Экспат

С улицы, преодолевая двойной стеклопакет, донёсся гортанный крик. Это ёлка, как ниспровергаемый революционерами памятник, наконец, упала со своего импровизированного постамента, попутно в кровь расцарапав лицо одному из таджиков.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Метаморфозы

Первое, что оглушает человека сразу после потери работы – это невероятное количество свободного времени. Вечно занятой Миша уже забыл, что его может быть так много. Щедрые отступные ещё позволяли держать домработницу и няню, жена пошла на работу, и Миша целыми днями был предоставлен себе. Он, было, попытался по старой привычке застраивать няню и домработницу, но ввиду полной безропотности обеих, это быстро надоело. Сначала ещё были какие-то дела, фитнесс-клуб, старые друзья, которых, наконец-то, можно было перевидать, и знакомства с хэдхантерами. Но дела постепенно переделались, ходить в клуб стало лень, хэдхантеры после третьего контрольного звонка намекнули, что позвонят сами, а друзья жили своей, насыщенной жизнью, и, даже если и находили время для дружеской пьянки, вызывали всё больше зависть или, по крайней мере, раздражение. Он слонялся по квартире, насиловал кофе-машину, проверял по сто раз на дню почту, и как правило, не находя ничего кроме спама, вытаскивал из шкафа и перебирал свою коллекцию запонок, число экспонатов которой теперь на неизвестно, сколько времени зависнет на подлой цифре 39… Главной задачей было продержаться до пяти пополудни (свято соблюдаемого часа «Х»), когда первый большой глоток прохладного виски, как маленький золотой ключик переключит сознание в режим тихой благости. Правда, виски в мишином арсенале постепенно становился всё более дешёвым (о родном Талискере напоминали разве что несколько пустых бутылок), а смотреть на запонки, эти блестящие атрибуты былой роскоши, становилось всё более грустно…

Они сидели в Хайяте, в кафе на крыше отеля, медленно попивая еспрессо и спокойно изучая друг друга. Официанты, как и положено в подобных заведениях, были подобны добрым услужливым призракам. Миша видел этого человека третий раз в жизни. Крепкий, в меру подкачанный мужик, лет сорока пяти, с волевым, открытым лицом, немного насмешливыми голубыми глазами, и богатой, уже чуть тронутой сединой, шевелюрой. Хороший, хотя и слишком облегающий, костюм, спокойный, уверенный голос и, вообще, явное наличие того, что никто не берётся описать, но, что последнее время всё чаще именуют харизмой.

Он позвонил вчера вечером.

– Здравствуйте, Михаил. Это Сорокин. Андрей Сорокин. Вы меня помните?

Это был не вопрос, а скорей утверждение. Ещё бы он его не помнил! Да и кто из людей, хоть как-то связанных с рынком упаковки, не помнит это имя? Человек, лет десять назад купивший за бесценок крупнейшее на Урале, производство гофротары, и сделавший из него федерального многопрофильного монстра, этакого квазимодку, производящего всякой твари по паре.

– Да, слушаю вас, Андрей.

– Я предлагаю встретиться. Завтра в девять вечера. В отеле Хайат. – этот упаковочный король явно не привык к западным прелюдиям о погоде/природе.

– А какая, простите, тема встречи?

– Да так, познакомиться поближе, – весело ответил Сорокин, – хочу, знаете ли, сделать вам предложение.

– От которого я не смогу отказаться? – попробовал пошутить Миша.

– А мне, вообще, не отказывают, – рассмеялся собеседник.

«Интересно, как он выглядел лет двадцать назад? – подумал Миша, прихлёбывая кофе и поглядывая на своего импозантного визави. – Наверняка, ведь, носил малиновый пиджак, цепь и сильно короткую стрижку. Он же, вроде как, изначально на алкоголе поднялся, а там и по сей день постреливают. Ну, а в те лихие, чтоб вылезти наверх, сто пудов, надо было пройти по трупам. «Как закалялась сталь» образца девяностых…»

– Так вот, насчёт предложения, – Сорокин резко поставил пустую чашку куда-то мимо блюдца и, по-пионерски сложил на столе свои большие, распиравшие пиджак, руки. – Вы бывали на моём заводе?

– Да, года три назад. Вы же знаете – я был вашим поставщиком.

– Ну, с тех пор там всё изменилось. – он сделал паузу и внимательно посмотрел своими добрыми голубыми глазами на Мишу. – Так вот, я предлагаю вам стать директором этого завода.

«Ну и крендель!» – подумал Миша, по выработанной в инофирмах привычке, пряча свой шок под многозначительной улыбкой. – «Ни поговорить, ни послушать. Он же меня вообще не знает! Вот же ж, блин, пельмень уральский!»

– А вы уверены, Андрей, что я именно тот, кто вам нужен?

– А я, вообще, уверенный в себе человек! – рассмеялся тёплым, этаким мохнатым смехом Сорокин, – И потом, знаете, я ведь давно наблюдаю за вами, за вашей карьерой… Вы шли правильной дорогой. Приобрели отличный опыт за последние пять лет. Но, понимаете, в чём вся штука, Михаил, – заработать в России хорошие бабки, работая на чужих фирмачей, невозможно.

– Да я как-то не жаловался, – улыбнулся Миша, но улыбка, несмотря на все его старания, получилась горькой и, даже, пожалуй, немного жалкой. – У меня была очень интересная работа, и, если бы не реструктуризация в нашей конторе, поверьте, я бы с удовольствием ушёл оттуда на пенсию лет через цать…

– Это всё понятно, – Сорокин махнул своей крепкой лапой, будто отгоняя комара. – Вы мне лучше скажите, какая у вас там была зарплата?

Для Миши, привыкшего обсуждать размер своей компенсации только с хэдхантерами, да и то, после долгих ритуальных танцев с бубном, этот вопрос был ещё одним обухом по голове.

– Сто пятьдесят тысяч. Евро. Грязными. В год. Плюс бонус 30 процентов годовой зарплаты. Ну, и, как полагается, машина, страховка. – Миша специально накинул немножко сверху, чтобы сбить спесь с этого провинциального павлина. Но, как не странно, мускулы в павлиньем лице ни на миг не дрогнули.

– Так вот, я предлагаю вам двести тыщ. (Он так и сказал: тыщ). Разумеется, чистыми. Грязи не держим. Бонус пропишем отдельно, но, если всё пойдёт, как надо, думаю, он у вас будет больше, намного больше, чем раньше… Машина с водителем – обязательно. По страховке предлагаю не заморачиваться, вы мне скажете, сколько эта дрянь стоит и мы прибавим к зарплате. Ну, и, конечно, квартира, переезд, и всё такое… А, вообще, Михаил, надо вам уже уходить от этих евриков, а то как-то непатриотично получается – вы же русский человек!

Сорокин улыбнулся и хитровато глянул на Мишу. Сейчас он был похож на этакого ухаря – купца из бессмертной книги Гиляровского. «Хотя, тут, конечно, нестыковочка, – ехидно подумал Миша, – Дядя Гиляй-то писал о москвичах, а этот орёл – яркий пример региональной олигархии…».

– Ну, хорошо, но неужели же во всём Екатеринбурге нет своих толковых ребят? Ведь, наверняка же, хватает.

– Да толковых-то хватает. Вот я, например. – Сорокин улыбнулся. На этот раз, доброй, лучистой улыбкой. И Миша подумал, что у этого загадочного человека, появившегося вдруг в его жизни, как Воланд на Патриарших, огромный запас самых разнообразных улыбок, которые он, как маски африканского колдуна, натягивает на лицо, в зависимости от ситуации. – Только мне, знаете, нужен не просто толковый парень, а человек, способный сделать революцию на моём заводе.

– Я вобще-то не по этой части, да и коммунистов как-то не жалую… – начал рефлексировать Миша.

– А у нас другая революция будет, сугубо капиталистическая, – хохотнул Сорокин, – Потому как верхи, в моём лице, дальше так жить не хотят, а низы, скоты, не могут. – На слове «скоты» в глазах собеседника сверкнула такая сталь, что Миша сразу же представил себе несчастных животных, устало бредущих куда-то под тонкий свист бича.

– Ну, хорошо, но ведь у вас огромный завод, полторы тысячи народу. А я руководил максимум сотней. Да и в российской компании никогда не работал…

– А вот это круто! – подхватил Сорокин, – Мне как раз и нужен человек с западными мозгами, но при этом обязательно наш, русский, чтобы мог любого начальника цеха послать в жопу на великом могучем. Поймите, Михаил, завод у меня большой и, как вы знаете, довольно успешный. Но, что греха таить, совка там хватает и на десять заводов. Главная сложность, сами понимаете, в людях, которые не хотят или не могут идти в ногу со временем. Вы должны понять одно: моя главная задача – это превратить предприятие в реально современное и эффективное. Вот для этого вы мне и понадобились.

Они просидели до полпервого ночи. Миша уже, кажется, знал всё о наполеоновских планах Сорокина по модернизации завода и заваливанию всего СНГ гофротарой и бумажными мешками. Под конец у этого Манилова даже проскочила фраза о потенциальных клиентах даже в самом что ни наесть дальнем зарубежье… Официант к ним уже не подходил. Седовласый, профессорского вида, тапёр за роялем грациозно пошелестел нотами, засовывая их в красивый замшевый портфель, расстегнул свой белый пиджак и, как в джунгли ушёл в просвет между пальмами и монстерой. У Миши трещала голова и ныла шея, в то время, как его визави был по-прежнему свеж и полон сил, как юный огурчик.

– А что Михаил, может, махнём куда-нибудь…. В Найт Флайт там, или в Распутин? Ночь только начинается, а я завтра домой, так сказать, к семье и детям. Нет, конечно, у нас, в Ёбурге последнее время ночная жизнь тоже налаживается, но с вашими столичными изысками не сравнить.

– Да нет, спасибо, Андрей, я за рулём и дома ждут. И, вообще, я как-то не любитель…

Сорокин посмотрел так, как обычно в школе смотрят на конченых ботанов – со смесью удивления, восхищения и жалости.

– А, понимаю, понимаю, трудоголик, значит. Ну, вы Михаил, прям, сокровище какое-то… Так завтра вечером жду вашего положительного ответа. И ничего не бойтесь – поработаете у нас месячишко и, если вдруг мы вас разочаруем, в тот же день улетите назад на малую родину.

Когда он вышел из отеля в ночную апрельскую Москву, в мыслях был полный раздрай. Примерно, как после той памятной ночи любви на первом курсе. И сладко от того, что понравился такой красотке, и приятно, что всё получилось, и немного страшно не оправдать ожиданий девушки в будущем. А весна ещё подливала масла в бестолковый огонь в голове. В этом году она была ранней, обвальной, и снег в центре уже сошёл, оставив кое-где серую пену зимней грязи да мутные мелкие лужи. И на улице по дороге к парковке, и в уютном салоне своего туарега, и дома за чашкой горячего чая с вареньем Миша думал об этом странном человеке, так вовремя посланном ему то ли Богом то ли Его рогатым оппонентом. Зачем он ему понадобился? Да брось он клич по родному Уралу, к нему такая очередь выстроится! Причём из чуваков, которые имеют неслабый опыт руководства заводами и пароходами в жестоких условиях российской действительности, а не уютной оранжереи инофирмы. И стоить эти ребятишки, наверняка, будут раза в три дешевле. Тогда зачем? Неужели он и вправду хочет перелицевать своего дряхлого, но вполне ещё солидного и зубастого динозавра уральской промышленности в легковесный образчик западного хайтека? Вряд ли… Скорее всего это чисто вопрос престижа.

Ну а что, вот пойдёт он, скажем, в сауну со своими корешами, такими же, как и он, хозяевами местных богатств типа уралмашей и шахт имени 10го съезда. И в перерыве между тёлками и Хеннеси, он им скажет: «Прикиньте, пацаны, я тут себе генерального из Москвы выписал. Мужик двадцать лет на буржуев пахал, такими бабками ворочал, нам тут и не снилось. А теперь вот у меня порядок наводить будет». И пацаны посмотрят на него с реальной уважухой. А какой-нибудь особо солидный дядя, утерев пот, струящийся по толстой распаренной щеке, важно скажет: «Ну, ты Андрюха крутой в натуре! Молодца!» И коньяк будет выливаться при чокании из щедро наполненных бокалов и тёлки в бассейне будут призывно хихикать, а в суровой душе Андрей Палыча Сорокина растечётся бальзам гордости и покоя…

«Да и хрен с ним! – подумал Миша, – Какая мне разница, для чего он это делает? Блин, ведь я же скоро совсем опущусь без работы. Да и потом, когда ещё представится случай порулить такой махиной! То, что это другой город – даже прикольно, к тому же не какой-нибудь Мухосранск, а солидный Ёбург. Сначала буду пару раз в месяц мотаться в Москву, ну а потом, через полгодика, когда обустроюсь, перетащу туда Иришку с девочками. Не Париж, конечно, но хорошую школу и прочие радости жизни найти там, наверняка, можно. Ну, и бабки конечно. Где ещё столько заработаешь?». Он вдруг почувствовал, как знакомая, задорная злость заполняет унылые пустоты в душе, образовавшиеся за последние безработные месяцы. И это было великолепно. Как будто старого убеждённого мясоеда долго держали на поганой вегетарианской диете, и вот теперь он дорвался, страстно вгрызаясь зубами в жаркую трепетную плоть хорошего стейка…

Жена встретила новость с восторгом – её уже начали напрягать ежедневный мишин вискарь и всё новые финансовые ограничения, потихоньку подбирающиеся к таким простым и естественным женским радостям, как салоны и домработница.

– Знаешь милый, – она ласково посмотрела на Мишу, – Это же так здорово, что ты будешь работать в нашей, русской компании. Ведь это теперь в тренде – все кругом только и говорят что об импортозамещении.

– Да, нынче всё отечественное в моде, – с готовностью согласился Миша, отправляя в рот тарталетку с открытой по случаю важного разговора, фуагрой и, запивая её тёмной терпкой Риохой.

– И потом, ты же помнишь, как с тобой обошлись эти швейцарские твари?!

Телефонный разговор на следующий день с Сорокиным получился кратким. Будущий хозяин, похоже, действительно, был уверен в положительном ответе. И даже мишины тонкие намёки на то, что решение было непростым, имевшие целью слегка набить себе цену, были жёстко пропущены мимо ушей.

– Значит, жду вас через неделю. Билет пришлём на почту, квартиру подберём, машину подготовим, договор подпишем на месте, в первый же день. – От спокойного голоса Сорокина шла такая железобетонная уверенность в собственной правоте, что последние сомнения в правильности принятого решения сразу же улетучились.

Неделя пролетела на одном выдохе. Впервые за несколько месяцев у него появилось много дел. Причём их количество и срочность никак не напрягали – ведь они были естественной прелюдией к новой и, как очень хотелось надеяться, лучшей жизни. Он купил себе несколько толстых книг по управлению производственным предприятием разных импортных авторов. Среди них особый его интерес вызвала книга японца Масааки Имаи «Кайдзен: ключ к успеху японских компаний». Миша был уверен, что именно знаменитая японская стратегия постоянного совершенствования бизнеса поможет ему расшевелить спящего уральского гиганта.

В последний день его собирали всей семьёй, как на войну. У всех четырёх его женщин, включая тёщу, глаза горели огнём всеобщей суматохи и надежды на светлое будущее. И только старый попугай Иннокентий был особо мрачен и суров, будто понимал всю ответственность, которая ложится теперь на его субтильные синие плечи, как единственного оставшегося в семье мужика.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Welcome!

 «Всё-таки русские пилоты лучшие в мире!» – подумал начинавший приучать себя к патриотизму Миша, когда самолёт, как по лубриканту сел на припудренную снегом полосу аэропорта Кольцово. За такую нежную посадку он даже готов был простить томатный сок, вылитый безрукой стюардессой на его парадные брюки и чесночный выхлоп поддатого соседа.

Тем же рейсом летела местная команда баскетболисток и, глядя на охапки цветов, которыми фанаты закидали двухметровых богинь в красных куртках и дурацких субтильных шапочках, Миша почувствовал прилив нежности к этой земле, столь щедрой к своим героям. Где-то в глубине души он тоже страстно хотел стать если не героем, то хотя бы сильно уважаемым человеком в этом городе… Уже один факт того, что он пошёл против шерсти и, когда тысячи мальчиков и девочек едут покорять Москву, он, Михаил Пирогов, наоборот, прилетел покорять Урал, решительно вытаскивал вверх упавшую за месяцы безработицы самооценку и приятно покалывал больное мужское самолюбие.

Здоровенный мужик, державший в руках грязноватую табличку на палке с надписью «Гофросол», был мордат, небрит, сильно улыбчив и длинноволос.

– Юра Чукин, – представился мужик неожиданно высоким, даже немного писклявым голосом, – Добро пожаловать в Екатеринбург! Я ваш персональный водитель.

«Вот они, первые уральские ништяки!» – весело подумал Миша, ёрзая отсиженным за время полёта задом в светлом кожаном кресле новенького чёрного лэндкрузера. – «Всё-таки, молодец Сорокин – такую лялю для меня купил…».

– Совсем новенькая машинка, Эльвира Каюмовна на ней меньше года ездила, – радостно обломал Юра своего нового шефа.

– Кто на ней ездил?

– Ну, Эльвира Каюмовна, директор наш финансовый и ещё, это… – Юра задумчиво почесал рыжую щетину на правой щеке, – явно борясь со своей нерешительностью, – Супруга она…

– Ну, все мы чьи-нибудь супруги, – улыбнулся Миша.

– Не, она это, Андрей Палыча… Сорокина…

Ах вот оно что. Тот факт, что кто-то лишил девственности «его ласточку» был не страшен. Тем более, что это женщина – по крайней мере, не блевала в салоне и не трахала тёлок на заднем сиденье. Но то, что финансовый директор Гофросола – жена его же владельца, новость не самая приятная. «Блин, и ведь не сказал ни слова.… Хотя, если она человек вменяемый и в финансах шарит, почему бы и нет, бог даст, сработаемся».

Он уже бывал в Екатеринбурге. Но тогда, проезжая по городским улицам, он больше думал о предстоящих переговорах с клиентом или о косяках своего местного представителя. Теперь же всё было иначе. Широкие, с остатками снега на обочине, вечерние улицы, кряжистые суровые дома, меховые шапки и шубы прохожих в апреле месяце – всё было интересно и отлично от разгульной, уже покрытой лёгким зеленоватым флёром, Москвы.

– Андрей Палыч велел сразу на квартиру везти, – оторвал его Юра от созерцания местных красот, – они это, на прошлой неделе с Эльвирой Каюмовной лично смотреть ездили.

«Прикольно, – с лёгким раздражением подумал Миша, – А постельное бельё мне тоже, небось, Каюмовна выбирала?»

Улица, на которой стоял семиэтажный, цвета запекшейся крови, сталинский дом, где Мише предстояло жить, носила кокетливое название «8 марта». По словам Юры, это самый, что ни на есть, центр, как пишут в своей рекламе московские риэлторы, в двух светофорах от Кремля. Консьерж в подъезде оказался не привычной очкастой бабушкой, а вполне ещё крепким краснощеким пенсионером, с явным военным или милицейским прошлым и мягким именем Василь Василич. Дедок счёл своим долгом наградить Мишу стальным рукопожатием и пятиминутным объяснением в любви к компании Гофросол.

Квартира на шестом этаже была аж пятикомнатной, с высоченными потолками и рюшами на шторах и покрывалах, впитавших застарелый табачный дух.

«Интересно, что тут было раньше – квартира секретаря горкома или бордель? Хотя, может, и то и то. Последовательно.» – Мишу начинала веселить эта провинциальная роскошь.

На кафеле в ванной были изображены весёлые голубые дельфинчики, а на кухне натужно кряхтел холодильник, дверь которого хранила многочисленные девственно-белые следы от магнитиков. При вскрытии холодильник оказался доверху набит всевозможными ресторанными разносолами в белых эмалированных судках. В гостиной же Мишу особо порадовал стол с огромной пластмассовой вазой, заполненной фруктами, и с внушительной группой бутылок водки, виски и коньяка. Человек, выбиравший напитки (и не исключено, что это была всё та же мифическая сорокинская супруга), явно пытался удовлетворить самый взыскательный вкус…

При заселении Юра проявил себя крайне смекалистым парнем, когда, будучи сбитым с толку мишиной просьбой отнести портплед в спальню, он методом исключения, всё-таки, выбрал из трёх багажных мест именно то, что нужно.

Он только закрыл дверь, когда на экране мобильного высветилась фамилия «Сорокин». В голову даже закралась мысль о наличии в его новой квартире видеокамер и жучков либо о двойном функционале водителя…

– Добро пожаловать в Екатеринбург, Михаил! – голос был усталый, но довольный, как у человека, только что с трудом заключившего выгодную сделку. «Или, как у ребёнка, получившего новую игрушку», – ехидно подметил Миша.

– Спасибо, Андрей.

– Только знаете, что?

– Слушаю.

– У нас ведь компания азиатская, не продвинутая пока, – Миша представил себе хитроватую ухмылку собеседника, – Так что, давайте будем обращаться друг к другу по имени-отчеству. По крайней мере, на людях. Вы не против?

– Да, я понимаю, Андрей Палыч.

– Ну, вот и славно, Михал Семёныч. Я уж сегодня вас беспокоить не буду, отдыхайте. А завтра в восемь утра Юра за вами заедет, и мы начнём вашу новую трудовую жизнь. Да, еды, надеюсь, у вас пока хватит, а на днях я к вам Глашу подошлю. Чудесная бабулька – она и убирает хорошо и готовит вкусно, по-домашнему, с нашим, так сказать, уральским уклоном…

Юра позвонил ровно в восемь. Посмотрев на его засаленную вахлацкую куртку, Миша решил со временем ввести в Гофросоле дресс-код для водителей. Дорога заняла минут двадцать – оказывается, сорокинский завод расположен не шибко далеко от центра. В какой-то момент ободранные мутновато-жёлтые пятиэтажки с рваными подтёками на стенах, расступились, и он, наконец-то, увидел свой завод. Это был не первый приезд Миши на Гофросол. Но тогда он приезжал как поставщик оборудования, и всё посещение сводилось к переговорам с хитроватыми технарями и ушлым закупщиком оборудования да инспекции в цеху своей старой печатной машинки. Теперь же всё было иначе. Это завод, с которым Мише предстояло связать несколько лет своей жизни, узнать его изнутри, полюбить, и, главное, превратить в современное предприятие, работающее по мировым стандартам.

Завод состоял из двух, сопоставимых по размеру, частей, причудливо, почти любовно, слившихся друг с другом. Старое здание, построенное, как рассказал по дороге Юра, уральским купцом Гаврилой Худокормовым в середине позапрошлого века, чем-то слегка напоминало уменьшенную, упрощенную и изрядно покоцанную копию Исторического музея в Москве. А с боку к нему была пристроена стандартная современная коробка, облицованная, как водится, белыми и синими панелями.

У входа, под метровыми золотыми буквами ГОФРОСОЛ, Мишу встретил здоровенный, круто накачанный и коротко стриженый дядя, на вид где-то лет сорока. Облачён он был в чёрную обтягивающую водолазку, чёрные брюки и остроносые туфли того же цвета.

– Мурущук, Вячеслав Матвеич, директор по логистике, – представился качок. Мишина рука утонула в огромной волосатой лапище. Глаза у логиста были широко посажены и, казалось, жили отдельной от остального лица жизнью, жёсткими буравчиками вонзаясь в собеседника.

– Андрей Палыч вас ждёт.

Перед кабинетом Сорокина стояли, по-фашистски широко расставив ноги и, заложив за спину руки, два курносых амбала в одинаковой униформе, очень напоминавшей одежду директора по логистике. Сам кабинет был отделан с претензией на дизайн в стиле фьюжен с местным колоритом. Сзади к нему примыкала обязательная для региональных царьков комната отдыха, где можно было спокойно поспать, а при желании и с кем-нибудь переспать. С противоположных, выкрашенных розовой краской, стен кабинета неприязненно смотрели друг на друга бородатый купец Худокормов и, собранный из картонного пазла, очкастый Стив Джобс.

Из-за массивного дубового стола навстречу Мише поднялся улыбающийся Хозяин.

– С приездом, Михал Семёныч! А я вас уже заждался. Устал как собака. Вот введу своего нового генерального в курс дела и махну на недельку в Ниццу. У нас ведь с вами на передачу дел всего неделя. О, я смотрю, вы с Мурущуком уже познакомились.

– Так точно, Андрей Палыч! – человек в чёрном напрягся всеми своими хорошо проработанными мышцами.

– Мурущук у нас человек незаменимый. И довольно интересный. – При этих словах Сорокина, по губам логиста пробежала довольная улыбка. – Сколько ты уже у меня, Мурущук?

– Десять лет, Андрей Палыч. Как один день.

– Ну да. Он ведь в армии раньше служил, майором.

– Капитаном, – скромно потупившись, поправил Мурущук.

– Причём в спецназе, – продолжал Сорокин, не обращая внимание на его реплику, – И был, в своё время чемпионом российской армии по рукопашному бою.

– Второе у меня место, – мрачно пробубнил в пол Мурущук, уже явно не надеясь на внимание шефа.

– А я его водителем взял, – самодовольно улыбнулся Сорокин, – И заодно охранником, так сказать, два в одном. Ну, а потом мы уже логистику подтянули. Вопросы на таможне он решать умеет. Кстати, как тебе удалось на прошлой неделе две фуры без документов с поста вытащить. Пуганул их что ли?

– Да зачем их пугать, Андрей Палыч? Так, отвёл начпоста в переговорную, рассказал о перспективах развития наших отношений…

– Молодец! Так что, вы уж, пожалуйста, не обижайте нашего ветерана, по всем вопросам логистики и безопасности, это к нему.