжешь к ноге, он принесёт мне бересту, и я прибегу.

– Ладно, беги, токо не забудь оставить свово ворона. Как его звать то?

– Варяг. Такой же разоритель и тать, прости Матушка Макошь!

– Ты енто сурьёзно? Он всё понимат?

– Понимат, матушка-княгиня, иной раз дажеть спорит со мной.

– Он говорить умеет?

– Умеет, токо чаще всего ругается, как возница.

Загляда пришла в свою клеть, взяла краюху хлеба, вышла во двор и пошла мимо сенника, конюшни, поварни в конец сада, там вышла на луг через маленькие воротца. Подошла к высокой иве, на которой сидела стайка ворон, она покрошила хлеб на траву, вороны слетели и стали клевать крошки. Её ворон был самовольником, когда хотел, прилетал к ней, а мог не появляться по несколько дней. Теперь она решила прочитать над ним заговор на послушание. Загляда схватила своего ворона и стала читать заклятье: «Крошки хлеба посыпаю, тебя Варягом нарекаю, покорный воле моей дух, в твоём теле запираю. Коль услышишь своё имя, в тот же миг на зов стремись и к зовущему явись. Кровью уговор скрепляю, на семь замков его я замыкаю».

Она ткнула в ладошку иглой, там появилась капля крови. Загляда помазала ею клюв ворона, чтобы он стал её покорным исполнителем в любом месте и в любое время. Отпустила его, он остался стоять возле её ноги.

– Я щас уйду к кудеснику Горазду Измировичу, ежли княгиня позовёт тебя, ты должон прилететь к ней, она дасть тебе записку, ты принесёшь её мне. Понял? – ворон покосился на Загляду чёрным глазом, склонил голову набок и проворчал: «Да понял-понял…»

– До чего ж ты, всё-таки, жуткая птица! – изрекла Загляда, покачав головой.

– Себя-то видела?

– Бушь грубить перья выщипаю!

Ворон покосился на неё глазом и бочком потихоньку отодвинулся. Она докрошила остатки хлеба, встала и отправилась собирать вещи. Взяла свои защитные обереги, браслеты, смену одежды и отправилась к кудеснику.

***

Заморочный лес был обиталищем духов, чудищ и нежити, таким дремучим, что жутко становилось при одном взгляде на него. Каждое дерево было чьим-то духом из некогда живших: старые деревья – умерших давно, молодая поросль – тех, кто лишь недавно покинул Явный мир. Всё здесь имело смысл – блеск луны в небесах, крылатая тень, бегущая перед волками по земле, шёпот трав, гул и стон деревьев. Множество духов, здешних обитателей, попадалось Загляде навстречу, но все они мигом исчезали с дороги, почуяв её магическую силу. Между ветвями было видно сумеречное небо. Путь ей пересекла темная тень. Загляда насторожилась, но услышала голос ворона:

– Хозяйка! Я тебя провожу, здесь нельзя одной ходить.

– Кыш, птица! Я тебе, где сказала быть? – остановилась Загляда.

– Да ты не стой, хозяйка, а то корни пустишь! Пойдём быстрее! – прокаркал сверху чёрный ворон, делая круг над Заглядой.

– Вот ведь поганец страшный!

– А ты, убогая, пошто тада меня к себе приговорила?

– У меня выбора не было, кто-то же должон около княгини остаться.

– Ну, тада и не срамословь меня, коль я тебе стал нужон.

– Да куды от тебя денесся! Ладноть, проводил ужо, давай возвращайся к княгине. – Ворон зашелестел крыльями, поднимая вокруг себя ветер, развернулся и исчез за ветвями.

Кудесник Горазд вышел навстречу Загляде и ждал её в воротах. Высокий, он на вид не был старым, хотя на самом деле их разделяло много десятилетий. Русые с тонкой сединой волосы были расчесаны и перетянуты через лоб тесемкой с непонятными красными узорами, от прищуренных чёрных глаз к вискам разбегались морщинки. Он выглядел внушительно и уверенно, как подобает Ведьмаку, носителю магических тайн. Своим видом кудесник внушал страх и трепет всякому. В широком плаще из медвежьей шкуры мехом наружу, в тёмной рубахе, с множеством оберегов и бубенчиков на поясе и на груди, с высоким резным посохом, он стоял в воротах, как настоящий страж Навьего Мира.

Глядя на стройную, как берёзка фигурку Загляды, Ведьмак довольно улыбался и шептал: «Пришла…, сама пришла, отроковица!» Пока она шла к нему, Горазд зашептал заговор: «Так бы обо мне, рабе Божием Горазде, сердцем кипела, кровью горела, и не могла бы без меня, раба Божия Загляда, ни жить, ни быть, ни дня дневать, ни часа часовать, ни питием отпиться, ни думьём отдуматься, и ни в парной бане отпариться». Пока он шептал заговор, она подошла к нему.

– Будь здрав, Горазд Измирович! – Загляда коротко поклонилась ему. Ведьмак ожидал от неё большего уважения, глубокого поклона, до земли, как кланялись смерды князю. Обиду затаил, но ведице ничего не сказал, решив, что придёт время и он спросит с неё.