Академия Пента

– Верба Ремез! Ну, от вас я не ожидал! – воскликнул он с укоризной.

– Простите, простите!

Надев термостойкие рукавицы, мы с Вербой вдвоем схватили котел и поскорее опорожнили его в специальный резервуар для утилизации магических зелий.

– Сдадите лабораторную в следующий раз, – строго сказал учитель.

– Господин Травничек, а можно мы вместе ее закончим? – попросила я. – Мой котел в полном порядке.

– Это пока, – предупредил он, – потому что, судя по цвету, в ваше зелье пора добавить порошок драцены, а вы этого не сделали.

Верба тут же, не глядя схватила нужный пакетик и исправила мою ошибку.

– Ладно, – улыбнулся учитель. – Только не забудьте описать весь процесс в тетрадях! Я проверю.

Бросив в котел еще щепотку какого-то порошка и понюхав зелье, Верба, крайне заинтригованная, обернулась ко мне:

– Что он сделал? Предложение?!

– Деловое предложение, а не то, что ты подумала! – прошипела я. – Ворон предложил, чтобы мы вместе поработали над моей фрактальной схемой. Он хочет сделать со мной общий курсовой проект.

Недавно до нас дошла скорбная весть, что помимо экзаменов, подстерегающих нас в конце семестра, мы должны были сдать еще курсовую работу – небольшое исследование по своей специальности. Причем это исследование должно было иметь практическую ценность, то есть его нельзя было сдать, просто переписав чью-нибудь статью в библиотеке.

Верба заинтересованно вскинула бровь:

– Звучит заманчиво.

– Ага. Слишком заманчиво. Моя чуйка предупреждает, что здесь скрыт какой-то подвох.

Наверное, у многих людей есть внутренний голос, но моя проблема заключалась в том, что у меня их два. Романтическая часть моей натуры была уверена, что Кай Ворон – исключительно порядочный парень, проявивший в отношении меня редкую щепетильность. Несомненно, когда он увидел на экзамене мою примитивную схему, то за пять минут мысленно ее усовершенствовал, сделал расчеты, подготовил коммерческое предложение и готов был хоть завтра подавать на патент, но ему не хотелось делать это в одиночку.

Большинство магов из Золотой дюжины не отличались подобной честностью. Моя мама, работавшая в глуши, потом не раз находила свои идеи – и даже готовые фрагменты своих артефакторных схем – в новых изобретениях столичных магов, которые поступали на рынок. Господа маги, не стесняясь, получали за свои «открытия» премии и награды, а потом благодушно улыбались репортерам, которые спрашивали: «Ах, господин Криводел, у вас такой талант, такая потрясающая интуиция! Скажите, как вы догадались, что, совместив эти две разные схемы, можно получить совершенно уникальный результат?»

После каждой подобной новости мама надолго закрывалась в мастерской. Просто сидела и курила, глядя в окно, а потом с еще большим ожесточением принималась за работу. «Улыбаемся и пашем», – с невеселой усмешкой говорила она каждый раз, когда на нас обрушивалась новая неприятность. Когда счета, падавшие в почтовый ящик, становились все крупнее, когда Лилька устроила истерику на тему «я в нашем классе самая нищебродка!», когда папа, а следом за ним и Данка слегли в больницу с тяжелым гриппом, а у нас не хватало денег на частных врачей… Когда кто-нибудь из досужих соседей снова принимался судачить: «Это в столице маги что-то умеют, а наши… Вон, Синицу-то поперли оттуда. Не сдюжила. Не по ее мозгам такая работа». Мама все равно старалась держать лицо.

По словам врачей, она умерла от запущенной простуды, которая незаметно перетекла в воспаление легких. Но иногда меня настигала пугающая мысль, что мама просто надорвалась, пытаясь кому-то что-то доказать. У нее просто кончились силы.

В отличие от своих коллег из Золотой дюжины, Кай Ворон был порядочным человеком и не хотел поступить так со мной. Это делало ему честь. Поэтому романтик во мне радостно восклицал: «Соглашайся, что тут раздумывать! Да любой артефактор счел бы за счастье работать с Вороном!» В то же время мой внутренний скептик намекал, что любой маг из Золотой дюжины – это коварное беспринципное существо, способное легко и непринужденно растоптать тебя в пыль ради собственной выгоды. Голос здравого смысла был сильнее. И, наверное, я отказалась бы от предложения Кая, если бы не вмешались два внешних фактора в лице Беркута и угрюмой госпожи Скопы…

Тем временем атмосфера в классе становилась все более сонной. Пахло у нас, как в лесу, где только что прошел грибной дождь. Некоторые, пользуясь близорукостью Травничка, откровенно клевали носом. Пока Верба колдовала над котлом, а я тщательно заносила в тетрадь результаты наблюдений, занятие незаметно подошло к концу.

– Время кончилось, сдаем работы, – разбудил нас голос преподавателя.

Все лениво зашевелились. И вдруг нам в уши вонзился кошмарный вопль, от которого у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Мы с Вербой резво подорвались с места. Что случилось? Кто-то перепутал настой? Отравился? Мы все умрем? Я была готова к любому исходу, но не к тому зрелищу, которое открылось мне в дальнем конце кабинета. Майя, вся багровая от крика, стояла там, тыча пальцем в последнюю парту.

За самым дальним столом сидел Остриш, склонив голову на тетрадь. Я еще удивилась, как это Майя не разбудила его своими воплями, а потом увидела с ужасом, что в его спине торчит нож. На простой коричневой рукояти поблескивала эмблема Пенты: семиугольный щит со знаками пяти факультетов.

***

Когда мы убедились, что Остришу уже ничем не поможешь, Травничек с несвойственной ему решительностью выдворил нас из кабинета, запер дверь и широкими шагами направился в ректорат. Мы все, зеленые от шока, сгрудились в коридоре. Никто не ушел на следующую пару, никто не посмел даже пикнуть, что у него на сегодня были запланированы другие дела. Нас словно выбросило в другую реальность. Все молчали, изредка обмениваясь ошарашенными взглядами.

И у всех, я уверена, в голове крутился один и тот же вопрос: кто это сделал?

– Неужели он действительно мертв? – прошептала Пеночка. Ее огромные карие глаза наполнились слезами.

– Нет, это он пошутил так, – резко ответил Змееед, костистый чернявый парень из Вербиной группы. – Приколы у нас такие!

Верба зябко повела плечом. Мы с ней неосознанно придвинулись ближе друг к другу… и одновременно вспомнили о Мьюле. Она ведь тоже сидела сзади! Более того – рядом с Остришем! В последние дни эта парочка повсюду ходила вместе.

Мьюла нашлась рядом с Майей. Стоя возле окна, она рыдала, уткнувшись лицом в носовой платок. Мы с Вербой спросили наперебой:

– Как ты?

– Ты что-нибудь видела?

Она отрицательно покачала головой и высморкалась. Лицо у нее было белое, как полотно, губы тряслись.

– Он был один. Я пересела от него еще в начале урока. Потому что Остриш, он… ну…

– Приставал? – мрачно спросила Верба.

Мьюла кивнула, вновь спрятав лицо в ладони. Мы трое переглянулись. Что ж, обычное дело. Некоторые парни стремились использовать на всю катушку уютную темноту в классе и относительное уединение стоящих в последнем ряду столов. Правда, такое поведение было свойственно скорее Злату, чем Остришу, но кто его знает. Мы вообще о нем мало что знали.

– Из-за этого мы поругались, – всхлипнула Мьюла. – Ужас! Теперь меня заподозрят?

– Не пори чушь.

Чтобы наша хрупкая Мьюла вонзила нож парню в спину за его неуклюжие заигрывания? Да это нонсенс.

– Никто так не подумает, что ты! – сказала я, погладив ее по плечу.

– А кто тогда его убил?

Это был страшный вопрос. Как ни крути, а убийство должен был совершить один из находившихся в аудитории. То есть один из нас. От мысли, что я сейчас стою в двух шагах от маньяка, делалось жутко. Остальным тоже явно было не по себе. Змееед вдруг вызверился на Вербу, которая как-то не так на него посмотрела:

– Че ты пялишься на меня! Я вообще спал! Может, это ты его угандошила!

– Не я и никто из нас, – веско заявила Верба. – Вы все с ума посходили, что ли? Никто не заметил, что в кабинете есть еще одна дверь? Прямо за столом Остриша.

Все как по команде посмотрели на стену. Действительно, в кабинет Питера Травничка вели две двери. Просто вторую дверь, расположенную в конце класса, никто обычно не замечал.

– Значит, это мог быть кто угодно! – с облегчением выпалила Пеночка.

Остришу от этого было не легче, но мы все вздохнули немного свободнее. Змееед попытался восстановить ход событий:

– Допустим, кто-то принес с собой нож, прокрался внутрь и убил Остриша, а мы ничего не заметили, потому что было темно.

– И еще потому, что кое-кто дрых на уроке, – добавил кто-то. Послышался нервный смешок.

– Я проснулся, только когда Майка завопила, – признался Змееед. – Орала, как сирена!

За эти слова Майя пихнула его локтем. Верба подняла руку:

– Стой! Убийца не привозил нож в Академию. Помнишь инвентарную метку на рукоятке? Это нож из хранилища артефактов.

– О, значит, это артефакт. Еще интереснее, – пробормотал Змееед.

Я с уважением посмотрела на Вербу. Невероятно, как ей удалось подметить столько деталей, пока мы все бессмысленно топтались возле несчастного Остриша, словно стадо овец. «Зачем ей косметический салон? – думала я. – Пусть лучше открывает свое детективное агенство!» Потом я задалась вопросом, как убийце удалось остаться невидимым. Неужели никто, совершенно никто не заметил человека, крадущегося с занесенным ножом за их спинами? Ладно, мы с Вербой сидели далеко от Остриша, и к тому же были увлечены разговором о Вороне. В тот момент я не заметила бы, даже если бы мимо нас прокрался целый отряд диверсантов. А остальные? Неужели никто ни разу не обернулся? А если бы дверь скрипнула? Насколько она скрипучая, кстати? Нужно было срочно провести следственный эксперимент.

Не успела я подумать, что на дверной ручке могли остаться отпечатки пальцев, как притащился Беркут со своими приспешниками и тут же подергал дверь в кабинет.

– Не трогай! – поспешила я предупредить, но было поздно.

Злат Беркут обернулся ко мне. Ухмыльнулся, насмешливо прищурившись:

– Синь? Это ты, что ли, отчудила? Уже начала убирать конкурентов?

– Что? – не поняла я.

Меня заслонила разгневанная Верба:

– А ну пшел отсюда! – рявкнула она на Беркута так, что он даже попятился. – Засунь свой поганый язык себе в одно место! Синь всю пару просидела рядом со мной, ясно?

Только тогда я сообразила, что он имел в виду. Остриш был артефактором, причем не из худших, а в конце семестра нас ожидал новый отсев. Получалось так, что мы с Остришем были соперниками… ну и что? Неужели кто-то подумает, что мы начнем убивать друг друга только ради того, чтобы остаться в Пенте?! Кто может быть настолько циничен?

Однако самодовольная физиономия Беркута наглядно свидетельствовала, что как минимум одного такого циничного человека я вижу прямо перед собой. А судя по сердито-испуганному лицу Вербы, его обвинения и правда могли принять всерьез.

Глава 8

На допросах от нас было мало толку. Полиция приехала ближе к вечеру и в тот же день опросила всех первокурсников, но не узнала ничего дельного. Никто ничего не видел, не слышал и ножа в руках не держал. Все разговоры проходили в присутствии нашего ректора, господина Коростеля. Худой и нескладный, похожий на отвесную скалу, нависающую над головой, он зловещей серой тенью маячил в глубине кабинета. В допросы он не вмешивался, только пристально всматривался в каждого из нас своим желтым взглядом и, вероятно, применял какую-нибудь специальную магию, пытаясь выудить наши самые потаенные мысли. Я подумала, что если бы среди нас был преступник, то он непременно сознался бы. Уж лучше сдаться полиции, чем попасть в лапы разъяренного кроветворца!

Вечером в столовой Коростель произнес суровую проникновенную речь, в которой выразил уверенность, что убийцу вскоре найдут. От его тона нас всех пробрало ознобом. Тем же вымораживающим тихим голосом Коростель сообщил о новом распорядке: начиная с этого дня, ни один студент не мог покинуть пределы Академии без подписанного разрешения от декана, а по вечерам действовал комендантский час. За первое нарушение следовал строгий выговор, за два нарушения – карцер. Мы содрогнулись. Насчет здешнего карцера – мрачной полуподвальной камеры, облицованной шонгритом – нас просветили в первый же день. Этот подвальчик мог за несколько дней выпить из вас всю магию, включая резерв. Посидишь там неделю, а потом будешь месяц по больницам лежать, магию восстанавливать и бронхит лечить.

Пока ректор рассказывал о невеселых изменениях в нашей жизни, его коллеги стояли рядом, и взгляд госпожи Скопы, медленно перемещавшийся по нашим рядам, тоже заметно действовал всем на нервы. На мне она особенно долго задержала свое внимание, из-за чего сидевшие рядом студенты начали перешептываться и подталкивать друг друга локтями. Мне хотелось дать пинка Беркуту: наверняка это из-за него! Неужели он успел поделиться своими подозрениями со всем потоком?

Ужин прошел в тягостной тишине, печальной и строгой. Тишина была такой всеобъемлющей, что мы слышали, как за преподавательским столом шепотом сокрушался Травничек. Оказалось, что Остриш хотел сообщить ему что-то сразу после урока, но не успел.

Пять дней спустя убийца все еще был на свободе. Полиция выяснила лишь то, что нож действительно украли из хранилища артефактов на кафедре кроветворцев. Более того, преступник немного усовершенствовал артефакт, вставив в рукоять кристалл снежного обсидиана. Сам нож нам не показывали из соображений безопасности, так что мы видели только его фотографии. Теперь на допросы дергали тех, кто теоретически мог иметь доступ к хранилищу. Злат Беркут ходил злой как волк. Остальные однокурсники после нервной суеты впали в апатию. У нас все валилось из рук. Я провалила контрольную по теории рун. Мьюла однажды пришла к нам в гости с перевязанной рукой – поранила ладонь, когда пыталась открыть фрамугу. В результате они с Вербой чуть не подрались. Верба настаивала, чтобы подруга показала ей рану, а та упиралась.

– Трусиха! – сердилась Верба. – Знаю я тебя, без руки ведь останешься! Дай хоть мазью намажу!

– Да зачем мне твои лекарства, я сама зельевар!

Я налила девчонкам успокоительного чая с мятой, зверобоем и душицей, тоже заваренного Вербой, и попыталась воззвать к их совести. Понимаю, что время такое, мы все на взводе, но ссориться-то зачем? В конце концов, обиженная Мьюла ушла к себе, залечивать душевные и телесные раны, а я подсела к подруге.

– Что с тобой?

Посопев, Верба неохотно призналась:

– У меня зелье пропало. «Слезы василиска». Маленький такой флакончик.

М-да, неприятненько. Воровство в общагах не было чем-то из ряда вон выходящим, но раньше мы с ним не сталкивались.

– Вот заразы! – посочувствовала я. – Интересно, кто бы мог его свистнуть… Если хочешь, можем сигналку на дверь поставить. Я соберу. Дорогое зелье-то?

– Да не в этом дело, – поморщилась Верба. – Я теперь, получается, под подозрением. Ты же слышала, что нож украли из хранилища на кафедре кроветворцев, а все опасные артефакты там содержатся под замком.

– Ну и при чем тут ты?

Верба объяснила:

– «Слезы василиска» – это такое зелье, что лучше любой отмычки. Пять капель в замочную скважину – и вместо цилиндра замка у тебя будет дырка. Наверняка именно для этой цели его и взяли. Вот, сижу жду теперь, когда меня потащат на допрос.

Что за чушь! Мне казалось, она преувеличивает.

– Но ведь мы с тобой знаем, что ты не лазила не в какое хранилище! Мало ли чье зелье могли использовать? Пусть сначала докажут, что это твое!

– Мои флаконы легко опознать, они все подписаны, – вздохнула подруга. – По ним меня можно вычислить с полпинка.

Она достала с полки крошечный пузырек, запаянный воском. На донышке был выдавлен вензель в виде буквы «В».

– Я думала, что это будет моим фирменным знаком, когда открою салон, – понуро сказала Верба. – А стало уликой.

Я покачала головой:

– Никто в здравом уме не подумает, что тебе вдруг захотелось пристукнуть Остриша. Я вообще не понимаю, зачем кому-то понадобилось его убивать!

– Он что-то знал.

Верба с отвращением понюхала свою кружку.

– Тьфу, не могу больше пить этот чай! Пошли лучше какао сварим.

За окнами плавала чернильная темнота, но нам было не до сна. Где уж тут спать, когда вокруг творятся такие дела… Коридор, в который выходили двери остальных комнат, был полутемным и тихим. Мы пошуршали на кухне, а потом прокрались с кастрюлькой обратно, решив лучше посидеть у себя. Давно пора было не торопясь, с толком обсудить все происшедшее, причем лучше в нашей комнате, чтобы нас не подслушали чьи-то чужие уши.

– Каким был Остриш? – спросила Верба, доставая чистые листы бумаги и ручки. – Вспомни.

– Тихий, наблюдательный, – принялась я перечислять. – Въедливый.

– Любитель чужих секретов. Помнишь, сколько он про Ворона наболтал, когда хвастался Мьюле?

– Если он со своим любопытством случайно влез в дела Надзора, Беркут мог запросто его прикончить. За ним не заржавеет.

– Почему именно Беркут? – спросила Верба, остро взглянув на меня. – Нет, я понимаю, что он тот еще гад, но все-таки?

Потому что Ворона я в качестве убийцы не представляла. Категорически.

– Ну… он кроветворец.

«А они способны на все», – мысленно договорила я.

– У него наверняка есть ключ от кафедры, ведь он из Золотой дюжины. Ему было проще всех забраться в хранилище.

Да, хранилище… Нож. Мы все были в шоке, когда выяснилось, что орудием преступления послужил тот самый артефакт кроветворцев, про который все думали, что он давно сгинул. То есть убийце даже не нужно было подкрадываться к Остришу, достаточно просто смазать нож его кровью, приоткрыть дверь в кабинет и выпустить нож из рук. Тот сам нашел свою жертву. Я поежилась от неприятного ощущения, чувствуя себя так, будто между моих лопаток была нарисована мишень.

– Но где убийца взял кровь?

Догадаться было несложно:

– Остриш недавно поранился на физре, помнишь? Он еще ходил потом с марлевой нашлепкой во всю бровь. Убийца вполне мог воспользоваться этим случаем. Зайти в медпункт, стащить вату из мусорной корзины, активировать артефакт… а затем, в нужный момент запустить его.

Верба задумчиво разглядывала полки с книгами, постукивая ручкой по столу.

– Да, все сходится. Преступник должен был заранее завладеть ножом, если успел его усовершенствовать. Значит, все это было спланировано. Кстати, как ты думаешь, зачем ему понадобился обсидиан в рукояти?

– Это довольно редкий камень, – пояснила я. – Его обычно используют для остроты лезвий. В хирургии, например.

Помню, однажды папин старый друг подарил ему набор кухонных ножей с отделкой из обсидиана. Я тут же продала его от греха подальше. Во всем, что касалось домашних дел, у нас с Лилькой обе руки были левые, а этими ножами можно было порезаться, просто положив ладонь на кухонный ящик. В спину Остриша такой нож должен был войти легко, как в масло… Я невольно представила себе эту картину, с трудом подавила дрожь – и поспешно потянулась за кружкой, чтобы прогнать тошноту.

С другой стороны, снежный обсидиан был хорошей уликой. Он мог привести нас к разгадке. Мне пришла в голову мысль:

– Обсидиан довольно сложно купить, так что это хорошее направление для поисков. Можно обзвонить потенциальных продавцов и поспрашивать. У меня осталось несколько кристаллов от мамы…

Верба исподлобья посмотрела на меня:

– Они у тебя здесь? С собой?

– Конечно. Где же еще!

– Пересчитай.

Я скептически посмотрела на нее, но Верба была настроена предельно серьезно.

– Ты же не думаешь…

– Считай, что я заразилась от тебя подозрительностью. Пересчитай.

Чтобы ее успокоить, я полезла в свои коробочные запасы. Достала пакетик с кристаллами и глазам своим не поверила. У меня было шесть камешков. Осталось пять. Я растерянно порылась в других пакетах:

– Наверное, я потеряла его где-нибудь… Обидно.

Моя подруга хлопнула по столу ладонью:

– Синь, вынь голову из задницы и посмотри фактам в лицо! Кто-то пытается нас подставить. У меня украли зелье, у тебя камень. Наверное, это и правда Злат, сволочь! Убил Остриша и хочет свалить все на нас.

Теперь уже я начала сомневаться. То есть я не питала иллюзий относительно моральных устоев Злата Беркута, но сомнительно, что он мог провернуть в одиночку такую заковыристую интригу. Чтобы не уснуть прямо здесь, за столом, я добавила себе в какао побольше сахара. От глюкозы мозги заработали быстрее, и вскоре у меня созрела другая идея:

– Возможно, убийца пытается подставить не лично нас. Просто мы оказались самой удобной мишенью. Такое редко бывает, чтобы артефактор и зельевар жили в одной комнате, обычно все-таки стараются селиться по специальностям. А мы с тобой живем вместе, и на пары часто ходим вместе. В одну комнату забраться проще, чем в две. Возможно, убийца хотел бросить тень сразу на несколько факультетов.

– Действительно, – согласилась Верба. – Этот уродский нож ставит под подозрение артефакторов, зельеваров и кроветворцев. Остаются погодники и предсказатели. Значит, по логике, Остриша убил кто-то из них.

Ее логика показалась мне несколько кривоватой, ну ладно.

– Кто из погодников был тогда на уроке?

– Лаванда Грач, – скривилась Верба.

– Ты вспомнила ее, потому что она тебе не нравится.

– Терпеть ее не могу, стерву. Но так и быть, будем беспристрастны и пройдемся по всем студентам. И по преподавателям. А что? – прищурилась Верба, поймав мой изумленный взгляд. – Думаешь, у них нет секретов?

– Для начала исключим нас.

Этот момент не вызвал никаких возражений.

– И Мьюлу. Хотя она тоже сидела сзади.

Верба задумчиво кивнула.

– Да, она как-то не вписывается в сценарий. Слишком много в ней эгоизма.

Возможно, это не очень красиво с моей стороны, но было приятно, что Верба не поддалась кукольному очарованию Мьюлы и подмечала все ее недостатки, которые та пыталась скрыть за слащавыми улыбками. Хотя ее последнее замечание насчет эгоизма показалось мне забавным:

– По-твоему, убийства совершают только благородные альтруисты?

– Нет, но Мьюла… как бы сказать, слишком зациклена на себе, что ли. Такие люди чаще становятся жертвами, чем преступниками.

– Сплюнь!

Мне стало зябко от мысли, что убийца мог наметить себе еще одну жертву. Не дай бог!

– Из предсказателей на уроке была Олива Каменка, – вспомнила Верба, – и тоже сидела в задних рядах. Не могла куда-нибудь поближе сесть, что ли!

Задние парты на семинарах всегда пользовались популярностью. А Олива была подозрительна уже тем, что переехала из своей башни в общагу.

– Думаешь, она зарыла в башне чей-нибудь труп? – спросила Верба, задумчиво грызя кончик косы.

Спустя час усиленных размышлений наш список подозреваемых увеличился вдвое. Когда число фамилий в нем перевалило за пятьдесят, мы сдались. Нельзя было исключить абсолютно никого!

– Мы окружены преступниками, – грустно констатировала Верба, пока я вела кончиком пера по бесконечному перечню фамилий.

Моя ручка замерла напротив фамилии Беркута и обвела ее.

– Да… Но некоторые все же подозрительнее других.

Глава 9

Злат Беркут, у которого имелся неограниченный доступ к кафедре и хранилищу артефактов, однозначно был первым номером в нашем списке потенциальных убийц, но допросить его – это задача со звездочкой. Мое чувство самосохранения активно возражало против такой авантюры. Однако судьба распорядилась по-своему: так вышло, что на следующий день мы с Беркутом случайно столкнулись возле библиотеки.

Мне нужно было получить несколько учебников по геммологии, петрографии и теории рун. Из библиотеки – роскошного здания, полного тишины и вкусных бумажных запахов – меня послали в книгохранилище, расположенное в полуподвале соседнего корпуса. Если не знаешь, то не сразу и сообразишь, где искать. Студент должен был обладать большим рвением к учебе, чтобы найти неприметную дверь без таблички, спуститься по лестнице и протиснуться извилистым коридорчиком к стойке, за которой возвышалась суровая библиотекарша, хранительница древних знаний. Все ради того, чтобы получить на руки стопку потрепанных книг.

Держа книги в руках, я медленно шла обратно, разглядывая руны на обложке и размышляя о связи между петроглифами и первыми схемами артефакторов. В коридоре было темно и тесно. Завернув за угол, я неожиданно чуть не налетела на Беркута. Вот же не повезло! Встреча с ним в этом забытом всеми углу не предвещала ничего хорошего.

– Ты забыла еще одно пособие, Синица.

С этими словами он швырнул тонкую книгу мне в лицо. Я не успела уклониться. Острый уголок обложки больно чиркнул по щеке.

– Эх, что же ты такая неловкая!

Он с притворным сочувствием поцокал языком. Пальцем мягко прикоснулся к щеке, стирая кровь с ранки.