Завтра наступит вчера

«Началось!»

Моя соседка, подпрыгнув как ошпаренная, подлетает к двери и нетерпеливо пляшет возле неё, ожидая, когда отопрут. Дверь открывается, и «ведьма», выскочив, бежит по коридору, громко шаркая тапочками. Я, неспешно и очень аккуратно накидываю халат. Опираясь рукой о спинку кровати, медленно встаю и иду в столовую.

Моя компания уже в сборе. «Бритва» исподлобья наблюдает за «фашисткой», стоя́щей у входной двери. Я наблюдаю за «бритвой». Иногда мне кажется, что она притворяется больной. Что эта женщина вполне нормальная. Тогда зачем она здесь?

– Как себя чувствуешь? – вопрос впивается уколом яда прямо мне в сердце. Узнаю́ этот мерзкий голос. Оборачиваюсь. Позади надо мной нависает он тварь, переломавшая мне рёбра. Я вздрагиваю. Уловив страх в моих глазах и почувствовав дрожь в моём теле, по его лицу довольно расползлась зловещая самодовольная улыбка.

В этот момент внутри меня что-то обрывается. Страх сковал тело. Смотрю на него и не могу произнести ни слова. «Маньяк» переводит взгляд на мои руки.

– Боец! – ухмыляется, качая головой. Мои руки, сжатые в кулаки, лежат на столе. – Не напрягайся так сильно, а то рёбра заболят! – наклонившись, шепчет мне в ухо.

«Это не человек, это дьявол!»

Коля сидит, не шевелясь, уткнувши взгляд в свою тарелку, боясь поднять глаза на эту сволочь. Я не могу вымолвить ни слова. Он победил, сломал меня. Я вся дрожу. Усмехается и, распрямляя спину, идёт к выходу.

– Я убью его! – вдруг произносит «бритва». Её голос низкий, похож на мужской. В нём столько силы, ярости и убедительности, что она может это сделать легко. Перевожу взгляд на "бритву". Она продолжает спокойно есть свою кашу.

– Ты что-то сказала? – смотрю удивлённо на её невозмутимое лицо. Так и не дождавшись ответа, беру ложку и ем мерзость, что лежит у меня в тарелке.

На прогулке подхожу к «бритве», рисующей что-то палкой на песке. Присаживаюсь рядом с ней на корточки.

– Слушай, ты давно здесь? – говорю тихо.

«Бритва» медленно поворачивает голову и смотрит на меня пустым взглядом.

– Ясно,– вздыхаю.

– Я убью его! – повторяет, проводя медленно большим пальцем по своей шее от одного уха до другого. В глазах на мгновение вспыхивает огонь. Само зло из преисподней смотрит на меня. Чувствую, как мурашки расползаются по рукам, шее и по голове.

– Я помогу тебе! – шепчу, наклоняясь.

Значит, он и над ней издевался. От мысли, что этот человек будет страдать или даже умрёт, мне стало приятно на душе. На лице «бритвы» на секунду появляется лёгкий налёт улыбки, затем она вновь погружается в свои размышления, водя палкой по песку.

Вечером после ужина, своим помутневшим сознанием, пытаюсь посчитать, когда заступает на дежурство в наше отделение «маньяка». Чтобы не забыть и не сбиться, корябаю ногтем побелку на стене за кроватью. Сергея обозначаю буквой «С» – три палочки – дежурил три дня. Сегодня заступила Фашистка «Ф». Тоже будет работать три дня. Потом – маньяк «М». Меня всю передёргивает. Нужно как-то попасть в столовую и взять нож.

Встаю, подхожу к «ведьме». Тормошу её за плечи. Долго не могу разбудить. Наконец, она открывает глаза, садится и смотрит на меня недоумевающими сонными глазами.

– Слушай меня внимательно! – произношу с надеждой, что она хоть что-то соображает. – Завтра, когда зайдёт «фашистка», ты должна обнять её за шею очень крепко и держать. Поняла? Это такая игра! Поняла меня? – повторяюмедленно, – Когда «фашистка» подойдёт к тебе и протянет таблетки, ты кинешься ей на шею, вот так, – обнимаю «ведьму» двумя руками за шею, притягиваю к себе и крепко держу. – Поняла? – отпускаю.

Та машет головой и снова укладывается, отвернувшись к стене лицом. Спустя две минуты она уже храпит.

«Нашла подельника!» – сама себе в этот момент кажусь смешной и жалкой.

На прогулке застаю «бритву» за тем же занятием, что и вчера. Присаживаюсь рядом с ней на корточки. Та, не обращая на меня никакого внимания, продолжает рисовать круги на песке. Хочу спросить: за что она хочет убить «маньяка», подвергалась ли она насилию со стороны этого монстра? Но не решаюсь заговорить с ней об этом. Немного посидев рядом, возвращаюсь на лавочку. Тревожно. В таком состоянии сложно собраться с мыслями.

Слышу приближающийся к палате знакомый стук каблучков по коридору.

– Сегодня играем в обнимашки! – напоминаю «ведьме» тихо.

Та, вскакивает и хлопает в ладоши, как маленькая девочка, которой дали конфетку.

«За конфетку она бы задушила эту тварь!»

– Как дела, дорогуша?– Спрашивает «фашистка» улыбаясь.

Меня выворачивает наизнанку от этого слова «дорогуша». Ничего не отвечая, беру протянутые мне таблетки. Кладу себе на язык, запиваю водой. «фашистка» заглядывает мне в рот, а я заглядываю в её правый карман, где лежит связка ключей. Подходит к «ведьме». Протягивает таблетки. «Ведьма» берёт таблетки, быстро запихивает себе в рот и, вскакивая с кровати, повисает на шее «фашистки». От неожиданности та роняет стакан с водой на пол и пытается освободиться от объятий. Я грациозно соскальзываю со своей кровати и незаметно, как бывалый карманник, вытаскиваю двумя пальцами ключи. Вернувшись на место, кладу их себе под подушку.

На крик прибегает верный слуга и оруженосец Василий. С размаху наносит удар резиновой дубинкой «ведьме» по почкам. Та, взвизгнув от боли, отпускает шею «фашистки» и, скуля, отползает в дальний угол кровати. Василий размахивается, чтобы ещё раз ударить, но я останавливаю его криком. Ору на всё отделение: «Убивают!», – тот опускает свой воспитательный инструмент и скрывается за дверью. Через несколько секунд появляется уборщица с совком и веником.

«Фашистка» зло оглядывает нас по очереди, тяжело дыша, пока уборщица сметает осколки от стакана в савок. Затем, молча, выходит. Слышу её удаляющиеся шаги.

– Ты молодец! – показываю класс ведьме.

Та пытается улыбнуться, но в её глазах я вижу страх и боль. Она ещё долго сидит в одном положении, прижавшись к стене, потирая свой бок и боясь пошевелиться.

Теперь Василий появится только вечером, чтобы запереть двери. Ключи до этого момента нужно вернуть.

Выглядываю из-за двери. Всё тихо. Возвращаюсь и достаю ключи из-под подушки. Всего на связке пять ключей: четыре от палат, один от столовой. Значит, от двери, которая ведёт в следующее отделение, ключ в другом месте. Это хорошо, иначе уже хватились бы пропажи. На ключах от палат номера нанесены красной краской. Один ключ без надписей. Быстро иду по коридору, на посту никого нет. Подхожу к двери столовой, достаю из кармана ключи. Руки трясутся, таблетки начинают действовать. Роняю связку на пол. Звон бьющихся о кафель ключей оглушает меня. Сажусь рядом с дверью и, зажимая уши руками, зажмуриваюсь.

«Всё! Теперь они точно меня убьют!»

Спустя некоторое время открываю глаза. Я по-прежнему в коридоре одна. Быстро вставляю ключ в замочную скважину, поворачиваю, вхожу в столовую и прикрываю за собой дверь.

Работники кухни уходят после обеда. Ужин, чаще всего состоящий из кефира и галетного печенья, нам выдаёт дежурный. Прохожу по залу, крадясь. Захожу на кухню. Всё убрано. Никакой утвари. Подхожу к столу, дёргаю ящик – заперто на ключ. Сдерживаю крик отчаяния, готовый вырваться из моего горящего от досады горла. Дыхание учащается. Сердце стучит в висках.

«Всё зря!»

Ещё раз дёргаю ящик, ещё, ещё, продолжаю дёргать этот долбаный ящик, а по щекам текут слёзы. Меня начинает качать из стороны в сторону, всё плывёт. Зажмуриваю глаза и бью себя ладонями по щекам. Открываю глаза.

«Соберись! Где может быть ключ от этого ящика?»

Пытаюсь сконцентрироваться на этом вопросе. Открываю дверцы шкафов одну за другой. Мне попадаются кастрюли, посуда, крупы в мешках, ваза. Шарю руками по полкам. Стоп! В вазе что-то лежит. Опускаю руку в стеклянную, с нарисованными вишенками, неглубокую вазочку для конфет. Достаю. Небольшой ключик!

«Что я здесь делаю?» – разглядывая ключик в руке, не могу вспомнить. Оглядываю кухню. Взгляд упирается в закрытый ящик стола. Подхожу и, качаясь, пытаюсь попасть ключом в замок. Не получается. Присаживаюсь на корточки. Ещё пару попыток – удаётся. Поворачиваю ключ, встаю, выдвигаю ящик. Ножи, топорик, молоток – всё хранится в этом ящике, под замком. Достаю маленький складной нож, завалявшийся на самом дне. Им точно не пользуются, а значит, никто его и не хватится. Закрываю тумбочку на ключ, возвращаюсь к открытым дверцам шкафов. Шарю глазами.

«Вот она, с вишенками!»

Бросаю ключ в вазу, всё закрываю, как было, оглядываюсь. Голова кружится и плохо соображает. Главное – не вырубиться сейчас. Возвращаюсь, закрываю столовую на ключ. Ключи вешаю на стенд у поста. Зайдя в палату, прикрываю за собой дверь и ложусь на кровать, достаю нож из кармана и кладу под матрас.

Глава 4

Открываю глаза. На прикроватной тумбочке противно пищит электронный будильник, мигая зелёными цифрами: семь тридцать. Мои руки скрещены на груди, а пальцы вцепились в плечи. Как будто я пытаюсь защититься от чего-то, невидимого. Шея напряжена, зубы стиснуты.

– Да, выключи его!– раздражённый сонный голос мужа заставляет вздрогнуть, возвращая мои мысли в реальность. Дотягиваюсь до будильника и нажимаю кнопку.

Поворачиваюсь к ворчуну, – Я на работу.

– Угу. Я тоже сейчас встаю, милая, – Матвей говорит, зевая,– Ты не забыла? Сегодня, приезжает твой отец.

– Отец? Дорогой, ты что-то путаешь. Он же был вчера.

– Он был вчера? – приподнимаясь и опираясь на левый локоть, муж внимательно смотрит на меня. Повисает пауза.

–Что? Разве нет?– мои рёбра сжимаются. В памяти мгновенно всплывает человек на мотоцикле, и… Я в ужасе вскакиваю с кровати как ошпаренная. Поднимая майку, смотрю на свой живот, трогая его руками. Выдыхаю:

«Господи! Какое облегчение! На мне нет никаких дыр от пуль!»

В растерянном взгляде мужа читается вопрос.

– Объясни, милая? Что случилось?– его голос звучит настороженно. Откидывая одеяло и вставая, Матвей подходит ко мне и заключает в объятия.

–Тебя всю трясёт, любимая! Ты заболела?– он бережно касается моего лба своей ладонью,– Температуры вроде нет.

– Не знаю, – отстраняясь, иду в ванную комнату. Останавливаясь возле зеркала, всматриваюсь в своё отражение: бледное и встревоженное лицо смотрит на меня испуганно.

Принимая душ, я в деталях вспоминаю весь вчерашний день. Затем сон, снившийся всю ночь: психушка, «маньяк», «бритва».

– Я могу отличить сон от реальности! Я не схожу сума!– возмущённо повышаю голос на Матвея, который, выслушав меня за завтраком, после долгого молчания, пытается убедить, что всё это мне приснилось: и психушка, и день рождения отца, и мотоциклист, и моя смерть! Не окончив завтрака, бросаю вилку на стол.

«Я не сумасшедшая!»

Вскакиваю, хватаю сумку, ключи от машины и выбегаю на улицу. Не хватает воздуха, я задыхаюсь от возмущения и тревоги.

«Что со мной происходит? Я же не сумасшедшая! Так обидно! Самый близкий, любимый человек не верит мне!»

Опираюсь спиной на колонну, поддерживающую балкон второго этажа. В сумке звонит телефон:

–Ян, ты где?– голос Павла звучит раздражённо. Вскидывая руку, смотрю на часы: восемь тридцать.

«Опять опаздываю на работу!»

–Я еду!– отвечаю на его раздражение: резко и кратко. Отключаю телефон и иду к машине.

Ровно в девять забегаю в отделение. Возле дежурного толпится народ. Киваю ему и, пробегая мимо, замедляюсь:

«Стоп. Я уже видела этих людей!»– останавливаюсь, всматриваюсь в лица. Дежурный приветственно кивает в ответ.

«Что за бред?»– иду медленно по коридору, растерянно оборачиваясь на толпу.

– Ты, как всегда, Трость, – вставая из-за стола, кидает обиженно Павел и, обходя меня, выходит из кабинета.

–Что? Что я опять не так сделала? Вечно ты всем недоволен!– всё, последняя капля и я взрываюсь, крича на коллегу. Выхожу следом за ним из кабинета и иду на второй этаж. Меня колотит от ярости.

«Что за день такой? Сейчас меньше всего хочется видеть начальника с его нотациями. Павел тоже хорош!»

Дохожу до открытой двери кабинета «егрыза» – так мы с Павлом между собой называем Егора Степановича. Павел мнётся на пороге. Я рукой слегка подталкиваю его в кабинет. «Егрыз» сидит и стучит ручкой по столу. Значит, настроение плохое и сейчас начнёт пилить. Опережаю его: быстро здороваясь, кидаю папку на стол и вываливаю всю информацию, что мы с Павлом выяснили накануне по текущему делу.

Павел садится за стол напротив меня. По мере моего рапорта глаза коллеги расширяются все больше и больше. На его лице читается полное недоумение.

– Ну вот можете же, Трость! – лицо Егора Степановича, напротив, расплывается в довольной улыбке, – Сейчас же выезжайте!

Я встаю из-за стола, беру свою папку и направляюсь в коридор. Павел, догоняя меня на лестнице, останавливает, резко разворачивая за плечи.

– Ты мне объясни, пожалуйста, Трость, что это было сейчас? – на его лице застывает неподдельное удивление.

– Что? Не понимаю тебя. Я рассказала всё, что мы вчера с тобой выяснили. И ещё: у меня к тебе есть вопрос по поводу вчерашнего вечера. Только давай вернёмся в наш кабинет. Быстро сбегаю по лестнице. Заходя, бросаю папку себе на стол и подхожу к окну.

«Лавочка с кормильцем птиц не появилась».

– Я тебя внимательно слушаю, коллега! – Павел садится и закидывает на стол ногу на ногу. Скрещивает на груди руки. Выражение его лица вызывает во мне смех.

«Высокомерный болван!»

– Что ты ржёшь, Трость? Я что-то смешное разве сказал? Может, у тебя крыша, просто поехала?

«Последний вопрос прозвучал обидно».

– Что из того, что я докладывала «егрызу» непонятно? – спрашиваю уже, серьёзно.

– Мне всё непонятно. Мы вчера с тобой ничего не обсуждали! Я вообще тебя не видел вчера!

Павел возмущён, а я стою в оцепенении. Мой растерянный вид, видимо, тревожит напарника. Он встаёт и, подойдя к окну, берёт меня за руку.

– С тобой всё в порядке, Ян? – голос напарника смягчается. Он гладит большим пальцем костяшки на моей сжатой в кулак руке. Я не могу прийти в себя. В голове звучит последняя фраза Павла:

«Я вообще тебя не видел вчера!»

– Паша, открой мою папку и, просмотри вчерашние записи, – говорю еле слышно. Неужели,– опустив голову, наблюдаю за его пальцем на своей руке. Павел, аккуратно отпускает мою руку, подходя к столу, открывает папку. Несколько секунд листает, пытаясь найти вчерашние записи.

– Ты издеваешься надо мной? – с силой захлопывая папку, обиженно спрашивает напарник, глядя прямо мне в глаза.

– Нет, – меня мутит. Ноги ватные. Я понимаю, что в папке нет никаких записей и Матвей прав! Неужели приснилось! – Я сейчас тебе всё объясню! – пододвигая стул, присаживаясь рядом с напарником.

Может тебе отпуск взять, Ян? – выслушав меня внимательно, после небольшой паузы, предлагает Паша.

– Я не понимаю, что происходит, – мой голос дрожит. Стараюсь собраться с мыслями.

Павел достаёт телефон и набирает номер, – Черти! Никто трубку не берёт! Ты на колёсах? – кладя телефон в карман, встаёт из-за стола.

– Да, а что? – смахиваю незаметно выкатившуюся слезу со своей щеки.

– Работаем, Яна! – ободрительно вскрикивает и, поднимая меня со стула, тащит за локоть к выходу.

– Куда едем? – поворачиваю ключ зажигания и смотрю вопросительно на Павла.

– Осмотрим место преступления ещё раз. Может, что-то упустили.

– Хорошо. Потом едем ко мне. Нужно приготовить ужин. Папа приезжает сегодня.

– Давно не видел твоего отца. Как он?

– Да, блин! – взвизгиваю и в бешенстве бью ладонями по рулю. Понимаю, что всё это уже было. Но как это объяснить? Как воспринимать? Чувствую дрожь по всему телу.

– Я что-то не то сказал? – тихо спрашивает Паша.

– Дежавю! Я не понимаю, что мне делать с этим. Не понимаю, Паша! Услышь меня, пожалуйста! У меня такое ощущение, что я стою в переполненной людьми комнате, знаю,  сейчас всё взорвётся, к чёртовой матери! Кричу об этом, но меня никто не слышит! Мне никто не верит! – Голос надламывается от крика. Я замолкаю, роняя свою голову на руки, сжимающие руль.

«Возьми себя в руки! Сейчас всё пройдёт! Есть же всему происходящему, какое-то разумное объяснение!»

– Ты куда звонил? – спрашиваю, успокоившись и придя в себя.

– Я звонил в лабораторию, – отвечает, косясь на меня, Павел.

– Жди здесь! – выхожу из машины и бегу в лабораторию, которая находится через дорогу от нашего участка.

– Куда ты? – слышу вопрос Павла, но, не отвечая ему, уже перебегаю дорогу.

Прохладный воздух и запах каких-то реагентов, смешанный с ароматом кофе встречает меня в кабинете Эдика.

– У меня обед! – говорит он раздражённо дежурную фразу, и кладёт свой огромный бутерброд на пластиковую тарелку перед собой.

– Привет, Эдик. Это я! – улыбаясь и игнорируя стоп – слово, подхожу к нему, – Я быстро! Мне бы узнать про грязь с ботинок.

– Да вам всем быстро! – возмущается, но вытирая руки об свой халат, лезет в компьютер. Прожевав, Эдик тихо сыпет проклятия себе под нос, так чтобы я не услышала. Меня всегда это умиляет. Смешной, невысокого роста, полноватый Эдик хочет казаться очень деловым. Но у него это совершенно не получается, и выглядят его стремление комично.

«Хомяк!»

Включается принтер и громко начинает печатать отчёт. С замиранием сердца жду, когда выйдет весь лист. Как только принтер выплёвывает документ, хватаю и жадно вчитываюсь в содержание.

Внутри, откуда-то из живота, поднимается волнение. Не понимаю, сейчас мне нужно радоваться или наоборот. Я рада одному: что всё-таки, я не сошла с ума. И документ подтверждает этот факт.

– Спасибо, ты лучший! – чмокаю «хомяка» в лоб и, выбегая из лаборатории, несусь со всех ног обратно к своей машине.

Садясь в авто, протягиваю листок Павлу и внимательно наблюдаю за ним.

– Я не сумасшедшая! – заключаю довольно, когда тот заканчивает читать отчёт.

– Я, получается, сумасшедший? И не помню ничего? – его растерянность даже немного пугает.

– Нет, Паша. Нам нужно разобраться, что происходит вообще.

– Я вчера был дома. Приболел немного. Мы с тобой точно не пересекались. К Эдику я не ходил и не звонил ему. Откуда тогда ты знаешь о том, что написано в экспертизе? – Павлик смотрит на меня с подозрением. – Ты сама звонила вчера Эдику? Так?

– Я клянусь тебе! – произношу, медленно, глядя напарнику в глаза, чтобы у него не возникло никаких сомнений в моих словах, – Я не звонила, не приезжала к Эдику и даже не посылала ему голубей! Клянусь!

– Тогда как ты узнала об этом? – Паша тоже говорит медленно, подражая мне.

– Я тебе уже рассказала в кабинете, как всё было! – мы продолжаем говорить как придурки: выпучив глаза друг на друга. Замолкая, Павел отворачивается.

– Что будем делать? – вздыхая, спрашиваю коллегу. В моей сумке звонит телефон. Номер незнакомый.

– Слушаю!

– Дочка, привет. Утром я до тебя не смог дозвониться. Всё у вас в порядке? Я сегодня приезжаю, как договорились?

– Папа? Да, папуль, привет! С днём рождения, родной! – я смотрю растерянно на Павла, он на меня. Не слыша и не понимая, что мне говорит отец, отвечаю коротко: да, нет. Пытаюсь принять происходящее. Закончив разговор, кладу телефон обратно в сумку.

Дальше говорить сложно. Мы молчим. О чём думает мой напарник, нетрудно догадаться, да и я уже начала сомневаться в своей вменяемости.

– Паша, давай так! Сейчас я еду за продуктами, потом домой. Ты приезжаешь к нам к 19.00 на ужин. Дальше будем действовать по обстоятельствам. Ствол не сдавай! – смотрю на него серьёзно.

– Понял! Буду у тебя в 19.00, – выходя из машины, отвечает напарник. Он знает этот мой взгляд и понимает, что сейчас я не шучу и не претворяюсь. Что дело действительно очень серьёзное.

«Значит так! – завожу мотор, – Попробую мысли логически.

Первое: я, каким-то странным образом, вернулась во вчерашний день. Бред, конечно, но это действительно произошло. Почему со мной это случилось? Второе: психушка – это сон или нет? Третье: кто хочет меня убить? Чтобы разгадать эти загадки, нужно: сегодня не умереть и узнать, чей «стрелок»!»

– Столько вопросов и не одного ответа! – произношу вслух, заезжая на парковку супермаркета.

Паша приезжает на час раньше назначенного времени.

– Хочешь помочь мне с салатом? – Спрашиваю, усмехаясь и закрывая за ним входную дверь.

– Нет. У меня другое к тебе предложение.

– Я заинтригована! – возвращаюсь к столу и к огурцам.

– Ян, давай-ка прикинем, кто может желать тебе смерти. Начнём с тех, кого ты посадила, – доставая из своей сумки дела и садясь рядом со мной за стол, предлагает Павел.

– Это здравая мысль! Значит, ты мне веришь? – смотрю на него испытывающим взглядом.

– Я же не сдал оружие и притащил эти документы.

– Да, я вижу, – перевожу взгляд на кобуру на его поясе, – Это значит, да?

– Я должен ответить на этот вопрос?

– Для меня это важно!

– Скорее да, чем нет.

– Хорошо. Меня устраивает такой ответ, коллега! – довольно улыбаюсь, чувствуя его крепкое плечо рядом.

– А где Матвей? – открывая первое дело, спрашивает Паша.

– Скоро придёт. Что здесь у нас? – заглядываю в папку, – Плющев, да, та ещё сволочь! Убил свою сожительницу и её восьмилетнюю дочь. Тяжёлое дело.

– Нет, этот вряд ли. Во-первых, он ещё сидит, а во-вторых, такие как он, чаще всего ссыкуны. На рожон не полезут.

– Согласна с тобой. Давай дальше!

– Дай что-нибудь пожевать! – Павел смотрит на меня голодными, умоляющими глазами. Из духовки потянулся аромат запекающаяся рыба.

Я засовываю ему отрезанную дольку огурца в рот,– Не отвлекайся, времени у нас немного.

– Когда это должно случиться? – спрашивает, прожевав огурец.

– Часов в двенадцать. Около того. Точно не могу сказать, – Паша машинально трогает рукой оружие в кобуре.

– Поехали дальше. Самойлов Степан Андреевич, он же «стрекоза». Этот из банды Ермолова. Грабежи, вымогательства, проститутки, наркота. Полный набор!

– Да. Он человека забил до смерти. Наглый и безжалостный. Мне угрожал на допросах, между прочим,– заглядываю в дело, – Он что, вышел уже?

– Вышел по УДО. Ермолов постарался, видимо. Так бы тянуть ему десятку.

– Думаешь, он может? – встаю, чтобы вынуть горячее из духовки.

– Думаю, да, – выписывая данные Самойлова себе в блокнот, сухо отвечает Паша.

– Вкусно у вас здесь пахнет! – Матвей, заходя в кухню, протягивает Павлу руку.

– Твоя жена морит меня голодом! – ответив рукопожатием, напарник достаёт из сумки следующее дело.

– И заставляет работать? – смеётся Матвей. Подойдя ко мне с виноватым видом, прижимается своими губами к моим губам. – Привет, любимая.

– Привет, любимый, – шепчу в ответ, давая понять, что я не обижаюсь на него за утреннее недопонимание.

– Выпьем? – доставая из холодильника виски и лёд, муж обращается к Павлу.

– С удовольствием! Еду в этом доме мне не дают, дайте хоть выпить!

– Паша, не отвлекайся! – присаживаюсь рядом с напарником. Матвей ставит перед ним стакан с выпивкой.

– Милая, не буду вам мешать. Я в кабинете.

– Милая! – передразнивает удаляющегося Матвея, Павел. – Вы всегда так разговариваете?

– Как, так? – внимательно смотрю на напарника.

– Как в кино: неестественно.

– Ты просто завидуешь нашему счастью, – смеюсь, толкая его своим плечом в его плечо. У тебя как с твоей, как её? – щёлкаю пальцами, пытаясь вспомнить имя последней девушки.

– Неважно! «Пупок».

– Чей пупок? О чём ты?

– Ян, давай работать! «Пупок» это Пупков Фёдор Николаевич. Работает с цыганским бароном. Ты его посадила за сутенёрство три года назад.

– Да, помню его. Среди проституток были несовершеннолетние девчонки. Это ужасно. Совсем юные.

– На этом всё. Остальные так, мелочь пузатая.

– Значит, у нас два кандидата! Это уже что-то. Нам нужно допросить этого мотоциклиста.

– Допросить! – усмехается Пашка, – Пусть приедет сначала! Я выйду, покурю.

«Всё-таки он мне не верит до конца! Я бы, на его месте, тоже не поверила в такое».

Этот странный вечер, кажется, никогда не закончится: те же разговоры и шутки. Только мне совсем не до смеха. Я весь вечер поглядываю на часы и на Павла, но стараюсь выглядеть непринуждённо. Павел пьёт немного. Видно, как он нервничает. Да и мои нервишки тоже пошаливают. Но я умело скрываю этот факт.

Матвей, изрядно выпивший и захмелевший, несёт какую-то чушь, и всё время смотрит в свой телефон. На улице стемнело и прохладно. Отец засобирался домой, вернее, на работу. Теперь лаборатория его домом. Там он чувствует себя лучше, чем в пустой квартире. Матвей вызывает ему такси.

На дороге, за забором мелькнули фары.

– Это такси. Провожай меня, родная!– отец встал из за стола и направился к калитке. Паша, схватив меня за руку, шепчет: