Полная версия
Сага о скверне. Руэль
Из гостиной кто-то вышел. Подняв голову и сморгнув мутную пелену, увидела Ройта. Он, смотря на меня, грустно поджал губу, явно собираясь что-то сказать. Не дав ему выразить сочувствие, быстро встав на ноги и поднялась к себе.
***Моргнув, вздрогнула. Воспоминания минувших дней неприятной молнией пронзили тело. Поднявшись на ноги, подошла к комоду и подняла рамку. С фотографии на меня смотрел взрослый мужчина в форме Ратника. Он улыбался, смотря в камеру. Его глаза горели особым желанием жить и помогать другим.
– Пап, я скучаю, – прошептала я.
Опуская рамку обратно, громко шмыгнула носом. По щекам покатились жгучие слезы, предвещающие нарастающую истерику. Нет, мне нельзя тратить время на такую ерунду. Нельзя.
Вытерев влагу рукавами, проверила ровно ли положила рамку, зная, мать не будет рада, если узнает, что я касалась ее. Поджав губу, пыталась подавить обиду и непонимание.
– Если ей так больно, – вслух начала я, рвано дыша. – Почему нельзя просто убрать фото. Зачем хранить ее на комоде, избегая каждый день и лицемерно поднимая, когда кто-то решает заглянуть? Зачем эти публичные игры в скорбящую вдову?
До боли прикусив язык, отрицательно покачала головой, мысленно ругая себя за неуважение к матери. Я плохая дочь! Мне нельзя так думать! Если она узнает…
Подхватив рюкзак, направилась по коридору к лестнице, стараясь не смотреть на лживые семейные фотографии, среди которых никогда не было бабушки. Даже до ее исчезновения, ни одного фото, кроме альбома, спрятанного в моей комнате.
Поднимаясь по лестнице, прикусила нижнюю губу. С ближайшего снимка на меня смотрела «счастливая мать» с лживо-приторной улыбкой, обнимая крохотную малютку грубой хваткой.
Видя это, я в очередной раз понимала, насколько сильно мне не хватало бабушки. Ее мягкой улыбки, наполненных любовью объятий и верой в мой будущий успех. Может стоит позвонить Ройту? Он, как Ратник занимался делом о пропаже бабушки. Обещал все узнать и вернуть ее домой.
Ладонь невольно потянулась к мобильному, но резко остановившись, сжала край темного пиджака. Он просил меня не звонить без острой надобности. Обещал связаться, когда появиться хоть какая-то информация о ней.
Отбросив ненужные мысли, зашла в комнату. Оставила рюкзак у рабочего стала, глубоко вдохнула и выдохнула, надеясь хоть немного расслабиться. Увы, усталость осталась на своем законном месте. Мне бы очень хотелось полежать пару часов, отдохнуть как следует. Нельзя. Еще столько дел, обязанностей. Необходимо приготовить ужин и все убрать до возвращения матери, иначе…
Справа, там, где ключица, кольнуло. Руки начало печь. Пытаясь прогнать фантомные ощущения, повернулась к зеркалу, тут же замерев. Свечение… Это странное свечение, исходящее от тела, никуда не делось. Оно, как и кошмары, стало вечным спутником моего медленно сходящего с ума разума.
Покачав головой, стараясь не думать о свечении, что видела у других, двинулась к шкафу. Нельзя зря терять время.
***Из кухонного окна видно пустое парковочное место перед домом. С минуты на минуту мамин автомобиль подъедет и у меня останется совсем немного времени. Ужин уже готов, кухня и столовая чисты. Я даже успела выполнить пару домашних заданий, пока фаршированная утка с черносливом находилась в духовке.
Получив сообщение от матери, ожидаемо вызвавшее в теле волну неприятных мурашек и напряженность, приступила к заключительному этапу подготовки. Салфетки, приборы и все что стояло на столе, располагалось на своих «идеальных» (по меркам матери) местах.
Кухню, где я предусмотрительно выключила освещение, озарил свет фар. Мама парковалась. Быстро направившись в прихожую, глянула в зеркало приводя свой внешний вид в порядок. Никаких складочек, катышек или пятен. Иначе она будет разочарована во мне… снова.
Дверная ручка дрогнула, и я выпрямилась, застыв с маской спокойствия на лице. Сердце предательски ускорило ход, разгоняя по телу адреналин и заставляя его потеть от страха.
Мать переступила порог, сразу протянув свою сумочку вперед. Подхватив ту, уже заученными действиями, повесила на специальный крючок. Пока мать разувалась, я достала ее тапочки. Опустившись, подвинула их чуть вперед, сразу же забрав уличную обувь, поставив ту на место. Четкие движения. Обыденность, привычный и ненавистный ритуал. Каждый раз я чувствовала себя служанкой, обязанной выполнять все прихоти хозяина. Только в отличие от слуг во дворце, я не получала жалованья и не имела выходных.
Мать устало выдохнула, сняв резинку стягивающую каштанового оттенка волосы в тугой хвост. Ее серые глаза направились в мою сторону, в поисках… изъянов.
– Ужин готов и стол накрыт, – спокойно сказала я, внутреннее сходя с ума под ее пристальным взглядом.
– А, – лишь бросила она, пройдя мимо.
Сатус, она не в лучшем расположении духа. Надеюсь я сделала все так, как меня учила бабушка. Выдохнув, сжала вспотевшие ладони в кулаки и направилась за ней. Мать остановилась у прохода в столовую. Сморщив нос, принюхалась к аромату, что по моему скромному мнению был просто волшебный.
– Вкусно пахнет, – от ее слов по спине побежал холодок.
Больше ничего не говоря, она направилась в ванную. Зная, что следует сделать дальше, направилась в столовую и встала позади своего стула. Мать зашла через несколько минут, окинув стол холодным, безэмоциональным взглядом. С каждой секундой напряженность в теле все больше росло. Ладони уже взмокли настолько, что можно заполнить целый стакан.
Молча отодвинув стул, мать села и лишь после этого, смогла сесть и я.
– Приятного аппетита, – пожелала, внимательно следя за руками мамы.
Она даже не посмотрела на меня, пока отрезала от утки кусочек и накладывала салат. Не удосужилась попросить перец или соль, как делала это обычно. Молчание давило еще больше. В такие моменты невозможно предугадать, довольна она или… мне стоило готовиться к уборке осколков.
Тишину изредка нарушал звон столовых приборов о тарелки. «Семейная идиллия», так говорила мать, когда приводила с собой особо важных коллег, оправдывая тем самым мою молчаливость.
– Как учеба? – неожиданно поинтересовалась мать. – Не определилась ли с направлением? – с нажимом добавила она, сверля меня серыми глазами.
Поджав губу, я лишь покачала головой, опустив взгляд в почти нетронутую тарелку. От напряжения кусок в горло не лез. Мама молчала. Замерев, в гнетущей тишине, ожидала реакцию на мой ответ. Я услышала, как она тяжело вздохнула, следом последовал легкий стук, с которым она обычно опускала приборы на стол. В горле появился ком.
– Тебе пора уже определиться, Элен. Ты уже не ребенок, пора научиться ответственности, образумиться и выбрать медицину, – вновь она завела разговор об этом, совсем не интересуясь у меня, хочу ли я этого. – Безусловно, потерян год. Важнейший год в твоем обучении, и это осложнит многое. Ничего, есть специальная программа, а для тебя, дочери ведущего научного специалиста, – с гордостью подчеркнув свою должность, продолжая давить, сказала мать. – Сделают исключение. Конечно и ожиданий от тебя будет больше. Придется постараться, чтобы не опозорить меня… в очередной раз.
Болезненный укол прямо в самое сердце. Любое мое действие мать расценивала как «допустимо» или «позор». Я чувствовала, как мысленно сжалось мое тело, желая исчезнуть. Мне тяжело. Ох, Солнце и Луна, мне так тяжело от мысли, что я никогда не смогу сделать собственный выбор. Будущее, как и жизнь, никогда не будут принадлежать мне. Я вынуждена делать что мне говорят. По крайней мере, пока что.
– Хорошо, мама. Я обязательно подумаю над вашими словами, – подняв голову, четко и без дрожи, ответила, зная, этого никогда не будет.
Противоречие. Во мне полно этого и каждый день становится труднее. Если я сделаю так, как требует мама, все потеряно. Не хочу. Ничего не хочу. Совсем ничего. Даже жить. Какая медицина? Какая помощь другим? Как я могу помочь кому-то, если не могу спасти себя?
– В любом случае, – хищно улыбнувшись, она опустила ладони на стол. – Даже если ты снова пойдешь на попятную, выбор за тебя сделаю я. Ты знаешь это. И только попробуй все испортить. Только попробуй опозорить меня или выбрать что-то иное. Хоть раз, – ее слова били больнее пощечин. – Хоть раз ты должна поступить как послушная, нормальная, дочь.
Ком перекрыл горло лишая возможности говорить. Не ожидая ответа, мать опустила взгляд и продолжила есть. Часто заморгав, я попыталась прогнать подступающие слезы. Ей не нужно мое согласие, она уже все решила за меня.
– Как поживает Алекс? – через некоторое время, когда ком медленно рассосался, поинтересовалась мама.
– Вроде нормально, – стушевавшись ответила, мысленно желая поскорее закончить и скрыться в спальне.
– Вы до сих пор дружите? – со странной интонацией, спорила она, подняв на меня холодный, словно сталь взгляд.
По затылку и вниз, до самого копчика, побежали неприятные холодные мурашки. Подобные вопросы всегда вызывали во мне особо сильную панику. Они несли в себе нечто недружелюбное. Я словно пыталась угадать какой ответ станет моим спасением или же лишит покоя. Маме не нравилось, когда я упоминала мальчиков, и пусть они просто ходили со мной на одни занятия.
К Алексу же она относилась странно. То с теплотой, то с ненавистью. Но никогда не требовала прекратить общение, как с Питом. Когда он пропал, мама даже обрадовалась, хоть и пыталась это скрыть. Его она ненавидела, и стоило лишь упомянуть имя парня, начинался скандал.
Поэтому я старалась не упоминать даже подруг. Будь воля матери, она запретила бы мне говорить даже с учителями. Главное хорошая учеба и отсутствие позора. К последнему у меня всегда оставались вопросы. Я никогда ничего из ряда вон не делала, да и не говорила. Всегда приличная и ухоженная, идеально сделанные уроки и четкие ответы на занятиях.
– Ну так что? – с холодным нажимом, поинтересовалась мать, стремительно вырвав меня из размышлений.
– Дружим. Если конечно можно назвать наше общение лишь в стенах академии, – слукавила я, не поднимая глаз. Ей не следовало знать о нашем общении вне учебы.
Взяв нож со стола, мама сжала его в руке и долго смотрела на лезвие. Такая реакция напугала. Неужели я дала не тот ответ? Неужели она сделает это снова?
– Скоро выпускной бал, – тихо произнесла она, задумчиво разглядывая острый край предмета. – Пойдешь?
– Я не… – не ожидая такого вопроса, я растерялась. – Не знаю, наверное, нет.
– Ты обязана пойти. Я переведу тебе реи[7], купишь хорошее приличное платье.
[7]Реи (полное название Реисцы) – название валюты западного королевства.
– Что? Правда? – не ожидая подобного, немного обрадовавшись, уточнила я.
– Да. Только не думай вести себя развязно и позорно, – очередной удар уничтоживший всю радость. – Тебе необходимо проявлять активность в обществе, но… – мать замолчала, посмотрев на мои руки, скрытые под подаренным бабушкой свитером, незадолго до ее исчезновения. – Надежно спрячь все изъяны, не стоит выставлять их и показывать свою ущербность. Ты получила все по заслугам, но другим этого знать не обязательно, помни об этом всегда.
Положив нож, она вытерла рот салфеткой, ставя точку в ужине и разговоре.
– Убери все со стола.
– Да, мама.
Стоило ей выйти, как мои ладони сжались в кулаки. Ногти болезненно впились в кожу, пока внутри растекался гадкий яд от услышанных слов.
Глава 4
АлексНоги, налитые свинцом, передвигались с трудом. Пот нескончаемым потоком катился по коже вниз, скрываясь в насквозь влажной одежде. Легкие сжимались от боли, стоило лишь сделать вдох, впуская в себя расклеенный кислород обжигающий все внутренности.
Вокруг полыхало. Деревья ломались, продолжая трещать под воздействием разрушительных языков пламени. Огонь медленно поглощал все до чего только мог добраться, огибая небольшую реку, по которой с трудом передвигался я.
Стараясь не дышать через нос, заставлял тело идти. Запах гари намертво засел внутри, раздражая носоглотку. Хотелось лечь прямо в воду, позволив речному потоку смыть пот и отвратительный запах.
Конечности болели. Сердце не переставая билось в бешенном ритме, распространяя жгучий адреналин, пытаясь выровнять температуру тела, подстроив под обстоятельства. Вдали блеснула молчаливая молния, предвещая большую беду.
Впереди, на утесе, стоял одинокий дом, окруженный могучими вековыми деревьями. Река уходила вправо, намереваясь прервать движение огня. Да только я знал, ничто не сможет остановить это пламя. В одном из окон загорелся свет и показалась знакомая фигура.
– Нет, – со стоном боли, вырвалось из меня.
В доме был человек. В доме была она. Почему она все еще там? Почему не бежит к реке? Почему не спасается от неминуемой гибели?
– Причина в тебе, – надо мной раздался незнакомый, пробирающий до мурашек, голос.
Правое плечо пронзила боль, стоило незнакомцу коснуться его тяжелой ладонью, скрытой за черной дымкой. Ноги подогнулись под нечеловеческим натиском, и замерли, медленно опускаясь на колени. Неизвестный коснулся второго плеча, толкнув вперед, прямо в бурлящую реку. Холодные потоки прошлись по коже и исчезли, просочившись в сухую почву. Жар огня стал сильнее, а некто щекотал ледяным дыханием затылок.
В грудной клетке появилась стремительная боль, пронзающая до самого сердце. Мое тело прижимали к земле, повернув голову так, чтоб я видел, как к зданию подбирался огонь.
– Глупый, – произнес иной голос.
– Самодовольный, – да сколько вас? Почему вы не спасаете ее? Почему держите меня?
– Наивный, – заключил тот, кто прижимал меня к земле.
– Причина в тебе, – голоса слились в хор. – Это все ты, – треск деревьев не мог перебить их. – Нечего было играть в героя, сдерживая свою натуру. Не справился с собственной силой, вот она вырвалась, стремясь убить все, что дорого тебе, – еще два окна озарились светом, показывая мне мужской и женский силуэт.
– Глупый малыш, – молния сверкнула совсем близко.
Грудную клетку начало распирать, словно внутри что-то пыталось вырваться на волю. Я ощущал ядовитую смесь из злости и отчаяния. Страх липкой субстанцией поглощал тело, сжимая до боли затылок, в то время как жгучие слезы брызнули из глаз. Молния с оглушающим грохотом ударила в крышу здания.
***Резко сев, схватился за часто вздымающуюся грудь. Сердце колотилось как бешеное, ударяясь о ребра с такой силой, что становилось больно. По вискам катились бусины пота. Жар медленно отступал, охлаждая сознание.
– Сон, – прошептал я, стоило лишь осознать произошедшее. – Всего лишь сон, – повторил с облегчением, проведя ладонями по потному лицу.
Белоснежная футболка насквозь промокла, как и постельное белье. Опять придется менять постель и заряжать стиралку. Мама явно что-то подозревала, хоть я и надеялся, на ее веру в мою излишнюю чистоплотность.
Свесив ноги на пол, потер лицо, прогоняя остатки сна. Взглянув на время, прыснул от смеха. Четыре часа ночи, я проспал всего ничего.
– Сатус, – прошептал я, резко поднявшись на ноги.
Собрав мокрую от беспокойного сна постель, направился в ванную, захватив с собой необходимые вещи. Закрывшись, бросил все на пол и стянул с себя потную, неприятно линующую к телу, ткань. Такими темпами все домашние вещи истончатся от бесконечной стирки. Положив вещи в стиральную машинку, закинул капсулу и выбрал быструю стирку с сушкой.
Нагое тело пробила дрожь от внезапного холода, хоть и дома всегда тепло. Посмотрев в небольшое окно под самым потолком, через которое виднелось темное небо, вспомнил про дом на утесе.
Первым силуэтом была Элен. Я никогда не видел ее лица во сне, и все же отчего-то знал – это она. Силуэты родителей появлялись редко. Кошмары пугали, не давая нормально спать. Не помню, когда последний раз проводил в постели больше пяти часов.
Покачав головой, зашел в душевую, желая смыть с себя пот и остатки неприятного сна. После я не планировал ложиться в постель, хоть и сразу же застелил ее. Убедившись, что родители крепко спали, закрыл дверь в комнату на ключ и включил ноутбук. Не желая терять зря время, нажал на Рорври[8], открыв пару вкладок Архруэ[9].
[8]Рорври – аналог интернета, зачастую называемый так в западном королевстве.
[9]Архруэ – архив западного королевства, имеющий несколько типов доступа. Обычные люди не могут им пользоваться, ибо разрешение выдается высшими инстанциями с типом доступа (ко всем закрытым данным или же исключительным).
Мистер Коллинз потратил много времени для получения кода доступа для меня. Архив королевства Руэль хранил в себе множество статей; справок; исторических документов и прочего, что помогло мне узнать намного больше нежели классические учебники истории.
Откинувшись на спинку стула, потянулся, думая какой же запрос вбить сегодня. Взгляд сам по себе метнулся к зеркалу. Из отражения на меня смотрел уставший парень с ярко-голубым цветом глаз. Влажные светлые волосы торчали в разные стороны, с кончиков, на широкие плечи, падали капли, медленно катившись вниз прямо по слегка выраженному прессу скрываясь в темной резинке боксеров. От тела исходило слабое, еле различимое в темноте свечение.
– Свечение, – задумчиво прошептал я, решив вновь поискать что-то на эту тему.
Придвинувшись к столу, поднес руки к клавиатуре. Пальцы зависли в воздухе прямо над клавишами. Писать «свечение» глупо, сколько раз пробовал и ничего. Лишь краткие намеки в малочисленных старых легендах, да и то не прямым текстом.
С шумом втянув воздух через нос, решил попробовать иной запрос: «Отмеченные хранителями». Нажав на поиск, облокотился локтями о стол, подперев левой ладонью подбородок. Строка с процессом поиска медленно загружалась, а вместе с ней в груди нарастало волнение на грани отчаяния.
Моргнув на последних процентах, замер. На экране показался единственный результат запроса, что стало одновременно удивлением и разочарованием. Честно, я не ожидал увидеть что-то на эту тему, зная, как относились к всему необычному в Руэль. Разочарование же окутало меня, стоило прочитать название статьи: «Отмеченные хранителями. Мифы для инакомыслящих умов».
Открывать честно даже не хотелось, и я почти сбросил запрос. Знакомая фамилия заставила ладонь замереть и оглянуться, словно кто-то в темноте мог за мной наблюдать. Хелен Вайзи, бабушка Элен, пропавшая больше года назад при загадочных обстоятельствах. Опустив взгляд на дату, почувствовал, как во рту резко стало сухо. Девятнадцатое января, день, когда она не вернулась домой после работы.
О бабушке Элен я знал немногое. Мы виделись редко, и каждый раз она с теплом приветствовала меня, узнавая, как дела у родителей и спонсируя мне очередной порцией книг. Хелен просила обращаться к ней по имени, угощая вкусным чаем и свежей выпечкой. Вне домашних хлопот она работала в архиве Жарников. Пару раз я слышал, как родители упоминали, что она жила несколько лет за границами Руэль, что для обычных людей в нынешнее время невозможно.
Открыв статью, не желая больше терять время, встретился с большим абзацем, отпугивающим большинство людей, наполненным душным и сложным текстом. Под ним начиналось самое интересное. В груди появилось странное трепетное волнение, будто бы я нашел нечто важно и скрытое от глаз обычных зевак.
«Откинув назад всю ненужную лирику и чепуху, коей вы наелись вдоволь в самом начале, хочется поделиться с вами истинной. Отмеченные хранителями (или же богами) существуют, и это никакой не миф.
Правительство Руэль пытается уверить жителей в ином, навесив лапши и убедив, что люди с особым даром: чумны и опасны. Нет, это не так. Будущее за ними, и не просто так хранители запада, Солнце и Луна, даровали им эту силу. Не для страха или сомнения. Не для желания избавиться от «чумных» уничтожив их варварским способом. А для спасения всех нас от большой опасности. Скверна не дремлет.
Отмеченные даром в момент своего совершеннолетия, проходят этап возвышения, полностью соединяясь с сущностью, видя истинный свет своей и чужой, особой, души. Порой с ними происходят необычные, даже пугающие случаи, не объясняемые логикой…»
В ушах начало стучать. Волнение достигло такого предела, что мне не терпелось поделиться открытием с Элен. Не только из-за темы. Я уверен, она не знала о статье бабушки. Может в ней скрыто послание для внучки? Может она не пропала, раз написала эту статью? Может…
Втянув в себя воздух, взял бумагу для записи, быстро выводя на ней необходимые слова. В голове вспыхнул образ Элен, когда она потеряла отца. Моя рука замерла, чернила оставили на бумаге отвратительную черную кляксу. Смерть отца разрушила Эл. Она изменилась, стала другой, замкнутой и зажатой. После пропажи бабушки произошли изменения в одежде и поведении. Ее наряды стали более закрытыми, руки она больше никогда не открывала, пряча все по самую шею. С ней явно происходило что-то не хорошее, и я никак не мог узнать, что именно как бы не пытался.
Я не могу ей рассказать об этом. Не могу причинить очередную боль, которую она может попросту не выдержать.
Внезапная злость и обида заполнили все внутри, разрывая грудную клетку. Руки начало покалывать. Выронив ручку, взял листок в руки буравя аккуратные буквы полным ненависти взглядом. Неожиданно середина белоснежного листа начала чернеть, поглощаясь алыми языками пламени.
Испугавшись, одернул руку и лист медленно опустился на пол, продолжая гореть. Схватив со стола стакан с водой, вылил его содержимое на поглощенный огнем лист. Сердце в груди забилось в бешенном ритме, как во сне. Что это, Сатус его побери, было?
– Порой с ними происходят необычные, даже пугающие случаи, не объясняемые логикой… – повторил я последнюю строчку из статьи. – Какого тэрп[10] здесь происходит?
[10]Тэрп – ругательство, используемое жителями западного королевства.
Кончики пальцев продолжало покалывать. Бумажка обуглилась, а часть где был текст полностью сгорела. Сглотнув, поставил стакан на стол, пару раз ударив себя по щекам, с мыслей, что я мог задремать и мне попросту привиделось. Испорченная бумага так и лежала на полу в небольшой лужице, прямо говоря мне: «Тебе не привиделось».
Повернувшись к ноутбуку, дабы дочитать остаток статьи, чуть не закричал от злости и обиды. Экран встретил меня ярко красным предупреждением: «Приносит глубочайшие извинения за доставленное беспокойство. Данная страница заблокирована за введение в заблуждение и разжигание смуты».
– Сатус, – с жаром выпалил я, тут же прикусив язык, в надежде, что родители этого не слышали.
Почему именно эта статья, что дала мне хоть какую-то надежду на истину, заблокирована? За что? Почему именно сейчас?
Почувствовав, как внутри снова поднималась волна жара, я закрыл ноутбук. Дома сейчас слишком душно. Стены давили, а мозг разрывался от количества мыслей. Надев спортивный костюм, покинул комнату намереваясь сделать несколько кругов по нашей улице, в надежде остудить пыл и больше ничего не… поджечь? Тэрп, как такое вообще возможно?
***Родители не заметили моих ночных похождений. Стиральную машинку я разгрузил сразу как вернулся с пробежки, и через час мама постучалась в мою комнату, зовя на завтрак.
Скрывать проблемы со сном тяжело. Порой так хотелось поговорить с ними и попросить совет. Может есть какое-то лекарство, помогающее лучше спать и совсем избежать сновидений? Да, я боялся пугать их из-за таких пустяков. Поэтому молчал, желая со всем справиться самостоятельно.
– Милый, что-то случилось? – поинтересовалась мама, с плохо скрываемым беспокойством. – В последние дни ты часто зеваешь за завтраком и стал еще больше раздражительным. Все из-за предстоящего экзамена?
Пару раз моргнув, оторвал взгляд от овсяной каши с черничным джемом. Мама сидела рядом со мной, с собранными волосами в небрежный пучок, из которого торчали в разные стороны «антенны». Отец, читая газету, замер с чашкой кофе в руках, подняв на обеспокоенный взгляд.
– Экзамен? – со смешком переспросил я, на что мама неуверенно кивнула. – Я… – начал было, но запнулся, не зная, что и сказать дальше.
И правда, что мне ответить на ее вопрос? «Знаешь, мам, меня уже почти год мучали кошмары. В них один и тот же сценарий. Много огня, запах гари, пот и дом, где сгорает заживо Элен от удара молнией. Мне страшно. Очень страшно. Это не просто сны, и я не знаю почему так в этом уверен».
Не сочтут ли меня, после такого ответа идиотом или шизиком? Ну-да, рехнувшийся пацан, на фоне огромной усталости и стресса. Какой идиот в выпускном классе будет совмещать Буорл и профильные занятия? Экзамен, ха, ерунда. Это последнее, о чем я сейчас мог думать.
– Экзамен меня конечно напрягает, но не так сильно нервирует, как бессмысленная трата времени на Буорл, – я заметил, как отец напрягся. – И как отмена профильного занятия вчера, ну и неудобное расписание.
– Ты можешь отказаться от… профильных занятий и полностью посвятить себя спорту. Знаешь же, нагрузки будет меньше, да и возможностей больше, – произнес отец, словно несколько дней назад мы не обсуждали эту тему в сотый раз.
