Принц в Бомбее

Когда Первин приблизилась к тесному кольцу военных, путь ей преградил констебль-индиец. Он хмуро сообщил:

– Проход закрыт.

Первин, пытаясь изобразить беспечность, заметила:

– Так принц-то уже далеко. Я не помешаю ему проехать.

– Дело не в принце. – Глядя с высоты своего роста – сантиметров на тридцать выше нее, – констебль добавил: – Здесь полиция работает.

– Вот как? А я просто хочу пройти.

Но констебль сделал еще шаг вперед и полностью преградил ей путь, даже взмахнул латхи перед лицом.

Сердце у Первин неслось вскачь, и все же она не двигалась с места. Если он ее ударит, последует реакция толпы. С другой стороны, он на взводе. Может ее покалечить, лишить зрения и даже убить.

– Что этой женщине нужно? – осведомился какой-то человек.

Первин взглянула на новоприбывшего – свирепого вида англо-индийца в форме, на его нагрудной бляхе значилось: «Сержант Т. Л. Уильямс». Она поспешно пояснила:

– У меня нет никаких жалоб, сэр. Я Первин Мистри, поверенный, и я хотела бы видеть арестованного.

– Бомбейская женщина-поверенный. – Полицейский сморщил нос, будто почувствовав неприятный запах. – Не переживайте, с этим негодником уже всё.

Первин ощутила злорадство в его голосе, ей сделалось страшно.

– Вы хотите сказать, что его убили?

– Нет. Парнишку будут держать в участке Гамдеви. И как по мне, идея его защищать дурно пахнет. Очень дурно пахнет. – Он глянул на нее сверху вниз, будто бы подначивая устроить скандал, чтобы и ее можно было арестовать тоже.

– Сержант Уильямс, можно вас на пару слов? – раздался властный женский голос, и Первин поняла, что Элис Хобсон-Джонс никуда не сопровождает студентов, а стоит с ней рядом.

– Что-то не так, мадам? Вас кто-то обеспокоил? – Сержант заговорил куда более любезно, ведь перед ним стояла англичанка с выговором богачки.

Элис, воспользовавшись своим ростом в метр восемьдесят, посмотрела на сержанта свысока:

– Я крайне обеспокоена тем, что вы так нелюбезны с мисс Мистри, известным поверенным и радетельницей за дела общины, помощницей моего отца. Вы, возможно, слышали его имя – сэр Дэвид Хобсон-Джонс?

Сержант Уильямс залился краской:

– Мадам, мы не собирались проявлять неуважение или нелюбезность. Мы произвели арест – арестованный представлял угрозу для его королевского высочества. Он нам не сообщил, что у него есть адвокат.

Динеш выкрикнул всего два слова. К сожалению, одним из них было слово «смерть».

– Ну что же. Идем, Первин. – Элис положила ладонь ей на локоть; полицейский никак им не препятствовал, когда они вдвоем зашагали назад в сторону колледжа.

– Меня совершенно не обязательно спасать англичанке! И я вообще не работаю на твоего отца! – Теперь, в безопасности, Первин вдруг почувствовала тошноту: сперва от страха, потом от стыда – вот, ее пришлось выручать, как маленькую.

– Раньше работала! Ты же ездила в Сатапур! – возразила Элис. – А говорила я так потому, что эти полицейские окружили тебя со всех сторон. У меня паника началась. Я не знала, как…

Договорить Элис не успела, их прервала одна из студенток Вудберна. Первин узнала ее по личику сердечком: Лалита Ачария. Вид у девушки был исступленный.

– Мисс Хобсон-Джонс, я вас умоляю! Пойдемте со мной, вы и мисс Мистри.

Исступление Лалиты навело Первин на мысль, что кто-то в колледже рассердился на Элис за ее краткое отсутствие. Элис ошарашенно посмотрела на Лалиту своими глубокими голубыми глазами, и Первин поняла, что Элис готова ставить на место полицейских и военных, но при этом страшно боится потерять с таким трудом полученное место.

– И что они там говорят? – осведомилась Элис.

– Речь про Френи Каттингмастер!

У Первин екнуло сердце.

– Где Френи? Она…

– Дайте расскажу. Я первой вошла обратно на территорию колледжа и увидела, что Френи лежит в саду! – Голос Лалиты звенел от отчаяния. – Она мне не ответила, не подняла головы!

Первин почувствовала, что у нее и у самой голова идет кругом, но тут Элис дернула ее за руку. А потом властным голосом осведомилась:

– С ней рядом есть кто-то из старших? Врача вызвали?

– Да, там все преподаватели пытаются не подпустить к ней студентов. Мисс Дабу мне сказала, что нужно позвать мисс Мистри. Говорит, что к Френи может подойти только доктор-парс. Я этого не понимаю…

– Религиозная традиция. Сейчас иду. – Первин почувствовала, как внутри вздымается ужас. По религиозным предписаниям, к покойному парсу может прикасаться только другой парс. Видимо, мисс Дабу боялась, что девушка при смерти, но вслух этого не сказала.

– Лалита, не переживайте. Мы идем с вами. – В голосе Элис звучала утешительная уверенность, а вот лицо ее застыло от тревоги.

Они обе последовали за Лалитой; Первин шла и думала, что с самого начала не ждала от этого дня ничего хорошего. Так и вышло, и даже хуже, чем она предвидела. Один студент избит полицией и арестован, другая… нет. Не нужно заранее воображать себе самое худшее.

– Мисс Хобсон-Джонс, – обратилась Лалита к Элис, – а как у вас дальше будет организован учебный день?

– В смысле, после процессии? Торжественный ленч, а потом вас отпустят пораньше. Студенты как раз шли в столовую, когда я пошла тебя искать.

Первин старалась не терять из виду ярко-красное сари Лалиты – они протискивались сквозь толпу, которая медленно рассасывалась, ведь процессия уже исчезла. Казалось, что от ограды колледжа их все еще отделяют сотни людей.

– Она со мной! – обратилась Элис к чаукидару и потащила Первин внутрь, не потрудившись вписать ее имя в книгу посетителей. Первин пригляделась к охраннику: низкорослый, лет двадцати, в синей форме без опознавательных знаков. Он беспомощно стискивал руки и смотрел в сторону сада.

Лалита предупредила их о состоянии Френи, но Первин оказалась не готова к ожидавшему их ужасу.

Тело Френи лежало на боку, голова откинута назад, волнистые волосы, раньше аккуратно собранные в узел, рассыпались и наполовину скрыли правую сторону лица. Из-под головы вытекали два ручейка крови. Руки она раскинула, ноги сложила вместе под распустившимся сари. Поза какая-то странная, но чем именно, Первин сообразить не могла.

Рядом с Френи стояла на коленях профессор Дабу. Преподавательница поэзии положила одну ладонь студентке на запястье, другую на сердце. Губы ее шевелились, и Первин поняла, что преподавательница читает без звука «Ашем Воху»[15] – молитву, которую должен произнести перед смертью каждый парс.

Итак, мисс Дабу боится, что Френи может умереть от полученных травм. Стоял полуденный зной, но Первин никогда еще не было так холодно. Если бы, увидев сегодня Элис, она просто сказала: «Прости, не могли бы мы на пять минут зайти на территорию?» – возможно, они отыскали бы Френи в саду и убедили пойти с ними на трибуну.

Элис до боли стиснула руку Первин. Подруга цеплялась за нее, точно за спасательный круг, брошенный ей в море из шлюпки. Вот только до Френи круг уже не добросишь.

– Мисс Дабу, пожалуйста, расскажите, что случилось. – Первин изо всех сил старалась говорить спокойно, хотя внутренне будто летела в пропасть.

– Я ничего не знаю. Она лежала здесь, наверное, упала откуда-то. – Голос у мисс Дабу дрожал.

Первин посмотрела на Френи: лежит тихо, возможно, при смерти. Она в панике окинула взглядом толпу преподавателей и студентов, стоявших метрах в трех, заметила Навала – юношу с фотоаппаратом. Аппарат висел у него на плече, а сам он застыл, широко раскрыв рот. Первин спросила, вызвали ли врача.

Мистер Гупта сделал шаг вперед:

– Да. Достопочтенный Салливан в кабинете ректора, звонит в Европейскую клинику.

– Что? В Европейскую клинику не принимают пациентов-индусов, да и вообще там нет… – Первин поймала себя на том, что собирается сказать «морга», и только порадовалась, что ее перебила мисс Дабу:

– Согласно правилам нашей религии предпочтительнее пригласить врача-парса. Наверняка поблизости такой имеется!

Может, врач найдется на трибунах? Первин подумала, что еще есть неподалеку, – и ей пришла в голову светлая мысль. Она снова посмотрела на Навала, не отводившего взгляда от Френи.

– Мистер Хотелвала, могу я обратиться к вам с просьбой?

Губы его нервически скривились.

– С какой, мадам?

– Не могли бы вы пригласить врача-парса? Спросите на улице, если никто не отзовется, сходите напротив, в клуб «Ориент». – Первин снова посмотрела на Френи, та не шевелилась.

– Хорошо. А какого врача? Хирурга или…

– Любого! – оборвала его Элис. – Скажите, что в Вудберне человек получил серьезную травму.

– Да, мадам.

Первин смотрела, как Навал стремительно удаляется. Фотоаппарат так и болтался на плече, стукал его по ноге. Она хотела было его окликнуть – чтобы он оставил ей фотоаппарат, так двигаться будет быстрее, – но не успела.

В этот день она вообще ничего не успевала.

4

При ближайшем рассмотрении

– Мисс Мистри, подойдите сюда, пожалуйста! – умоляющим голосом окликнула мисс Дабу.

Первин опустилась на колени и, преодолевая тошноту, дотронулась до запястья Френи. Оно еще было теплым, но сосуды внутри будто бы опустели. Пульс не прощупывался.

Мама Первин, Камелия, и невестка Гюльназ были женщинами храбрыми: они работали добровольцами в больницах. Может, они и знают, где еще искать пульс. А Первин придумала одно: послушать сердце.

Френи лежала на правом боку, Первин просунула руку в складки ткани-хади и добралась до левой стороны белой хлопковой блузки Френи.

– Не устраивайте неприличия! – пробормотала мисс Дабу на гуджарати, и Первин запоздало поняла, что рядом стоят мужчины. Не ощутив признаков жизни, она отняла руку.

– Нужно молиться. Господь способен творить чудеса. – Подошел еще один англичанин. За пятьдесят, с удлиненным лицом, которое казалось особенно бледным по контрасту с черным облачением. За спиной у него маячил запыхавшийся ректор Атертон.

Ректор и священник что-то не спешили на место столь важного происшествия. Впрочем, ректора, возможно, задержала полиция – опрашивала касательно Динеша Апте. И почему, интересно, они не последовали за арестованным студентом?

Первин сообразила: руководители колледжа пока не знают, что Френи мертва. Правду знают только она и мисс Дабу. Может, еще и Лалита. Она наверняка попыталась бы помочь подруге сесть. Наверняка…

Мистер Атертон заговорил, отдуваясь:

– Я только сейчас узнал… о случившемся… от достопочтенного. – Еще два вдоха. – Кто это?

– Ее зовут Френи Каттингмастер, – объяснила Элис. – Училась на втором курсе.

– А вы кто? Медсестра? – Лицо у мистера Атертона побагровело, явно от волнения и жары.

– Нет, к сожалению. – Первин перевела взгляд с него обратно на Френи. Хотела сказать, что она юрист, но это явно было не к месту.

– Это мисс Первин Мистри, моя давняя подруга по Оксфорду, сюда пришла по моему приглашению, – быстро вставила Элис. – Мисс Мистри, это мистер Атертон, ректор колледжа, и наш священник, достопочтенный Салливан.

Ректор Атертон неодобрительно сжал губы:

– Я не намерен… сейчас проводить собеседования с потенциальными преподавательницами. У нас важное дело…

– Я не преподаватель, я юрист, моя практика находится неподалеку. – Первин честно сообщила о своем роде занятий – оставалось узнать, скоро ли руководитель колледжа выставит ее за ворота.

– Мисс Ачария, я правильно понимаю, что вы оказались здесь первой? – Атертон перевел взгляд на студентку, цеплявшуюся за Элис.

– Да. Я немного опередила остальных, – с трудом выдавила Лалита. – И со мной еще была мисс Дабу.

Брови Атертона сошлись к переносице.

– А где находилась мисс Каттингмастер во время процессии?

– Ну, мы по ходу дела сообразили, что ее нет на трибунах. – Лалита говорила неуверенно, ей не хотелось признавать, что она с самого начала знала об отсутствии подруги.

– Да. Видимо, несчастный случай произошел, пока мы все смотрели на принца! – предположила мисс Дабу.

Шум при прохождении парада мог заглушить любые крики, хотя от трибун до колледжа и сада было не больше ста метров.

– Может, она упала. Надеюсь только… – Голос Лалиты пресекся.

– На что ты надеешься, дочь моя? – переспросил достопочтенный Салливан.

– Что она очнется. – Лалита сжимала и разжимала кулаки. – Почему нельзя позвать сестру из лазарета? Кто-нибудь это сделал?

– Предоставь это преподавателям, – ответил священник.

– Мне кажется, нужно вызвать полицию. – Первин никогда не думала, что хоть раз в жизни произнесет эти слова. Полиция! Без людей, которые столько раз наносили ей всяческие обиды, теперь не обойтись: они оцепят место преступления и соберут все улики.

– Полицию? – Голос у мистера Атертона дрогнул. – Но, по словам мисс Дабу, это несчастный случай. – Он покачал головой, обводя взглядом ухоженную дорожку и аккуратно подстриженный газон. – Интересно, как она могла так упасть?

– Возможно, прыгнула. Некоторые собирались объявить этот день днем протестов. – Достопочтенный Салливан обернулся и скривился, обращаясь к толпе студентов, стоявших на почтительном расстоянии: – Мне известно, что среди вас есть те, кто состоит в кружке сопротивления. Если вам известно, что она планировала покончить с собой, говорите.

Понимал ли священник, что Френи мертва? Первин вглядывалась в его строгое неподвижное лицо, пока оно не исказилось от злости.

Один из юношей в ганди на голове поднял руку и, получив разрешение от священника, заговорил:

– Достопочтенный, на собраниях Союза студентов ничего такого не обсуждалось.

Блондин лет двадцати – выражение лица у него было ошарашенное – положил студенту руку на плечо:

– У меня такое же впечатление. Спасибо, Арджун, что сказал это вслух.

– Я схожу за полицией, – прозвучал голос из толпы студентов, и трое молодых людей направились к воротам.

Место происшествия того и гляди очистят от посторонних. Но пока есть время запомнить все подробности. Первин подняла глаза. В здании колледжа был просторный нижний этаж, над ним еще два. По второму и третьему этажу тянулась каменная балюстрада, за ней находилась открытая терраса. Балюстрада была довольно высокой – случайно не свалишься.

А вот если кому взбредет в голову спрыгнуть, с нее очень удобно это сделать.

Возможно, Френи решила пожертвовать собой, чтобы привлечь внимание к делу независимости Индии. Но в таком случае зачем ей было приходить к Первин и спрашивать, как провести протест и не попасть под отчисление?

– Мисс Хобсон-Джонс, я ничего не знаю про эту студентку. – Внутренний монолог Первин прервал сварливый голос Атертона. – У нее с головой в порядке?

– Безусловно. Причем она прекрасно умеет ею пользоваться – и, насколько мне известно, у нее нет никаких особых неприятностей. Мисс Каттингмастер посещает занятия по введению в математическую логику. Оценив ее способности, я предложила ей углубленно заняться математикой, но ее больше интересовала история. – Элис, как и ректор, говорила про Френи в настоящем времени, будто уговаривая себя, что та жива.

Из студентов-историков получаются замечательные юристы. Первин почувствовала укол боли, вспомнив разговор про женщин в суде. Френи не доведется понаблюдать за ходом судебных процессов, закончить курс юриспруденции, поработать клерком в юридической конторе, получить первую зарплату. Она погибла в восемнадцать лет, ничего из предначертанного не сбылось.

– Она была на перекличке в часовне. – Произнеся эти слова, достопочтенный Салливан нагнулся к мисс Дабу. – А теперь выясняется, что она не пошла с остальными на трибуны. Тем не менее вы не доложили о ее отсутствии. Как так?

– За студенток отвечала не только мисс Дабу. – К концу фразы голос Элис стал громче. – Пересчитать студенток – да, кстати, и студентов – мог любой. Нам не давали отдельных указаний проверять, все ли в наличии.

Брови у достопочтенного Салливана поползли вверх, он медленно покачал головой, будто предупреждая о нарушении субординации.

Элис была с достопочтенным одного роста, однако почему-то казалась выше и даже в помятом черном льняном платье выглядела подвижнее и энергичнее.

Первин отвела от них взгляд. Принялась рассматривать здание колледжа, заметила в дальнем углу галереи первого этажа двух босоногих молодых людей в лунги[16]. Первин заключила, что это слуги, объятые страхом. Они на момент смерти Френи находились на территории колледжа, а полиция по определению относится с подозрительностью к охранникам, слугам и уборщикам.

– Скверная ситуация. Вы правы, достопочтенный Салливан. – Дыхание у Атертона выровнялось, но Первин заметила, что белая рубашка под плотным костюмом мокра от пота. – Никому не давали разрешения находиться во время парада на территории колледжа. Это, безусловно, нарушение правил. Оставшись одна, она не могла рассчитывать на помощь или защиту. У нас крайне строгие правила, регулирующие поведение студентов женского пола.

– Существует соответствующая письменная инструкция? – уточнила Первин.

Атертон в ответ нахмурился, из чего Первин поняла, что, если и существует, лично он не в курсе.

К этому времени подтянулись новые студенты, они подступали всё ближе – им хотелось взглянуть на Френи. Многие девушки плакали. Первин пересчитала их про себя и подумала: всего одиннадцать. Может, в колледже заранее решили, что это подходящее число – мол, женское образование мы поддерживаем, но и ситуацию такая горстка не раскачает?

Преподобный Салливан решил воспользоваться представившейся возможностью. Он вышел вперед и произнес внушительно:

– Студентам собраться в часовне. Я прочитаю молитву за упокой души мисс Каттингмастер.

– Отличная мысль, – одобрил Атертон. – Попрошу преподавателей построить студентов в шеренги и проследовать в часовню. Начинайте без меня.

– И без меня, – нетвердым голосом добавила мисс Дабу. – Я останусь рядом с Френи.

Студенты начали строиться, преподаватели ожили, принялись отдавать распоряжения.

Через несколько секунд после того, как Элис и другие преподаватели отбыли вместе со студентами в сторону широкого готического арочного прохода в конце галереи, вернулся Навал и привел врача. Оба немного запыхались, так как бежали. Доктор, в фете на голове, заговорил с мисс Дабу на гуджарати; та сообщила Атертону, что это доктор Боман Пандлей, врач общей практики.

Врач вытащил из сумки стетоскоп, приставил к груди Френи – на этот раз мисс Дабу не протестовала. Слушал он лишь несколько секунд, потом отнял стетоскоп. Посмотрел на ректора Атертона, осведомился:

– Вы ректор?

– Исполняющий обязанности, только на этот учебный год. Я не… У меня нет опыта работы с несчастными случаями подобного рода. Большое вам спасибо, что пришли.

Пандлей пристально всмотрелся в него:

– Да. Должен с сожалением констатировать, что молодая женщина мертва.

Атертон склонил голову, Первин тоже. Она и так знала, что Френи умерла, но теперь не нужно было больше скрывать слезы. Мисс Дабу продолжала нараспев произносить молитвы, но теперь громче.

Их скорбное уединение нарушили три констебля, стремительно вошедшие на территорию вслед за мистером Гуптой.

– Что случилось? Нужно вызвать скорую помощь? – спросил самый рослый из них.

Доктор Пандлей поднялся, отряхнул с ладоней пыль, воспользовавшись собственным носовым платком.

– К сожалению, девочка не подает признаков жизни. Нужно перевезти ее в морг в клинике сэра Джи-Джи.

Констебль, говоривший от имени своих коллег, прокашлялся и негромко обратился к доктору Пандлею:

– Доктор-джи, возьметесь ли вы выписать свидетельство о смерти?

– Да, если мне дадут ручку и чистый лист бумаги. – Доктор Пандлей перешел на английский и посмотрел на мистера Атертона: – Я составлю официальный документ согласно просьбе констебля.

– Гупта, принесите, пожалуйста, необходимое, – распорядился Атертон. Потом снова повернулся к доктору Пандлею, вид у него был явно обеспокоенный: – Речь ведь идет о несчастном случае? Что вы собираетесь написать?

– Я изложу все медицинские факты, как они мне видятся. Причину смерти установит судебно-медицинский эксперт по ходу вскрытия в морге. – Пандлей снова перешел на гуджарати и сказал старшему констеблю, что необходимо вызвать следователя и его помощника, а также муниципальную повозку, чтобы отвезти Френи в морг.

– Сперва мы должны собрать улики, – решительно заявил констебль. – Не могли бы вы перевернуть тело, доктор?

– Ни к чему ее переворачивать. Я и так вижу, что она мертва! – ответил Пандлей, но констебль все же нагнулся, взял Френи за плечо, перевернул.

– Только парсам можно! – взвизгнула мисс Дабу, выбросив вперед руку. – Сэр, вам нельзя ее трогать!

– А кроме того, полагаю, эксперты предпочтут, чтобы все оставалось как есть… – И тут Первин осеклась. Нижняя часть правой щеки у Френи была размозжена, из-под кожи торчали осколки костей. Речь шла либо о падении с большой высоты, либо о сильном ударе.

Зрелище было ужасное, никому не пожелаешь. Но Первин все же нашла в себе силы произнести:

– Давайте не будем ничего трогать на месте преступления. Пожалуйста.

Услышав ее слова, Атертон обернулся и произнес:

– Я об этом позабочусь, мисс Мистри. А теперь попрошу вас покинуть территорию.

Его приказание Первин не удивило – он пытался избавиться от посторонних, но ей очень не хотелось уходить, слишком уж небрежно констебли обращались с уликами, которые впоследствии будут использованы в суде.

– Могу я остаться еще ненадолго? Я никому и ничему не препятствую. Но я должна дать свидетельские показания, когда прибудет следователь.

– В колледже есть штатный юрист, мистер Аластер Джонсон. Прошу вас.

Тон у Атертона был резкий, а упоминание имени Джонсона вроде как говорило о том, что он подозревает ее в попытках получить заказ на защиту интересов колледжа. Он явно считал ее чужой и назойливой.

– Я знакома с мистером Джонсоном, – невозмутимо произнесла Первин. Этот поверенный имел репутацию пьяницы, но пусть уж Атертон сам докапывается до всех подробностей. – Я уйду, однако хотела бы попросить разрешения сперва помолиться вместе с остальными.

Тут она попала в точку – ректор миссионерского колледжа не мог никому запретить молиться. Он указал в направлении, в котором ушла Элис.

– Безусловно, мисс Мистри. Часовня находится в конце коридора.

Первин медленно двинулась по галерее, взгляд скользил по черным и желтым плиткам в технике энкаустики – она искала, нет ли где следов падения чего-то еще, вместе с Френи. Пол по краям коридора выглядел на удивление чистым, как будто его тщательно вымыли с утра, а вот посередине отпечатались следы – их оставили студенты по дороге в часовню. В северном конце коридора находилась лестница, но Первин чувствовала, что ректор все смотрит ей в спину. Подняться наверх он ей точно не позволит.

Первин открыла тяжелую деревянную дверь часовни, тихо закрыла ее за собой; в помещении стояли скамьи из тикового дерева. Сквозь красные, золотистые и зеленые стекла витражей струился свет. Библейские сюжеты на окнах Первин рассмотреть не удалось – окна были открыты, чтобы обеспечить циркуляцию воздуха.

Достопочтенный Салливан стоял за кафедрой, склонив голову:

– Господь всемогущий и бессмертный, даруй нам жизнь и здоровье и услышь молитвы наши за слугу твою Френи; будь к ней милостив и, буде на то воля твоя и твое благословение, да обретет она вновь здравие телесное и душевное…

Слышать это было неприятно – достопочтенный Салливан говорил так, будто еще есть какая-то надежда. Студентам потом будет только тяжелее. Впрочем, ему, как священнику, положено дарить утешение.

Первин увидела, что Элис сидит в самом последнем ряду, места с обеих сторон от нее свободны. Первин устроилась рядом, взяла подругу за руку. Ладонь была холодна как лед. Первин молча начала произносить молитву, древние слова Авесты и зороастрийской веры заполнили мысли, заглушили английскую речь.

Через некоторое время Элис прошептала:

– Хорошо, что ты пришла. А то я все реву.

– Сочувствую, Элис, – прошептала Первин.

– Да за меня не переживай. А вот родители Френи… – Элис запнулась. – Нужно им сообщить, как ее ценили в колледже. И я хочу им сказать, как она мне нравилась.

Первин вспомнила слова Френи о том, что ее старший брат умер. Получается, родители лишились обоих детей – ужасная участь.

Она подумала об изувеченном лице Френи, ее простеньком, неплотно завязанном сари. В смерти Френи стала полной противоположностью опрятной толковой студентки с полной сумкой книг.

Сумка. А ведь сумки рядом с телом не обнаружили. Но Френи наверняка пришла в колледж с ней.

Первин задрала голову повыше и прошептала подруге в ухо:

– Ты не могла бы после службы подняться на третий этаж? У Френи была сумка из коричневой ткани. Рядом с телом ее нет.