Первоцвет

– Я хочу поговорить с вашей дочерью, а не с вами, – в голосе зазвенела сталь. – Нежелание оставить нас может быть расценено как препятствие расследованию.

Он угрожал ей! Я окончательно испугалась, не зная, как реагировать, и смотрела то на маму, то на Даррела. Лорд Вилмот открыто намекал на проблемы, которые возникнут у нашей семьи, если мама не покинет гостиную.

– Пожалуйста, – добавил с усмешкой он, понимая, что одержал победу в этой маленькой схватке.

– Хорошо, только недолго. Будьте с ней помягче, лорд Вилмот. Мелисса ничего не знает и еще слишком юна, —мама прищурилась, взглядом посылая предупреждение.

Я подавила вздох – в этом году мне исполнялось двадцать, но для родителей я оставалась ребенком.

– Непременно, – с охотой откликнулся Вилмот.

Шурша юбками, мама удалилась, плотно прикрыв за собой дверь. Я знала, что она не будет подслушивать – это было ниже ее достоинства, но после разговора с лордом Вилмотом мне наверняка придется в деталях пересказывать его родителям.

– Мелисса, – Лорд Вилмот жестом указал на диван, – присядьте.

На негнущихся ногах я приблизилась к нему и села на указанное место. Даррел устроился напротив – с комфортом откинулся на спинку, чуть запрокинул голову назад, разглядывая меня. Я же сидела, словно примерная ученица – руки на коленях, подбородок вздернут. Всем своим видом я демонстрировала готовность сотрудничать и слушать – однако лорд Вилмот не спешил заводить беседу, он все смотрел на меня своим темным пронизывающим взглядом, от которого становилось неуютно.

– Сколько вам лет, Мелисса? – наконец заговорил он.

– В этом году исполнится двадцать, лорд Вилмот.

– Сколько вы обучаетесь у лекаря Легуста?

– Пять месяцев.

– А в каком возрасте проявился ваш дар?

– В детстве. Лет в восемь, – я нахмурилась. – Сама я не помню, но мама рассказывала – однажды Несса упала, разодрав себе руку, и я вылечила ее рану.

– Тогда почему вы начали обучение так поздно? В двадцать. Учитывая, что ваш дар проявил себя в юном возрасте, – на губах Даррела играла мягкая улыбка, и тон его был ласков и учтив, однако я чувствовала, что за этой видимостью скрывалось нечто иное, – вам должны были нанять учителя лет в четырнадцать-пятнадцать.

– Не хотела, – призналась я, уставившись на собственные руки.

Бровь лорда Даррела изящно выгнулась.

– Вот как? Вы не хотели развивать свой дар?

От волнения я начала говорить короткими фразами, не понимая, почему мы вообще обсуждаем мои способности:

– Да. Мой отец занимается выращиванием трав. У нас прекрасный сад, в котором я провожу много времени. Мне было интереснее заниматься этим, нежели магией. У меня получалось залечивать небольшие раны, и родители не стали настаивать на моем обучении.

– Что изменилось потом?

– Лекарственные травы и целительство напрямую связаны, – я осторожно взглянула на него. – Лекарь Легуст согласился обучать меня только в том случае, если я буду изучать оба направления.

– Мудро с его стороны. Но я не совсем понимаю вас, Мелисса – вы хотите выращивать целебные травы, чтобы помогать людям, и в то же время отказываетесь лечить их, зная, что можете одним прикосновением исправить то, на что у растений уйдет несколько дней?

– Я…

Я беспомощно уставилась на него. Рассказывать о своих страхах незнакомому человеку было сложно – не говорить же ему, что я до смерти боялась ответственности! Целителей почитали – богиня Лашнан щедро награждала их своей силой, поэтому их считали способными на все – даже вытащить человека из цепких лап смерти. Отчасти так оно и было – они не раз помогали там, где дела казались безнадежными, но я… Я боялась, что однажды не справлюсь. Боялась, что на моих руках кто-то умрет – я не верила в свою силу, я не верила в себя.

С травами было проще – они всегда работали. Порошок наперстянки от головной боли, мазь из горного цвета для заживления ожогов… Я знала, какое растение где нужно применить, а вот своим рукам не доверяла.

– Вы? – лорд Даррел подбодрил меня. – Продолжайте, Мелисса.

– Я боюсь, что однажды моих сил не хватит, и я не смогу кого-то спасти. К целителям приходят лишь с серьезными ранами, – выдавила я. – Со смертельными.

– Вы сможете спасти любого, Мелисса, если будете верить в это. Но не мне вас судить, – лорд Даррел поднялся, – однако…

Он шагнул ко мне, оказавшись впритык. Я невольно подалась назад, спиной ощутив мягкую спинку дивана – внутри все всколыхнулось, возмущенное тем, как бесцеремонно он вторгался в мое личное пространство. Нарушал все правила – называл по имени, вставал непозволительно близко, смотрел слишком пристально.

– Можете продемонстрировать свои силы еще раз? Это просьба, – он протянул ко мне руку и я только сейчас заметила свежую рану на раскрытой ладони.

Широкая красная полоса уже чуть подсохла – кровь не сочилась, однако рана определенно была недавней. И нанесена она была чем-то острым – например, кинжалом. Радовало одно – следов яда не наблюдалось.

Я кивнула.

– Конечно, лорд Вилмот.

Обеими ладонями взявшись за его руку, я ощутила уже знакомое чувство – волна чего-то мягкого и волнующего поднялась из живота к груди, заставив сердце забиться чуть быстрее. Кожа у Даррела была теплой на ощупь, слегка жесткой – сказывались бесконечные тренировки, но прикасаясь к ней, я чувствовала… Чувствовала трепет, словно трогала что-то недозволенное.

Мои пальцы мелко подрагивали, когда я накрыла ими начало раны и сосредоточилась, вспоминая уроки Легуста. Старческий тихий голос возник в голове сам собой – веди от основания до конца, представь, что пальцем стираешь порез, как будто иглой зашиваешь дыру.

– Готово, – я подняла глаза на лорда Вилмота, обнаружив, что все это время он смотрел на меня.

В его глазах мелькнуло что-то хищное, – они стали еще темнее, хотя это казалось невозможным. Я поспешно опустила руки на собственные колени, заметив, что все еще касаюсь его ладони.

– Спасибо, Мелисса, – голос Даррела стал чуть хрипловатым, словно у него перехватило горло от волнения, однако я знала, что это было не так – лицо оставалось спокойным и безмятежным. – Прошу вас воздержаться от посещения дворца в ближайшую неделю. Я пришлю уведомление, когда можно будет вернуться к занятиям.

– Благодарю вас, – только и смогла выдавить я.

Лорд Вилмот отправился к дверям – через минуту я услышала голос мамы, которая интересовалась, как прошла беседа, и в изнеможении откинулась на подушки. Сердце все еще колотилось, и в целом ощущала я себя так, словно пробежала пару верст.

– Мелисса, – мама появилась в гостиной. – Что с тобой?

– Перенервничала, – я попыталась улыбнуться, чтобы не беспокоить маму.

– О чем вы говорили, милая? Все хорошо? Он тебе не угрожал?

Она уселась рядом, взяв меня за руку – прикосновение материнской руки окончательно уничтожило то странное чувство.

– Нет, он спрашивал меня о даре и обучении, – я осеклась, осознав, что про взрыв лорд Вилмот не сказал и слова. – Был вежлив и в конце попросил меня залечить его рану.

– Он мог бы обратиться и к Легусту, – мама нахмурилась.

– Думаю, он просто воспользовался удачным случаем.

– Как бы не так. Держись от него подальше, Мелисса, слышишь?

Я кивнула, хотя предостережение было напрасным – я вовсе не собиралась общаться с лордом Вилмотом. Он пугал меня… Точнее, не он, а чувства, что вызывали его присутствие.

– Собирайся, пойдем в храм, – велела мама, резко сменив тему. – И Агнессу разбуди – пойдет с нами.

– Она наверняка не захочет.

– Хочет она или нет – ей придется. Боги могут быть жестоки, – прошептала мама. – Близится непростое время, милая, и нам нужна их благосклонность. Лашнан благоволит к тебе – ты должна посещать храм чаще.

Я промолчала, не смея возразить. Мама вела себя, как Несса вчера ночью – говорила загадками и не давала ответов. Складывалось впечатление, что у каждой из них была тайна, в которую меня посвящать не собирались – это сбивало с толку и заставляло нервничать.

– И переоденься, – мама мельком взглянула на мое домашнее платье. – Ты должна быть строго в зеленом.

– Я помню, – ответила я, вставая.

Зеленый был цветом богини Лашнан, красный принадлежал Аштар, черный – Кайлашу, а синий носили те, кого одарил Нештор. Четыре божества, четыре стороны света, четыре цвета – и четыре главных храма. С рождением ребенка родители были обязаны посетить их – и оставить подношение для каждого бога в надежде, что кто-то из них обратит свой взор на новорожденного и щедро одарит.

В моей семье такая милость досталась лишь мне – ни отец, ни мама, ни Несса не обладали даром. Только лишь я. Это делало меня особенной – хоть родители и любили нас с Нессой, ко мне внимание было более пристальным, и я постоянно чувствовала эту ношу ответственности – нельзя делать ничего, что могло бы расстроить богиню.

Иногда меня так и подмывало надеть один из запрещенных цветов – синий был моим любимым, однако мама всегда оставалась начеку. Весь мой гардероб состоял из зеленых и белых оттенков, потому что первый воздавал почести богини, а второй считался нейтральным.

Я завидовала Нессе, которая могла носить, что душе угодно, и делать все, что захочется, не опасаясь гнева богини. Я завидовала девушкам, которые надевали алое или вплетали в волосы синие ленты. Я завидовала…

– Поторопись, – бросила мама мне вдогонку.

– Я быстро, – заверила я.

Поднялась наверх и уже возле своей комнаты вспомнила: лорд Вилмот носил черное – цвет Кайлаша, являвшегося противоположностью Лашнан. Она лечила людей, он калечил. Она давала жизнь, он же беспощадно отнимал ее.

Она была прекрасной юной девушкой, он – суровым воином с мечом.

Глава 3

Храм богини Лашнан располагался в западной части города – чтобы добраться до него, нам пришлось пересечь главную площадь, узкие улочки с лавками, городской рынок и наконец оказаться перед четырехугольным зданием из белого камня, чьи стены были увиты зелеными лозами. Широкая лестница из шести ступеней вела к двустворчатым тяжелым дверям с орнаментом в виде цветочного узора, за ними располагался главный зал, в центре которого высилась статуя богини в человеческий рост – прекрасная юная девушка, держащая в одной руке – цветок, а в другой – гребень. Ее длинные волосы украшал венок, а у ног лежали тысячи лепестков и различные подношения: как правило, чаще всего богине дарили травы, но встречались и просто красивые вещи – заколки, ожерелья, гребни и прочие безделушки.

– Мы подождем тебя здесь, – негромко сказала мама, замирая на почтительном расстоянии от статуи.

Я кивнула, нервно сжимая в ладони толстые стебли букета, составленного мной. Здесь были нежные полевые цветы, пахнущие летом, свежие и сочные лотосы, от которых веяло прохладной водой и грациозные, капризные розы – королевы цветов.

Шаг за шагом я приблизилась к безжизненной статуе – бездушная идеальность белого камня резко контрастировала с яркими лепестками. Часть увяла, будто богиня медленно высасывала из них силу.

В храме мне всегда было не по себе. Тут царила тишина, свойственная любому святому месту, а запахи цветов смешивались между собой, создавая резкий и сильный аромат, от которого кружилась голова.

Склонившись, я положила букет к ногам статуи и соединила ладони вместе, беззвучно шепча благодарность Лашнан и прося ее быть милостивой. Поговаривали, что богиня могла ответить – если в волосах на выходе из храма появится цветок, то это означает, что Лашнан услышала мольбу. Со мной такого никогда не случалось – и не сказать, что я была опечалена этим.

Глаза мои были прикрыты, что способствовало обострению слуха – услышав рядом тихие шаги, я осторожно взглянула вправо и заметила молодую женщина с ребенком на руках. Завернутый в зеленое одеяльце, младенец безмятежно спал, не ведая, что в данную секунду решается его судьба.

Плавно покачивая драгоценную ношу, женщина зашептала молитву. Я прислушалась: она просила богиню одарить ее дочь, говорила с надрывным шепотом и блеском в глазах, словно от милости Лашнан зависели их жизни. Так оно и было – судя по платью, женщина происходила из небогатой семьи, и, если ее дочь получит дар, сможет неплохо зарабатывать. Ее с радостью возьмут жрицей в любой из многочисленных храмов, расположенных по всей стране, или же она сможет лечить знатных господ, пойдя в услужение к какой-либо семье.

Но хочет ли этого сам ребенок?..

Я еще раз взглянула на безмятежное лицо младенца. Без дара он может вырасти и стать кем угодно, но с ним… Есть только два пути.

Поклонившись напоследок, я торопливо покинула храм, не заметив нигде мамы с Нессой – должно быть, они вышли, чтобы не мешать мне. Ярко-красное платье сестры я увидела сразу, как только мои ноги коснулись первой ступени – вместе с матерью Агнесса беседовала с леди Байнесс, чью голову венчала нелепо пышная шляпка, щедро украшенная цветами.

Когда я добралась до них, светская беседа уже подходила к концу – обменявшись приветствием с леди Байнесс, я справилась о ее здоровье, вытерпела дружеское поглаживание моей щеки и попрощалась – леди торопилась засвидетельствовать свое почтение богине.

– Не понимаю, – Агнесса взяла меня под руку, – почему все так спокойны?

– О чем ты? – отозвалась я, видя, как напряглась мамина спина.

– Не здесь, – сурово сказала она, и Несса притихла.

По дороге я мучилась догадками, искоса посматривая на о чем-то размышлявшую сестру – задумчивость была несвойственна ей, и это меня пугало. Мама выглядела бледной и уставшей – ее ладони с силой сжимали ремешок маленькой сумочки, пока наемный экипаж вез нас в дом.

Только в родных стенах Несса озвучила свое негодование:

– Никто ничего не говорит про взрыв во дворце! Уж леди Байнесс, известная сплетница, точно в курсе последних новостей!

– Это не те вещи, что должны обсуждаться на улице, – заметила я.

Сестра закатила глаза.

– А где они должны обсуждаться? Следовало пригласить леди Байнесс на чашечку чая? От ее болтовни к вечеру у нас бы разболелась голова.

– Такова цена за свежие сплетни.

– Но мы-то можем ее не платить, – Несса хитро взглянула на меня, – ведь у нас есть ты, которая легко может избавить нас от боли.

– Агнесса, – вмешалась мама. – Дар Мелиссы – величайшая милость богини, которую нельзя растрачивать на лечение головной боли или царапин.

– Да, да, – невежливо перебила ее сестра. – Подождем, пока кто-нибудь из нас смертельно заболеет.

– Агнесса, – мама произнесла ее имя с особой интонацией, и Несса тут же успокоилась. Но только до вечера – за ужином она вновь подняла тему взрыва, вызвав раздражение обоих родителей – отец, приехавший из дворца, поморщился и в гневе бросил салфетку на стол.

– Я буду у себя в кабинете, – сообщил папа, поднялся и покинул столовую.

С минуту царила тишина, а следом встала и мама, сухо пожелав нам спокойной ночи.

– Ты можешь держать язык за зубами? – повернулась я к сестре.

– Я всего лишь спросила!

– Не надо спрашивать. Родители сами расскажут, если посчитают нужным.

– Ничего они не расскажут, и ты это знаешь!

Вспылив, Несса вскочила и унеслась наверх. Я осталась сидеть за столом одна, мрачно оглядывая недоеденный ужин. Аппетит пропал.

Выслушав печальные охи Уинифред, вечно переживающей на тему моей худобы, я пообещала ей плотно позавтракать утром и направилась к себе, думая, что не усну в ближайшее время, однако сон неожиданно быстро подкрался ко мне – веки налились тяжестью, тело расслабилось. Сладко зевнув, я заснула в обнимку с книгой.

Жуткий шум разбудил меня посреди ночи – в тишине мирно спящего дома вдруг раздались удары, послышались хлопки дверей, чьи-то встревоженные шаги и взволнованный шепот. Замерев в кровати, я недоуменно прислушивалась к переполоху внизу: неужто что-то случилось? Опять взрыв? Покушение на жизнь правителя вполне могло стать объяснением и лихорадочным ударам, и бесцеремонному вторжению в неприличное время суток.

Голоса внизу стали громче, и мне показалось, что среди них был плач матери. Не в силах больше оставаться в неведении, я откинула одеяло и поспешила в коридор, благополучно позабыв про обувь.

Когда я ступила на лестницу, с высоты которой открывался вид на холл первого этажа, гостей уже не было. В центре стояла растерянная мама – в тонком халате, накинутом поверх ночной сорочки, с распущенными волосами, она изумленно озиралась вокруг, словно не могла поверить в то, где находится.

Рядом с ней, как пойманная в силки пташка, билась Уинифред.

– Госпожа, пойдемте в столовую, выпьем чаю, – уговаривала она, заламывая пухлые пальцы. – Я вам приготовлю успокаивающий отвар, добавлю меда… Леди Далия…

Уинифред боязно прикоснулась к руке матери, пытаясь осторожно увести. И моя мама, спокойная, сдержанная женщина, всегда хорошо относившаяся ко всем слугам, вдруг ударила ее по руке и взвизгнула:

– Нет!..

Больше я не могла молча стоять и притворяться, что меня здесь нет.

– Мама, – тихо позвала я, напуганная увиденным. – Что случилось?

Подняв на меня заплаканные глаза, она вздрогнула. Очевидно, не ожидала, что я могу увидеть ее в таком состоянии.

Надо отдать ей должное – что бы ни происходило, мама всегда оставалась прежде всего леди Далией. Она была третьей дочерью разорившегося лорда Монбле. Выросшая среди роскоши, в окружении слуг, стремящихся угодить ей, леди Далия, тем не менее, не утратила человечности – а когда ее отец обеднел, с достоинством вышла замуж за господина Рэнфли.

На большее мама рассчитывать не могла – ввиду отсутствия титула или приданого, однако Ричарду не нужно было ни то, ни другое. Он хотел крепкую семью, уютный дом и детей, в результате чего появился наш небольшой, но красивый и ухоженный особняк на улице Роуд, и мы с Агнессой…

– Иди к себе, Мелисса, – мама справилась с эмоциями и гордо выпрямилась.

– Но мама!

– Иди. Утром поговорим, – в тоне зазвучали непоколебимые нотки.

Послушавшись, я уже развернулась, чтобы удалиться в свою спальню, как вдруг поняла, что меня смутило – отец!

– А где папа?

– Его срочно вызвали, – донесся до меня подрагивающий голос матери – верный признак подступающего гнева. – Мелисса, не испытывай мое терпение.

Теперь-то точно стоит послушаться. Я вернулась в свою комнату, юркнула в не успевшую остыть постель и крепко призадумалась. На смену сну пришли странные, пугающие мысли: почему мама так разнервничалась, что даже ударила служанку? Уинифред – единственное, что осталось от ее жизни в замке. Да, с собой в дом мужа мама не привезла ни денег, ни украшений, но с ней была верная Уинни…

Какое событие могло вышибить из леди Далии самообладание, отточенное годами?

Проворочавшись до утра в кровати, внезапно вставшей неудобной и жесткой, я покинула ее с первыми лучами солнца. Торопливо умылась в купальне, расчесала волосы, заплетя их в косу, надела домашнее платье – простое, с длинными рукавами, достигавшее лодыжек, оно было моим любимым из-за насыщенного цвета и мягкой ткани.

Когда я спустилась в столовую, то обнаружила, что мама уже не спит. Она сидела за столом – на месте отца, задумчиво рассматривая узоры на скатерти. Возле правой руки стоял наполовину пустой чайничек, в котором плавали веточки растений, славящихся успокоительным действием, что говорило лишь об одном – мама или встала намного раньше меня, или вообще не ложилась. В пользу последнего свидетельствовал и домашний халат – тот самый, в котором я видела ее ночью.

– Доброе утро, – осторожно поприветствовала ее я, садясь на свое место.

– Агнесса еще спит? – обратилась ко мне мама.

Я кивнула. Сестру не разбудил даже ночной шум – она спокойно могла спать и под взрывы, и под торжественный оркестр, который обычно играл в праздничные дни; близкое расположение особняка к королевскому дворцу имело как преимущества, так и недостатки.

– Что же, ты все равно узнаешь об этом. Мелисса, ночью к нам явились королевские стражи.

Мама сделала паузу, чтобы отпить холодный чай. Я смотрела на ее тонкие изящные пальцы, которые чуть подрагивали, сжимая чашку, и понимала – случилось что-то плохое, нет, что-то ужасное.

– Ричарда обвинили в покушении на жизнь короля.

– Что? Нет!

Я была так ошарашена этой новостью, что вскочила, сжимая кулаки.

– Сядь, – жестким голосом произнесла мать. – И выслушай до конца. Покушение было неудачным. Король сумел выжить, но он находится в крайне тяжелом состоянии.

Я беспомощно опустилась обратно на стул. Часы на каминной полке продолжали отсчитывать время, а мир вокруг меня замер. Мы сидели напротив друг друга – в моих глазах плескались ужас и отчаяние, а в глазах мамы – холодная решимость.

– Почему они обвинили папу?

Мама вздохнула.

– Они обнаружили цветок.

– Цветок?

– Не просто цветок, а жутко ядовитое растение. Ты должна была слышать о нем – турцин. Он произрастает…

– В горах, – закончила я вместо мамы.

В тех самых горах, жители которых ведут отчаянную войну с нашим королем. Турцин – прекрасный плод дикой местности с темно-розовыми бутонами и утонченным запахом, только вот он ядовит настолько же, насколько и красив – в турцине для человека опасно все: от аромата до лепестков.

– Остатки турцина были обнаружены в королевской оранжерее, – продолжила мама. – И именно им же ночью пытались отравить короля Фредерика. В вечернее укрепляющее снадобье был добавлен яд – король выпил его в присутствии своего советника и тут же упал. Это все, что мне удалось выведать, – мама отставила чашку в сторону и нервно стиснула пальцами край стола. – Ночью к нам пришла стража и увела Ричарда.

– Невозможно, – прошептала я. Мои глаза наполнились слезами. – Папа бы не стал… Ты знала о турцине? А советник? Это наверняка он отравил снадобье!

Мама отвернулась, со злостью глядя в стену.

– Что же теперь будет? – тихо спросила я. – Дознаватели во всем разберутся, ведь так? Ведь это советник…

– Думай, что говоришь!

Голос мамы осадил меня, словно лошадь – хлесткий удар кнута.

– Даже в этих стенах, – предупредила она чуть мягче. – Советник Амблер много лет трудится на благо страны.

Я вскочила.

– Отец тоже!

– Мелисса, сядь!

– Нет уж! Я пойду и узнаю, почему его забрали! Где его держат? Почему до сих пор не отпустили? Ведь допрос должны были уже провести!

– Мелисса…

– Я не буду сидеть тут и ждать неизвестно чего!

– Мелисса!

Крик матери, донёсшийся в спину, не остановил меня. Полная негодования и решимости, я выскочила из дома, оказавшись в центре улицы Роуд – и застыла, ошеломленная. Вместо привычного гомона и шума меня оглушила тишина. Немногочисленные прохожие со скорбными лицами осторожно передвигались по обеим сторонам от широкой дороги, ведущей прямо к воротам дворца. Значит, новость уже пронеслась по столице…

Едва я сделала шаг вперед, как встретилась взглядом с одной из женщин, бредущих по улице. В руках у нее была корзина, прикрытая светлой тканью, серое платье с повязанным поверх фартуком не оставляло сомнений – служанка одной из семей, проживающих на улице Роуд. Почти все, кто тут жил, состоял в хороших отношениях с королевской четой, и лишь в самом конце можно было увидеть несколько магазинов и лавок – очевидно, именно оттуда женщина и шла, неся в корзине свежую выпечку или молоко.

Ее взгляд, полный презрения, ошеломил меня. Я замерла, словно наткнувшись на невидимую преграду, а служанка, ускорив шаг, прошла мимо, бросив тихое, но злое:

– Отродье убийцы!..

– Мелисса, – мама схватила меня за руку, неслышно подойдя сзади. – Идем в дом.

Как заколдованная, я поддалась, позволив себя увести. Внутри особняка мама, успевшая накинуть поверх халата дорожный легкий плащ, устало сняла его и передала в руки Уинифред.

– Я же звала тебя, просила остановиться, Мелисса. Сейчас не то время, чтобы действовать необдуманно. Мы должны быть осторожными, иначе нас могут обвинить…

– В чем, мама? – с горечью спросила я. – Скажи уже правду. Отец правда выращивал турцин, чтобы убить короля?

– Не смей так говорить, – она стиснула мою ладонь. – Все не так. Новости распространяются со скоростью пожара – обвинение еще не вынесли, а нас уже считают семьей убийц. Мелисса, выходить на улицу сейчас небезопасно.

– И что мы будем делать?

– Ждать, – коротко ответила она. – Я напишу письма своим друзьям, тем, в чьем отношении не сомневаюсь.

– А дальше? Что, если они не ответят? Почему мы не можем пойти во дворец? Попросить аудиенции у принца Дариана? Спросить напрямую у начальника стражей? Папа ведь там один, и…

Я задохнулась от волнения, на миг перестав говорить, и мама тут же воспользовалась этой заминкой.

– Послушай меня, Мелисса, – властно объявила она. – Мы сделаем все так, как я скажу. Стражи ночью велели не покидать дом и дожидаться, когда нас вызовут во дворец. Повторяю: любой неверный шаг усугубит не только наше положение, но и положение твоего отца. Будь послушной и не выходи никуда.