Ливень

Владимир Сединкин

Ливень

Глава 1. Младший инспектор

Створки дверей со стуком захлопнулись, и внутри клацнул засов.

– Герр Бюлов, а теперь что? – выглядывая из-за бочки с селёдкой, спросил стажёр, крепко вцепившись в рукоять пистолета с новомодним колесцовым замком. Рука парнишки подрагивала от страха, но при стрельбе он не сбежал, даже один выстрел произвести сумел. Молодец, пожалуй, оставлю его ещё на неделю.

Ответить я не успел. За нашими спинами раздался цокот копыт, и в переулок влетела телега, запряжённая тремя взмыленными лошадьми, возница которой, привстав на козлах, крепко сжимал в зубах пенковую трубку.

– Чего так долго? – недовольно бросил я Боцману, сбрасывая с четырёхфунтовой пушки, закреплённой с помощью хитрого устройства на повозке, кусок грубой выцветшей на солнце рогожи.

Курилка невозмутимо пожал плечами, протягивая мне мешочек пороха и ядро. На мои недовольства старый товарищ никогда внимания не обращал. Какие могут быть обиды на того, с кем проливал кровь и дрожал от холода под дождём, укрывшись одним плащом.

– Мы что будем стрелять из пушки в городе? – выпучив глаза от удивления и сдвинув треуголку на затылок, Шумахер наблюдал за моими действиями.

– Всего разочек, – руки мои автоматически проделали всю работу, и вот орудие уже было готово к выстрелу.

– Директор будет в бешенстве, – мелко закивал головой стажёр, отчего его золотистые локоны, выбившиеся из-под головного убора и больше подходящие девчонке, а не восемнадцатилетнему парню, затряслись.

– Это уж как водится.

Словно по команде мы с Боцманом раскрыли громко рты и заткнули уши. Пушка громко чихнула и послала ядро прямо в закрытую дубовую дверь таверны.

* * *

Смена уже полчаса как началась, а мы всё ещё были не на службе. А ведь дел было вагон и маленькая тележка. Спиной я чувствовал многочисленные взгляды коллег, направленные сквозь стеклянную дверь, которой наш начальник так жутко гордился.

Меланхолично гоняя пальцем по столу круглую серебряную мушкетную пулю, Антон Мулине – директор Городской стражи, некоторое время разглядывал меня и моего стажёра Шумахера. А затем, вздохнув, негромко со страданием в голосе произнёс:

– Что там насчёт потасовки в «Пирамиде»?

Видя, что я не намерен бросаться в пространные объяснения, Ганс, обменявшись со мной взглядом, вытянул руки по швам и громко прокричал:

– Ничего особенного, герр директор! Это был просто обычный рейд!

– Двое убитых, четверо в больнице имени Святого Иллиана? – оттопырив недовольно губу начальник продолжал буравить меня взглядом. – Обычный рейд?

– Они оказали сопротивление, герр директор! – продолжая горланить, стажёр ещё и каблуками ботинок щёлкнул.

Ух, как это у него получилось! На загляденье! Я за время службы в армии так и не научился этому красивому приёмчику. Да и спинку гнуть тоже.

Крупная толстая оса ползала по подоконнику за спиной хозяина кабинета, на котором были разбросаны крошки чего-то сладкого.

– И чем они вам не угодили, младший инспектор? – снова проигнорировал салагу Мулине. – И прикажите своему практиканту не орать так. У меня после посещения регента началась жуткая головная боль.

Шумахер прикусил язык, а я, подняв взгляд, посмотрел на директора.

– Носатый скрывал у себя двоих, находящихся в розыске, и попытался напасть на нас, когда я учинил обыск.

Пуля соскочила со стола и покатилась к нашим ногам.

– Поэтому ты снёс ему полголовы?

– Нет, в него попал Вата, когда целился в меня.

– У тебя вечно так, – склонив голову по-птичьи набок, оборвал меня директор. – Они у тебя всё время бьются головами о различные предметы, случайно протыкаются ножами, выбрасываются из окон… ничего не забыл? Ах да, взрываются! Как в прошлом месяце. Я целый час гнул спину перед Его Сиятельством, пытаясь объяснить, что произошло с его любимой «Куропаткой», и почему плавать на ней он больше не будет.

– Вы преувеличиваете…

– Я приуменьшаю, Эмиль! – острый кулачок Мулине готов был обрушиться на столешницу, но в последний момент он передумал и зевнул. – Мне лучше тебя известно, что работать в Сером квартале никто не хочет. Там слишком опасно, слишком грязно. Ты подходишь как нельзя лучше, да, но помни – незаменимых людей нет.

– Мы свободны? – улыбнулся одними губами я, надевая на голову треуголку.

– Конечно. Можете идти, – бросил директор, тут же теряя к нам интерес и доставая из ящика стола пирожное со взбитыми сливками и большой красной клубникой на верхушке.

Покидая кабинет, я заметил, что оса, взлетев над подоконником зависла над головой Мулине.

* * *

– А почему мы не рассказали директору про Анну? – вприпрыжку нёсся за мной стажёр, всё ещё прижимая головной убор к груди.

– Бесполезно.

– Но девочка в опасности!

– Она серв, не гражданин города, – пояснил я, приветственно кивнув пробежавшему мимо со стопкой фолиантов Бруни. – Преступление, совершённое против раба, будут расследовать только после его смерти.

– Но это несправедливо. А герр Баум? Разве он не захочет вернуть свою собственность? Ведь сколько-то девочка стоит?

– Прощелыга не станет связываться со Щекастым. Он в Сером квартале в авторитете, – сказал я, толкая рукой дверь. – Этот тип порежет его и бровью не шевельнёт.

В лицо нам брызнули капли дождя. От прекрасного солнечного утра не осталось и следа.

* * *

Быстрым шагом пересекая площадь перед департаментом, я вспоминал как усталая, изнурённая работой женщина, рыдала навзрыд, рассказывая о пропаже своей десятилетней дочери. Конечно, пропажа рабыни не была моим делом, но дома меня ждала девочка пятью годами младше, а это значит, что я очень хорошо понимал чувства матери.

Удар опрокинул Акробата на землю и, разбрызгивая во все стороны воду, тот рухнул навзничь, скорчившись от боли. Оседлав преступника, я приставил к его горлу лезвие ножа и молча уставился в глаза.

Струйки влаги скатывались с моей треуголки и плаща на лицо вора. Выплюнув налившуюся в рот воду, тот заорал:

– Так нельзя! Так нельзя! Лис, городская стража так себя не ведёт. Я буду жаловаться.

Металл разрезал кожу на шее, отчего капелька крови сбежала на грудь преступнику.

– Да, всё! Всё! Я понял! Девчонка в «Рыцаре и шлюхе». После прошлогоднего пожара Щекастый теперь там заседает.

Похлопав ладонью по щеке преступника, я растворился в струях ливня, хлеставших с неба.

Стоит ли говорить, что нам были не рады.

* * *

Когда дым от выстрела рассеялся, я приказал Шумахеру оставаться на месте и ждать прибытия наших коллег. Сам же, переступая через обломки двери и труп привратника, которому ядро напрочь сорвало голову, направился внутрь таверны.

Неплохо получилось. Ну, а что? Я же артиллерист в прошлом, и с такого расстояния не промахнулся бы. Впрочем, это совсем другая история, а пока… мне тут кое с кем по душам потолковать надо.

– Тук-тук! Встречайте гостей.

Глава 2. Обычный рабочий день

Лучи света били из многочисленных мозаичных окон прихожей, превращая всё пространство холла до лестницы на второй этаж в нечто наподобие паутины. А что? Неплохое сравнение. Паук здесь действительно обитает. И ещё какой!

– Боцман, мальчишку береги! Отвечаешь за него головой! – бросил я через плечо, вынимая из ножен клинок и сбрасывая с тяжёлый плащ из кожи левиафана. Позади раздалось знакомое бульканье, означающее, что курилка меня понял и поручение выполнит.

Первого «пращника», именно так называли себя люди Щекастого, начинавшие на улицах мелкой бандой беспризорников, я встретил у лестницы.

Сабля опустилась передо мной на залитую кровью привратника красную дорожку, и мне оставалась только наступить на неё сапогом, да вонзить меч в грудь бедняги.

Лицо бандита побледнело прямо на глазах, жизнь уходила из него словно выплёскиваясь вместе с пузырями крови и слюны на светлую атласную сорочку обтягивающую грудь.

Я посмотрел умирающему в глаза и ничего не почувствовал. А ведь не всегда был такой хладнокровный и безжалостный. Да что там! Первая настоящая драка у меня и то произошла в тринадцать лет. Точнее не драка – меня избили. Глупо, неумело, но избили. Нет, я не был маменькиным сынком или отличником, скорее себе на уме, а это не всем нравилось. Именно чтобы победить себя, переломить свои страхи я и сбежал из дома в армию.

Бах! Выстрел из пистолета сбил треуголку с моей головы, отлетевшую под кожаный диванчик у стены. Бах! Второй, угодил в поясницу уже закатившего глаза мертвеца.

Отбросив в сторону тело, я вырвал из-за спины короткий кремневый пистолет и всадил пулю прямо в переносицу первого стрелка, замершего в дверном проёме слева. Товарищ его, чертыхнувшись, метнулся наверх, но брошенный мной меч с хрустом застрял в затылке «пращника».

Когда новоиспечённый мертвец скатился мне под ноги по ступеням, я выдернул оружие из тела и рывком взлетел на второй этаж, вовремя упав ничком за огромной вазой с засохшим экзотическим растением.

Бам! – тяжёлая мушкетная пуля развалила пополам горшок, окатив меня землёй. Перекатившись вбок, я замер на коленях с вытянутой вперёд рукой, а пущенный мной метательный нож застрял в груди жилистого бандита с козлиной бородкой, через секунду рухнувшего на колени.

Перезарядив пистолет и выплюнув пулю в ствол, я повернул в коридор направо. Где-то здесь они должны были держать Анну. Больше негде, ведь я бывал тут раньше и не раз. Правда давно.

Раньше «Рыцарь и шлюха» был особняком торговца средней руки и лишь позднее превратился в таверну «для своих». С Генри Гудманом меня связывали приятельские отношения, поэтому я был завсегдатаем этого дома.

«Надо как можно быстрее пересечь коридор, – думал я, почти летя над полом. – Только тогда у меня будет шанс».

Двери скрипнули, и в проход высыпало не менее дюжины «пращников». Шесть впереди, шесть позади. Чёрт, попался!

Группу передо мной возглавлял сам Щекастый. Чёрный бархатный камзол, туфли на каблучках, кружевные рукава. Ну прямо франт, кто бы подумал, что свой первый срок получил за убийство товарища, у которого отобрал парочку стареньких сапог.

Он было хотел что-то сказать, но снизу неожиданно бухнуло и ядро из пушки врезалось прямо в центр плотно замерших за спиной главаря «пращников».

Ай да Боцман! Отличный выстрел, курилка! Пятерых одним попаданием! Налью тебе вечером чарку рома.

Брызги крови, вопли, проклятия и дробный стук каблучков удаляющегося по коридору Щекастого вернули меня в реальность. «Странные движения, неужели пьян?» – подумал я, провожая взглядом преступника.

Оставшиеся бандиты было хотели напасть, но мой выстрел в ближайшего негодяя в красном колпаке, снёсший ему половину лица, заставил их попятиться. Пока они не опомнились, я вонзил меч сначала в доходягу позади подстреленного мною, а затем ударил рукоятью пистолета в висок второго – длинноволосого забияку с серьгой в ухе, рухнувшего на пол словно подкошенный. Трое оставшихся, оглашая коридор криками, побежали к лестнице. Трусы!

Перепрыгнув через куски фонтанирующего струйками крови мяса, совсем недавно строившего из себя хозяев квартала, я бросился вдогонку за Щекастым.

«Ну, где же ты Анна?»

Открывая комнату за комнатой, я находил их пустыми. Правда, в некоторых были металлические кровати с кандалами, прикреплёнными к стене. Смотрю, хозяин плотно подсел на торговлю людьми. Но зачем? У него вроде и так дела идут неплохо? Часть бизнеса даже легальным сделал? Странно.

Внизу громыхнул выстрел мушкетона Боцмана, а затем раздался вопль Шумахера. Не предсмертный, скорее возмущённый.

Ноги сами вынесли меня в чудесный рукотворный сад, сотворённый по заказу бывшего хозяина дома для своей больной дочери. Девчонка страдала редким заболеванием лёгких и никогда не выходила из дома. Так вот, чтобы сделать ребёнку приятное, отец создал в гостиной на втором этаже рукотворный осенний лес из вырезанных на стенах деревьев, с дубом посередине комнаты – точь-в-точь как настоящий, в корнях которого даже плескалось искусственное озеро. Все листики в этом лесу были сделаны из различных оттенков красного и жёлтого шёлка.

Именно под деревом и остановился Щекастый, прижимая к голове девчонки в потрёпанной одёжке миниатюрный пистолетик со взведённым курком. Бандит тяжело дышал и зрачки его были расширены от волнения.

«Ну всё, попался. Теперь никуда не денешься», – подумал я, пряча меч в ножны и демонстрируя руки с растопыренными пальцами новому хозяину дома.

– Успокойся, Щекастый, – спокойным тоном произнёс я, стараясь не провоцировать противника. – Отпусти девочку, и обещаю тебе своё снисхождение.

Обычно после этой фразы начинается либо ругань, либо переговоры. Обычно, но не сейчас. Продолжая тяжело дышать, главарь «пращников» молчал, пристально уставившись не меня.

Э, да он неважно выглядит. Пятна на лице, пот градом. Вроде и бежал-то от меня недалеко. А что это у него с глазами?

Мне на мгновение показалось, что зрачки Щекастого загорелись красным, а белок и вовсе исчез. Всего на секунду, спустя которую всё снова стало нормально.

Анна обливалась слезами, а удерживающий её толстяк будто бы подобрался, приготовившись действовать. Даже пузо куда-то делось. Нет, так не годится. Что это ты задумал?

Триииу! Триииу! – пронзительно заверещали трели свистков патрульных Городской стражи, и Щекастый, на мгновение отвлёкшись, повернулся к окну, чуть опустив кисть с пистолетом вниз.

В тот же момент я резко взмахнул правой рукой, и в ладонь мне лёг короткий пистолет с красной рукоятью. Бах! Пуля угодила толстяку прямо в левый глаз, окрасив декоративное дерево позади него в цвет крови и мозгов.

Шёлковые листики словно живые посыпались с дерева на замершего на полу преступника.

* * *

– Вы что тут натворили? – спрашивал меня Антон Мулине уже через полчаса, постукивая своей маленькой ножкой по каменной мостовой. – Это что за бедлам я спрашиваю?

– Ничего, командир – пожал плечами я, поднимая воротник плаща. – Обычный рабочий день.

Пока начальник мой хватал ртом воздух, пытаясь справиться с возмущением, я посадил в укрытую уже рогожей телегу спасённую девчонку, ухватившуюся за мою руку и забрызганного кровью Шумахера, уже трижды пожаловавшегося мне на Боцмана. Тот, разнёс «пращнику» голову рядом с ним, забрызгав купленный матерью костюм кровью, осколками кости и ещё чёрт знает чем.

* * *

Мы успели до начала ливня. Молнии только-только начали разрезать пасмурное небо. Через сорок минут у входа в мой дом нас встречала строгая, но изящная фрау Хубер со сложенными на животе в замок длинными холёными пальцами.

– Господин, мистер Булман будет ужинать с нами? – спросила она, делая вид, что ей всё равно. Курилку она давно терпеть не могла, уж почему даже и не знаю.

– Да, конечно, фрау Хубер, – кивнул я, просовывая указательный палец в отверстие, оставленное пулей в шляпе. – И эта прекрасная фройляйн тоже.

А спустя час мы уже сидели за накрытым столом, сервированным дюжиной различных блюд, и ели столовыми приборами с белых фарфоровых тарелок. Убеждён, что еда должна красиво подаваться и быть вкусной. Мой каприз. Наверное, это всё из-за армии, в которой я провёл столько лет. Мятый котелок с серой кашей или коричневой водянистой похлёбкой с куском отвратного хлеба из года в год сделали меня эстетом.

Анна, приведённая в божеский вид фрау Хубер и моей служанкой Мартой, ела с жадностью, впрочем, также, как и Боцман, никогда не страдавший плохим аппетитом. А вот стажёр мой что-то взгрустнул и уставился на свои руки. Он то поворачивал их ладонями то вверх, то вниз.

Домоправительница моя и по совместительству воспитательница дочери с презрением смотрела на эти манипуляции. По её мнению, трапеза не время для игр. А вот Клара в жёлтом платьице и с волосами, собранными на затылке в узел, смотрела на Ганса с интересом, болтая ножками в сандаликах, свисающих со стула. Какая же она всё-таки у меня красавица!

– Мне кажется, что у меня руки в крови, – медленно произнёс стажёр, бросив на меня виноватый взгляд.

Анна, поправив рукой жидкую прядь волос, выбившуюся из-под платка, ловко, орудовала вилкой, забрасывая в рот картофель и мясо. Курносый нос девчонки, покрытый веснушками, втягивал ароматы покрывающих стол блюд, а глаза сверкали от восторга. Наверное, никогда она не видела столько еды перед собой.

Я кивнул на увлечённую девчушку Шумахеру. Поставив локти на стол и сплетя пальцы перед собой, спросил:

– Ганс, смотря на неё, ты всё ещё чувствуешь, что твои руки в крови?

Парнишка замешкался, наблюдая за счастливой и живой рабыней, подавился слюной, пытаясь что-то сказать, кашлянул, а затем просто отрицательно помотал головой под внимательным взглядом Боцмана, улыбнувшегося так, как это умеет только он один – уголком рта.

– Нет, – наконец-то коротко выдавил из себя стажёр, всего секунду разглядывая свои пальцы, а затем решительно вооружившись ножом и вилкой. – Теперь нет, герр Бюлов. Я вас понял.

Глава 3. Подарки капризной Мёрт

Старая карга всегда умела удивить. То она умудрялась перевернуть во время спокойной погоды почтовый пароходик, из-за чего вся поверхность воды была покрыта раскисшими посылками и письмами (словно кусками медицинского пластыря, кое-как налепленными горе-доктором на тело больного), то затопить Серый квартал, хотя накануне у набережной вода доходила только до нижней отметки, выскобленной на гранитных глыбах. Но больше всего древняя река обожала приносить подарки городской страже.

– Сколько сегодня?

– Двое, герр инспектор, – отчеканил стражник с пышными рыжими усами вытянувшись перед офицером.

– Двое – это ещё ничего, – глубокомысленно произнёс Гобкинс, с аппетитом уплетая пирог с рыбой, купленный по дороге на происшествие. – Вот в среду, с утра, их пятеро вытащили.

Любопытные горожане, радуясь выглянувшему из-за хмурых туч солнышку, столпились вокруг оцепления из стражей, вытягивая шеи, шушукаясь и приобретая немудрёный товар лоточников, разносивших простую, но вкусную еду. Двигая челюстями и чавкая так же как инспектор, обыватели с интересом поглядывали за действиями рыбаков, орудовавших в воде шестами с металлическими крючьями.

Первым вытащили высокого господина в дорогом шерстяном костюме и чёрных длинноносых туфлях. Его раздувшееся от разложения, покрытое пятнами тело долго не могли подцепить, чтобы утянуть в сеть, с помощью которой и подняли бы на пристань. Багры повредили шею и правую руку мертвеца, обнажив тёмное, холодное мясо кровь, из которого уже почти не сочилась.

Затем из вод Мёрт подняли молоденькую девушку, выглядевшую в серо-белом платье до пят как настоящий ангелок. Участь джентльмена избежала её, и тело оказалось не повреждённым крючьями. Если бы не иссиня-бледная кожа, бедняжку вполне можно было бы принять за спящую.

– Что ты видишь? – спросил я Шумахера, закрывавшего нос и рот надушенным платком.

Чуть склонившись над телом мужчины, паренёк, борясь с приступами рвоты, произнёс:

– Судя по костюму, покойный человек состоятельный. Одни туфли чего стоят. Сшиты на заказ. У моего папеньки такие были, – бросился в воспоминания Ганс, но под моим взглядом тут же одёрнул себя. – Кхм… На вид мужчине лет пятьдесят. Умер дня три назад.

– Два, – уточнил я, пожёвывая палочку лакрицы. – Вода тёплая, вот и разбарабанило его. Всё?

– Всё.

– А причина смерти?

– Трудно сказать, – Шумахер осторожно, будто покойник мог его схватить, ещё раз оглядел труп. – Он же так опух, и пятна эти… может, утонул, упав с пристани в воду?

В толпе за нашими спинами кто-то смеялся, кто-то плакал. Обычная реакция на мертвецов.

– Его убили, – заявил я, краем глаза заметив среди людей поношенный цилиндр Боцмана.

– Убили? – удивился стажёр, со страхом уставившись на речного краба резво ползущего по штанам покойника.

– Конечно. Смотри, из кармашка жилетки торчит обрезанная цепочка. Видишь? Самих часов не видно.

– Мог потерять…

– На пальце правой руки нет кольца. Также белый след на коже остался и на левой – видимо, от массивной печатки. Кошелька при нём тоже наверняка не найдём.

– Ну конечно! Его ограбили! – звонко шлёпнул себя ладонью по лбу Ганс.

– Да, – согласился я. – Предварительно ударив в переносицу. Скорее всего кастетом. Видишь гематому на лице и характерную вмятину?

Чтобы рассмотреть повреждения на теле, Шумахер вынужден был сесть на корточки, но резкий запах от тела заставил его отпрянуть.

– Так он умер от удара?

– Нет, утонул, – я взглянул на Гобкинса, который закончил трапезу и, сверкая глазами, направился к нам. – Удар лишь на время отключил его.

– С чего вы взяли?

– Посмотри на глаза. Сосуды полопались, он задохнулся.

– Здорово! – изумился парнишка, всё же осмелившийся заглянуть в лицо трупу. – И откуда вы всё это знаете?

Торопясь и слушая стажёра вполуха, я сделал пару шагов по пристани и замер над девушкой.

«Не более двадцати лет. Ухоженная. Волосы, лицо, ногти на руках ровные и чистые. Грязной и тяжёлой работой не занималась», – подумал я, приподнимая пальцами руку за рукав. А вот это уже интересно!

– Бюлов! Ты что тут делаешь? – заорал Гобкинс, вытирая толстые жирные губы рукавом и так уже покрытым разнокалиберными пятнами. – Это моё дело! Убирайся прочь!

Внимательно рассмотрев подушечки пальцев девушки, я расправил спину и дружелюбно улыбнулся хаму.

– Приветствую, инспектор. Позвольте я вам помогу.

Харкнув мне под ноги, офицер топнул от злости ногой.

– Ты правильно сказал. Я инспектор, а ты – младший инспектор, поэтому вали отсюда подобру-поздорову!

Лицо Гобкинса покраснело, а кулаки сжались. Кажется, он так и не простил мне того, что я обставил его в расследовании убийства отца Боне. Что ж, если природа не одарила мозгами и смекалкой, то родственник в магистратуре вполне сможет компенсировать сие недоразумение.

– Можно я возьмусь за расследование смерти девушки? – продолжая улыбаться, спросил я инспектора.

Уже готовясь разразиться новыми проклятиями, Гобкинс замер на месте.

– Шлюшки? Да кому она нужна? Поди, от несчастной любви в воду бросилась.

– Тогда вы ничего не потеряете, – попытался успокоить инспектора я, взглянув ему за спину. Кажется, у курилки возник конфликт с одним из стражников, стоящих в оцеплении.

– А ты знаешь, я не против, берись, – почему-то заржал Гобкинс. – Хоть под ногами мешаться не будешь. Вечером доложишь.

– Обязательно, – бросил я, покидая пристань и в три прыжка оказываясь возле вот-вот готовой вспыхнуть потасовки между моим товарищем и сотрудником правопорядка.

– Марк, это со мной, – опустил я руку на плечо стражника, удерживавшего за грудки Боцмана, опуская ему руку на плечо.

– Извините, младший инспектор, я не знал, – оправдался тот, разжимая кулаки и разглаживая на груди курилки сюртук. – А то пояснить ничего не может, только прёт вперёд и всё!

Когда конфликт был улажен, и все друг другу поклонились, я быстрым шагом направился сквозь толпу, бросая предостерегающие взгляды карманникам, которые сбежались на набережную словно коты к разбитому горшку со сметаной. На них не было времени. Нужно было торопиться и как можно скорее. Шумахер и Боцман еле-еле поспевали за мной.

Брусничка, запряжённая в экипаж, недовольно, взглянула на меня фыркнув, губами. Ей всегда было не по нраву таскать за собой повозку. Извини, ничего не поделаешь. Сегодня будет так. Прыгнув на сидение, я бросил взявшему вожжи в руки Боцману:

– На Мягкие лапы и побыстрее!

С неба снова что-то закапало, и мы, подняв воротники, развернули полог повозки. Мимо проносились серые улочки и многочисленные прохожие с разноцветными зонтиками.

– Ганс, – обратился я к стажёру, засовывая в рот новую палочку лакрицы. – Сейчас сбегаешь к геру Бруни и разузнаешь у него всё об убитых. По крайней мере о мужчине. Девушка скорее всего пока будет не опознана.

– Бруни, Бруни… это архивариус что ли? – задумался Шумахер. – Плешивый? А откуда он может всё узнать? Вроде бы времени прошло совсем немного…

– Советую с уважением относиться к этому человеку, – подошвой сапога я наступил на безукоризненно чистый ботинок паренька, отчего тот ойкнул. – Он знает обо всём, что происходит на улицах, так как составляет сводки и проявляет недюжинный талант в анализе преступлений. Делай, что говорю. Особое внимание обрати на похищенные у убитого вещи. Мы должны знать, как они выглядят.

– Понял. Но вы ведь вроде взялись за расследование смерти девушки? Её что тоже убили?

– Верно. Сломали шею. Ты обратил внимание, как дёргалась её голова? Думаю, эти преступления связаны.

– Ничего себе! – вскрикнул Шумахер, отчего Боцман, попыхивая трубкой, рассмеялся и выпустил в воздух облачко дыма. – Но девчонка пролежала в воде всего несколько часов!