Струны судьбы

Гроб спустили к подъезду и поставили на те самые табуретки, на которых он стоял в квартире. Толпа вокруг замерла. Никто не двигался, не шептался, не пытался пройти вперёд. Все были словно скованы цепями общего горя. Я стоял позади, стараясь осознать происходящее, но разум отказывался воспринимать эту реальность. Костя лежал в гробу, и это зрелище разрывало меня изнутри. Он напоминал безжизненную куклу, лишённую своих черт, своей энергии, своей индивидуальности. Его лицо было чужим, как будто это был совсем другой человек. Узнать его было почти невозможно. То, каким он был при жизни – ярким, живым, полным идей, – не осталось и следа. Для меня это было дикостью и шоком, ударом, от которого невозможно оправиться. Всё привычное, всё, что когда-то знал и считал неизменным, растворилось на глазах. За какие-то несколько дней, за считанные минуты, моя реальность перевернулась с ног на голову и потеряла всякий смысл. Всё, чем я жил, все моменты, которые мы вместе прожили, – его смех, шутки, разговоры, мечты – внезапно превратились в воспоминания. Они стали недосягаемыми, словно спрятались за толстым стеклом, через которое можно только смотреть, но нельзя прикоснуться. Всё, что мы делали вместе, всё, о чём говорили, всё, что было нашей общей жизнью, теперь осталось лишь в моей памяти. И эта пустота, оставшаяся после него, была настолько огромной, что казалось, она поглотила всё остальное.

Через какое-то время подъехал автобус. Толпа начала расступаться, давая дорогу. Гроб аккуратно подняли и погрузили в салон. Это движение, это сцена – всё происходило в полной тишине, как в замедленном фильме. Никто не понимал, что делать дальше, но внутренне все осознавали: это последний момент, когда мы видели Костю здесь, в его дворе, где когда-то была жизнь. Она, казалось, ускользала сквозь пальцы, безвозвратно убегая вперёд. Она словно напоминала: дороги назад нет, прошлое теперь только в памяти.

Когда мы приехали на кладбище, гроб оставили на асфальте. Кругом лежали снежные сугробы – зима в том году была особенно суровой и снежной. Несмотря на апрель, снег ещё даже не начал таять, он лежал плотно, напоминая о холоде и безмолвии. Мы стояли на асфальте, окружённые этим белым одеялом, и всё казалось странно нереальным. Как и у подъезда, гроб окружили его друзья из колледжа. Они плотно сомкнулись вокруг, словно охраняя его от всего мира, и мне не дали приблизиться, чтобы проститься. Мы, его школьные друзья, стояли в стороне, как будто не принадлежали этому моменту. Казалось, нас вытеснили за пределы того, что теперь стало частью его жизни и смерти.

Но вдруг я услышал голос. Словно из ниоткуда он пробился сквозь шум толпы, призывая меня. Люди начали расступаться, как волны перед лодкой, открывая мне путь. Это было неожиданно и странно. Передо мной возникла ясная дорожка, ведущая прямо к гробу. Родители Кости стояли там, зовя меня к себе. Немедленно подошёл, не чувствуя ни своих ног, ни тела. Они передали мне крышку гроба. Я встал у изголовья, держа эту крышку, и смотрел на него – на Костю, лежащего в гробу. В голове стоял шум, как будто кто-то выключил звук всего мира. Не понимал, что происходит. Всё происходящее казалось каким-то театром, дурным сном, из которого вот-вот кто-то разбудит. Но этого не случилось.

Время словно остановилось, но всё происходящее двигалось в своём необратимом ритме. Мы закрыли крышку гроба. К ней подошли мастера – профессионалы своего дела, но в тот момент их работа казалась самым жестоким актом реальности. Гвозди пробивали дерево, каждый удар молотка словно забивал в наши сердца осознание: это конец. Конец всему, что мы знали о Косте, конец его жизни, конец нашей общей истории. Мы отошли в сторону, наблюдая, как гроб осторожно опускают в тёмную яму. Снег вокруг создавал иллюзию тишины, но звуки земли, падающей на крышку, разрезали эту тишину, как нож. Каждый комок земли звучал как эхо, отдающееся болью в груди. Эта процедура заняла всего несколько минут. Несколько мгновений, которые разделили нас с другом навсегда. Всё, что осталось, – это память. Всё, что было живым, превратилось в историю, спрятанную где-то глубоко в сердце. В этот момент я понял: жизнь продолжится, но уже другой. И она будет полной вечных воспоминаний о нём – о Косте, который был не только моим другом, но и частью моего самого близкого прошлого. С этого дня всё, что связывало меня с прошлым, будто исчезло. Прошлое стало пустым, лишённым смысла. Дороги назад не существовало. Всё, что было когда-то важным, теперь оказалось за чертой, в мире, до которого мне уже не дотянуться.

Вернувшись домой, я долго сидел на кухне в одиночестве. Вокруг стояла странная, вязкая тишина, нарушаемая лишь звуками ложки о чашку, пока я пил чай. Я смотрел в одну точку и пытался понять, как жить теперь без него, без Кости. Воспоминания о наших совместных моментах – разговорах, планах, мечтах – всё это на мгновение вспыхивало в голове и тут же обрушивалось на меня тяжестью, от которой невозможно было спрятаться. Я осознавал, что с его уходом что-то внутри меня тоже умерло. И жизнь, которой я жил до этого момента, казалась законченной. Теперь нужно было начинать всё заново, но я совершенно не знал, как.

Глава 2.12 После…

Через несколько дней после похорон я начал замечать, как жизнь, будто ничего не произошло, постепенно возвращается к своему привычному ритму. В окружающем мире всё продолжало идти своим чередом: люди спешили по делам, солнце вставало и садилось, как обычно. Это было странным и даже немного пугающим – как будто утрата, которая для меня перевернула всё, для мира оказалась не более чем незаметной деталью. Я начинал успокаиваться, но внутри всё ещё бушевали противоречивые чувства. Родители, заметив моё состояние, однажды сказали мне: "Надо возвращаться в школу. Впереди вступительные экзамены в институт, нужно пойти на подготовительные курсы. Жизнь на этом не заканчивается, как бы тяжело ни было". Эти слова сначала вызвали во мне протест. Казалось, как можно продолжать, когда внутри тебя зияет пустота? Но постепенно я понял, что они правы.

Жизнь, какой бы суровой и несправедливой она ни была, продолжалась. Проблемы, которые стояли передо мной раньше, никуда не исчезли. Их нужно было решать. Я понимал, что глупо будет, если сейчас позволю себе увязнуть в этой боли и позволю ей уничтожить все мои планы и мечты. Это не вернёт Костю, но разрушит меня. Осознавал, что должен найти в себе силы, выработать стержень, который поможет мне двигаться вперёд. Это было нелегко, но я знал, что должен бороться. Бороться за себя, за своё будущее, за то, чтобы жить, несмотря ни на что.

13 апреля нас с Максимом начали таскать в отделение полиции. Мы были подростками, всего лишь детьми, оказавшимися в водовороте трагедии, которую не могли ни понять, ни пережить до конца. Однако это никого не волновало. На нас смотрели не как на людей, потерявших друга, а как на подозреваемых, которые должны что-то знать, что-то скрывать. Каждый день, словно по расписанию, нас вызывали на допросы. Сначала это было просто неприятно, но с каждым разом становилось всё тяжелее. Меня поражала холодность и безразличие людей, которые задавали вопросы. Казалось, что для них это просто очередное дело, очередной случай в их списке. Они не видели перед собой испуганного подростка, чья жизнь буквально рухнула за последние несколько недель.

Они говорили с нами жёстко, иногда грубо. Вопросы сыпались один за другим, не давая передышки. "Почему вы там оказались?" "Кто вас заставил?" "Что вы скрываете?" Каждый раз я чувствовал, что стены кабинета будто сжимаются вокруг меня. Слова застревали в горле, а внутри всё дрожало от страха и непонимания. Максим держался, но я видел, как и он ломается под этим давлением. Мы смотрели друг на друга, и в его глазах я видел тот же вопрос, что мучил меня: "Почему? Почему мы?" Мы потеряли друга, мы переживали свою утрату, а нас сделали мишенью для подозрений. Каждое возвращение домой после очередного допроса было мучением. Я садился на кухне, смотрел в чашку с чаем и не мог ни с кем поговорить. Казалось, что весь мир отвернулся от меня, оставив один на один с этой болью и несправедливостью.

19 апреля всё закончилось так же внезапно, как и началось. Нас перестали вызывать. Просто отпустили, без извинений, без объяснений. Но эти несколько дней остались со мной навсегда, как болезненный шрам. Я не понимал, почему взрослый мир может быть таким жестоким, почему вместо поддержки мы получили обвинения. Эта рана навсегда осталась в моей памяти, напоминая о том, как легко можно потерять веру в справедливость. Моя злость, как тёмный щит, выросла внутри меня, превращая всё, что я когда-то знал, в тяжёлую и безжизненную массу. Это не была просто ярость – это была боль, переплетающаяся с ненавистью, с отчаянием. Я не знал, как с этим справиться, и оно становилось частью меня, как неотъемлемая часть тела, как тяжёлый камень на груди, который я не мог снять.

Всё, что происходило с нами в тот момент, лишало меня способности понимать мир вокруг. Взрослые, которым я когда-то верил, превращались в нечто чуждое. Полицейские, которых я должен был бы воспринимать как защитников, были для меня теперь лицами, которые задавали жестокие вопросы, не думая о том, что я пережил. Я был для них просто объектом для расследования, а не человеком с болью внутри. Их слова словно обжигали меня, каждый вопрос, каждый взгляд был как плеть, которая продолжала хлестать по мне. Я не мог простить этого. Это было слишком несправедливо. Почему мы, почему именно нас выбрали объектами их подозрений? Мы потеряли друга, мы были свидетелями трагедии, и вместо того, чтобы нас поддержать, они нас ломали, как будто мы были преступниками. Этот мир стал для меня враждебным, чужим и жестоким.

Моя злость росла. И она не была быстрой. Она была мучительной, болезненной, как медленное умирание чего-то важного внутри. Каждый день, каждый взгляд на мир только углублял это чувство. Это было как нарастающая буря, которую ты не можешь остановить. Я хотел крикнуть, но слова застревали в горле, не находя выхода. Не понимал, куда направить эту энергию, этот гнев, который разъедал меня изнутри. Вместо того чтобы найти успокоение, я всё больше погружался в эту ярость. Это была моя защита, мой способ выжить. Я не мог больше доверять никому, не мог открыться. Моя злость стала моим щитом, моим барьером от всего, что происходило вокруг. Но этот щит был хрупким, и я знал, что когда-нибудь он разобьётся, и я окажусь один с этой болью.

Эмоции закипали внутри меня, как огонь, который невозможно потушить. Был на грани, стоял на краю – мне не хватало сил, чтобы продолжать, и одновременно не было сил, чтобы остановиться. Чувствовал, как всё вокруг меня рушится, а я стою, не зная, куда двигаться. Потеря Кости была как тяжёлое бремя, которое я не мог сбросить. Это не было просто горем, это было как пустое пространство. Мне нужно было выразить это, найти выход из всего этого хаоса в голове. Я сидел один в комнате, вокруг тишина, только шум мыслей в голове. И вдруг понял, что должен написать песню. Это было как инстинкт. Музыка была моим единственным способом почувствовать, что я ещё жив. В тот момент я знал, что мне нужно сделать это не только для себя, но и для Кости. Это был мой способ сказать ему "прощай", мой способ провести его туда, где я больше не мог быть рядом. Я не знал, как начать, но слово за словом, аккорд за аккордом, музыка начала появляться. Сначала это было как шепот, но с каждым разом слова становились чётче, мелодия – ярче, и я понимал, что именно это мне нужно. Песня стала тем выходом, которым я могу выразить всю боль, всю утрату и всё, что не мог сказать словами. Эта песня стала моей жизнью в этот момент. Это был мой крик, мой способ справиться с этим кошмаром. Слова и музыка были моими инструментами борьбы, моим способом остаться человеком, несмотря на всё, что происходило. Это состояние было как темный туман, который поглощал всё вокруг. Я не мог отделить себя от этой боли, которая рвала на части. Сердце сжималось от чувства утраты, и мир вокруг казался смазанным, лишённым чёткости. Все яркие цвета, все радости, которые были, исчезли, оставив только пустоту в ловушке своих собственных мыслей и эмоций.

Болезненно и остро ощущалось, что ничего не будет таким, как раньше. Я не мог вернуться к тому, что потерял, и каждый шаг вперед давался с огромным трудом. Это было состояние, когда время и пространство теряли своё значение. Всё вокруг казалось абсурдным. Чувствовал, как боль утраты поглощает меня. Не было слов, чтобы описать, что я чувствовал. Все попытки избавиться от этого ощущения не приводили к результату. В тот момент я оказался как бы между мирами – не полностью в этом, но и не полностью в том. Это было как обрывок сна, который не заканчивается и не даёт покоя. Музыка, которая когда-то была источником вдохновения и радости, в тот момент стала моим единственным путём к спасению. Не мог выразить эту боль словами, но мог попробовать вложить её в аккорды, в мелодии. Каждое движение в музыке стало как будто новым дыханием, напоминанием о том, что всё ещё могу чувствовать, несмотря на всё, что со мной происходит. Это было болезненное, но необходимое состояние – через него нужно было пройти, чтобы продолжить жить.

Глава 2.13 Экзамены

После похорон прошло около двадцати дней. Я был в каком-то полудрёме, в состоянии, которое сложно описать словами. Память об утрате всё ещё висела в воздухе, и я пытался жить, несмотря на эту тяжесть. В день Пасхи, когда многие люди собрались с близкими, я пошёл в университет сдавать вступительный тест по русскому языку. Это было как нечто обыденное и в то же время совершенно нелепое – как будто жизнь требовала от меня нормальности, которой не было. Чувствовал, как внутри всё переворачивается, но внешне старался оставаться сосредоточенным, как будто ничего не случилось. Тест прошёл, как и должно было быть, но внутри меня было странное ощущение – того, что мир продолжает двигаться, несмотря на всё, что происходит. Кажется, это был момент, когда я впервые осознал: жизнь не жалеет никого, и её ход невозможно остановить. В этот день я как бы сделал первый шаг к своему новому началу.

Исход и результаты были не важны. Я не отдавал отчёт своим действиям, как человек, который действует на автомате, не чувствуя веса своих шагов. В тот день, когда я отправился в университет сдавать вступительный тест, я не понимал, зачем я это делаю. Всё, что происходило вокруг, было словно в тумане – мир казался чуждым, а моя роль в нём – бессмысленной. Пытался сосредоточиться, но слова на бумаге сливались в бесконечные пятна, не оставляя никакого смысла. Казалось, что всё исчезло – не было ни волнения, ни стремления к результату. Вся моя энергия ушла в пустоту, оставив за собой только холод и тишину. В день Пасхи, когда люди искали утешение в молитвах и соборах, я оказался там, где не было ни праздника, ни надежды. Чувствовал, как этот день – день, который должен был быть наполнен светом, сливается с тенью моего внутреннего состояния. Не мог вернуться назад и не знал, куда идти вперёд. Вся боль, весь этот тяжёлый груз утраты, что казался мне нескончаемым, сделал каждый шаг бессмысленным. Я двигался, не понимая, что происходит, не ощущая ни радости, ни страха. Просто двигался. Механически.

Время пыхнуло, и вот в середине мая пришли результаты теста. Сдал. Это было как удар в голову – неожиданно, резко, как гром среди ясного неба. На секунду мир словно замер, и я остался стоять перед этой новостью, не зная, что с ней делать. Был в шоке. Внутри пусто, в голове ничего не укладывалось. Как я вообще мог это сдать? Ведь всё это время я просто был в каком-то состоянии, не осознавая происходящего вокруг, не придавая значения своим поступкам. Результат, который для большинства людей стал бы причиной хотя бы небольшого торжества, не вызвал у меня ничего. Он был не важен, как и сама попытка. Мои действия не имели никакого смысла, и это само подтверждение мне не давало ни удовлетворения, ни радости. Зачем это было нужно? Зачем я продолжал двигаться вперед, когда всё, что мне хотелось, – это остановиться и исчезнуть? Тот факт, что я сдал, стал для меня не просто сюрпризом. Это было как напоминание о том, что жизнь продолжается, что даже если ты не осознаёшь своей роли в этом мире, события всё равно происходят. И вот ты оказываешься в числе тех, кто прошёл дальше, но этот шаг не даёт тебе ничего – только ощущение, что ты не контролируешь свою жизнь. Это было как движение по течению, с которым я не мог бороться.

Школа шла к логическому завершению. Время было неумолимо, и его ход уже не казался таким растянутым. В мае начались выпускные экзамены, и вся атмосфера вокруг вдруг наполнилась нервозностью и суетой. Для многих это был момент торжества, переход в новую жизнь, время, когда открываются новые горизонты. Но для меня всё это было как лишняя формальность, как неизбежная часть пути, которую нужно пройти, не задавая лишних вопросов. Волнение, которое охватывало большинство, не касалось меня. Я недоумевал, как мои силы уходят в никуда, а голова была пустой, как и сердце. Экзамены стали просто очередной проверкой на выносливость. Мои мысли были где-то далеко – в том месте, где не было экзаменов, оценок и этой самой "новой жизни", которую так ждут все. Я двигался сквозь экзаменационные дни, не ощущая в себе ни стремления, ни надежды. Всё вокруг становилось частью единого механизма, который я не мог остановить. Не мог понять, почему так происходит. Почему все эти события – выпускные экзамены, прощания с одноклассниками, усталость от всех этих переживаний – стали для меня такими пустыми. Они не приносили ни удовлетворения, ни облегчения. Я как бы наблюдал за ними со стороны, но не мог найти в себе силы быть частью этого.

Выпускной стал очередным моментом, когда мир, казалось, существовал в параллельной реальности. Аттестат – символ завершения одного этапа и начала другого – оказался в моих руках как нечто пустое. Все эти поздравления, слова благодарности, тёплые прощания с учителями и одноклассниками – всё это воспринималось как нечто далёкое, не имеющее отношения к тому, что происходило внутри меня. Я стоял среди людей, но не ощущал связи с этим событием, как будто это был не мой день, не моя жизнь. Аттестат лежал в руках, но я не мог почувствовать гордости за него. Он был как формальность, не более. Знал, что для большинства этот документ был ключом к будущему, но для меня это был просто бумажный символ, не имеющий веса.

Вместо того чтобы наслаждаться последними днями в школе, я погрузился в подготовку к вступительным экзаменам в университет. Математика и физика – две науки, которые казались мне логичными и понятными, как ничто другое в этом хаотичном мире. Но даже они не могли вернуть мне чувство цели. Я готовился механически, как будто это тоже было частью той неизбежной рутины, которую нужно было пройти. Внутри я снова ощущал пустоту, и ни математика, ни физика не могли заполнить эту пустоту. Экзамены не стали для меня настоящим испытанием. Знал, что должен был пройти их, как ещё одну ступень на пути, который не приносил мне радости, но был необходим. Когда результаты пришли, и мне стало известно о поступлении, внутри не было ни волнения, ни гордости – только ощущение, что всё это не имеет значения. В этот момент я понял, что в жизни есть вещи, которые не поддаются логике. Никакие экзамены, успехи или признания не могут восполнить пустоту внутри. Это была ещё одна веха, которая не принесла мне ни облегчения, ни удовлетворения.

После всех этих целей, я понял, что мне нужно было покинуть Курган. Я поехал в СКО, в Петропавловск, к бабушке. Это был единственный способ хоть немного переварить события 2001 года, которые были такими тяжёлыми и неопределёнными. Всё происходившее в тот период было как буря, которая оставила меня потерянным и разорванным. Мне нужно было какое-то место, где я мог бы просто быть, где не нужно было бы ничего объяснять, где можно было бы замедлить своё дыхание и попытаться хоть как-то осмыслить то, что происходило вокруг. Петропавловск стал для меня временным убежищем. Бабушка, её дом, её тепло – всё это было как глоток воздуха в пустыне. В её доме я мог забыться и хотя бы на время закрыть глаза на всё, что меня преследовало. Это было как передышка, момент, когда можно было бы остановиться и подумать, почувствовать себя защищённым от внешнего мира. Но, несмотря на спокойствие, которое искал, мне не удавалось избавиться от ощущения, что всё внутри меня перевернулось. Время не могло вернуть меня в то состояние, в котором был раньше. Все эти события – потеря, испытания, изменения – оставили отпечаток, который не исчезал. В Петропавловске я старался найти ответы, но, как и прежде, вопросы оставались без ответа. Был в поиске смысла, но вместо этого просто жил, пытаясь пережить каждый день.

Три недели у бабушки, среди простых разговоров и тёплой атмосферы её дома, стали временем, когда я начал немного оправляться от тех тяжёлых переживаний. Гости приходили, вечерние беседы с бабушкой и её друзьями – всё это в какой-то степени помогло мне выровнять вектора, которые ещё недавно казались абсолютно неуправляемыми. Казалось бы, в этом мире, где всё так стремительно менялось, где каждый шаг был полон неопределённости, старые люди, их спокойствие и мудрость, олицетворяли что-то вечное, непоколебимое. Но главным моим учителем в этот период стал дедушка. Его тихие слова, простые, но глубокие, как будто были ключом к разгадке. Он редко говорил много, но, когда открывал рот, всё вокруг замолкало. Дедушка был человеком, который умел слушать и молчать в тот момент, когда это было важнее всего. Не пытался давать советы, не вмешивался в мои переживания. Просто был рядом, и его присутствие говорило больше, чем тысяча слов. Однажды вечером, когда мы сидели у камина, он сказал: "Все эти испытания – это не конец пути, а лишь момент, когда ты должен научиться быть с собой. Всё, что было, не уйдёт, но ты не обязан жить в прошлом." Эти слова ударили меня как молния. Я понял, что все мои внутренние переживания, вся боль и потеря – это не то, что должно определять мой путь. Я не был обязан жить в тени того, что случилось. В его словах была некая мудрость, которая, как светлый маяк, показала мне направление. Эти недели прошли как один миг, но они стали для меня переломным моментом. Я не мог сказать, что всё стало легко или просто, но вектор моих мыслей, моих ощущений постепенно выровнялся, но уже начал понимать, что есть вещи, которые невозможно изменить, но есть и те, которые возможно. И самое главное – начал видеть, как продолжать жить, не забывая, но не застревая в прошлом.

Я купил билеты на 30 августа. Это было решением, которое окончательно закрывало один этап моей жизни и открывало новый. Собирался ехать в город, где начиналась моя учеба, знакомиться с новыми людьми, которые будут присутствовать в моей группе, на моей специальности. Это было начало чего-то, что казалось возможностью, шансом, выходом. И, несмотря на всю боль, которая всё ещё оставалась со мной, я был в полной решимости переступить её и начать новый период своей жизни с 1 сентября 2001 года. Собираясь в дорогу, чувствовал странное смешение чувств: с одной стороны, это было волнительно и, возможно, даже освобождающе, но с другой – внутренний разлад не отпускал. Как можно было двигаться вперёд, когда прошлое было таким тяжёлым? Но я знал, что другого пути нет. Нужно было идти. Я не знал, что принесёт мне этот новый этап жизни, не знал, будут ли те люди, которых я встречу, способны стать частью меня, но я точно знал одно: я не мог оставаться в этом состоянии навсегда. Волнение перемешивалось с неким страхом перед будущим. Что меня ждёт в институте? Сможет ли это место стать тем, где я начну снова? Пытался настроиться на лучшее, но не знал, насколько удастся оставить прошлое позади, когда оно так глубоко врезалось в мою душу.

30 августа я сел в поезд, который увёз меня в новое начало. С каждым километром я всё больше ощущал, как этот мир вокруг меня становится чужим и одновременно новым, как будто я оказался на пороге чего-то важного. Я не мог предсказать, как изменится моя жизнь, но знал, что этот шаг был необходим. С 1 сентября 2001 года всё должно было измениться.

Глава 2.14 Не бесконечна зима

Учёба началась с новыми эмоциями, с новым окружением, и, несмотря на всю предшествующую боль, я ощущал, как этот новый мир постепенно вбирает меня в себя. Всё было незнакомо: новые лица, новые проблемы, новые занятия. Я оказался среди людей, которые не знали меня, не знали моей истории. Здесь не было ни ожиданий, ни предвзятых взглядов – только возможность начать всё с чистого листа. Сначала было сложно. Каждый день я встречал новые вызовы, новые лица, с которыми предстояло наладить общение. Всё было другим – темпы, ритм, задачи, дисциплина. Видел, как пространство вокруг меня начинает наполняться чем-то новыми возможностями, которые раньше казались закрытыми. Внешне же продолжал быть тем же человеком, но внутри что-то начало меняться. Всё вокруг стало каким-то более живым, более реальным. Особенно сильно это ощущалось в первые недели. Были моменты, когда я мог сидеть в аудитории, слушая лекцию, и вдруг чувствовать, как в голове появляется понимание, которого раньше не было. Было что-то освобождающее в том, чтобы думать, учить, быть в другом пространстве, где никто не знал о твоих прошедших переживаниях. Это была возможность выстроить новую реальность, которая могла бы хоть немного вернуть мне ощущение контроля над жизнью.